Свинец

modern!AU, суперспособность у Леви. Тротуары из обшарпанной в сколах ракушечной плитки извивались длинными змеями - вроде тех, китайских, что показывают на фестивалях культур. Леви шел, не торопясь, задумчиво останавливаясь на каждом углу, рассматривая битые стекла в солнечных зайчиках и чахлые цветы на подоконниках. Время текло медленно, растягиваясь, словно фруктовая жвачка. Леви казалось, что он слышит, как стебли полумертвых маргариток тянутся к болезненно-белому солнцу, и как медленно скользят перья в крыльях птиц при взмахе. Когда-нибудь плитка кончится, и по тонкой тропе он дойдет до дома, но там нет ничего, кроме пыли на часах и прогорклой от одиночества тишины. Дома ему не нравилось, не нравилось в школе; за горизонтом еще оставались дороги и тротуары, которые, может быть, не вьются змеями. Леви равнодушно толкнул дверь и тихо зашел, опасаясь дяди, время от времени заходящего отоспаться после своей опасной "работы". Мама еще должна была быть в мастерской на другой окраине города. Остается ждать, читать затасканные книги и собирать из кухонных ящиков последние остатки чая. Красные, красные китайские драконы. Они тонкими линиями ползли по простыне, сползая с тонких изящных ладоней. Бледная красота лица, обычно искаженная беспокойством, разгладилась безразличным выражением. На полу оставались еще следы крови; очевидно, после удара тело небрежно кинули на кровать. Что-то искали. Леви долго не мог найти пульс на холодном запястье матери. Ему не хватало сил, чтобы кричать или звать, но внезапно накатившая ненависть сжигала изнутри, и он поспешил выплеснуть ее, разбив костяшки пальцев о стену. Если бы Кенни в тот момент был перед ним, то он бы Кенни прикончил, голыми бы руками задушил - очевидно же, что это его вина, это все из-за его разборок с какими-то группировками. Пульса не было. Леви беспомощно осел на пол, закрыв лицо руками. Это все не со мной, я открою глаза, и все будет, как прежде, потому что иначе нельзя, иначе не получится. В голове гудело от тихих, но настойчивых шепотков, вместо мыслей в голове кипел свинец, слышалось, как парят в воздухе частицы пыли и оседают на полки шкафов. Текстура от поверхности глиняной вазы пахла медом, а синий оттенок занавесок упорно, ступенька за ступенькой, складывал неровную мелодию. В ничтожно малое мгновение все это сжалось в единственную точку, растянувшуюся иглой, и ударило в затылок до яркой звездной ряби. - Леви. Пришлось распахнуть веки и нехотя поднять голову. Мама, опираясь плечом о дверной косяк, укоризненно смотрела на него, но в ее добрых и усталых глазах не было настоящей злости. - Опять прогуливаешь французский язык? Мистер Закклай и так слишком много на тебя жалуется. Почему ты так странно сидишь? Ударился? Леви оглянулся; комната была в абсолютном порядке. Часы показывали всего лишь десять утра. - Все в порядке. - Выдавил он нервно. - Как ты себя чувствуешь? - Хорошо. Почему ты спрашиваешь? У меня сегодня выходной, так что после школы будешь помогать мне с уборкой. - Да, конечно. Леви послушно собрался уходить, схватив рюкзак и зашнуровав ботинки. Костяшки пальцев больно саднили. * Переживать один и тот же день целых два раза было мерзко - хотя бы из-за французского - и когда после этой адской пятницы наступили выходные, Леви облегченно вздохнул. Рука заживала, а в голове творилась сущая неразбериха: понять, что и как произошло не представлялось возможным. Он провел день в школе и, как обычно, вернулся домой в четыре, увидел мертвую Кушель, просидел у стены несколько минут в полуобморочном состоянии, очнулся, увидел живую Кушель, снова ушел в школу. В десять. Это все - реалистичный бред без единого намека на хоть какой-нибудь смысл... И Леви все равно думал об этом, не в силах забыть. Он как будто... промотал время. Леви решил, что это какой-то шизофренический приступ, и об этом лучше никому не говорить - мало ли что. * Леви сидел на подоконнике и читал книгу. Коридор был полон, мимо проходили и пробегали студенты - беспечные и напряженные, с кипами ксерокопий и библиотечных журналов. - Леви. Вздрогнув от знакомого и почти желанного голоса, Аккерман оторвался от страницы и ответил неласковым взглядом. Смит, его одногруппник и заодно староста, наверное, даже не догадывался, как внимательно его рассматривают при любой удобной возможности. - Ты пропустил все пары по физике за последнюю неделю. Скоро сдача зачетов. Я не собираюсь придумывать для тебя оправдания перед деканатом. - Ну и не надо, сам разберусь. "Уходи отсюда скорее", - мысленно просил его Леви, - "пока ты не заметил, как трясусь в твоем присутствии, придурок". - Я слышал, ты увлекаешься боевыми искусствами? Леви вяло кивнул и захлопнул книгу, стараясь не выдавать своего волнения. Эрвин почему-то улыбался, беспокойно сцепляя и расцепляя свои пальцы; его глаза с любопытством ловили каждое изменение в интонациях Леви. - И из-за этого... Проследив за направлением его взгляда, Аккерман быстро спрятал руку за спину. - Это старые шрамы. В детстве поранился. Неважно. Если ты ночами не спишь из-за моих прогулов, то так и быть, перестану портить твой список идеально успевающих студентов. Леви спрыгнул с подоконника и ушел, не прощаясь; коря себя за не задавшийся разговор. Еще и Смиту наобещал всякой ерунды, надо же. * Каким-то образом попав на случайную вечеринку, Леви скучал. Девушки в разноцветных клочках ткани, лишь отдаленно похожих на одежду; прилизанные парни, алкоголь, разбитость на группы и гнилые насмешки, псевдо-элитарность и псевдо-роскошь напоказ раздражали. Стоило познакомиться с Ханджи (точнее, быть принудительно познакомленным ей), и самые странные мероприятия чертового городка ворвались в закрытую от мира жизнь Леви. На всех этих веселых вечерах его неизменно пытались подбить на драку, чтобы узнать ему цену, как бойцу; думали, он занимался айкидо, хотя на самом деле Леви занимался ушу. И теперь он стоял на балконе какой-то зеркальной, яркой многоэтажки и цедил отвратительный коктейль лазурного цвета. Ханджи - чокнутая, а он, может быть, и не лучше - достаточно вспомнить, как он в двенадцать лет два раза прожил один и тот же день. Но Ханджи притягивала его, как независимая от мира личность, похожая на него самого. А еще она была близким другом Эрвина, тоже иногда появляющегося на больших пьянках. - Привет. Леви, чуть не захлебнувшись, резко обернулся. - Ага. - Не думал, что ты любишь такие сборища. - А ты любишь? - Не очень. - Кто-то должен оттащить Ханджи домой и потом откачивать, когда она в бревно. Эрвин издал негромкий смешок и замолк, не сказав больше ни слова. Леви помялся в тишине пару минут, тоже не зная, как завязать разговор. В конце концов он собрался просто уйти, но Смит тут же ухватился за рукав его рубашки. - Чего надо? - недружелюбно поинтересовался Аккерман и прикусил язык, облизав противно сладкие после коктейля губы. Эрвин казался привлекательным, и это пугало - было непонятно, как себя с ним вести. - Тебя. Целовался Леви слишком хорошо, чтобы разочаровывать его. * - И как тебе море? - поинтересовался Эрвин, приглаживая мокрые волосы. Он выполнил обещание свозить Леви на побережье и ждал впечатлений Аккермана, приехавшего к океану впервые за всю недолгую жизнь. Рассвет сверкал гранями красного и голубого, теплый песок грел ступни, а обнаженные плечи уже покраснели из-за летнего солнца. - Грязное. Соленое. Воняет солью. - Почти недовольно протянул Леви, лежа на полотенце и пряча смущение на лице. Он не мог вспомнить, чтобы кто-нибудь еще так интересовался его желаниями и, тем более, делал такие подарки. Эрвин аккуратно, массажными движениями размазывал крем от загара по лопаткам Леви, а тот сопел, вдыхая запах горячей земли и морской соли. Аккерман вздрогнул, когда сухие губы коснулись его затылка и едва задели заалевший кончик уха. - Ммм? - Ты тоже теперь пахнешь грязным и соленым морем. - Ну и ч... ААА, Смит, перестань меня облизывать! Гадость какая. Эрвин цокнул языком. - И руки убери от меня. - А ты уже возбудился. - Пффф. Леви показалось, что он вот-вот сгорит, а Эрвин только смеялся. * Поток машин несся мимо, волосы лезли в лицо. - Ладно, увидимся вечером, да? - спросил Эрвин, неотрывно глядя на дорогу и выбирая, где лучше ее перейти. - Я тебе позвоню. - Буду ждать. - Коротко ответил Леви, получая поцелуй в щеку. Смиту всегда приходилось немного наклоняться, и это было очень забавно. Эрвин махнул рукой на прощание и растворился в толпе людей, а Леви решил заглянуть по пути в магазин за кофе и всякой мелочью, которую до этого никак не мог собраться купить - все время забывал. Прохожие поглядывали на его полуулыбку, некоторые улыбались в ответ от неожиданности; а Аккерман чувствовал себя до странного счастливым и целым. Ходил между полками, выбирал какие-то вещи. Вспоминал: он с Эрвином встречается уже второй год, а до сих пор волнуется из-за всякой ерунды, хотя показывать это - последнее дело. Эрвин очень уверенный и какой-то почти родной, как будто они были знакомы раньше, и не однажды; прошли с десяток жизней рука об руку. Это... удивительно. Со Смитом время текло с силой и в землю, как водопад; своей мощью снеся все прежние привычки. Немного посомневавшись, Леви все-таки решился отправить короткое SMS: "Не забудь вернуть мою книгу". Сначала он хотел написать, что соскучился, но потом сам на себя рассердился и напомнил про одолженный сборник стихов Бодлера. Телефон завибрировал; сообщение не было доставлено адресату. Ростки беспокойства Леви задавил мыслью о метро и разрядившейся батарее. Фальшивое спокойствие держалось долго - пока он шел домой, делал уборку, мыл окна и готовил ужин. Он снял с плиты соус, когда раздался рингтон мобильного, установленный на номер Зоэ. "Приезжай в районную больницу. Эрвина сбила машина". * Эрвин умер до того, как Леви успел добраться к нужной палате. Они разминулись на несколько секунд, и безучастная медсестра механически зафиксировала время смерти в своих документах. Ханджи, сняв очки и откинувшись на спинку стула, безмолвно пялилась в неровный потолок. За последующие полчаса Леви узнал много бесполезной информации: о том, что Эрвина сбил фургон по ошибке водителя, что удар был сильным и неудачным, из-за чего пострадали органы; Эрвин не выдержал такой огромной потери крови, а врачи ничего не успели сделать. И Леви ничего не успел сделать, ничего не успел сказать. Если бы он задержал Смита еще тогда, когда они прощались - ему очень хотелось, но он заглушил в себе собственнические замашки - все бы было в порядке. Какой толк во всех этих подробностях? Эрвина нет, неважно, как это случилось. Его нет. И не будет. Леви выбежал из больницы, глотая слезы и не разбирая, куда бежит - какая, к черту, разница? - и просто ходил по городу, не останавливаясь. Тротуары все так же вились красными змеями, и их гребни из осколков бутылочного стекла блестели после недавних дождей, дробили в маленьких лужах отражение лица Аккермана. Леви не знал, что дальше. Что - дальше? В его планах на жизнь разве что имя Эрвина было отчетливым, но ничего больше. Эрвин незаметно стал центром всей Вселенной, точкой отсчета от серого существования к равновесию с собой. И нужно было сообщить ему об этом во что бы то ни стало - если уж до этого дня не догадался, то нужно сообщить прямо сейчас, не медля ни секунды. Глядя лишь на небо в грозовых тучах, Леви сделал шаг вниз с моста. И время остановилось. * Поток машин не редел, волосы все так же лезли в лицо. - Ладно, увидимся вечером, да? - спросил Эрвин, неотрывно глядя на дорогу и выбирая, где лучше ее перейти. - Я тебе позвоню. - Подожди. Можешь не заходить за вещами. Лучше пойдем сразу ко мне. - Леви, получив поцелуй в щеку, схватился за теплую ладонь Эрвина и улыбнулся, пряча лицо в вороте его свитера. Они гуляли по осеннему парку в янтаре и яшме, и пока Эрвин пытался выпутать из волос Леви маленький желтый лист, слетевший с дерева, Аккерман потянулся вверх на носочках и сказал: - Я соскучился. Время разлилось океаном и захлестнуло их обоих.