Свинец

Мельница - Тристан Весна давно покрыла пыльные дороги свежей зеленой травой; ее нещадно топтали людские ноги и подкованные лошади с хмурыми всадниками. Запахи щедро расплескивались по воздуху лесом и лугом, к вечеру превращаясь в плотное пьянящее марево, пряной пленкой затягивающее легкие и делающее дыхание приглушенным. Леви беспокойно ерзал на расстеленной куртке, хмыкая и вдыхая теплую после солнечного дня землю. Его волновало, выстираются ли пятна травы со светлых брюк, и как много трухи с шершавой коры зацепилось за рубашку. Рельеф древесного ствола приятно сливался со спиной. - Не отвлекайся. - Попросил Эрвин, близко наклоняясь к Леви и поднимая почти упавшую из его рук книгу. - Читай дальше. Леви упрямо поджал губы, демонстрируя свое отношение к толстому драному талмуду и чтению в целом. Легенды о воинах и королевнах, которые он пытался прочесть вслух, навряд ли помогли бы ему в реальном бою. Сказки для наивных; на вкус - как пыль. - Ты командор, твое дело - быть умным. - Пробурчал Леви. - А мне и так сойдет. Он в разведке провел всего месяца два, считался еще новичком и уж точно не одним из "своих" - так уж влияло на общее мнение его прошлое, а Смит с ним возится, как со своим преемником или, того хуже, ребенком. Какое ему дело до того, как Леви привык держать чашку? И с чего он вообще взял, что нужно учить его читать? Разведчики отличались относительной грамотностью, но в подземелье Леви необходимо было уметь добывать провиант и оружие, а не занимать время балладами и научными трудами. - И в наших взглядах образы друг друга, А в них - простые, верные сердца. Под тяжелым взглядом командора Леви послушно прочитал еще две строки, запинаясь и хмурясь. Слова давались ему непросто, они непослушно вытесывались из знакомых звуков, но звучали неуверенно, произносились медленно, с неуместными паузами. Когда Эрвин говорил и читал, из его горла лился раскаленный свинец и жег чужие сердца; лучше него играть со словами не мог никто. - Еще раз. - Зачем? - Еще раз. - И в наших взгля... не буду я маяться этой мутью, не трать на меня время попусту. - Взглядах. Глаза у Эрвина такие текучие и совсем не холодные, как это порой бывало; как течение весенней реки, голубой от отражения в ней высокого неба. - Что? - теряя последние остатки терпения, процедил Леви. - И в наших взглядах образы друг друга. - Безмятежно пояснил Эрвин. - Еще раз с этой строки. Леви вздохнул и продолжил. Раз за разом, пока слова не стали гибкими и плавными от горячего языка и податливых губ; пока Эрвин не прикрыл веки и не начал улыбаться - так, как он умел: не явно и открыто, а легко и просто, едва подняв уголки губ, словно не мог себе позволить большего. Леви устал и немного съехал с куртки вниз, но, не обратив на это внимания, не переставая читать, положил голову Эрвину на плечо и сам почувствовал непривычное спокойствие. * Дожди и грязь вылизали камень до блеска. Травы умирали и восставали из пепла каждую весну, пробиваясь сквозь плиты и щели в надгробии. С каждым годом Леви понимал, что ничего не меняется. Весна приходит, вдыхает в землю жизнь, чтобы цветы продолжали цвести, чтобы просыпались от земли люди и рождались бабочки. Птицы все так же поют, деревья все так же тянутся вверх. Пустота давила изнутри. Бросив на едва различимую в траве могилу ворох горицвета, Леви вернулся к отрядам, ждущим его указаний. Чтобы лить из горла раскаленный свинец и жечь их сердца. И в наших взглядах образы друг друга, А в них - простые, верные сердца. Не смешивает вещи смерти равну. Пусть на двоих одна любовь, но тебе и мне жить вечно суждено.