Свинец

В отличие от многих других людей, Леви не напрягал себя самоопределением и редко подолгу раздумывал о последствиях своих поступков - давно установленные принципы исключали жизненные недоразумения, могущие произойти в результате неверно сделанного выбора. Жизнь Леви была абсолютно правильной и прекрасно выдержанной, как его любимый сорт чая каждое утро ровно в шесть пятнадцать. Студенты в университете его боялись и уважали, клялись его святым именем и зарекались им же. Одна только фамилия профессора, произнесенная вслух, лечила многие болезни, а пересдача у него зачета считалась дополнительным кругом ада, о котором Данте не написал, просто не сумев подобрать подходящих слов. Того, кто вздумал пошутить о преподавателе, настигала небесная кара, после которой неосторожному открывалась вся непростая суть жестокой жизни. В остальном Леви считал себя довольно скучным человеком. Эксцентричными хобби он не мог похвастаться, дурных привычек за все годы не подцепил, а семьи у него не было. И потому ему в голову не могло прийти, что однажды он найдет на своем столе записку с признанием в любви. Он бы на себя и не подумал, если бы не аккуратно выведенное чьим-то мелким почерком имя. Но никакой подписи. * Немного подумав, Леви все-таки пришел к выводу, что это шутка, и решил непременно придушить шутника, как только до него доберется. Утром он даже в зеркало посмотрел, чтобы убедиться: он такой же мрачный и грубый на вид, как раньше; романтические мысли с его участием появились бы разве что у конченого извращенца. И вот, вместо того чтобы начать наконец лекцию о канонах античной литературы, грозный профессор Аккерман рассматривал притихших студентов, уже готовых ловить каждое его слово. Эрд и Гюнтер отчаянно палились шелестящими фантиками леденцов, Петра за них пунцовела и виновато поглядывала на Леви, красноречиво извиняясь за своих друзей; Ханджи разрисовывала руки маркерами и исподтишка дергала нервного Моблита за свитер, чтобы он оценил. Это все очень походило на какой-нибудь класс начальной школы, и Леви, обреченно закатив глаза, скользнул взглядом к тетради в своих руках, но неожиданно задержался на полпути. Прямо напротив него сидел Смит, гордость и краса всего факультета. Он почему-то неизменно старался сесть к Аккерману ближе, в то время как остальные, напротив, забивались в угол аудитории скопом. Эрвин следил за Леви почти фанатично, наклонившись вперед и подперев подбородок ладонями. Он ничуть не смутился, когда их взгляды встретились - только широко и тепло улыбнулся, а потом закусил нижнюю губу. Леви, оторвавшись от созерцания лица довольного Смита, с раздражением заметил в себе неуместное смущение. - Сегодня мы... - на выдохе начал он, мрачно сверяясь с планом в тетради. - Профессор, вы же пойдете на Рождественский бал? - очнулась от дремы Ханджи, к черту позабыв о своих цветных руках и вообще о том, что у нее сейчас пара, а не чаепитие в кругу сокурсников. Леви призвал к себе все имеющееся у него терпение и вспомнил о том, как ему еще в средней школе психолог советовал говорить с людьми вежливо и без ругательств. С того момента прошло уже лет двадцать, но совет актуален до сих пор. - Нет, не пойду. И вы, Зоэ, тоже. Хотя он уже не первый год преподает в гребаном, чтоб он провалился, университете, работа эта особо его не радовала тем, что приходилось пытаться быть дружелюбным хотя бы немного, как другие преподаватели. - Почему? - наивно поинтересовалась Ханджи, игнорируя все намеки Моблита. - В тот же день назначена пересдача канонов поэзии раннего Ренессанса, которую вы пересдаете. А я принимаю. * Леви нашел вторую записку в кармане своего пальто и тут же прикинул, кто и когда мог сунуть ее в узкий карман. Вариантов было слишком много. Проверяя сданные ему письменные работы с лирическими анализами, он совершенно некстати подумал, что у Эрвина глаза неправдоподобно синие и большие. Ну словно специально. Будто виня его в этом, Леви на следующей лекции завалил Смита вопросами, ответы на которые тот и вовсе не должен был знать. Но Эрвин на все ответил спокойно и без запинки, так что и не придраться; и продолжил лучезарно улыбаться. И Леви смутился и раздражился еще сильнее. * Леви испытывал непреодолимое желание не отдать Ханджи зачетку в руки, а кинуть в нее ею и закричать, чтоб Зоэ никогда больше не возвращалась. Обрадованная зачетом Зоэ быстро испарилась в коридоре, напевая очередную странную песенку. Ханджи путала детали безбожно, и Леви ощущал себя полностью разгромленным ее сбивчивым ответом, на треть состоящим из присочиненных ею подробностей, и еще на треть - задумчивым "эээ". Поэтому в кафетерий он едва дополз, мечтая о крепком кофе и тишине. Он не ошибся - большинство студентов действительно уже собирались на Рождественский бал, устраиваемый ежегодно, так что в кафетерии было пусто и чисто. Леви взял эспрессо и сел за столик у окна; в стекло бил сильный ливень. Никакого рождественского настроения не было, праздновать Леви ничего не планировал и только мечтал о выходных, в которые можно будет навести порядок в доме и разобрать недавно купленные книги. - Добрый вечер. - Раздался над ухом Леви чей-то голос. Смит еще раздражал своим высоким ростом, из-за чего всегда приходилось смотреть на него снизу вверх, чтобы поздороваться. Хорошо хоть тот не наклонялся. - Добрый. - Недобро проскрежетал Леви, кивая присаживающемуся напротив Эрвину. - Не участвуешь во всеобщем праздновании? - Нет. Эрвин зачем-то придвинулся к Леви ближе и снова улыбнулся своей странной, но уже привычной улыбкой. - Что ты тогда вообще тут делаешь? Пересдавать нечего, сегодня выходной. - Спросил Леви, делая последний горький глоток кофе. Эрвин выглядел так, словно сомневался, стоит ли рассказывать. Леви сощурился. - К вам пришел. - Выпалил Смит и покраснел; Леви на некоторое время выпал в стратосферу. - Что? - растерянно уточнил он. - Ну, я же оставлял записку вчера и... - начал объяснять Эрвин, а потом вдруг покраснел и запнулся. Леви услышал слово "записка", сложил два и два и разозлился. - Понятно. - Бесцветно произнес Леви и резко встал, чтобы уйти куда подальше, пока не узнал еще чего-нибудь, чего точно не хотел знать. Эрвин совсем заволновался и вскочил следом, собираясь догонять его и что-то говорить, но Леви быстро кинул пустой пластиковый стаканчик от кофе в урну и вышел на улицу, где тут же попал под ливень и промок. * Дождь шел еще два дня. Хотя Леви и планировал заняться уборкой и заселением книг на предназначенные им полки, он пролежал в постели почти до семи вечера и едва собрался с силами, чтобы приготовить себе завтрак. Он доставал из холодильника масло, когда раздался звонок. Меньше всего ему хотелось открывать. Он никого к себе не приглашал и пребывал в мрачном настроении. Леви неохотно открыл дверь и тут же попытался ее захлопнуть. - Профессор. - Поприветствовал Эрвин, потягивая дверь на себя и не давая Леви закрыться. - Какого хрена, Смит? - прямо спросил Аккерман, стараясь выразить на своем лице как можно больше упрямого недовольства. А Эрвин опять улыбнулся этой своей улыбкой. Леви нахмурился от стеснения, а сам втихую заподозрил в собственном студенте маньяка-сталкера. - Откройте. Мне одной рукой коробку держать неудобно, а если уроню - все разобьется. - Что разобьется? - любопытство Леви пересилило настороженность. - Елочные шары. Они стеклянные. Вы же елку еще не украсили, да? - Нет у меня елки. - Отрезал Леви, почему-то отводя взгляд. - Совсем?.. - Эрвин как будто расстроился. Леви иррационально почувствовал себя виноватым. В том, что признался высокому парню-шкафу в отсутствии у себя елки. Как будто у ребенка конфету отобрал. - Ну, может, где-нибудь на чердаке... - зачем-то начал оправдываться он. - Тогда давайте поищем. - Воспылал энтузиазмом Смит. Леви вздохнул и открыл дверь, позволяя любоваться своим тонким халатом и серыми пижамными штанами. Эрвин смущенно выдохнул, разглядывая его, но аккуратно поставил коробку на пол и стянул мокрую куртку, а потом и ботинки. И пошел за Леви. Искать елку. * Леви и сам не заметил, как уснул на низком диване с очередной сверкающей гирляндой в руке - как раз такие они с Эрвином вешали над карнизами высоких, во всю стену, окон. Эрвин, кажется, вообще был в восторге от происходящего - бегал туда-сюда, доставал яркие шары из оберточной бумаги и то и дело оглядывался на Леви, словно в страхе, что он убежит или испарится. Эрвин даже заварил чаю; конечно, совсем не так, как если бы это сделал сам Леви, но тоже неплохо. Они сидели на толстом чистом ковре и молча смотрели на нескончаемый дождь, прозрачными нитями падающий вниз. В какой-то момент Леви даже подумал, что не против бы был просидеть так вечно, но потом Эрвин что-то спросил и нечаянно расколол это ощущение спокойствия. И они снова бегали, уже в поисках фонариков, а отыскав их, нашли еще и бутылку виски. И сидели на маленькой кухне еще несколько часов, обрывочно читая стихи и делая паузы - просто безмолвно вглядывались в глаза друг друга. После этого они вспомнили об оставшихся гирляндах и обсуждали, как ими распорядиться так, чтоб было красиво. Об этом они успели поспорить, но в конце концов пришли к консенсусу - гирлянды повесить как-нибудь рядом со шторами. Леви оказался низким для этой идеи, так что он просто сидел на диване, едко комментировал и распутывал запутавшиеся гирлянды, а Эрвин их вешал. И Леви случайно уснул. Он всегда беспокойно спал и проснулся весь обмотанный красной блестящей гирляндой. Над ним стоял Эрвин. - Мне пора идти. - Сообщил он; синие глаза насмешливо следили за тем, как Леви с раздражением выбирался из вороха ниток и блестящей бумаги. - Ладно. - Угрюмо согласился Леви, хотя больше всего хотел сказать "нет", будто и правда имел на это право. Он, ничего больше не говоря, проводил Эрвина по коридору, подал ему куртку и с тем же раздраженным выражением лица закрыл дверь. А потом его оглушила тишина, которой он раньше и не замечал никогда. * Прошел еще один день, и Леви удивился тому, с какой легкостью он совсем недавно доверился человеку, которого толком не знал. Провел с ним длинный вечер и часть ночи, как будто давно знаком; несколько раз сказал что-то действительно искреннее. Леви разворошил память и попытался собрать в целое все диалоги с Эрвином, все его случайные взгляды и собственные мысли обо всем этом. Сначала не особо получалось, но потом Леви к своему безграничному изумлению обнаружил, что и раньше Смит на него так смотрел, и раньше пытался привлечь его внимание своими точными ответами, и еще напрашивался на какие-то проекты; однажды даже попросил принести материал по очень узкой теме. Леви тогда согласился и собирался поощрить его рвение к истине подробными пояснениями, но, кажется, заболел. Почему он не замечал этих ситуаций? Разве он настолько невнимательный? Леви на себя злился; за все. За то, что не спохватился еще полгода назад, за то, что еще позавчера непринужденно болтал с Эрвином, не покоробившись от быстрого перехода на "ты". В конце концов, за то, что сам себе позволил поверить в непонятные чужие чувства к себе, наверняка не настоящие - а то какие же еще? Отражение в зеркале не изменилось. За подобными размышлениями Аккерман полностью убрал дом и рассортировал книги, но это не принесло ему никакого удовлетворения. Он уже твердо решил выкинуть все так или иначе связанное с Эрвином из головы, когда получил письмо по электронной почте. Главная площадь. Семь вечера. Какой-то дополнительный ориентир в виде маленького кафе или магазина - Леви быстро читал, почти не вдумываясь в суть, так что скоро пришлось начать заново. - Какого черта я должен куда-то идти? Просто потому, что он меня будет ждать? - говорил он сам с собой вслух, доставая из кухонного шкафа банку с кофе. Леви выпил кофе, начал читать новую книгу, придирчиво осмотрел окна на предмет пыли и послушал музыку - так он тщательно отвлекал себя от дурацких, как он считал, побуждений. Древние настенные часы отбили семь вечера, и Аккерман бы совсем не обратил на это внимания, если бы не получил еще одно сообщение, состоящее всего из двух слов. "Здесь холодно". Леви фыркнул и продолжил листать в телефоне список музыкальных альбомов. Таким образом он героически продержался до семи двадцати трех. А потом оделся и вышел, торопливо закрыв за собой дверь.