Свинец

Леви знал, что может задать Эрвину любой вопрос; и получить на него предельно честный ответ, не сжатый до сухой схемы - как очередное распоряжение для офицеров - и не сплетенный из хитроумных лазеек, как очередной отчет перед высшими чинами. Ответы Эрвина для Леви куда более живые и естественные, без капли лжи - с блеском в задумчивых глазах и усталой улыбкой. И теперь, когда Колоссальный и Бронированный гиганты перешли на сторону разведки, когда враги были повержены, когда экспедиции за стены шли с зерном в бочках вместо пороха и газа - Леви отчаянно боялся спросить Эрвина о самом главном. Многочисленные жертвы сполна окупились, смерти были оплаканы, жизнь продолжалась, пусть не каждый понял это сразу. Ханджи, казалось, потухла, а потом зацвела и начала планировать исследования открывшихся человечеству земель, и Моблит с облегчением вздохнул, едва не выдав разом все, что накопилось за годы совместной работы в четвертом отряде. Ни для кого чужие чувства в легионе не были секретом - одна Ханджи упорно пропускала мимо себя личные подробности других. Арлерт и Йегер решили путешествовать, чтобы отыскать море, которое за километрами степей, лесов, рек и гор разведке пока не открылось; Микасу похоронили месяца четыре назад, Армин с Эреном в тот день на трупов были похожи; но справились. Кирштайн лишился ноги, пришлось заменить ее протезом; Спрингер и Браус оказались слишком влюблены друг в друга, чтобы сочувствовать и лить слезы по ушедшим. Многие офицеры перестали участвовать в вылазках и вернулись к своим семьям. А Леви понятия не имел, что будет дальше. Он забирался так далеко вперед, как только мог, и видел места, которых сотню лет - или даже больше - никто из людей застенья не видел. И раньше он думал, что вся эта зелень, и солнце, и воздух заполнят его изнутри, но покоя не было, пустота холодно жгла. Она образовалась на том месте, где были вечные разведческие идеалы - товарищество, мечта об обретении свободы, отказ от воспоминаний и сожалений, повторение чьих-то имен перед сном, вылетающих словно бы незнакомыми звуками. Цели достигнуты, мертвые отомщены, товарищи разошлись разными путями. Когда-то давно Эрвин говорил: только закончится все, и я оставлю свой почетный-кровавый пост на Ханджи, а сам уйду. Когда-то давно Эрвин вскользь упоминал своего мертвого отца, и становилось ясно: Эрвин хочет семью и дом - да кто бы из разведчиков не хотел? Большинство из них никогда этого не имели, а сейчас можно засыпать и просыпаться без страха. Эрвин говорил это все когда-то давно, Леви молча кивал в ответ. Победа человечества над гигантами была далекой и призрачной. И вот ожидаемый всеми день настал, и память услужливо вернула Леви все, что он так долго выкидывал из головы. Сколько и что бы ни говорил Эрвин о своем будущем, имени Леви он не произнес ни разу. Леви каждый день, наблюдая за радостными разведчиками, хотел подойти к Эрвину и спросить его. И каждый день не решался. * Леви со звоном поставил полную чашку чая на блюдце и обжег пальцы, не обратив на это никакого внимания. Эрвин продолжил что-то писать - делать это левой рукой он уже наловчился; свет из окна бил ему в спину и рассеивался, пыль в желтоватых солнечных снопах мерцала. - То есть... - медленно, на выдохе произнес Леви. - Ты уже готовишь документы? - Да. Еще месяц и Ханджи повысят до командора, а я сложу полномочия. У нее достаточно энтузиазма, чтобы идти дальше. Леви мог только догадываться, какую усталость Эрвин прятал в себе. Он ощущал удовлетворение от того, что привел разведку к свободе?.. Неловкость, отдалившая их друг от друга в последнее время, не позволяла лезть со своими утешениями в душу. - Понятно. - Сказал Леви и, уткнувшись в чашку, сконцентрировался на весеннем пейзаже за окном. - Ты избегаешь меня. - Эрвин вдруг показался грустным. - Почему? - Вовсе нет. Просто ищу новое занятие, - пожал плечами Леви, - титанов-то не осталось. - Хочешь уйти? "Он ждет, что я уйду?" - подумал Аккерман и нахмурился от внезапно нахлынувшей тоски. - Не знаю еще. - С раздражением ответил Леви и за это сам на себя разозлился. Эрвин шумно вздохнул и отвлекся от работы. Его тяжелый взгляд чувствовался кожей. - Я надеялся, ты останешься со мной... после всего. - После чего? - смысл слов до Леви доходил со скрипом. - После победы. Мы можем делать все, что захотим и сколько захотим. Я хочу просто жить. Тепло, охватившее Леви после этого признания, натолкнулось на привычную фантазии картину счастливого Эрвина с кем-нибудь. Большой дом, запущенный сад, голубоглазые дети... Вполне себе понятное желание побыть нормальным человеком. И это совсем не вяжется с грубым бывшим капралом, не умеющим толком выражать свои эмоции. - А мне втирал про семью, домик у моря и хризантемы под окошком. Эрвин удивился и посмотрел на Аккермана непонимающе. - Ну, если хочешь, пусть будут ромашки. Они мне тоже нравятся. Леви перестал хмуриться и недоуменно уставился в ответ. - С чего ты решил, что я имел в виду не тебя, когда говорил о семье?.. Леви к своему стыду и смущению осознал, что, кажется, краснеет. - Фиалки. - Наконец почти прошептал он и снова уставился в окно, ощутив себя полнейшим идиотом. - Хорошо. - Легко согласился Эрвин. Леви знал, что Эрвин не умеет ему лгать.