***
После солнечного Сан-Франциско Нью-Йорк показался хладнокровным, без какого-либо кокетства городом, но шарма ему придавали яркие ночные огни, ослеплявшие глаза, заставляя сонного меня щуриться. И всю дорогу на такси я продолжал спать, изредка открывая глаза, не вслушиваясь в восторженные отзывы согруппников. Мне было похуй даже на то, что сейчас я нахожусь в городе, в котором мечтал побывать ещё мальчишкой, ведь мне хотелось только спать…. спать… и спать… Мне было похер на происходящее, поэтому я дрыхнул ещё и в машине, везущей нас к съёмному дому в районе Бронкса у хорошего друга Хельнера, в которую мы сели после такси. Хорошо, что продюсер не заставил нас добираться до Манхэттена на этих грёбаных пароходиках, которые в Новом Йорке так популярны, а то ещё одной поездки теперь уже на водном транспорте я бы не вынес. Заебало меня ездить туда-сюда — заебало. — О, Пятая авеню! — воскликнул Шнайдер, сидящий впереди меня. Вообще, все ребята, включая Якоба, сидели впереди, пока я валялся в багажнике громадной универсалки вместе с чемоданами, прижимая в полудрёме свой рюкзак. Хьюго, благо, был сейчас на руках у Линдеманна, и вероятность, что я во сне раздавлю его, исчезла. — А это, кажется, Эмпайр-стейт-билдинг? — слышал я восхищённый голос Линды в полусне, еле различая сказанные ею слова. — Да-да, он самый, — даже не видя лица продюсера, я мог поклясться, что он сейчас улыбается. И всё же почему он до сих пор хранит их с Вернером фото, если так его ненавидит? — Всё, парни, приехали! — послышался радостный голос продюсера, и я в очередной раз поморщился от громкого звука. Блять, я не хочу вставать. Не-хо-чу. — Не, дом в Лос-Анджелесе был пиздаче, — я и не сомневался, что эти слова принадлежали Шнайдеру. — Зато тут есть двор, и нам он достался бесплатно. Благодаря мне, кстати, — перебил ударника Хельнер. — Ведь это я договорился с другом, а так бы вы жили в пыльных гостиницах, — не изменяя себе, Якоб начал хвастаться, вызывая мою лёгкую усмешку. В полудрёме я слышал звук открывающихся дверцей универсалки, что не особо радовало меня, ибо поднимать свою сонную задницу было в падлу. — Тилль, иди разбуди Пауля, а то он там и останется, — сказал продюсер, выйдя из машины. Чёрт, обязательно было про меня вспомнить? Может, я тут хочу остаться и не выходить? И как только я услышал приближающиеся к багажнику шаги, я приготовился к худшему, надеясь на то, что меня так и оставят. Хотя очень в этом сомневался. — Пауль, вставай, мы уже приехали, — Линдеманн говорил тихим и спокойным голосом, не раздражая, как обычно раздражают звуки, когда будят кого-либо. Спасибо Якобу, что он не Шнайдера попросил меня разбудить. Знаю я его… Но в ответ я только продолжал неподвижно лежать в полудрёме, нехотя подниматься, игнорируя слова вокалиста. И мне не было стыдно. Вообще. Я настолько физически и морально устал, что тупо встать и сделать парочку жалких шажков — было масштабным трудом для меня, чтобы избавиться от которого, я устраиваю дурацкий спектакль, где главный актёр — я, если поточнее — сонный и ленивый мудак. — Якоб, он спит, — Тилль, наверное, заебался меня дёргать, и с этими словами подошёл к продюсеру. — Так разбуди, — отмахнулся Хельнер. — Уже будил — ноль реакции, — ответил Тилль, а я уже был почти рад, что меня оставят валяться в машине и отъебутся от меня, но… — Тогда кто-нибудь поднимите его — оставлять его здесь нельзя, — кинул Хельнер и, кажется, зашагал к воротам дома. Бля, план провален, и все попытки бессмысленны. Придётся терпеть, пока тебя тащат на руках. Хотя… это даже неплохо. Это, наверное, круто? После какого-то непонятного шуршания на месте рядом с машиной я начал улавливать очень медленные и осторожные шаги, и от человека, которому они принадлежали, веяло весьма холодной энергетикой. Я чувствовал её, даже не открывая глаз. Только у одного парня она может быть такой сильной. Холодные руки дотронулись до моей талии, переходя на спину, обхватывая в конце мёртвой хваткой. С закрытыми глазами я ощущал его равномерное дыхание, ощущал знакомый запах сигарет, ощущал, как он прижимает моё ватное тело ближе к себе, осторожно придерживая мою шею, будто боясь сломать. С каждым его пройдённым шагом я жалел, что я такой ленивый идиот, не проснувшийся после первых слов Тилля, и теперь холодные руки вампира несут меня, как невесту по лестнице, вызывая тем самым странные ощущения, ведь мне вспомнился тот случай в Лос-Анджелесе, когда мы остались дома наедине. Чёрт… Ногой открыв дверь, человек, нёсший меня, зашёл в помещение, заметно замедлив шаг. Осторожно положив меня на кровать, он, немного помешкав, опустился на неё рядом со мной. Я даже на миг задержал дыхание, когда чувствовал, что пристальные глаза внимательно наблюдают за мной. Прохладная ладонь неожиданно притронулась к моим волосам, мягко поглаживая их. Я, сам не замечая, сжался от этих его действий, но продолжал лежать неподвижно. Его мягкие пальцы стали переходить от волос к лицу, лаская мою кожу на щеках, которые вмиг вспыхнули румянцем. Кажется, что парень наклонился к моему лицу, потому что я ощущал его близкое дыхание. Он, приблизившись, слегка дотронулся губами до моей щеки. Я осиливал себя, чтобы не открыть глаза, чтобы не дёрнуться, чтобы не видеть… Поднявшись, вампир стал удаляться из комнаты, оставляя взбудораженного меня наедине с моими не менее сумасшедшими мыслями, которые были о том, что в эту ночь я точно, блять, не засну.***
На следующий день мне было заметно лучше: я даже не начал утро со слова «блять», что вошло уже в привычку. «Интересно, я когда-нибудь перестану крыть матом всё подряд, когда надо и не надо?» — пф, да нихуя и никогда. Посмотрев на наручные часы, я понял, что уже почти полдень. М-да, нехило я выспался… Переодевшись и приведя свои волосы в более божеский вид, что так и не увенчалось успехом, я начал разгуливать по дому, знакомясь с ним. Тишина в аскетических интерьером комнатах, которой, по плану, не должно было быть, немного напрягала меня. Они что, решили меня кинуть здесь и съебаться? Выйдя во двор, я зажмурился от светлых лучей Нью-Йоркского солнца. Бля, ну где же эти алкаши? Это нихрена уже не смешно. Завернув за угол, я оглядел небольшой сад, не особо заостряя на нём внимание, но затем какой-то резкий звук принудил меня немедленно обернуться. Нахмурив брови, я пригляделся. Ведро? Не вкурив, я подошёл к этому ведру, которого до этого на этом месте не было, что показалось мне странным. Взглянув внутрь него, я увидел воду, наполнившую ёмкость до самых краёв. Закатив глаза, я уже хотел было снова повернуться, как… — С добрым утром! — и ледяная волна окатила меня с ног до головы, отчего я чуть было не ёбнулся на месте от такой неожиданности. Я даже матернуться вслух не успел, ибо окатили меня холодной, блять, водой слишком внезапно. Но, наконец-то, увидев угорающее ебало того, кто меня облил, я, сжав кулаки, стал приближаться к этому уёбищу, который, сука, очень-очень зря это сделал: — Шнайдер, блять, какого хуя?! — вытерев лицо рукой, я стал выжимать футболку, прямо как техничка в школе половую тряпку. — Вот схерали, а? — Не догонишь! — хихикнула кудрявая падла и унеслась с ведром подальше от меня, а я, не медля, тоже моментально схватив другое, с дурью помчался за ним. «Щас я этому придурку покажу, до ЧЕГО могут дойти его хулиганства». Пока я бежал за ударником по всему двору, вода из моего ведра почти что вылилась. Но я продолжал гнаться за этим придурком, потому что… Потому что это война, в которой я отомщу. В которой он промокнет до труселей. — Сюда иди, еблан! — когда я увидел, что в моём ведре вообще ничего не осталось, я, замедлив шаг, приметил шланг, откуда так коварно лилась почти ледяная вода, которую я непременно решил использовать, в то время как вероломная ухмылка застыла на моих губах. Поток из шланга был обильным, и я хитро усмехнулся, когда Шнайдеру всё-таки надоело от меня убегать, и он стал приближаться обратно ко мне: — Вы сдались, герр слабак? — глупая улыбочка украсила его лицо. В ответ я коварно скользнул взглядом по его весьма сухой одежде, и решил, что пора бы это уже исправить: — От герра дрыща слышу! — и поток воды из шланга устремился на Шнайдера, чья самодовольная улыбочка исчезла мгновенно. А я, наслаждаясь, помчался за ним, угорая во весь голос, когда слышал его громкие возмущения: — Ландерс, мать твою! Это нечестно, блять! — Схуяли? Это ты первый начал, — я продолжал смеяться над его жалкими попытками ускользнуть от меня и моего лучшего друга — шланга с ледяной водой. Ох, как хорошо, что сегодня такой солнечный и жаркий день! — Всё, Польчик, хватит! — почти умоляя, он пытался улизнуть от воды, но я, по-садистски улыбаясь, закусывая губы, не терял его из виду, обрызгивая водой, кажется, не только ударника, но и все заборы с деревьями, попадающиеся мне на пути. — А нехуй было как крыса подкрадываться, — я, ухмыльнувшись, стал приближаться ещё ближе. — Ну, всё, сам, блять, напросился… — прищурившись, я видел, что Шнайдер с этими словами берёт в руки другой такой же шланг из-под кустов. Грёбаная злорадная улыбочка навернулась на его тонкие губы, и он, сняв футболку, оголяя худощавое и крепкое тело, побежал ко мне навстречу. — Получи! — моё лицо вмиг встретилось с холодным потоком, пока я автоматически направил шланг на него, второй рукой защищаясь от воды, попадающей мне прямо в ухо. — Ах ты ублюдок! — я, смеясь, старался попасть ударнику прямо в лицо, пока он превращал меня в морское чудовище. — Все дрыщи — лохи! — я, пользуясь тем, что Шнайдер отвлёкся на свои выскальзывающие с ног сланцы, тоже снял майку и с новыми силами опять напал на него. Сумасшествие, которым мы занимались со Шнайдером, длилось долго, потому что водную войнушку заканчивать не хотел ни я, ни он. Надо же обязательно доказать друг другу, кто пиздаче и круче. Как же без выебонов? — Маленький и слабенький Польчик не будет плакать, когда взрослый дядя Шнайдер победит его? — ударник прекрасно знал, что меня пиздец как выбешивает, когда меня называют слабым, поэтому специально этим провоцировал меня. И ещё язык показывал, падла. — Покоцаной мокрой жопе слова не давали! — я, включив воду посильнее, помчался за Шнайдером, который побежал в сторону ворот. У ударника в тот момент закончилась вода, поэтому, злорадно скалясь, я, уже чувствуя себя победителем в этой грёбаной войне, направил шланг на ворота, где находилась кудрявая падла, но… В этот момент двери их приоткрылись — вода обрызгала вместе со Шнайдером и человека, который хотел в ту минуту войти. Спокойно и не подозревая, если бы не я. Человеком, которого я облил, оказался Рихард в тёмной безрукавке. Осознав, что я наделал, я отбросил от себя шланг, уже чувствуя, что накосячил я на этот раз по полной. Рихард, нахмурившись, недоумённо покосился на меня. Повисло неловкое молчание, где я не решался поднять на него глаза, но, благо, вмешался Шнайдер, нарушая тишину: — Риха, давай с нами. Вместе будем Ландерса мочить, — я скривил губы ему в ответ, намекая, что в таком случае силы будут неравны. Рихард, хитро, ухмыльнувшись, перевёл взгляд на меня, пока черти в его глазах танцевали зажигательную самбу. «Нет… Даже не думай, даже не думай соглашаться, Рихард, мать твою…» — Почему бы и нет? — вампирюга улыбался уже до ушей, произнося эти слова, а я, сглотнув, решил возразить такой несправедливости: — Так ведь будет нечестно: вас же двое. — Честно играют только лохи, — усмехнулся Шнайдер и, шепнув что-то Круспе на ухо, снова взглянул на меня. — И теперь ты не отделаешься… — ёбанный блеск вспыхнул в их глазах, и я попятился назад, уже готовясь к худшему.***
Ну, что я могу сказать? Что я могу произнести, кроме мата, когда эти два уёбища облили меня водой с двух сторон? Конечно, что мне оставалось делать, кроме как погнаться за ними, поливая из шланга? Но кто же знал, что Рихард не просто мразь, а полнейший псих, который, взбесившись от того, что я намочил деньги, лежавшие у него в карманах брюк, которые с моей помощью промокли насквозь, закинет меня на плечо, не вслушиваясь в мои грязные угрозы и коварно улыбаясь, бросит в бассейн. Бросит, а потом скажет: «Увидимся в душе, красавчик». И я не собираюсь комментировать произошедшее. А почему? А потому что. Потому что кроме мата и проклятий ничего в голову не лезет, а руки хотят только пиздить и убивать! ОДИН. Приняв душ один, я, одевшись, пошёл на кухню, надеясь, что там будет хоть что-нибудь съедобное. С этими двоими сталкиваться не хотелось, особенно с Рихардом, поэтому я дождался пока голоса утихнут и спустился вниз. К выходкам Шнайдера я давно привык, оттого не особо на них злился. Больше меня бесила личность, выбросившая меня в воду, потому что… Потому что бесила. Никто не вправе бросать меня в бассейн! В холодильнике я нашёл только чей-то фруктовый йогурт и овощной салат. Намёка на что-то большее не было, поэтому я, разочаровавшись, отправился обратно к себе в комнату, которую ещё не обустроил. Слава святым магнитофонам, что по пути мне никто из них не встретился. Пока я раскладывал вещи, покормил Хьюго его любимым кормом, почитал журналы, на часах уже было пять часов вечера. Всё это время я не выходил из комнаты, закрывшись в ней изнутри. Наверное, продюсер и остальные ребята уебались снова по делам, ну, а по каким именно, я не хотел спрашивать у единственных, кто остался дома. Ясно почему. За дверью я слышал, как эти «единственные» шепчутся между собой о том, что я типа обиделся на них и все дела… Похер, пусть так и думают, ибо нехер было меня в бассейн бросать. Когда я заебался сидеть в комнате, то вышел, чтобы проверить: не вернулись ли продюсер с остальными. К счастью, успел вовремя — как я только вылез во двор, то увидел синюю универсалку, в которой вчера дрыхнул всю дорогу. Продюсер, увидев, что по всему двору разбросаны вёдра и бутылки, земля разрыхлена, а шланги валяются прямо у входа, закатил глаза. Шнайдер с Рихардом тоже вышли из дома, сразу же бросая на меня странные взгляды. — Ну и кто устроил такой свинарник? — Якоб, поправив воротник, ещё раз брезгливо оглядев двор, перевёл строгий взгляд на нас троих. — Это… — Шнайдер замолк, сдерживая улыбку. — Это мы так постарались, — всё-таки ответил за нас Рихард, на что продюсер, снова закатив глаза, проворчал: — Насчёт Пауля с Кристофом я и не сомневался — от них и не такое можно ждать, но, а ты, Рихард, тут каким боком? Тоже в придурки записался? — продюсер пнул ногой бутылку, лежащую у него перед ногами. — Наверное, — Круспе лишь насмешливо ухмыльнулся в ответ, улавливая на себе мой взгляд. Оказывается, пока мы со Шнаем и Рихардом бесоёбили как дауны, наши согруппники вместе с Хельнером подписали два соглашения. Это значило, что нам предстоит ещё два концерта. На первом, который состоится завтра поздно вечером, мы будем играть на разогреве. А второй будет наш собственный. Я устало выдохнул, когда узнал, что завтра вечером вместо того, чтобы лечь спать, я буду стоять и играть на разогреве у каких-то там «Korn». Да, прекрасно, мать вашу! Также могу сообщить, что мы втроём, как провинившиеся лошары, весь вечер убирались во дворе, пока остальные наши согруппники подкалывали нас, получая за это посылы куда подальше…. Но, даже наводя порядок вместе, с Рихардом я не разговаривал, хоть он и делал многочисленные попытки, которые я нагло игнорировал.***
Концертная площадка была достаточно большой, чтобы поместить туда триста слонов. Я, пока мои согруппники настраивали инструменты, проводил время в гримёрке, приводя себя в порядок, но, к моему сожалению, на пару со мной в ней находилась фройляйн Линда. — Пауль, у тебя такие красивые глаза… — несколько неожиданно произнесла она. И я почему-то даже вздрогнул, когда подкрашивал веки чёрной херней, которую обычно используют бабы. — Эм… спасибо, — только мог ответить я, стараясь не замечать того, как она приподнялась и начала приближаться ко мне. — И не только глаза… У тебя очень красивые губы… — я стоял к ней спиной, наблюдая за ней через зеркало. — Такие… чувственные и страстные… — она положила руку на моё плечо. — К ним так и хочется прикоснуться… — Линда, — я, резко развернувшись, убрал её ладонь от себя. — Перестань, пожалуйста. У тебя есть Рихард, вообще-то, — грубо процедя и кидая на девушку беспощадный взгляд, я пулей вылетел из гримёрки. Когда-нибудь я точно свихнусь со всем этим. Голос вокалиста звучал всё громче и жёстче, пока огня становилось всё больше. Ударник с серьёзным, не свойственным ему лицом, отыгрывал свои партии, когда руки гитаристов следовали заданному ритму. Клавишник, постоянно оборачиваясь, еле вливался в игру, а басист, словно призрак, спрятался в тени. Этот концерт был весьма странным, но, несмотря на это, он мне даже понравился. Хоть над нами и подшучивали местные музыканты, когда мы делали что-то не по правилам, потому что не знали их, а несколько знаменитых нью-йоркских продюсеров в интервью отозвались нас как о: «Что эти немцы вообще забыли в американском шоу-бизнесе?». Конечно, такие слова и издёвки раздражали, но не настолько, чтобы сейчас я играл без улыбки на губах. И поскольку Тилль старался держать под контролем атмосферу выступления, можно даже сказать, наш дух, парни тоже взяли себя в руки, когда тысячи глаз смотрят на них с сомнением. Когда эти америкосы так и ждут, что они облажаются. Я ни разу, как обычно, не сбившись, даже наслаждался игрой, потому что в тратах нервов толку не видел. «Зачем волноваться, если этим ты оправдаешь сомнительные ожидания своих врагов?» Двигаясь в такт музыке, я даже не заметил, что мой напарник по инструменту, подтанцовывая, стал приближаться ко мне, улыбаясь уголкам губ. Я, не подав виду, что растерялся и что вообще заметил его, тоже натянул улыбку, чувствуя, что она получилось довольно странной. Рихард, встав ещё ближе, прислонился ко мне плечом, пока его пальцы наигрывали мотивы знакомой мне песни, а я смотрел в его глаза снизу вверх, не выдавая своих эмоций, что просто как ураган сейчас играли с моей душой. — Твой запах так хорош… — продолжал петь вокалист, пока Круспе, продолжая лукаво улыбаться, не отводил от меня взгляда. Я, не вкурив, какого хера он что-то замышляет, поджимая губы, старался следить за своими пальцами, которые так и угрожали сбиться, если этот соблазнительный мудак сейчас… Он словно гипнотизировал меня. Преднамеренно, специально, вгоняя в недоумение, принуждая не отрываться от его глаз. И двигаясь под музыку, Рихард уже почти вплотную приблизился ко мне: — Твой запах так хорош… — прошептал он мне на ухо, словно подпевая вокалисту, и я почувствовал, как парень обильно вздохнул мой запах, касаясь шеи, а затем, немного наклонившись, дотронулся губами до плеча. Его ловкий язык лизнул кожу на нём, вызывая бурю эмоций у меня внутри и грёбаные разряды тока по всему тела. — А на вкус ты ещё лучше… — еле уловил я с его уст, сомневаясь в том, что эти слова вообще сейчас прозвучали. Рихард, плутовски улыбаясь, подмигнул мне и, повернувшись, зашагал в такт музыке в противоположную сторону. А я, кажется, вконец ошалев, все последующие партии не мог сосредоточиться на игре, вспоминая эти дразнящие губы вампира, которые не давали сконцентрироваться и вызывали мыслями о них ноющую тяжесть внизу живота, что ну вообще было не вовремя. Бля, этому провокатору обязательно было сейчас такое выдать? Хотел, чтобы у меня встал прямо посредине концерта?***
— Неплохо-неплохо, не расстраиваетесь. По сравнению с другими вы выглядели очень оригинально, — утешал недовольных согруппников Хельнер. Но лишь я был не от мира всего, потому что ухмылка Рихарда, который стоял напротив меня, становилась всё хитрее и таинственнее. Он всем своим видом говорил мне о чём-то, подзывал к чему-то… Но я лишь смутно догадывался, что именно он от меня хочет. — Ладно, потом ещё поговорим, мне сейчас надо к корреспондентам, — тяжело вздохнув, возможно, такой же расстроенный, как и его группа, продюсер вышел из нашей маленькой гримёрки, которая была самой худшей, по сравнению с другими. — Слышал да, что те америкосы журналюгам напиздели? — как только Хельнер скрылся с поля зрения, Шнайдер с возмущённым ебалетом обратился к Тиллю. — Да, они ещё добавили, что, мол, мы вообще тут не прокатим — это же типа Америка и все дела, — зачесав волосы назад, ответил Линдеманн. — Да и группы этих продюсеров не лучше: вместо того, чтобы нормально ответить на вопрос, смеются, что энглиш плохо знаю. Бесят, — добавил Флаке, закатив глаза. — Может, пойдём воды хотя бы купим, а то здесь не осталось, — Оливер, копавшийся до этого в сумках, посмотрел на нас поочерёдно. — Да и оставаться здесь неохота… — Точняк, лучше по городу потусить, чем, блять, с этими… — с презрительным выражением на лице, Шнайдер согласился, приподнимаясь и направляясь к двери. Тилль вместе с Оливером последовали за ним, а Флаке, кинув на нас с Рихардом, странноватый взгляд, помешкав, всё же отправился вслед за согруппниками. Оставшись в гримёрке одни, я с Рихардом не знали, что и делать. Мы были единственными, кому было наплевать на то, что сказали про нас американцы? Не думаю, но, возможно, что сейчас наши мысли были о совсем иных вещах… Я, нервно сжимая руки, старался не замечать, что чертовские глаза продолжают пожирать меня взглядом, пока их обладатель лишь слегка улыбается загадочной улыбкой. Всё же решив, что в этой гримёрке мне нечего делать, я, встав с кресла, начал подходить к двери. Остановившись у самого порога, я напоследок всё же обернулся на парня, сидящего в кресле, на что он, лишь приподняв одну бровь, внимательно наблюдал за мной, продолжая таинственно улыбаться. Его лицо выражало полнейшую иронию, а глаза — секрет, который просто манил разгадать его. «Твой запах так хорош…» Нахмурившись, я всё думал, чего именно он от меня хочет. Чего добивается? «А на вкус ты ещё лучше…» Снова развернувшись к двери, я, не понимая сам, что творю, закрыл её на засов, а затем, медленно обернувшись, посмотрел этому грёбаному провокатору в глаза. Улыбка сползла с его губ, пока он лишь, приоткрыв их, вытянулся. Несмотря на это, я, кажется, знаю… Настолько быстро и резко, насколько это возможно, в один миг я почти подбежал к нему, в то время как он, сделав несколько стремительных шагов мне навстречу, в одну короткую секунду оказался рядом. Его горячие губы моментально нашли мои, плотно накрывая их, пока его пальцы сдавливают мои волосы до боли. Я, закрывая глаза, почти жмурясь от резко нахлынувших, сильных эмоций, жадно схватил губами его влажный и сладкий язык. Его дыхание жгло мою кожу, оставляя еле видимые ожоги. Губы Рихарда полностью овладели мною, просясь внутрь. Они хотели большего. Они хотели всего, что только можно было взять под контроль. С каждой секундой я понимал, как страстно жаждал его, словно изголодавшийся наркоман. Мне было мало его… Слишком мало! Недостаточно, ибо я горячо желал его всё это время. Всегда… Я, почти всхлипывая, забывая обо всём, ненасытно целовал его, сильнее закрывая глаза и нехотя открывать их снова. Больше никогда не открывать их снова… Рихард, шумно вздыхая, обхватил сильной рукой мой затылок, спускаясь рукой ниже, доходя до спины, в то время как его ноги практически толкнули меня к столу, куда он меня посадил, сбрасывая этим самым содержимые на нём предметы. Мои руки дали себе свободу, и я ладонями спустился по его крепкой спине, опускаясь ими всё ниже и ниже… Рука скользнула под резинку его кожаных штанов, встречаясь с гладкими ягодицами. Мои пальцы начали мять упругую кожу, пока Рихард протяжно стонал в мои губы, поглаживая мою возбуждённую плоть. Я поддался бёдрами вперёд, навстречу манипуляциям его дразнящих пальцев. Я ощущал его твёрдую и выпирающую плоть, пока он искушал меня, соблазнял на ещё одну пытку… Влажный язык парня орудовал у меня внутри, и я сдавлено промычал через поцелуй, чувствуя его властную руку на своём члене. Я не мог до конца напиться этими губами, вспоминая, как я по ним скучал. Как я их хотел. Как я хотел его! Энергичный стук, но мы с ним не отвлеклись от друг друга. Я продолжал наслаждаться этим парнем, наплевав на всё… — Рихард, тебя продюсер зовёт! — послышался голос Оливера за дверью. Рихард, на секунду оторвавшись от меня, быстро крикнув «сейчас!», снова вернулся ко мне, вновь захватывая и завоёвывая меня, моё тело, мою душу. С трудом отпустив мои губы, Круспе, кинув на меня полный чего-то взгляд, пошёл открывать дверь и быстро, не оборачиваясь, вышел из гримёрки. Оливер, который всё это время стоял снаружи, сверлил меня очень подозрительным взглядом. И я ощутил, что это тот момент, когда мне надо с ним всё обсудить: — Олли, нам надо поговорить, — еле восстанавливая дыхание, я серьёзно посмотрел на басиста. Осознанный взгляд тёмно-зелёных глаз внимательно остановился на мне, и их обладатель лишь кивнул мне в ответ, головой подзывая, что мне нужно последовать за ним. Смотря на высокую фигуру своего согруппника, за которой я послушно следовал, во мне рождалось чувство поглощения. Поглощения всех разгадок на мучительные тайны. Вот… теперь я узнаю тебя, Рихард. Через несколько жалких мгновений. Завернув за угол, мы с басистом остановились в тёмном и пустом коридоре. Я до сих пор дрожал от возбуждения, которое со временем ослабевало, вот-вот обещая исчезнуть. — Мне надо знать, почему Рихард скрывает от меня всё. И я вкурсе, что ты всё знаешь… — мой голос был твёрд, что несколько удивляло меня. Оливер, нахмурившись, вздохнул. Я испытывающе смотрел ему в глаза, ждал от него ответа… Но неожиданные звуки заставили нас отвлечься от напряжённого зрительного контакта. Стоя прямо за стеной, можно было понять, что нежданные гости, помешавшие нам, находятся прямо у поворота этого тёмного коридора. Женский голос показался мне подозрительно знакомым, и я, метнув на друга тревожный взгляд, тихими шагами начал приближаться к ним, незаметно выглядывая из угла. И, похоже, мои догадки подтвердились. Это была Линда, которую на руках нёс какой-то незнакомый мужчина. Мы с Оливером лишь, нахмурившись, переглянулись, начиная вслушиваться в весьма интересный диалог…