Du Riechst So Gut (Take me forever...)

В минуты уединения с самим собой назойливые мысли, воистину неподвластные твоему уязвимому сознанию, захватывают твоё бренное тело, заигрывая с твоей изморившейся душой. В тёмном помещении, с отсутствием хотя бы намёка на какое-либо освещение, дым распространяется медленно, даже, скорее, вальяжно… Сигарета раз за разом выскальзывает из приоткрытого рта, касаясь подбородка остывшим, но горючим пеплом. Мозг даёт резкий сигнал по всей нервной системе, и живой труп быстро вздрагивает с характерными мурашками по всему организму, снова превращаясь во что-то наподобие живого. Это лишь подобие, сходство, копия, и не больше. Глаза открываются с непробиваемой пеленой… Но это всё властный и всепоглощающий дым, ведь так? Замёрзшая рука тянется к лицу, касаясь ледяными пальцами горячей кожи, на миг, к удивлению, обжигающей. Фильтр давно перестал дымить и погиб окончательно, напоминая о своей недолговременной и жалкой жизни в виде красной блестящей пыли, которую я так небрежно стряхнул со своей щеки. Я смотрел на окружающие меня предметы, но не видел их сквозь плотное стекло. Я вдыхал загрязнённый воздух, но не дышал им своими лёгкими, наполненными пылью. Я дотрагивался до своего лица, но не чувствовал его совсем. Мои догадки, глупые и наивные, естественные и далёкие от истины, никогда бы не смогли объяснить всего того, что сейчас происходило со мной… Я так… Так заболел им… Я не помнил ничего и никого, я царапал свои плечи до крови от беспомощности, пока всё во мне лишь говорило и говорило: кричало о том, на что я пытался так отчаянно забить в последнее время. Контрабас гудел у меня в ушных перепонках, превращаясь в коварную, словно из ада, виолончель, затем отдаляясь, напоминая о себе отзвуками писклявой скрипки, отчего я лишь зажимался, прося невесть кого прекратить это невыносимое безумие. Это ты… Ты меня довёл до этого… Я вжался в угол сильнее, прикасаясь к холодной стене, зарываясь лицом в свои дрожащие ладони. Эта невыносимое чувство убивало меня изнутри, ломало всю накопленную с годами волю, и я не мог с ним справиться, проигрывая ему по силе. Я задыхался, сдерживал истеричный шёпот, который каким-то неведомым образом под влиянием всего этого сумасшествия пытался кучей вырваться из меня. И вот-вот эта паранойя в виде нескончаемых конвульсий вылетит из моего нутра… Я сжал кулаки до побелевших костяшек, сжал зубы до скользкого скрипа, пытаясь держать под замком. Но оно не даёт: забирает последние силы противостоять, захватывая тебя всего. Я закрываюсь от боли, не желая контактировать с убивающей силой, глаза по физиологическому закону слезятся, пуская столь нежелательные капли. Слёзы безысходности и внутренней боли… Что за хрень происходит со мной? Я же смогу… Смогу противостоять всему этому? Вспышки знакомого образа потухают, а затем взрываются новым вспыхивающим фейерверком, принуждая меня цепляться за него, цепляться, словно ничего здесь больше нет. В потухающей полудрёме, успокаивающейся и превращающейся в поглощающий сон, я снова вижу его. Спасительный круг и манящую свечку в тёмном коридоре. Удовлетворённая улыбка затрагивает мои истерзанные до ран губы, и я будто падаю в этот омут с головой. Стремительно тянусь руками, словно к единственному свету, чувствуя его запах, такой любимый и неповторимый… Его демонические глаза внимательно наблюдают за мной, а затем по-доброму улыбаются мне в ответ. Я, ощущая каждый удар своего счастливого сердца как в последний раз, стремительно направляюсь к нему, как верный пёс к хозяину. Эта грёбаная мечта, чёрт подери… Внутри я всё же искренне признаю её: хочу и желаю до смерти. Я вижу, как он ласково протягивает мне руку, светясь под лучами этого яркого, будто весеннего солнца, ожидает меня… Дьявол, я так ждал этого, так ждал тебя… Ослепительный свет окутывает меня полностью, когда я, наконец-то, падаю ему в объятия… Я резко открыл всё ещё сонные глаза, не совсем понимая происходящего. Зажмурившись и оглянувшись, я увидел свою неубранную квартиру, три пустых пачек из-под сигарет и нетронутую бутылку вискаря. Рука невольно потянулась к щеке, вытирая непонятно откуда взявшиеся слезы. Я горько нахмурился им, понимая плачевность всей этой ситуации… В сердце защемило при летающих в мозгу воспоминаниях. Невыносимая внутренняя боль, назойливый писк чёртовой скрипки, чёткий и яркий силуэт, объятия которого секунду назад были настолько реальными… И настолько желанными… Сон, всего лишь ёбаный сон… Сколько продолжалось это сумасшествие? Я понимал, что ни эти несколько дней я потихоньку сходил с ума — ведь я умер изнутри от безумия, как только увидел его. Поддался или принял… Хрен его. Только сейчас, в эти последние три дня с кошмарами и психическими срывами я осознал это и перестал сопротивляться. Я признался самому себе, в чём до сих пор не был уверен на все сто. Да, до этого момента я не был убеждён, что делаю всё правильно, когда позволял ему прикасаться к себе, и разрешал себе отвечать ему в ответ. А теперь я знаю, что это должно было случиться. Но вопрос в том: что я собираюсь делать? Неспешно проводя бритвой по поверхности подбородка, аккуратно прикасаясь к коже, я смотрел на своё измученное отражение. Медленные манипуляции руки, и белая пена вместе с колючей щетиной исчезала под прикосновениями к ним слегка отупевшего лезвия. Оно спускалось всё ниже, касаясь шеи, слегка задевая вмиг затвердевший кадык. Тишина в ванной комнате режет слух, будто предвещая что-то потустороннее и опасное. Взгляд из зеркала остановился на уставших глазах напротив, наполненных чем-то мрачным… Такие глаза бывают у обитателей дурки или наркоманов в подъездах… Или у больных людей, одержимых кем-то слишком сильно… Загнавшись этой мыслью, я не заметил своей неосторожности, и дрожащие пальцы, хозяин которых не уследил за ними, неуклюже провёл по щеке, глубже прижав к коже мокрое лезвие. Щиплющая боль пронеслась по всему лицу, неприятно кровоточа из маленькой ранки. Что-то я совсем отвлёкся… Включив воду, я смыл все остатки утреннего дела, а затем снова взглянул на своё отражение. Чёрт, это уже ни в какие рамки не лезет. Планов на этот день у меня не было. Якобу я уже отчитался по телефону позавчера, и он вроде как простил меня. Даже похвалил, называя «застенчивым пикапером», потому что сестры, по его словам, остались очень довольны. Забавно, блять, «застенчивый пикапер»… Так что у меня теперь целый месяц полной свободы и вседозволенности — никакой работы, кроме нескольких интервью, каналы которых позвали к ним меня со Шнайдером. Пиздец начнётся с сентября, когда завяжутся новые контракты и съёмки клипов… Поэтому сейчас мы с ребятами, по плану, должны отдыхать всё лето, вплоть до последнего дня августа. Так сказать, накопиться вдохновением, получить завтра зарплату на имя своего счёта… Тачку, наконец, купить какую-нибудь. Или байк — как получится, в общем. Правда, с моим нынешним состоянием я об этом не особо задумывался.

***

— Мне просто кофе, латте, — бросил я официанту, на что человек в идеально выглаженной лиловой рубашке учтиво кивнул мне, попутно забрасывая ручку с блокнотом в карман своего чёрного фартука, повязанном вокруг талии. Уютное помещение, тишину которого изредка нарушала ресторанная музыка в стиле суши-паста, играющая здесь будто так, фоном. В полдень здесь не так много людей, как вечером. Я без интереса оглядел окружающую меня обстановку, на секунду остановив внимание на деревянных часах, а затем снова перевёл взгляд на басиста, сидящего напротив и выжидающе смотревшего на меня. — Ты сегодня странный… Не выспался? — Оливер прищурившись, одарил меня подозревающим в чём-то взглядом. Я почувствовал, как моим лёгким в данную минуту жутко не хватает порции никотина, и поморщился. Угораздило же Олли выбрать зал для некурящих… — Да не, устал я просто. Немного, — неловко почесав нос, я напряжённо откинулся назад. Наверное, не стоило мне именно сегодня соглашаться на встречу с другом — могли бы и завтра выбраться. Но ведь откуда я знал, что настолько буду не настроен на разговоры и на общение в целом? — Видно, — кивнул Олли, не отрывая от меня нахмуренного взгляда. В этот момент тот же официант принёс наши заказы в виде моего кофе и салата басиста. Немного отпив с чашки, я отодвинул кофе от себя. Пить мне его что-то совсем расхотелось. — Что с ебалом? — Да так, утром… когда брился, — отмахнулся я. — Есть планы на отпуск? — спросил я его, пытаясь разрушить тяжёлую напряжённость, в которой чувствовал себя виноватым. — В горы надо выбраться, задолбался в городе тусоваться, — басист слегка пожал плечами, увлечённо поедая свой вегетарианский салат. Я несильно ухмыльнулся. — А у тебя? — Не знаю, не думал об этом пока… — произнося это, я уловил на себе чересчур пристальный взгляд парня, сидящего за соседним столиком. Странно. — Может, байк купить… Или машину. А-то метро заебало. — Неплохо, давай, — я почти не слышал голос Оливера, снова чувствуя на себе взгляд с соседнего столика. Нахмурившись, заметив улыбку парня в синей футболке, я напрягся. Какого чёрта? — Кстати, сегодня Якоб вечеринку устраивает… Не знаю зачем, наверное, так сказать, собрать весь дружный коллектив. Сгладить положение в группе или что-то типа того… У Рихарда на хате вроде. Ты как? Пойдёшь? — при этих словах Олли я посмотрел на него, пытаясь больше не обращать внимания в сторону соседнего стола. Херота какая-то. — К Рихарду? — я слышал свой немного неуверенный и охрипший голос, мысленно посылая парня в синем к чёрту, который, так же не отводя от меня своего ёбаного взгляда, кажется, подмигнул мне. Хули ему надо? — Да, к нему. У него самая просторная квартира, к тому же… Подходящая… — как-то странно наблюдая за мной, Олли нахмурился моему, наверное, уже заметному напряжению. А я уже хотел было встать и врезать этому уёбку, решившему пялить меня. Сука, какого, блять, лешего? Я вообще-то не… — Так ты пойдёшь? — Да-да, — быстро кивнул я, не понимая, что говорю, кидая на отморозка в синем беспощадный взгляд. — Пойдём-ка отсюда, — мигом вытащив купюру и положив её на стол, я быстро встал и зашагал к выходу, ощущая на себе недоумённый взгляд басиста и слыша его непонимающие возгласы в мой адрес. — Хайко, что случилось? — уже на улице я, наконец, остановился, разворачиваясь к Оливеру, лицо которого просто разрывалось от недоумения, упрёков и вопросов. — Ты вообще сегодня какой-то отбитый, ты… — Да так, надо было свалить, — нервно скрипя зубами, я переминался с ноги на ногу, сдерживая в себе порыв вернуться обратно и отмудачить «синего» отморозка. Никто, никто, блять, не смеет меня так кадрить. Никто, кроме… — Знакомый там какой-то, что ли? — Оливер обернулся к выходу ресторана, выискивая кого-то хмурым взглядом, а затем, переводя непонимающие глаза на моё ебало, на котором уже выделились желваки от стискивания челюстей от раздражения. — Нет, просто… — я даже не знал, что ответить. «Олли, меня там, блять, мужик какой-то пялил»? — Ладно, сегодня в шесть к Рихе. Шнайдер просил, чтобы ты бухло и жратву прихватил, — уже спокойно обратился ко мне басист, дружески хлопая по плечу. — Короче… встретимся там, мне сейчас забрать заказ надо, — не вслушиваясь в слова друга, я неуверенно кивнул ему. Провожая задумчивым взглядом удаляющуюся длинную фигуру Риделя, до меня, наконец, потихоньку стал доходить смысл его слов… И стало доходить, на что я согласился… Блять, ну нахуя я согласился, мать его, даже толком не поняв предложение? Зашибись теперь. Фак, надо было слушать, а не отвлекаться на всяких педиков… Снова вспомнив синего отморозка, меня неприятно передёрнуло, и я быстро зашагал в сторону противоположной улицы, раздражённо проклиная каждый камешек, попадавшийся мне на пути. Уже в своей квартире я, не разуваясь, поплёлся на кухню, вихрём распахивая холодильник, доставая оттуда банку пива. Резко открыв её, я, не церемонясь, одним махом опустошил всё содержимое в ней. М-да, сегодня вечером придётся молчать, чтобы всё не испортить своим отвратительным настроением. Прихватив застывшее мороженое с морозильника, я направился в гостиную, найти и накормить кошака. То, что Оливер не спрашивал меня о моём разговоре с Круспе, который вроде как должен был состояться, но не состоялся, радовало. Я мог обсуждать это только с собой. И то — еле-еле — сквозь зубы. Эти три дня после свидания были сущим адом. И я даже не явился на встречу с Герром Краузе, зная, что общаться с кем-либо в таком-то состоянии не смогу. Конечно, мужчина по телефону, услышав мой изнурённый голос, сам понял, что прийти мне к нему в тот день была не судьба. Вообще, человек он догадливый — сразу понимает, что что-то не так. Как и Оливер, кстати. Наверное, не зря дочь Краузе выбрала Олли — парня, чем-то напоминающего её отца. Не совсем, конечно, но что-то в этих двух мудрых людях было общее. Они понимали всё с первого слова. Копаясь в своём гардеробе, я думал о том, что нужно поговорить с Хельнером о Герре Краузе, спросить Оливера, что сейчас он чувствует к Эвелине — всё-таки долго они не виделись… Я бы мог выполнить эти два пункта ещё два дня назад или вот сегодня на встрече с басистом, если бы сам был в порядке. А чтобы помочь кому-то — надо ведь самому разобраться в себе? Вспомнив, каким образом я согласился провести этот тёплый вечер с лёгким ветерком, я устало вздохнул. Мы не виделись с Рихардом три дня, а ощущение, что целую жизнь. Затолкав в свой зелёный рюкзак почти всё содержимое своего холодильника, по просьбе Шнайдера, я уже готов был выходить. Раскошеливаться на еду и бухло не хотелось, поэтому пришлось импровизировать. Аппетита в последнее время у меня вообще не было — едой по этой причине жадничать толку нет, а прихватив прелести в виде двух бутылок текилы, банки пиваса, вина и рома, мой запас алкашки не иссяк. Так что было не жалко — главное сокровище в виде вискаря не тронуто, покоится у меня на столе, и ни с кем делиться я им не собираюсь. Хотя, думаю, вся остальная алкашка сегодня по-любому будет перевариваться в конечном итоге в моём собственном желудке. И в желудке Шнайдера с Тиллем вместе со всей жратвой, которую я на эту вечеринку притараню. Уже во второй раз я стоял у порога этой двери чёрного цвета с золотыми цифрами «36». Ностальгическая мрачная усмешка появилась на моих губах и я, выдохнув, нажал на дверной звонок. Кстати, консьержа этого здания сразу же узнала меня, как только увидела мою мрачную физиономию, разулыбалась, а я, в свою очередь, по старому знакомству, угостил её бутылкой сухого вина, на что она лишь удивлённо поблагодарила меня. Ну что, не каждый день ведь так угощают, а я теперь парень с деньжатами — грех добром с милыми и забавными людьми не поделиться. Кажется, она до сих пор думает, что мы с Рихардом… Мои мысли прервала открывающая в квартиру дверь, и меня встретил улыбающийся лохматый Шнайдер в полосатых шортах, сразу же выхватывая добрище в виде моего рюкзака. Потрепав меня по волосам в знак нашего приветствия, которые и так, скажем так, были не в самом лучшем состоянии и идеальной укладкой похвастаться однозначно не могли, ударник, закинув мне на плечо руку, весело повёл меня в гостиную. Я даже улыбнулся такому приёму, отмечая то, что эта хата Круспе, устроил эту вечеринку Хельнер, а всем всё-таки руководит Шнай. Заводила он тот ещё… — Смотрите-ка, какие люди в Болливуде к нам припёрлись! — при этих словах Шнайдера, знакомые рожи, находившиеся в гостиной, обернулись и заулыбались. — Мы-то уже думали, что ты не придёшь или опять куда-то съебался: в Африку на этот раз, например, — обняв меня, Тилль сразу же толкнул меня вбок, подкалывая. Я, засмеявшись, слегка ударил его кулаком. — Да не, какая Африка? Ты у мамки своей спроси, чем мы занимались прошлой ночью после занимательного похода в кино, — на мой ответ все присутствующие разразились неудержимым хохотом, кроме продюсера, который закатил глаза, пробурчав что-то себе под нос типа: «Шутки твои тупые с годами не меняются, айкью как у хлебушка, уже вроде бы взрослый парень…». Бла-бла-бла, короче. — Ну и сука же ты, Ландерс! — не сдерживая новые приступы смеха, Тилль снова толкнул меня вбок. — О, сколько добра… — Шнайдер уже полез в мой рюкзак, вынимая из него всё содержимое и предвкушающе улыбаясь. — Польчик, я тебя обожаю… Чувак, ты только посмотри на эту бутылку… У меня уже встал… — Всё, его понесло, — насмешливо прокомментировал Флаке, усаживаясь на диван. Интерьер этой квартиры почти что не поменялся, но вещей стало заметно меньше. Я оглядел всех поочерёдно, останавливая взгляд на хозяине хаты, который с каким-то настороженным холодом наблюдал за мной. Заметив это, я тоже напрягся. — Ну, ребятки, давайте хоть на стол накроем что ли, чего это мы так неорганизованно, — обратился ко всем продюсер, останавливая взгляд на Шнайдере и Тилле, которые уже принялись за еду, запивая её пивом. — Да нафиг, и так нормально, — улыбаясь, констатировал Шнай, пожирая картофель с салатом во все щеки. — Вон, лучше попробуйте, что Риха нашаманил на кухне — получше стряпни подружки Тилля будет, — Линдеманн кинул на Шная упрекающий взгляд, на что тот сглотнул, сразу же перестав хихикать. Наверное, вспомнил ужасную участь тех, кто обижал или хотя бы плохо отзывался о девушке нашего вокалиста — вот и замолчал. — Ну и откуда в вас такая дикость, — покачал головой Хельнер, укоризненно косясь на вокалиста с ударником, но, всё же подсаживаясь к ним за журнальный столик, который для трапезы был точно не предназначен. — От америкосов с их шведскими столами походу, — насмешливо подметил я, тоже подсаживаясь к Оливеру на диван, к тому краю стола, где стояли бутылки. — Да ладно, видите, как проголодались, бедняги, аж чуть ли не руками с тарелки жрут, — я отпил текилы прямо из горла, издевательски смотря на Тилля с Шнайдером. А тем, кажись, было похуй. Еда главнее как-никак. Особенно с пивом… Жрали стряпню Рихарда и то, что я принёс со своего холодильника, кажется, все, кроме нас с хозяином хаты. Я только потягивал напитки, смешивая виски, который принёс Тилль, с колой, хотя никогда этого не делал. На вкус так себе. Рихард курил, сидя на кресле, разговаривая с Оливером и продюсером. С моим настроением вроде как всё нормализовалось, но, на миг отвлекаясь от внешней суеты, я загонялся мыслями — теми же самыми мыслями, которые мучали меня эти три дня и сегодняшним утром. Вспомнились кошмары, вспомнились срывы, вспомнился этот синий отморозок… Не знаю, почему он так разозлил меня? Разозлил, потому что это как бы чуждо для меня: мутить шуры-муры с мужиками? Или потому, что я не хотел принадлежать кому-то ещё? Кому-то ещё, кроме… — Рихарда, — пронзительный голос Тилля возвратил меня снова в реальность сквозь воздушную оболочку. — Рихарда, конечно, — я даже невольно дёрнулся, нахмурившись от слов Линдеманна, на которого смотрел с огромным непониманием. Погодите, что? — А как же? — не вынимая изо рта сигарету, Рихард дерзко ухмыльнулся. — Это само собой, — совершенно не вкуривая в разговор согруппников, я водил недоумённым взглядом по вокалисту и вампирюге. — Да, Пауль? — заметив мой взгляд, Тилль обратился ко мне, беспалевно улыбаясь. Я, настороженно смотря на Рихарда, который тоже не отводил своего наглого взгляда, неуверенно кивнул. Затем решил для себя постараться не смотреть Круспе в глаза всё последующее время, ибо это, прибавляя ко всем моим мыслям, действует на меня очень нехорошо. До прихода Рихарда в нашу группу подобные вечеринки обычно устраивались дома у Тилля. Однако, по словам Флаке, на этот раз принятая традиция нарушилась из-за сестры Линдеманна, которая замутила там свою тусовку для баб. Сколько помню, я не очень любил присутствовать и, тем более, участвовать в посиделках, где было огромное количество людей прекрасного пола. Не потому, что я там стеснялся, как Флаке, например, а потому, что не выносил бабского трёпа. Для меня девичьи разговоры всегда были чем-то инопланетным, без отсутствия логики или хотя бы малейшего смысла… Ограничивавшимся нескончаемым щебетанием о шмотках, макияже или прочими непонятными для меня вещами. Идеальное общение я считал с душевными людьми о чём-то интересном, философском… Тилль тоже разделял со мной это мнение, поэтому, наверное, и съебал из дома пораньше. Я думал об этом, стоя на кухне, нарезая фрукты по просьбе Хельнера (что делать было, конечно, впадлу, но продюсера злить я не собирался), пока ребята в гостиной подпевали Осборну одноимённую песню «Crazy train». Особенно я слышал громкие выкрикивания Шнайдера вместо пения в куплете, что вызвало мою насмешливую улыбку, которую сдержать было невозможно. Развело ж его от рома вконец… Дверь в кухню отварилась, и вошедший в неё посмотрел на меня внимательным взглядом. Свой же я быстро отвёл. Рихард, сделав несколько шагов, открыв холодильник, что-то вынул оттуда. Я, пытаясь сосредоточиться на фруктах, которых было, по моему мнению, слишком много, почувствовал приближающиеся шаги позади меня. Круспе встал рядом со мной, наблюдая за моими действами, а затем потянулся рукой к тарелке, взяв оттуда кусок мандарина. Поднося его ко рту, Круспе уловил мой странный взгляд на себе, и энергично закивал. — Неплохо, — он нагло улыбнулся, кажется, наслаждаясь моим серьёзным выражением лица. Я лишь удивлялся его непринуждённому сейчас поведению: такому, будто ничего в тот вечер не случилось, и будто не мы чуть было не сорвались с цепи. Или это опять его превосходная актёрская игра? Хах, блять, скорее всего. На моё молчание Рихард снова усмехнулся, съедая готовые куски яблока, а затем, протянув свою ладонь к моей, дотронулся до рукоятки ножа: — Ты неправильно режешь, надо… — будто ударившись об ток от его прикосновения к моей руке, я резко дёрнулся, чуть не порезавшись. Блять. Вампир укоризненно посмотрел на меня, а затем, помрачнев, обратился: — Ты… — Что я? — я скептически посмотрел на него. — Мне не нужна твоя помощь, — пробормотал я под нос, кидая на него раздражительный взгляд. — Но… — кажется, он даже опешил от моей внезапной грубости. — Сказал ведь, что не нужна, — оборвал я его. Я не хотел с ним контактировать, потому что знал, знал, что это ничем хорошим не кончится. Похоже, мои слова его разозлили, и он, взяв меня за плечи, прижал к себе. — Может, хватит уже? Притворяешься, будто я тебе безразличен, делаешь вид, что тебе плевать, а потом посылаешь меня, чтобы я ни сделал. Хватит врать, ты… — не дав ему договорить я, раздражённо скинул его руку с себя, уже горя желанием ударить его. — Я? Это я притворяюсь? — возмущённости в моём голосе было хоть отбавляй. Какой же он всё-таки мудак… — Ты, блять, вспомни, в какое дерьмо ты меня втянул своими тупорылыми выходками. Лицемерил, притворялся, будто я для тебя что-то значу… — Думаешь, я притворяюсь, когда говорю, что ты нужен мне? — от этого убийственного взгляда у меня перехватило дыхание. — Поебать мне на это, понял? — я хотел отмахнуться, но он снова притянул меня к себе. Что-то в его глазах пугало меня и заставляло нести всякую чушь. — Да не плевать тебе, признай это наконец, — он испытывающе смотрел на меня, а за такие слова я уже был готов его отъебашить чем-нибудь тяжёлым. В эту минуту зашёл Флаке, застукав нас за разборкой. Почуяв что-то неладное, клавишник странным взглядом оглядел нас и снова закрыл дверь. Когда невольный свидетель удалился, Рихард, кинув на меня прожигающий взгляд и грубо отпустив меня, тоже покинул кухню. Я не знаю, что я чувствовал в это мгновение, но мне хотелось… Хотелось… Хотелось его… Чёрт, ёбаный Вампир… Вечеринка шла своим чередом, но я уже не обращал внимания на веселье ребят, которое, впрочем, к ночи уже терялось, уступая место спокойным разговорам. Продюсер с Флаке и Оливером к восьми часам уже решили съебаться по причинам, которые я так и не услышал. Сказать, что сегодня утром я был напряжён — это, блять, ничего не сказать. Сейчас, в этой чёртовой квартире, я еле сдерживал себя, чтобы не разъебать тут всё нахрен. Бесило то, что я постоянно реагирую на него слишком бурно, рьяно, словно на прикосновение огня. Рихард, кажется, совсем стыд потерял меня доставать. Мало того, что наговорил мне на кухне всякой хероты, так ещё и, маленько напившись, на пару с в хлам бухим Шнайдером подъёбывал меня всякими идиотскими, вроде бы невинными, но не в нашем случае, шуточками: «Кто тут у нас самый обидчивый врунишка?». Я, к своему же удивлению, никак на это не реагировал. Я ждал момента, когда мы сможем остаться без свидетелей. Потому что все границы моего терпения были разрушены чужеземным захватчиком, и мозг сигналил о приближающейся опасности, подсказывая мне направление в этом бесконечном и безобразном холоде, в котором я не могу никак разобраться. Я хочу вернуть всё то, что ты забрал у меня, Рихард. Я сдеру с тебя всё, всё до последнего куска кожи, так же, как и ты сделал это со мной. — Ему уже домой пора, — констатировал Тилль, глаза которого сами разъезжались в разные стороны, указывая на лежащего Шнайдера. Ударник, в полу сонном пьяном бреду, бубнил себе под нос что-то про правительство Германии, про захват Пентагона и что белый дом Соединённых Штатов… Хах, понятно короче. Тяжёлая ситуация. — У тебя ведь машина, отвези, — более-менее трезвый Рихард, продолжая дымить своими сладкими сигаретами, усмехнулся. На старинных часах было уже десять вечера — для лета рано, темнеть только недавно начало. Я, всё так же сидя на полу вместе с текилой и остатками фруктов, смотрел на всех поочерёдно, мрачно поджимая губы. — Ща попробую… — почти что зевая, Тилль, чесал сонный глаз, другой рукой дёргая ударника. — Шнайдер, давай, поднимай задницу… — казалось, мозг Линдеманна кипит настолько, что из головы пойдёт смачный пар. — А? Что? Наши уже Пентагон захватили? — Шнайдер с задранной наверх футболкой, вскочив от последней оплеухи вокалиста, дёрнулся, своими пьяными высказываниями вызывая мою ухмылку. — Да, захватили, домой пошли, — отпив немного воды, отчего взгляд стал более ясным, Тилль с похуистичным выражением на пьяном ебале посмотрел на часы. — Идём, а то домой потом никак уже попасть будет, — с этими словами, вокалист в зелёной майке, попытался помочь встать шатающемуся ударнику, который подниматься желанием не горел. Тилль на его недовольные реплики отвечал тупым игнором, не оставляя свои попытки заставить Шная, наконец, поднять свою задницу. За окном полнолуние ослепляло всех и вся, властвуя над беспомощным небом. Вроде, Линдеманн всегда быстро отходил и быстро отрезвлялся. Не удивлюсь, если он завтра бодрячком и без проблем встанет рано утром, даже не опохмеляясь. Талант, хули. — Погодь-погодь, — кое-как, наконец, приподнявшись, Шнайдер хилой походкой поплёлся к столу, беря в руки бутылку недопитого рома. — Я без неё не поеду… — я кивнул Линдеманну в знак согласия, что Шнайдер может взять свою любимую. Ну от рома я никогда не тащился, как от виски, например… Так что не жалко. Мы с Тиллем дотащили хрюкающего Шнайдера до коридора, пока Рихард остался в гостиной — убирать итог веселья в виде бутылок и консервных банок с тарелками. — Ты с нами? — Тилль, придерживая свалившегося ударника за плечи, обратился ко мне. Про себя я мрачно усмехнулся. — Не, я сам потом дойду, ты главное вот его дотащи, — я насмешливо указал на упоротого Шнайдера, который прижимал бутылку к щеке. Коварные мысли наполняли меня, вызывая лёгкую дрожь по всему телу. Сладкую дрожь мести. Тилль, кивнув и попрощавшись, вышел за дверь, которую я после его ухода резко закрыл. Улыбка, которая всё это время играла на моих губах, сразу же слетела с них. «Притворяешься, будто я тебе безразличен…». Идея и мысли, руководящие моим разумом, появились спонтанно. Я, сжав кулаки, решил, что это тот самый момент, когда я могу… Смогу сделать это. Ну же, Рихард, давай сыграем опять. — Что ты там мне напиздел про притворство? — быстро ворвавшись в комнату, я, стискивая зубы от раздражения и предвкушения, в ту же секунду нагло обратился к спокойно сидящему Рихарду, который тут же встрепенулся. Да, слушай сюда, неугомонная ты дрянь. Все слова, все слова, сказанные им, просто выбешивали меня до посинения — они долбили меня своей информацией, в которую я не хотел верить. И я должен был доказать, что это не так. — Ты притворяешься, когда делаешь вид, что тебе плевать на меня, — будто вырисовывая жирным шрифтом сказанные им слова, нереально бесящие меня, ответил он мне, привстав и направляя на меня пронзительный взгляд. Эта уверенность в его глазах и голосе разозлила меня ещё больше, и я понял, что это почти предел моего терпения. — Ты так убеждён в этом? — словно смеясь над ним, съязвил я, подходя к нему ближе. Ты играешь с огнём, Рихард, я разве не говорил тебе об этом? — Слушай сюда, мудила, тебе сколько раз ещё навалять, чтобы ты, мать твою, понял, что ты меня до смерти заебал? — я, в порыве гнева, скинул всё содержимое с рядом стоящей тумбочки, ломая все предметы с грохотом. Я уже серьёзно был настроен на то, чтобы он, наконец, отстал от меня. Чтобы всё это сумасшествие прекратилось и исчезло из моей жизни. Раз и навсегда. — Ты мне так уже отстебал, что я… — Что ты что? — перебил меня Рихард, резко хватая меня за футболку и грубо прижимая к себе. Его чёрные волосы были взъерошены, взгляд мрачно леденел мою кровь, в то же время разжигая меня как спичку. — Опять скажешь, что ненавидишь меня? — эти зелёные огни были рядом, всё ближе и ближе, прожигая меня до кончиков нервов. Я и не заметил, как ноги становятся ватными, а сердцебиение по физиологическому закону учащается. Руки начали дрожать, чувствуя во взгляде вампира что-то до боли дикое. — Почему ты не можешь признать, что… — Не смей, — хрипло прошипел я, пальцами вонзаясь в его горло — вот-вот и я вонжу в него когти. Мы не могли оторвать отдруг друга напряжённого зрительного контакта, и мне казалось, что я сейчас задохнусь. — Не смей, блять. Только попробуй сказать это снова… — я убивал его взглядом, пронзая им, словно разгорячённое лезвие, заставляя замолчать, потому что все его слова были просто невыносимы. Я не мог их слушать… Рихард, заткнись, заткнись, чёрт побери! — Ты так боишься признать это? — я чувствовал его тяжёлое дыхание вместе с истеричным смешком совсем рядом: казалось, что он спалит меня дотла, как и его взгляды, прикосновения сильных и мощных рук. — Ты любишь меня, Пауль, — последний шёпот мне на ухо оглушил меня полностью. Я поперхнулся воздухом, смотря на этого человека. Взгляд… Этот взгляд… Он как параллель между жизнью и смертью. Он просто вонзил мне кинжалы в душу… Я, втянув недостающий воздух через нос, с накопленной злостью резко вырвался и ударил его по лицу со всей силой, что Рихард чуть было не повалился с ног. Но я решил, что сейчас он получит то, что заслужил. — Что ты сказал? — снова свирепо прошипел я, будто угрожая, хватаясь за его горло и со всей силой зажимая шею пальцами. Рихард, с кровью на губе, пытался приподняться, но я не позволял, продолжая держать. — Ты без меня не можешь, как и я не могу без тебя, — прохрипел Круспе, задыхаясь кровью, которая лёгкими струйками текла вдоль губы, перемещаясь мелкими каплями до подбородка. Он что, больной совсем? Да я сейчас урою его нахрен. — Только попробуй сказать это ещё раз — и я разхерачу твою мордашку ко всем чертям собачьим, — я на шаг отошёл от него, отпуская. Я видел кровь, но она не удовлетворяла меня, я хотел видеть что-то иное, что-то большее… Мне нужно было почувствовать всё до конца. Я хотел, чтобы он отдал мне обратно моё сердце, которое он так бессовестно спиздил. — Ну, давай убей меня, ты просто боишься правды, — приподнимаясь, Рихард направил на меня мрачный, безумный и не по-доброму сверкающий взгляд, будто смеясь над моими жалкими попытками противиться. Моё сердце билось как бешеное, моё существование сопротивлялось всему тому, что он говорил, как опасному вирусу. Но моё отрицание будто заводило его сильнее, и он не планировал молчать. — Ты не можешь… — Хватит… — я зажмурился, словно безнадёжная жертва, загнанная в ловушку. Перестань же… — Ты не можешь без меня… — Да заткнись же ты! — я сорвался с цепи, посылая все границы к чертям, потому что не мог больше этого выносить, я не мог слышать эти слова, не хотел их признавать. Я не хотел их признавать! Я набросился на него, подобно разъярённому зверю, нанося многочисленные удары по всему телу, потому что больше не собирался себя контролировать, я не мог больше этого терпеть, этого жгучего безумия… Рихард, сначала не сориентировавшись, не смог увернуться, когда я повалил его, кулаками ударяя по лицу, прижимая всем телом к полу. Костяшки моих пальцев похрустывали с каждым резким прикосновением моего бешеного кулака к его крепкому телу. Круспе, защищаясь от моих ударов, резко перевалил меня вниз вместо себя, отвечая мне тем же. Резкая боль оглушала меня, принуждая не останавливать вездесущие удары, которых становилось всё больше и больше. Мы, накопленные чувствами и агрессией, били друг друга, не переставая, перемещаясь по всей комнате как идентичный механизм. Я чувствовал железный вкус крови во рту, что не останавливало меня, а разжигало меня действовать дальше. Я не хотел останавливаться, не хотел проиграть ему. Под силой его ударов, я уже мало чего видел, чувствуя всепоглощающую боль в моих руках и висках одновременно. Я сходил с рельсов самообладания, когда моя рука была полностью в крови Круспе, когда я ударил его попавшимся под руку подносом, когда он зажал мне горло, перекрывая кислород. Глухие звуки смешивались в моих ушах вместе с хриплым дыханием. Рихард, сжимая раненные губы, прижал меня к дивану, не переставая бить, на что я отвечал ему цепким удушьем. Я попытался войти в выгодное положение — всем весом повалив Круспе на пол, рыча от неконтролируемой злости, что затмила всё вокруг — и у меня это, наконец, вышло. Освободи, освободи моё безумие… — Ты! — я врезал ему по глазу, сидя прямо на нём. — Мне! — ногами я сильнее прижал его к полу. — Всю жизнь! — локтём по дыхалке. — Испоганил! — последние слова я уже кричал ему со слезами на глазах. Я хотел, чтобы он понял меня, чтобы он осознал, что он сделал со мной, в кого он меня превратил… Да, Рихард, услышь меня, наконец! — Сука, ненавижу! — мой голос искажался под давлением импульса, потери контроля и самообладания, отдавая всё в руки истерике, злости и выпуску всех чувств, которые камнем лежали глубоко внутри. Воздуха не хватало, безумие, мучавшее меня, наконец, вырвалось наружу. Я чувствовал, как слёзы текут из меня, словно ручьи, но я ничего не мог с собой поделать. К этому всё шло, это должно было случиться, ибо ты сделал меня таким, Рихард… С последними моими словами, Круспе резко повалил меня на пол, прижимая всем телом, руками зажимая мои запястья, будто прося прекратить. Я, не желая подчиняться, попытался вырваться, но на миг остановился, во внезапной растерянности, широко открывая глаза, чувствуя, что захват его руки ослабевает. Я видел перед собой его взгляд, всё в том же шоке и дикости, но нечто иное мельком проскользнуло в нём. Я читал в нём то, чего было не передать словами. Я слышал наше беспокойное дыхание, которое успокаивалось с каждой секундой. Утихало как снежная метель ранней весной. Но я не мог уловить то, что он говорит мне этим безмолвным взором: слишком много в нём всего… Губы Рихарда слегка приоткрылись, кровь сбоку которых застывала, последней каплей стекая по шее. Он метал по мне смятённым, удивлённым, но в то же время прожигающим изнутри взглядом, под натиском которого я вмиг утихаю. О чём же ты меня просишь…? Не понимая сущности происходящего, я ощущал, как мои ладони, обмазанные кровью Рихарда, горели, словно прикасаясь к чему-то огненному. Я перевёл слегка испуганный взгляд на свои руки, которые, незаметно для меня, покоились на шее вампира. Моё сердце стучало в одном ритме с его пульсом… Разъярённый взгляд Рихарда не покидал меня, под тяжёлым весом его тела моё дыхание вот-вот превратиться в обрывающиеся стоны. Я чувствовал его аромат: его тела, одеколона, алкоголя, крови, сигарет… Такая неповторимая комбинация, хозяин которой сейчас взглядом будто дарит мне себя. Я и принимаю этот подарок… Подарок, чьё тело раскалено до предела, от злости и возбуждения в одном свете. Что-то сверкающее пронеслось перед глазами, когда я смотрел на этого парня: эта та горящая свечка, тот единственный свет из моего сна… Я раскрыл руки, автоматически принимая его, впуская. Рихард, слегка прикрыв глаза, немного наклонился ко мне, улавливая каждый мой вздох. Мои руки чувствовали его тяжёлую грудь, когда он навис надо мной, всем телом прижимаясь ко мне, когда нечто тёплое упёрлось мне в пах. Эта последняя граница рушится, потому что я ломаю её тяжёлой кувалдой, в последний раз смотря в его глаза, наполненные страстью, когда тянусь к его губам за поцелуем. Я забираю его, словно изголодавшийся по воде путник, ведь мне это необходимо. Всегда было необходимо. Только он, только ты… Рихард прислонился ко мне, даря мне до смерти необходимый поцелуй, отвечая моему бешеному порыву. Я не мог, я больше не мог сопротивляться в своих желаниях... Рукой я провёл по затылку парня, надавливая, тем самым углубляя лобзание. Я надрывался своим собственным дыханием, чувствуя, что сейчас заскулю... Губы вампира — такие горячие, влажные и настойчивые — не отпускали меня, и я, сильнее закрывая глаза, подчинился ему, когда он приподнял меня за шею. Я уловил его протяжный стон сквозь этот безумный поцелуй, плача и улыбаясь от этого момента одновременно, ведь я так ждал этого... Боль с каждой манипуляцией его мощных рук, гуляющих по моему телу, покидает меня. Ты здесь, наконец-то, возле меня… Рихард рукой обхватил мои волосы, сдавливая их до боли, на которую я не обратил внимания. Я чувствовал его сладкий и ловкий язык, сводящий меня с рассудка своими действами. Он терзал мои губы, властно захватывая их и меня в разъярённый ураган, захлёстывающий нас обоих. Я, полностью приподнявшись, боялся отпустить его, боясь потерять его снова… Рихард, что же ты творишь со мной… Пальцы вампира стали нетерпеливо разрывать на мне майку, грубо сдирая её, в то время как я расправлялся с его шортами, а после и со всей остальной одеждой. Дыхание снова сбивалось, когда дрожь пробивала моё колотящееся и разгорячённое тело. Эти руки… они были везде, не отпуская меня ни на мгновение, прижимая к своему обладателю, которого я сейчас желал до потери пульса. — Как же я скучал по тебе… — с надрывом прошептал он мне, влажным языком проводя по моей мочке, обхватывая кольцо серебряной серёжки. Сладкая пелена расстилалась перед глазами, оставляя лишь сиреневый туман вокруг, и я не видел ничего, кроме его губ, ласкавшие мою, покрытую мурашками, кожу. Я наслаждался, смакуя от каждого прикосновения Рихарда, покрывая поцелуями его бледную кожу на шее. Вздохи, превращающиеся в стоны, заполняли всё помещение, когда вулкан внутри меня просто горел и взрывался громкими петардами. Его ладонь скользила по моей оголённой пояснице, ногами подталкивая, и мы резко переместились на диван, ни на секунду не отрываясь от друг друга. Рихард прижал меня к своей сильной груди, сдавлено рыча, когда я оставлял чувственные засосы на его ключицах, временами покусывая до крови от накатывающей волны невыносимого возбуждения. Мне не хватало его, я не мог насладиться им вдоволь… Я снова нашёл его губы, когда языком проводил вдоль поверхности его шеи, касаясь подбородка с едва пробившейся щетиной. Его рука упорно сжала мои ягодицы, и я притиснулся к нему всем пахом, отвечая на очередной пламенный поцелуй, чувствуя вкус его сладких губ, текилы и горечи сигарет. Рихард протяжно мычал мне в губы, кусая их до ран в порыве страсти. Я ощущал его аромат очень близко, понимая, что сейчас могу насытиться им, как мечтал… Ладонями я провёл по всей поверхности его сильных рук, слегка сжимая мощные бицепсы и поглаживая гладкую кожу… Я проскулил от всего происходящего порыва, когда его обрывающееся дыхание щекотало меня. Коварная ладонь Рихарда дотронулась до моей внутренней стороне бедра, по-хозяйски поглаживая мою вставшую плоть. Я жалобно простонал в его губы, в нетерпении, когда он дразнил меня своими прикосновениями, крепко втягивая мой запах. Твою мать, как же я хочу тебя… — М-м, Рихард… — невольно вырвалось из меня, так жалостно, ласково и нежно, когда он смотрит на меня этим искушённым взглядом, не переставая ласкать мою разгорячённую и уже влажную плоть. Я чувствую всю его силу, руками накрывая его накаченную грудь, чувствую, что эта сила меня заводит. Мой затылок упирается в спинку дивана, когда я полностью отдаю себя ему, наблюдая за этими зелёными глазами, ловкими пальцами и их охренительным хозяином. Этот Люцифер не отводит своего хитрого взгляда, но что-то в нём есть совсем иное: такое горькое, измученное и сладкое одновременно… Будто бы он ждал меня столько, что затосковал, и теперь получает меня... И словно бы плачет. Я на интуитивном уровне чувствую то же самое, когда скольжу по нему пальцами, стараясь запомнить каждую эмоцию и ощущение. Губы Рихарда блестят и кровоточат от наших поцелуев, и я не могу сосредоточить своё внимание на чём-то одном, ведь я уже на пределе… — А ты мне таким ещё больше нравишься, — эта дьявольская и загадочная усмешка сводит меня с ума, когда появляется на его губах — он уже давно заметил моё нетерпение. Я ёрзал на месте, ибо мне становилось этого мало… Сильная ладонь приподняла моё бедра, раздвигая ноги шире, вдавливая пальцами в ляжку. И этот соблазнительный мудак, сука, медлит, улавливая мой смущённый взгляд, при этом довольно улыбаясь. Его это заводит… От напряжения и возбуждения я начал дрожать, пробуя вымолвить хоть что-то, но руки парня не дают мне вымолвить ни слова, направляя бёдрами к себе. Я уже надрываюсь воздухом, когда Рихард раздвигает мои ноги сильнее, плотно упираясь своим возбуждённым членом. От волнения, предвкушения я стискиваю зубы, когда температура тела становится невыносимой, а мгла желания захватывает всё сознание… Круспе поднёс ко мне два пальца, и я, сообразив, с заметным усердием облизал их, слюнявя, стараясь не замечать его довольного и соблазнительного взгляда, когда он с неким лукавством наблюдал за этой мимолётной картиной. Но всё моё тело теперь слушалось только его… Нашего общего терпения больше не хватает ни на что, и парень, обмазав свой член, направил его на мои ягодицы. Влажное прикосновение его плоти ко мне отозвалось многочисленными мурашками, и я, выдохнув, напряг кольцо своих мышц. — Расслабься, детка, — от этого хриплого шёпота я готов кончить в одну секунду, но тугая боль проникновения чего-то инородного отвлекло меня от всех мыслей, принуждая сосредотачиваться только на ней. Я старался выдохнуть и ослабить напряжение внизу, пока мои щёки горят от всего происходящего тут. Лицо Рихарда тоже напряжено, его каменная грудь застыла, когда головка его члена вошла в меня, отчего я сжал кулаки от непривычности. Я нервно вобрал воздух в лёгкие, ощущая чувство наполненности внутри, которое с каждой секундой внутри становилось всё сильнее и сильнее. Глаза по физиологическому закону снова наполняются влагой, но я пытаюсь её сдерживать, чтобы снова не потерять контроль. Но о каком контроле может идти речь, когда я видел этого Люцифера: уверенного и отчаянного, счастливого, влюбленного и напряжённого, горящего от возбуждения и закусывающего губу от страсти. Он шумно набрал воздух в свои лёгкие, пробираясь своей плотью дальше, глубже насаживая меня на неё. Его крепкие руки направила мои бёдра на себя, пока резкая боль пронзила всё моё тело. Я сдавленно промычал, Рихард, войдя уже больше чем наполовину, сделал быстрый толчок, проталкиваясь своей огромной плотью ещё дальше. Его затуманенный взгляд улавливает мой немой крик боли и успокаивает меня, когда в нём проскальзывает что-то блестящее, дарующее мне доверие к нему. И я, стараясь расслабиться, сам направил его сильное тело на себя, притягивая за гладкие и мощные бёдра. Насаживаясь на его член, кажется, полностью, я стиснул зубы, терпя эту сладко-горькую пытку. Рихард, будто не в силах больше сдерживаться, втолкнулся в меня до упора. Я вытянулся в позвоночнике, слегка вскрикивая от резкости его действий, но я хотел. Хотел этого. Чувствовать и терпеть эту боль, впускать его в себя, ощущать его сбившееся дыхание рядом, смотреть в эти горящие от похоти глаза… Я зажмурился от пика боли, которая отступила, когда его властная ладонь накрывала мой влажный член, туго сжимая его в кольцо. Я, наконец, широко распахнул глаза, учащённо задышал, начиная несдержанно постанывать от его прикосновений. В одном ритме толчки Рихарда становились всё резче и резче, он вошёл в меня уже до предела, достигая заветной точки, вызывая мой очередной протяжный стон. — Ах, фак, — я, прикрывая пьяные от удовольствия глаза, потянулся к его манящим губам, которых мне сейчас катастрофически не хватало, не в состоянии оторваться от вида его сильного тела, властных рук, крепко держащих мои бёдра, и упругой, соблазнительной груди, которую хочется целовать и кусать. Я дотянулся до его желанных губ, постанывая в них, захватывая их во влажный поцелуй. Языком я провёл внутри, развратно касаясь им нёба, отвечая на очередные движения Рихарда. Мне нравилось быть слабее его... Я терял крышу в этом безумии, терял самого себя, отдаваясь и подчиняясь этому охренительно приятному удовольствию… — Ты просто супер… — я был готов взорваться и превратиться в палящие искры от его слов, когда этот бешеный вулкан полыхал у меня внизу. Губы Рихарда, приблизившись, начали грубо посасывать кожу на моей шее, оставляя засосы, его пальцы усердно сдавливали мои бёдра до синяков, прислоняя их к себе. Но мне это нравилось. Умопомрачительное удовольствие затмило весь мой разум и казалось вот-вот и я кончу. Я растворялся в этом кайфе, ощущая его впервые... Движения становились всё резче, воздух вокруг просто обжигал, как и вездесущие поцелуи его любимых губ. Я обхватил его упругие ягодицы, сжимая их, чувствуя лёгкие укусы на своих ключицах, что заводило меня сильнее. И я царапал его кожу на пояснице и спине, закусывая губы от сумасшедшей услады, которая пронизывала всё моё возбуждённое тело. От Рихарда шёл жар, всепоглощающий жар, что захватывал и меня, когда его влажный член легко скользил во мне, принося море нескончаемого удовольствия. Я не хотел, чтобы это заканчивалось… Я слышал крышесносящие и соблазнительные стоны Рихарда совсем близко, когда ощущал, что больше не могу. Сейчас, сейчас я… Рихард, не переставая дразнить мой ноющий член, начал делать движения быстрее, и я зажмурился, когда подступивший оргазм накрыл меня с ног до головы. Воздуха всё не хватало, я сдавленно простонал, смачно излившись прямо в его руку, ощущая, как сильно дрожат щиколотки. И сквозь воздушную оболочку я услышал сдавленный рык, сопровождённый протяжным стоном удовольствия. Пульсирующий член парня, сделав последний и мощный толчок, останавливается, наполняя меня чем-то тёплым. Рихард, кончив, обессиленно тянется ко мне, лицом утыкаясь в моё болящее от его ударов плечо. Я почувствовал лёгкий поцелуй на своей саднящей коже и обессиленно улыбнулся, вслушиваясь в наше общее дыхание, глухое от удовлетворения. Тишина, наконец, наполняет помещение, и мы в неподвижности растворяемся в подступившем общем оргазме. Так мне ещё никогда не сносило крышу… Я горько усмехнулся, обнимая утихнувшего Рихарда. Его член во мне обмяк, моё тело стало совсем ватным, что, кажется, я сейчас свалюсь. Я нежно провёл ладонью по плечу парня, пальцем поглаживая такую гладкую и бледную, блестящую от пота кожу… Рихард ласково продолжает целовать меня в районе шеи и плеча, прижимаясь плотнее. И я не хотел просыпаться, открывать глаза и видеть реальность, я не хотел отпускать его… Тебя... Этот прекрасный сон… Парень медленно отстраняется, влажно выходя из меня и устремляя свои блестящие глаза. Я почему-то краснею под натиском такого пронзающего взгляда, внутри ругая себя за это. Замечая это, Рихард не сдерживает довольную улыбку, а я не могу, не могу оторвать от него восхищённого взгляда. И, кажется, он это тоже заметил… Усмехнулся, немного приподнимаясь и садясь теперь рядом со мной. Вампир томно прикрывает глаза, возвращая своё дыхание, и тонкая извилина насмешливых губ манит меня… Я всё так же не мог оторвать своего взгляда от него, моё дыхание будто останавливается. Уловив мою растерянность, вампир прикоснулся рукой ко мне, большим пальцем вытирая слёзы, медленными дорожками вниз переходя к губам, растирая уже застывшую кровь. Я забил на боль, продолжая заколдовано наблюдать за его горящими глазами, освящёнными полной луной из окна. — Пауль? — донося до меня его ставший мягким голос. Я не сразу среагировал, в том же застывшем состоянии продолжая смотреть на его светлую улыбку, будто из сна. — Ты меня… Слышишь? Я будто просыпаясь, кидаю на него ещё один взгляд и отвожу его. Чёрт, что же это со мной... Рихард, продолжая довольно улыбаться, в недоумении сощурил глаза, внимательно глядя на меня. А я, почему-то, просто горел от стыда и… Услышав его смешок, я видел, как Рихард приподнялся и виляющей походкой поплёлся к столу, который чудом остался жив после нашей драки. Открыв банку пива, он смачно отпил оттуда содержимое, пока я внимательно наблюдал за каждым его движением, глазами скользя по полностью обнажённому телу, по заднице, краснея от своих мыслей. Рихард, сделав несколько шагов к близко находящейся двери, остановился, кинув на меня свой многозначительный взгляд. И я, кажется, снова растерялся. Парень с довольной и лукавой, но лёгкой улыбкой на гладких губах, вкус которых я чувствовал и сейчас, головой указал мне на дверь, открыв её и завалившись внутрь. Я с секунду просидев в неком недоумении, всё-таки встал, чувствуя пронзающую боль разного вида по всему телу, от которой я еле держался на ногах. На цыпочках я кое-как нашёл и напялил свои синие валяющиеся боксеры, которые остались целыми, в отличие от других предметов одежды, почти что разорванные в клочья Рихардом. Я, слегка усмехнулся, прихватывая с собой сиги, жигу и банку недопитого кем-то пиваса, когда осторожной походкой поплёлся к заветной двери, выключая в гостиной тусклый свет. Муравьиными шагами я подошёл к кровати, которая находилась в этой тёмной комнате, а точнее спальне. Лунный свет освещал своим серебристым светом парня, сидящего на краешке кровати и довольно наблюдавшего за мной. Я, преодолевая себя, стараясь снова не смущаться, спокойно поплёлся вперёд, подсаживаясь к нему. Лёгкий летний ветерок ненавязчиво врывался в тёмное помещение, прохладой отдаваясь на разгорячённой коже. Я выпил всё содержимое в банке и кинул её в урну, не попав, тем самым вызывая задорную усмешку Рихарда. Он плавно расположился на кровати, головой облокотившись к изголовью, и взглядом подзывая меня к себе. Я послушно и молча приблизился к нему, располагаясь спиной прямо на нём. Голова моя упокоилась на его груди, пока руками он обхватил меня, прижимая к себе. Лёжа на нём, я чувствовал его размеренное дыхание, что убаюкивало и успокаивало меня. Моя рука потянулась к рядом со мной лежащей пачке, вынимая оттуда сигарету и поджигая её пластмассовой жигой. С улыбкой на губах затянувшись, я, помедлив, всё же немного приподнялся, когда рука Рихарда потянулась ко мне. Мы встретились с ним взглядами, и он, обхватив мою кисть пальцами, поднёс её к своему рту, сразу затягиваясь. Я зачарованно смотрел на него в этом лунном свете, любуюсь его блестящей кожей, подрагивающимися ресницами, когда он томно прикрывал глаза, делая очередную затяжку. Горький вкус моих сигарет успокаивал, как и объятия Рихарда, в которых я блаженно лежал. Лёгкая улыбка не покидала меня, когда мы по очереди тянули одну сигу. — Удачная ночь, — сказал Рихард, тем самым заставляя меня посмотреть в его глаза. Стряхнув пепел с сигареты в последний раз, затушив её, придерживая за коротенький фильтр, об пепельницу, он перевёл на меня внимательный взгляд. Я, поддавшись мимолётному порыву, кротко поцеловал его в губы, наслаждаясь знакомым и любимым вкусом, чувствуя его улыбку. Я ощущал его мягкую улыбку, когда ласкал его нижнюю губу, влажно прикасаясь, томно прикрывая затуманенный от блаженства взгляд. Медленно отстранившись, не отрываясь от него взгляд, я снова лёг на плавно воздымающуюся сильную грудь Рихарда, вслушиваясь в любимые удары. Довольно улыбаясь, я сильнее прижался к нему руками, закрывая глаза и чувствуя ласковые поглаживания его мягкой ладони на своей ноге.