Свинец

Хлипкий туман рваными кусками скользил над холодной осенней землей, окольцовывал широкие стволы деревьев. Свежей прохладой уже тянуло - сквозь тело и в легкие, но пальцы и губы не немели, поэтому форменные куртки на длинные плащи пока не меняли. Где-то в лесной глуши переухивались проснувшиеся совы, и переплет их криков проносился от одной части леса к другой, то затихая, то возвращаясь снова. Леви стоял на ветке гигантского дерева и смотрел на небо, о чем-то думая. Время от времени он оборачивался, вспоминая о своих обязанностях постового, но окружение не менялось - те же застывшие ветви и листья, ничего угрожающего. Внизу раскинулся лагерь разведчиков. Сигнал к отбою был дан Смитом с полчаса назад; последние огни погасли, провизию и орудия в повозках проверили, покормили лошадей. Спали, конечно, в ремнях привода, держа под рукой корпус УПМ и боксы с лезвиями. Всегда наготове. А Леви стоял наверху и слушал тишину, лишь изредка разрываемую птичьими воплями. Если у вылазок за стены была хоть какая-то сносная часть (почти приятная), то, пожалуй, эта - разглядывать высокое, бесконечное небо, кроме которого нет ничего - ни стен, ни людей. Леви в разведке второй год. Ему давно все доверяют - желания, жизни и планы; никто не ожидает от него предательства - привыкли уже, считают своим. Однако своим он себя отчего-то не чувствовал, сколько бы не пытался влиться в быт легиона. Слишком много мужчин и женщин или даже юношей и девушек, толком не знавших мира (а кто его вообще знал?), и все они умирали. Слишком много одиночества. Иногда, в моменты пугающей пустоты, мысли резала одна-единственная: я могу убить кого-нибудь из них. Только смысла в этом не было, ярости не было - ничего не было; потому и оставалось цепляться за всякий бред, вроде злости за давно погибших близких. Леви равнодушно кивнул, когда увидел Эрвина рядом с собой. Наверное, командору не спится - не в первый раз он бодрствует, пока разведчики отдыхают. Представить, что на самом деле творится в голове у Эрвина - невозможно; а наблюдать за тем, как он сдерживает свое беспокойство - интересно. Леви казалось, эти перемены настроения замечает лишь он один. Странно, но это ему почти нравилось - из всего, что составляло его повседневный мир. Способность понимать людей без слов - пожалуй, последнее, чем Аккерман мог бы похвастаться. Сейчас почему-то получалось. - Через четыре часа тебя сменит Майк. - Сказал вдруг Эрвин. - Не надо. - Ровно ответил Леви, не желая оставлять ночное небо на кого-то другого. - Тебе тоже нужно спать. - А сам-то. Леви без труда выдержал грозный взгляд голубых глаз, давно не производивший на него должного впечатления. Гроза - напускная. А может, Леви просто научился понимать его; не находил идеалов, которые приписывались Смиту фанатичными разведчиками, хотя и видел, чем можно восхищаться. - Небо опять изменилось. Леви молча посмотрел на Эрвина; как будто впервые. Черные тени акварелью растекались по лицу и телу, обернутому в грубую ткань формы. Ветки, кидавшие акварельное кружево вниз, двигались под дыханием ветра. - Цепочки звезд смещаются и меняются. Небо двигается над нами. Леви сказать нечего. А Эрвину, кажется, просто необходимо что-то говорить, отвлекаться; и не в одиночестве. - Внутри стен существуют приметы, по которым пытаются предсказать погоду, глядя на небо. - Я не знаю. В подземных трущобах я его не видел. Мы предсказывали удачу следующего дня по количеству тех, кого убили ночью. - Собственный, надтреснутый от дневного ора голос прозвучал как чужой. Леви поморщился. - Сейчас мы пытаемся совладать с гигантами, - продолжил Смит, - а может быть, однажды человечество сможет приблизиться к небу и понять, что там. "Человечество". Леви недоумевал, размышляя, как можно добровольно взойти на этот алтарь, возложив вместе с собою все свои личные цели и достижения; а потом сгореть или дать себя сжечь. Алтарь-на-благо-человечества. Эрвин или лицемерная сволочь, или совсем иной. Леви поджал губы и обратился к небесной тьме. Маленькие огни звезд походили на сотни свечей, расставленных в большой темной комнате по углам. Звезды так нестерпимо далеко... Это, наверное, куски никогда не гаснущего огня. И даже они исчезают со временем. - Мы и с гигантами справиться не можем. - Скептически протянул Леви, отворачиваясь от ясного и почти дружелюбного лица. - А если сможем и это - очень много лет уйдет на то, чтобы увидеть и понять мир за стенами. Экспедиции ведь еще не добирались дальше, чем за несколько десятков лиг от внешних ворот Марии?.. Эрвин замолчал и уставился на Леви, как на мессию. Если они так далеко и высоко, думал в это время Леви, к ним нужно долететь. Но у него нет крыльев. Он резко вскинулся, чтоб сказать Эрвину еще и об этом, но Эрвин неожиданно ярко улыбнулся. - Но разве это не интересно? - Это невозможно. - Леви считал себя реалистом. - Возможно все. - Твердо сказал Эрвин, уже без улыбки. - Мы не можем думать только о стенах или гигантах. Должно быть что-то еще. А я не знаю, что еще. Леви вдруг почти разозлился. - Кроме того, когда идеей увлечен кто-то один, появляются и другие. Сотню лет назад привод был только чьей-то безумной задумкой. Кто тут еще безумен. Леви начал понимать, что сам увлекается этими странными мыслями про небо и его глубину. - Даже если я умру, останется кто-то еще с теми же целями. - Эрвин зачем-то подошел к Леви вплотную; чтобы посмотреть ему в глаза. - И после него еще кто-то. Так звезды загораются одна за другой к наступлению ночи, где они все превратятся в бессчетные россыпи белой крошки. - И раз уж я рассказал это тебе, ты теперь тоже часть этой идеи. Ты сам как звезда, пришел к выводу Леви, а вслух произнес только: - Хорошо. К звездам, к титанам - разницы нет. За тобой.