Записки кроссоверного сумасшедшего. Часть вторая

Кэтрин идёт серебристо-золотой — удавкой перекрывает дыхание и эффектно смотрится на фоне чёрной мантии и бледно-напудренной кожи. Слизеринкам присуща кривая усмешка, которая уродует их и без того некрасивые лица, но не Пирс. Брюнетка бережно накручивает кудри заклинанием, улыбается вкрадчиво и нежно, как кошка, пока не выпускает коготки и не вонзает из в позвоночник, вырывая хребет на раз-два. Кэтрин любит губить жалких мальчишек, которые вешаются на неё, как на рождественскую ёлку. Она не любит никого, кроме себя, не уважает ни одну живую душу — даже директор с благородной сединой в висках вызывает у девушки только презрительную ухмылку. — Реддл, — чеканит однокурсница, опускаясь за стол в Большом Зале прямо напротив него. Тома окружают недалёкие прихлебалы, умные побаиваются, а бесстрашные и себе на уме, как Кэтрин, лихо вторгаются в личное пространство, только лишь ноги не складывают на стол и не скидывают его учебники на дубовый пол. — Пирс, — механически отзывается юноша, не поднимая глаз от учебника по зельеварению, которым он заедал свой обед. — Что тебе нужно? — Просто хотела познакомиться поближе, — протягивает Кэтрин, откидывая шоколадную прядь с лица. По кошачьи прищуренные глаза пронзают насквозь до дрожи каждого первого парня школы, но у Тома это вызывает только острый приступ раздражения. — Говорят, ты интересуешься очень… любопытными вещами. Разделение души, правда, Томми? Реддл стискивает зубы и поднимает голову, встречая насмешливый взгляд карих глаз. Ни один мускул на его лице не выдаёт гнева, но юноша обещает, что однажды небрежно кинутое «Томми» кровавой дорожкой запечётся на идеально-бледной коже. — Простое любопытство, — легко отзывается Реддл. — Ничего примечательного. — Примечательно то, что такими вещами «просто» не интересуются, — подчёркивает Кэтрин и грациозно поднимается с места, одаривая однокурсника елейной улыбочкой из своего лучшего арсенала. — Есть над чем задуматься. В полутьме шлейф духов Пирс практически сбивает с ног. Том не знает, почему не послал вместо себя своих вечных шестёрок — кажется, устранение девушки становится чуточку личным. Конечно, запрещённые заклинания слишком просто отслеживаются, но пузырёк с прозрачной жидкостью в руке юноши сделает всё быстро, максимально мучительно и без подозрений на него. Только вот острие волшебной палочки, упёршееся прямо в кадык, нарушает планы Реддла на раз. — Меня ищешь, Томми? — шипит в ухо Кэтрин — юноша не видит, чувствует, как на её губах играешь ласково-смертельная улыбка. Том кожей чувствует, что самой опасно-стервозной слизеринке их курса не соврать — она ложь учует по запаху и подводящих мыслей, — поэтому молчит, выжидая, на что решится Пирс. Девушка не убирает палочку, но шепчет: — Я не желаю тебе зла, Томми. Тебя ждут великие дела, я чувствую это… — Так чего ты хочешь? — отрывисто в полутьме женской спальни спрашивает Реддл еле слышно — пологи задёрнуты, и за ними слышится размеренное дыхание соседок брюнетки. — Хочу быть причастна к твоему величию. За каждым великим мужчиной стоит женщина, но когда она может, не моргнув глазом, адресовать смертельное заклятие по одному только жесту Тома, у будущего Тёмного Лорда нет шансов устоять. Реддл не может знать об этом, чувствуя, что палочка Пирс не дрожит, вжимаясь в его горло. Том полагается на чутьё и предлагает: — Обсудим? Кэтрин довольно усмехается: их сотрудничество грозит разорению не одному счастливому дому волшебников; Пирс та ещё сумасшедшая сучка.