***
— А это, дорогой? Тебе нравится? — Линда с Дорис вернулись с огромным количеством разноцветных пакетов, набитыми разными манатками и черти чем. После случившегося, мы с Рихардом еще долго отходили от ощущений прикосновениями друг к другу, что когда невеста Круспе спрашивала его о незначительных вещах, он отделывался легким неуверенным кивком. Интересно, он вообще её слышит? — После торгового центра, мы пошли в кафе. Мы не хотели доставать, поэтому приехали сами, — Дорис шуршала пакетом, теребя его за непрочные лямки. — А вы чем занимались? Если бы не моё чувство юмора, я бы не смеялся над тем, что мы с Рихардом покраснели в одну короткую секунду, услышав непринужденный, с её стороны, вопрос девушки. Переглянувшись и обменявшись насмешливыми взглядами, мы, точнее Рихард, ответил: — Да так, музыку слушали… — да-да, «музыку» в моём исполнении блять, когда ты ублажал меня на кровати. — Песни на магнитофоне Пауля… — я начал хихикать в кулак, и, похоже, заразил этим Круспе, который начал сдерживать накатывающие приступы смеха. Дурацкая ситуация. — А почему вы смеетесь? — недоумевая, спросила Линда. Лучше ей не знать… — Ничего, просто… Весело у нас время прошло, — ответил Рихард и, посмотрев на моё смеющееся от его слов лицо, начал угорать со мной на пару. — Ну, поздравляю, — шутливо ответила Линда. — Жалко мы с вами не повеселились. А вот после этих слов, мы с Вампирюгой согнулись пополам от ржача и обессиленно плюхнулись на диван, хлопая друг друга по плечам. Девушки смотрели на нас как на психически больных даунов. Ага, посмотрели бы мы на вас, окажись вы в такой ситуации… — Кстати, Рих, я посмотрела некоторые свадебные платья. Мне понравились несколько, но я еще не знаю… Сходим как-нибудь? — Линда присела на колени Круспе, обнимая его за шею. Конечно, я не считал Рихарда «собственностью», но блять… когда девушка гладила его по лицу, я, как опасливый пёс, следил за каждым её движением… — Да, конечно, — робко улыбнулся Рихард девушке, которая чмокнула его в губы с просьбой помочь разложить новокупленные вещи. И Вампирюга согласился, отправляясь с девушками в их комнату, оставив меня одного в гостиной.***
— Да я ему глотку перережу! — я обернулся на возмущенный и наполненный злобой голос продюсера. Что-то поздно они вернулись, на дворе почти ночь. — Да что вы так реагируете? Может, он не это имел ввиду? — Флаке развел руками, впихиваясь в гостиную через Шнайдера. — Ага, конечно! Он ни чуточку не изменился, такая же мразь, как и раньше! – я, не вкуривая, уставился на взбешенного Хельнера и ребят, которые пытались успокоить его, на что он раздраженно отмахивался саркастическими фразочками. — Что это с ним? — тихо шепнул я Оливеру. — Он встретил Герра Краузе, — ответил Олли. — Помнишь, больная тема продюсера? — А, вот оно что, — я покачал головой. Я помню, что больная тема Хельнера — Герр Краузе — человек, который предал его в далёкой молодости, еще тогда, когда они были лучшими и неразлучными друзьями. Именно такая подстава близкого человека сделала нашего мягко характерного продюсера монстром в своей специальности. Когда люди проходят через этап сильной боли, причиненной кем-то дорогим, они становятся сильнее, но в то же время злее. И человек, столкнувшийся со своим неприятным прошлым, становится уязвим, все страхи выплывают наружу, от этого ему хочется забиться в угол и забыть всё, как страшный кошмар. Поэтому, я понимаю импульсивную злость Хельнера — он не знает, как вести себя, поэтому скрывает боль за маской неудержимого гнева. — Да наплюйте вы на него, он и внимания вашего недостоин, — сказал Якобу Шнай, нервно теребя помятую футболку. Похоже, эта ситуация задевала и напрягала всех. — Знаю, Кристоф, знаю, но чёрт бы его побрал! — продюсер глотнул шипучей газировки, будто она поможет ему успокоиться. — Я бы начхал на этого мерзавца, но он менеджер одной из самой популярной группы Европы и Америки — я чувствую себя… — Мы не подведём вас, Якоб, поэтому без разницы, кто он там, мы… — я резко обернулся на прозвучавшие слова у меня за спиной. Рихард твёрдо смотрел своим серьезным взглядом на продюсера, на что тот ответил: — Да ребят, я не сомневаюсь в вас, не подумайте ничего… — злобы в голосе Якоба как ветром унесло. Хах, ну надо же, Рихард… — Я уверен, что вы всего достигнете, и никогда не сомневался в этом, поэтому то и взялся за вас, потому что я верю… и ценю. Извините, просто эта дурацкая ситуация с Герром… — Да не извиняйтесь… Мы же тоже верим в вас, — сказал я, глядя продюсеру в глаза. И говорил я чистую правду. — Да, мы надерем ему задницу за вас! — поддержал меня ударник, запрокидывая свою длиннющую руку на мои плечи. Остальные тоже согласились с моими словами. — Ну, ребят… спасибо вам, — растроганным голосом ответил, переполненный эмоциями, Хельнер. — Ужин готов, мальчики! — послышался голос Дорис из кухни. И все мигом помчались на долгожданный прием еды.***
После ужина, все стали расходиться по комнатам. Приняв душ, я направился в гостиную, чтобы найти Хью. А то мало ли, вдруг съебался куда-нибудь – хрен потом найдешь. — Ах вот ты где, — усмехнулся я котёнку, который забрался под журнальный столик. Разве там удобнее, чем на мягком ковре в нашей комнате? Я взял его на руки и уже собрался уходить, но вздрогнул, услышав женский голос: — Так мило, что ты о нём так заботишься… — Линда в короткой пижаме сделала два медленных шага в мою сторону. Я посерьёзнел при её присутствии. — Он же мой друг, — я, робко улыбнувшись, шагнул назад. — И ты делаешь это так нежно… — она шире улыбнулась и сделала еще один шаг. — Рихард вот не такой нежный… да и ласки с прикосновениями не любит… — я чуть не ёбнулся с ног, когда она это сказала. Не такой нежный? Не любит ласки? Это она точно про Рихарда? — Ну, не знаю… — я недоумевал, к чему она клонит. — А ты любишь прикосновения? — я и не заметил, как она оказалась слишком близко, и смотрела на меня своими кокетливыми голубыми глазами. — В смысле? — я отшагнул назад. — Мы могли бы хорошо провести время вместе… — Да мы и так неплохо время все вместе с ребятами проводим, — пожал я плечами, нелепо ухмыльнувшись. — Ладно, спокойной ночи, а то поздно уже, — кинул я и направился вверх по лестнице, оставляя нахмуренную Линду одну в гостиной. Что ей вообще от меня нужно? Направляясь в комнату, я услышал возмущенный голос Шнайдера: — Эй, вы что все, охренели что ли? Куда моё мороженое заныкали? Так, Тилль, я, конечно, понимаю, что у тебя аппетит такой, но хуле на святое зариться… — Да не ел я твое мороженое, ё-мое, — парировал Линдеманн, а я решил побыстрее съебаться, пока наше с Рихардом преступление не было обнаружено. Тихо открыв дверь, я зашёл внутрь спальни. В комнате было довольно темно. Я опустил засыпающего котёнка на мягкий ковёр, и он тотчас же свернулся в пушистый калачик. Полумесяц светил, выглядывая дугой из приоткрытого окна. Я присел на кровать, переводя взгляд на спящего Рихарда. Его кожа как-то странно блестела под светом серебристого месяца в этой тихой ночи. Тёмные ресницы отбрасывали тень на гладкие скулы. Морщинка пересекала его лоб между бровями, словно ему снилось что-то тревожное. Непонятная ностальгия нахлынула на меня, обхватывая шаловливыми пальчиками прошлого. Я вдруг заметил, что черты Круспе кажутся мне очень знакомыми — где-то мы с ним уже встречались. Но где? Я сидел и смотрел на него задумчивым взглядом, пока мои мысли испарялись с каждым мгновением. Странные ощущения рождались у меня внутри, когда я любовался этим парнем. Я никогда не чувствовал подобного до этой ночи. Что это? Интерес? Влечение? Непонятные воспоминания? Я потерял чувства времени, сидя на краю, в то время как тишина превращалась в несуществующие звуки пианино. Весенний ветер колыхал тёмные, но легкие шторы. Наблюдая за человеком, чья кожа светилась бледным цветом, я чувствовал, как ноет сердце. Глаза стали слипаться, и я лёг. Моя голова упокоилась на прохладной коже груди парня. Правой рукой, я приобнял его за плечи. Вдыхая его аромат, я слегка улыбнулся. Я чувствовал себя в безопасности, защищенным рядом с ним. Мои глаза стали потихоньку закрываться, и я заснул, вслушиваясь в медленные удары сердца Рихарда.***
Последующие дни шли как спешащий куда-то поезд — мы репетировали до потери пульса с утра до поздней ночи. Все старались ради продюсера, потому что теперь одной из наших целей стало «надрать задницу» Герру Краузе. Наша группа ходила на разные светские тусовки рок индустрии — своеобразная реклама и пиар перед предстоящим концертом в Лос-Анджелесе. Никогда я еще не видел такого упорства и старания в глазах согруппников. Может, потому что у нас появилась цель? Обсуждать отношения с Рихардом времени не хватало совсем, да и не до этого нам было — наша группа, будто превратилась в одно целое за это время, поэтому то мы стали сплочённей, и чувствовали себя одной большой семьей, не нарываясь на конфликты как обычно, и не выясняя отношения, а поддерживая друг друга. Мы обязательно поговорим с ним снова… — твердило моё беспокойное сознание. Линда вела себя подозрительно навязчиво — строила мне глазки, говорила несуразные для моего слуха комплименты, брала под ручку — это не могло не раздражать. Я хотел поговорить об этом с Рихардом, но оставаться наедине с ним не получалось из-за обстоятельств, а в спальню мы возвращались в заебавшемся состоянии, что до разговоров дело не доходило вообще. Я, конечно, отмахивался от Линды какой-нибудь грубостью, но блять… это только больше заводило её! Я и не знал, как вести себя в такой, ебучей мой мозг, ситуации.***
День концерта в Лос-Анджелесе настал, но я оставался подозрительно спокойным. — Ребят, я в вас верю и… — сегодня продюсер сменил свой повседневный костюм на обычные штаны с клетчатой рубашкой, что придавало его, и так взволнованному, виду больше беспокойства. В эту минуту хотелось похлопать его по плечу и сказать: чувак, всё будет хорошо. — Отыграйте этот концерт в ваше удовольствие. Не напрягайтесь, играйте с душой — это главное. — Мы вас не подведём, Якоб, — сказал Тилль мягким голосом. — Мы будем очень стараться, — даже Шнайдер был сегодня как никогда серьезным. — Ого, Якоб, я и не знал, что твои тоже выступают, — мы все обернулись на ехидный мужской голос. К нам вальяжной походкой приближался мужчина лет пятидесяти в дорогом смокинге, в окружении двух охранников и…группы, у которой мы играем на разогреве. Чёрт бы их побрал. — Как видишь, — серьезно ответил Хельнер твёрдым голосом. Похоже, он начал нервничать. — А они не такие хилые, как я их себе представлял, — не меняя тон, продолжил, как я уже понял, Герр Краузе. Ребята из его группы насмешливо ухмыльнулись. Тоже мне, блять… — А вы еще больше мудак, чем мы себе представляли, — подал голос Рихард, нагло смотря на Краузе, криво ухмыляясь. Герр усмехнулся: — То есть, вы уже обо мне наслышаны? — это был вопрос, но звучал он больше как утверждение. — Нет, что вы… Просто слишком вы уж лезете не в свои дела, — «присоединился» к Рихарду, Шнайдер. — Ну, да ладно, просто хотел пожелать вам удачи. Она вам точно пригодиться, — с этими словами Краузе направился в противоположную от нас сторону, а с ним и его сопровождающие. Я видел, что не я один взбешен поведением этого герра, а вот Хельнер, кажется, погрустнел. — Вот же падла… — первый начал возмущаться ударник. И абсолютно все был с ним согласны. — Мы смоем эту ёбаную ухмылку с его наглой рожи, да, ребят? — Конечно, — закивали Флаке с Тиллем. Рихард одобрительно усмехнулся. — Ребят, нам надо сосредоточиться… — сказал Олли спокойным голосом, но на его лице красовался отпечаток презрения. — Правильно, идите, вы выступаете вторыми, — напомнил расстроенный продюсер. — Всё будет хорошо… — всё-таки сказал я Хельнеру, глядя в его беспокойные глаза, и пошёл вслед за удаляющимися парнями. Твёрдая решительность красовалась на лицах играющих парней. Каждый следовал в своём направлении, но связь с остальными не обрывалась, а наоборот, крепла как затянутый узел. Каждый ощущал на себе дыхание друг друга. Невидимая сила наполняла их изнутри, и заставляла томно прикрывать глаза от душевного наслаждения музыкой. Даже вечно кричащая толпа притихла, наблюдая за шестью парнями на горящей от огня сцене. Звуки нот, рождённые из глубины инструментов, принялись изысканным и искусным гротеском местным населением, открывающий иную и новую сторону звучания. Вспышки ярких искр пахли резкой гарью, добавляя суровости цельному сознанию, стремящееся к нужному совершенству. Время дарило легкие лучи, словно восходящего солнца, ласкавшее своим светлым прикосновением блестящую от пота кожу. Персиковый цвет неба отражался на всей поверхности, не доходя до тёмных кулис, откуда мельком выглядывали чьи-то завистливые взгляды. Медиатор звенел от одного прикосновения, встречаясь с медными струнами каждую секунду, вызывая новые вибрации в воздушной оболочке. Мужской голос выдыхал последние силы, растворяясь в сопровождении, поверх которого он звучал. Ловкое постукивание меняло ритмы, словно возвращаясь с каждым разом в начало, хрустя мягкой кисточкой руки. Тихие мелодичные клавиши присоединялись к жёстким вибрациям, набирая громкость, и, смягчая, как звон из музыкальной шкатулки. Железная цепь обвила поверхность обнаженной груди, прикасаясь прохладной частью, охлаждая горячую поверхность тела. Огонь снаружи и внутри.***
— Молодцы! Это был Джек-пот! — выйдя за кулисы после триумфального выступления, мы почти сразу же встретились с радостным продюсером, но до сих пор прибывали в неком экстазе. — Правда? — уставшим голосом переспросил клавишник. Натанцевался он вдоволь, как и хотел… — Да, просто фантастика! Вы боги, ребята! — восклицая, хвалил нас переполненный эмоциями Якоб. — Слышали? Мы боги! — улыбка Шнайдера просто расплывалась до ушей, чем он и заразил всех, даже Оливера. — Поль, дай обниму! — он мигом подлетел ко мне и стиснул меня в горячих объятиях. Я, искренне улыбаясь, прижал его сильнее. Всё-таки, он очень дорог мне… Парни последовали нашему с ударником примеру и начали поочередно обниматься с каждым, довольно улыбаясь. Продюсер обнял меня со словами: «спасибо», чему я был рад, ведь мы все старались, в первую очередь, для него, а значит, мы его не подвели. — Классно отыграл! — Тилль накрыл меня своим огромным телом, сжимая в лёгких объятиях. — А сам-то — ни разу не выдохся! — хихикнул я, и пошёл обнимать расторгованного Флаке. — Ну, чего жмёшься, иди сюда! — после эмоциональных объятиях с клавишником, я подошёл к смущенному чем-то Олли и обнял его. — Всё прошло отлично, — сказал он мне, робко улыбаясь. Вот стесняга… — Ага, супер просто! — показывая большой палец, ответил я ему.Правда я не решался обняться с еще одним человеком… Он сейчас обнимал смеющегося клавишника, характерно улыбаясь. А я почему-то не мог подойти, поэтому-то и отвернулся в другую сторону. — Так и будешь убегать, детка? — внезапно услышал я насмешливый голос у самого уха. Я осторожно обернулся. Рихард щурил глаза, восхищенно разглядывая меня. — Даже не обнимешь? — снова усмешка. — Обниму, конечно! — смущённо, в то же время шутливо ответил я и обнял его. Его сильные руки обвили мою спину, а я головой прижался к его шее, ибо выше я не дотягивался. Один удар… второй… Хоть все эти дни мы и проводили вместе, но я по нему почему-то так соскучился. По его прикосновениям, по его голосу, запаху, хитрому взгляду, по его грёбаным провокациям, сводящие меня с ума… — Ты мой умница… — прошептал он мне. Я тихо усмехнулся, дотрагиваясь губами до его ключицы. — Весьма неплохо, — обладатель ехидного тона вернулся, обращая на себя внимания всех, в том числе наше с Рихардом, и нам пришлось отпустить друг друга. — Я и не думал, что получится настолько неплохо — я вас недооценил. — Поэтому-то поспешные выводы — крах всего, — Хельнер заметно посерьезнел, как только Краузе появился в поле нашего зрения. — Да… ты прав… — ответил Герр… виновато? — Я просто хотел извиниться… — Это мы уже проходили, — хладнокровно заметил Якоб, скрестив руки на груди. Скрещенные руки — знак закрытия от внешнего. — Я, правда, хотел… — продолжил Краузе. — Снова ложь. Идёмте ребята, вы сегодня потрудились, надо вас наградить, — не меняя тона, сказал Хельнер и уверенной походкой направился в сторону выхода. Мы последовали за ним, бросая презрительные и недоуменные взгляды на Герра Краузе. — Ребят, вы пока без меня идите, мне в туалет надо, — сказал я согруппникам, когда мы спускались по лестнице. Чёртова зовущая меня природа… — Ну, давай. Быстрее только, — кинул мне Оливер и пошёл за смеющимися ребятами. Я кивнул и мигом помчался в уборную, для нужды. После облегчения, я стоял у раковины и брызгал холодную воду себе на вспотевшее лицо. После, вытираясь салфетками, моё внимание привлек предмет, похожий на картон. Я невзначай поднял бумажку — это был паспорт. Я открыл его, чтобы посмотреть на растеряху, которому принадлежал этот документ и… офигел. На меня через бумагу смотрела фотография Герра Краузе. Но что-то было не так… Я прочитал имя, написанное рядом с фотографией, и оно было далеко не Вильгельм Краузе, как я ожидал, там было написано: Юнг Вернер. Вернер…Вернер — до боли знакомая фамилия…