ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Всё тот же Тол-ин-Гаурхот, несколько дней спустя Он очнулся лишь через несколько суток – когда понял, что сидит в кабинете на верхнем этаже башни Минас Тирит, в чёрном кожаном кресле. Этот кабинет когда-то принадлежал ему и Артаресто – теперь там всевластно воцарился Гортхаур Жестокий. Саурон в этом кабинете себя чувствовал уверенно и совсем как дома. Финрод отметил, что Саурон мало что изменил в обстановке кабинета – здесь стало разве что более холодно и мрачно, чем раньше, но не более того. Саурон даже оставил в кабинете часть книг, рукописей и рисунков Финрода и Ородрета – то ли нравились, то ли через эти материалы Саурон думал мысленно связаться с бывшими хозяевами башни на Тол-Сирионе. Всё здесь было и своим – и в то же время безвозвратно потерянным, чужим… Кожа бывшего своего кресла – будто бы обжигала всё тело. Пространство наполняла чужая и чуждая воля – злая воля. Всё тело пронизывала слабость – даже руками было почти что невозможно пошевелить. А, когда попробовал поднять руки – расслышал звон металла. Запястья были скованы наручниками, и на руках были цепи – шевелить руками было неимоверно больно и тяжело. Зачем цепи на руках – Финрод так и не понимал… он же и так болен и слаб, пробыл несколько дней без сознания! Ничего сделать своими совсем слабыми руками сейчас он не мог… Наиболее тёмный сгусток чужой холодной воли – был прямо напротив. То, что после Поединка стало тёмной пеленой перед его глазами. Тот, кто сеял вокруг себя ужас – и был всегда впереди, словно призрак. Эта мрачная сила одолела его в Поединке Песни и Воли – и с нею Финрод не хотел и не мог смириться. …Саурон, Гортхаур Жестокий, сидел в кресле прямо напротив. Он и был концентрацией чёрной и холодной воли – всевластной в этих пределах. Поправив свои длинные густые чёрные волосы и сверкнув льдом своих серых глаз, Саурон жестоко усмехнулся. Финрод пристально и молча наблюдал за ним. Враг был слишком, слишком близко… Наконец-то он внимательно разглядел лицо того, кто уже много наводил ужас на многих из нолдор. Финрод неожиданно поймал себя на мысли, что Саурон был даже по-своему красив – у него было точёное лицо и огромные светлые глаза, в которых, кроме Тьмы и волчьей свирепости, светился и очень большой разум. Обликом Саурон более всего напоминал сыновей Феанаро, в особенности – Макалаурэ и Карнистира. В красоте Саурона было и своё величие, и мудрость – и в то же время что-то отталкивающее, ледяное, убивающее жизнь. И мудрость его была – мудростью смерти… но не такой, как у Намо. Скорее, такой, как у Мелькора – уничтожающей жизнь на корню, а не дающей долгожданный покой и свободу… Если бы руки были свободны и был бы хотя бы карандаш – Финрод обязательно бы нарисовал портрет Саурона, ибо эта внешность была достойна запечатления в искусстве… Так, как Саурон сейчас, когда-то выглядел в Амане сам Мелькор – и тогда Мелькор казался многим из нолдор обаятельным, беседовать с Мелькором было весьма интересно. Странный облик, со своим мрачным обаянием – и похожий на нолдор вплоть до неотличимости, и поразительно не похожий… Сама суть Тёмного Майя при этом даже сейчас не имела ничего общего с эльдар, с нолдор, вообще с Воплощёнными. Живым был только огненный мятежный дух, просвечивающий временами сквозь лёд глаз фана Саурона. - Ну, добро пожаловать в бывший твой замок, Финдарато Инголдо Арафинвион! – холодно и насмешливо обратился к Финроду Саурон на всё той же безупречной квэнья. – Очнулся наконец? Почти три дня после нашего Поединка тебя пытались вернуть к жизни здешние целители… я уж думал, что ты расстанешься с твоей хроа и уйдёшь в Мандос, испортив мне всё удовольствие и сорвав мои планы доставить тебя к Властелину Мелькору! – и Саурон, манерно взяв хрустальный кубок с вином в свою достаточно изящную руку, отпил. Финрод узнал один из кубков целого набора, который когда-то подарили ему гномы после окончания строительства Нарготронда и который потом взял Артаресто с собою на Тол-Сирион. – И я решил, - продолжал Саурон, цедя красное вино сквозь свои зубы. – Даже не кидать тебя в камеру, как остальных – там ты бы точно отдал концы, нолдо! Решил продержать тут, в родной, так сказать, для тебя обстановке – до первых переговоров. Всё-таки вы, Воплощённые – в чём-то слабый и хрупкий народ… Даже вы, нолдор, что кажетесь могучими и бессмертными! Но вас подводят ваши нервы, ваши чувства… Всё-таки лучше быть такими, как мы, свободными от всего земного духами! – Саурон улыбнулся. – Мы, Айнур – неуязвимы перед такими вещами, что свалили тебя после Поединка. Перенапряжение и нервный срыв… - тут Саурон тяжело вздохнул. Голос был таким же, как и сам дух Саурона – пламя, облачённое в лёд. Этот ледяной и насмешливый голос, который иногда мог и прожигать насквозь – и при этом не лишённый силы и мелодичности… Не зря этот голос поверг Финрода в Поединке – в тот момент он был много, много сильнее, чем то, что Финрод мог противопоставить Саурону, даже собрав воедино все свои знания, всё своё могущество… Финрод слушал сейчас своего врага внимательно и совершенно молча – но каждый миг его передёргивало от звуков голоса Саурона, прямо как от скрежета металла о стекло. – Я знаю, ты спроектировал и построил этот замок когда-то… более 400 Анор назад, - Саурон снова усмехнулся. – Скажу, что вы, нолдор – строите идеальные тюрьмы… особенно для самих себя! – Саурон тут, отбросив свою ледяную сдержанность, расхохотался во всё горло, и в его глазах взметнулось пламя, то, которое в нём уже достаточно давно видел Финрод. – А мне здесь понравилось, - продолжал Саурон. – Очень удобно… особенно этот кабинет наверху, библиотека… И много других помещений… Если б ты не был моим врагом – благодарил бы тебя за так удобно построенную башню! Я хорошо тут освоился… а сколько помещений на нижних этажах и в подземельях – для меня это прекрасно! В кои века из башни я смог сделать превосходную тюрьму – собственную тюрьму - с казематами, мрачными каменными мешками, запутанными и переходами, подвалами, пыточными, псарнями для моих волков… ты с ними, думаю, в итоге познакомишься! Ты, Финдарато Инголдо – построил прекрасную тюрьму для своего же народа, поздравляю тебя с этим!!! - Лучше б её разрушили тогда… при штурме, - мрачно выдавил наконец из себя Финрод. Он молчал до тех пор, пока Саурон лично не обидел его – назвав построенную им башню Минас Тирит на Тол-Сирионе идеальной тюрьмой. - Ну, почему же? Это прекрасная башня… - Саурон снова усмехнулся одной половиной лица, и это была ужасная ухмылка. – Ты знаешь толк в строительстве. Столь прочные стены – что не слышно стонов и криков пленников в пыточных и в камерах! – Саурон расхохотался. – А, знаешь ли ты – это бывает очень громко… Покажу тебе потом обязательно – это достойно того, чтобы ты посмотрел… и, главное – послушал! - Смотри на пытки сам, мучитель и палач Моргота! – высказался Финрод, и в его слабом глухом голосе сейчас прозвучал сильный гнев, обычно ему не свойственный. - Посмотри и ты на то, что ты построил! – Саурон сверкнул льдом своих глаз на Финрода, и того словно обожгло неведомым тёмным пламенем. – Кстати, быть может, Инголдо – эта земля станет тебе не только тюрьмой, но и последним пристанищем, и могилой! – и Саурон усмехнулся настолько жутко, что Финрод ощутимо вздрогнул всем телом так, что даже цепи на руках зазвенели. Справиться с собою Финрод сейчас не мог, ослабленное былым перенапряжением и жестокой болезнью после Поединка тело не слушалось воли… Слова Саурона вернули его к тому самому дню, когда предвидение грядущей муки и гибели для себя на Тол-Сирионе оформилось слишком явственно, и голос сердца сказал, что так и будет. Так исполнится для него лично Проклятие Мандоса. Это был тот самый день, вернее, ночь начала месяца нарбелет – когда пришёл в Нарготронд Берен сын Барахира и рассказал о своих злоключениях после гибели его отца в Дортонионе, о встрече с Тинувиэль в Дориате и о страшном требовании короля Элу Тингола сделать Сильмарилл Феанаро свадебным выкупом Берена за Лютиэн Тинувиэль. Они с Береном тогда выпили вина – и, после того, как Финрод случайно пролил несколько капель вина на себя, видение полностью вышибло Финрода на несколько мгновений из реальности. Вино тогда не просто казалось его кровью – это и была его кровь… Тогда, слушая рассказ Берена об ужасах, которые творил Саурон в Дортонионе и на Тол-Сирионе – он настолько всем проникся и настолько был впечатлён, что феа полностью открылась… слишком многому. И грядущее, пусть и на миг – мелькнуло слишком определённо. Это уже не были прежние ночные кошмары, ставшие сниться сразу же после оставления войсками Ородрета и Келегорма с Куруфином Тол-Сириона… И это были не неявные предчувствия, которые разве что с помощью Ирмо в Амане и можно было разгадать - а в Эндорэ часто даже малейшее понимание их ускользало от разума. Это была именно целостная картина будущего – и в тяжёлой медленной поступи музыки, создававшей эту картину, были отзвуки темы Намо, какой она была, наверное, в Айнулиндалэ. Отзвуки темы Намо говорили о неминуемости того, что будет – говорили и об исполнении Проклятия Мандоса. Он тогда понял, что умрёт… и увидел, как именно умрёт. Сейчас это сбывается… ровно так, как и привиделось. - Извратил и исказил природу Минас Тирит на Тол-Сирионе именно ты, - голос Финрода немного окреп, несмотря на минутное странное ощущение после слов Саурона о могиле… что-то было истиной в этих словах Тёмного Майя и, главное – перекликалось с его собственным чувством грядущего. Под искусной завесой хитрости и лжи в разуме Саурона всё-таки крылась мудрость - пусть и жестокая, и враждебная самой жизни, но значительно превосходящая то, что ведали о Мироздании нолдор. – Именно твоя извращённая натура сделала из башни тюрьму с пыточными… Разве тебе самому… не мерзко от всего этого??? Это ж… отвратительно… уродливо… - и Финрод замолк, тяжело вздохнув. Финрод безмолвно уставился в пол, не желая больше глядеть в глаза Саурона… Вернее, взгляд сам собою упёрся в узор на полу своего бывшего кабинета. Несмотря на перестановки, устроенные Сауроном, там до сих пор просвечивал знак дома Финарфина… Так было долго – пока, наконец, сам Саурон не понял, что пленник будет дальше только молчать. - Что ж – познакомились, на первых порах хватит, - Саурон тонко улыбнулся. – Вижу, ты пока не очень расположен говорить, бывший король Нарготронда. Посидишь теперь в камере несколько дней, подумаешь… Пообщаюсь с твоими спутниками – может, они вдруг что интересное расскажут? – Саурон хмыкнул. - Увести голуга! – и с этими словами Саурон вызвал двоих орков, которые, грубо схватив Финрода за скованные руки и окровавленные, уже натёртые кандалами тонкие запястья, пинками доставили его по длинной винтовой лестнице вниз, в какой-то неотапливаемый каменный мешок, в котором Финрод едва опознал бывший подсобной склад башни Минас Тирит. Это, судя по всему, и называлось теперь «камера» - и ощущать себя там было мерзко с первого мига. Видя, как он ёжится от холода и ужаса темноты, орк ударил его по лицу так, что Финрод сразу же упал почти без чувств, осознавая в последний перед беспамятством миг, что ему выбили зуб. - Сидеть тихо! – ещё расслышал Финрод скрежещущую речь орка и безобразный синдарин. – Будешь шуметь, голуг, или попробуешь бежать – буду бить ещё, очень долго и больно! Финрод лишь уткнулся лицом в угол, пытаясь сплевать выбитый зуб с кровью и преодолеть тошноту – а после поник, силы и сознание полностью его оставили… * * * …Прошло ещё несколько дней. По приказу Гортхаура Жестокого всех пленников отмыли, окончательно сняв с них орочий грим, раздели по пояс, оставив лишь в изодранных штанах, когда-то взятых у орков на подступах к Минас Тирит, но явно не подходивших многим по размеру, разули, коротко остригли и заковали в тяжёлые кандалы, по сравнению с которыми прежние оковы уже казались лёгкими браслетами. - Красивые волосы, нолдо, - Финрод слышал, как вкрадчиво шептал ему Саурон, который сам решил обрезать волосы тому, кто осмелился вступить с ним в Поединок на Песнях и достаточно долго держался. – Никогда таких не видел… - холодный меч Гортхаура потихоньку отрезал прядь за прядью. – Только зачем же было их мазать грязью и красить в чёрный цвет – всё равно на орка ты никогда бы не стал похож! – Саурон торжествующе и издевательски расхохотался. – Зачем же такой… глупый маскарад? Я думал – ты мудрее… - Я не хочу больше с тобой говорить, - мрачно и медленно выдавил из себя Финрод. – Делай своё дело быстрее и обойдись хоть тут без своих речей. Кандалы давили на руки и даже на плечи невыносимой тяжестью – хотя он был далеко не самым слабым из нолдор, пусть и изящным, в нём почти невозможно было заподозрить на самом деле свойственную ему большую физическую силу. Почти все его спутники, кроме Эдрахиля, Кальмегиля и Иллуина, могучих воинов – валились наземь от тяжести этих кандалов, а Берен сильно клонился вниз, хотя и не показывал, что такое значительно преувеличивало его физические возможности. Берен был чрезвычайно сильным и выносливым для человека – но сил в нём было всё-таки меньше, чем в эльдар. От тяжести кандалов самому Финроду трудно было даже дышать. Но более всего давило даже не это – а само чувство несвободы, противное его духу более всего. И чувство унижения – когда заставляют стоять пред Сауроном и его орками практически голым… - А я хочу… говорить с тобою. Ты интересный собеседник, нолдо, - Саурон, казалось, даже с некоторым странным удовольствием говорил со своим пленником на квэнья. – Настоящий инголемо, аманский учёный… Умеешь говорить складно и красиво. Меня это обрадовало – признаться, надоело с тупыми орками, человеческими предателями, палачами и волколаками общаться… Скажи прямо, что привело тебя и твой отряд в мои пределы – и к вам отнесутся тут… более мягко. И даже волосы тебе не отрежу – жаль, признаться, такую красоту портить! И по лицу орки больше бить не будут – я уже строго выговорил им за то, что тебе Ырх зуб выбил! Ты пленник не такого уровня, чтобы тебя просто мучить и бить, как обычных… как-никак – представитель нолдорской знати! - Что ты сделаешь… со мной и моими спутниками? – лишь тихо спросил Финрод Саурона. - Признаться, трудная это пока для меня задача, - задумчиво ответил Саурон, оглядывая Финрода с головы до ног. – Ибо я не знаю, с чем вы шли в Ангамандо, какие у вас цели, сколько у вас сил… и не является ли это тайной операцией Нарготронда против меня или моего Учителя и Повелителя, Мелькора Свободного! Сначала выясню это… и мы с тобой ещё долго и плодотворно пообщаемся – надеюсь, наш дальнейший атрабет будет столь же интересен и содержателен, как и Поединок, позволивший мне в считанные секунды догадаться, кто ты и разоблачить твой истинный облик! Допрошу заодно и остальных… с пристрастием, если сразу и по-доброму отвечать не захотят – надеюсь, и они изобличат себя и разоблачат все ваши коварные тайные цели… Пока я даже не знаю, кто вообще твои спутники – понимаю лишь, что десять эльфов и человек. - Именно так, - спокойно ответил Финрод. - Кто они? Поимённо… - Саурон словно сейчас уже вёл допрос, хотя до настоящих допросов было пока ещё далеко. - Не скажу, - отрезал Финрод. – И так много с тобой говорили… - Твои спутники совсем неразговорчивы, - Саурон снова усмехнулся. – Ты ещё хоть что-то мне способен ответить… особенно когда сам хочешь говорить. Тебе скучно… без слова и без собеседника – даже если собеседник тебе кажется воплощением полного несогласия с твоими взглядами! А твои эльфы и человек… хилые создания, скажу, совершенно не интересные для меня – всё время молчат! И эти дни молчали, как рыбы… и сейчас, словно безъязыкие. Ни на один вопрос не отвечают – а человек, так и вообще дураком прикидывается… Даже имена свои не говорят, хотя их прямо спрашивали и на синдарине, и на квэнья. Потому и спрашиваю у тебя – тебе легче помнить имена твоих друзей и соратников, не так ли? - А я их не помню, - со спокойной улыбкой ответил Финрод. - Хоть ты-то дураком не прикидывайся! – с досадой сказал Саурон. – Мудрейший из Нолдор! - Знаешь, за несколько дней пребывания в твоих казематах без еды и воды, а также без света и получив несколько ударов по голове от твоих орков, - неожиданно дерзко начал Финрод. – Мне отшибло память… я это только сейчас понял. Так что я уже вообще ничего больше не помню и не знаю. При этих словах Финрода Берена почему-то бросило в хохот – несмотря на то, что человек просто шатался, смертельно задыхаясь в невыносимо тяжёлых кандалах. Смертный понял, что Финрод сам сейчас достаточно остроумно смеялся над Сауроном – и это придало силы человеку, заставило, хоть и на миг, стать выше физической муки и несвободы. Финрод удовлетворённо улыбнулся этому – хоть на что-то он сам всё-таки пригоден даже сейчас. И в невыносимых для себя условиях он всё-таки был способен внушать надежду Идущим Следом… - Не зли меня, нолдо! – холодно проговорил в ответ на всё это Саурон, намотав его длинные волосы себе на руку и держа меч у самой его шеи. – Понимаю, что человек – может быть, придурок… Я сомневаюсь в его умственных способностях, если он пришёл ко мне в Тол-ин-Гаурхот сам и всё время смеётся во время допросов да поёт неприличные песни своего края. А в твоём уме я не сомневаюсь… и вижу, что ты нарочно придуряешься и тянешь время! Скажешь имена всех твоих спутников – оставлю тебе… твои золотые волосы. - Третий раз повторяю – не скажу. Так что – режь! – и Финрод обезоруживающе рассмеялся, от чего несколько его спутников заметно оживилось. - А про казематы – это ты зря… вас пока ещё достаточно мягко содержат. Надеюсь, вы мне всё расскажете - и тогда решу, куда вас поместить и как к вам относиться, - ещё высказался Саурон, резким движением меча отрезая сразу все волосы Финрода. Отрезанные густые золотые пряди упали на грязный пол тюрьмы. Берен, Нэндиль и Айменэль тяжело вздохнули, глядя на всё это… Самим им недавно орки тоже обрезали волосы – но им было почти не о чём жалеть, они не обладали такими выдающимися волосами, как их предводитель. Финрод сам вздохнул и грустно улыбнулся… это пока самое меньшее, что он потерял здесь. - И не вздумай жаловаться мне на ваше содержание… - продолжал медленно говорить Саурон. – Это у тебя в Нарготронде – трёхразовое питание, прогулки на свежем воздухе и здоровый сон. А здесь ты не у себя дома… хотя… постой… у себя дома, только твой дом стал моим, - Саурон рассмеялся. – И ты даже не в гостях в твоём бывшем жилище, у меня. Ты – в плену. В тюрьме! Не забывай об этом, пока ты здесь… И тут тебе ни питания нормального не будет, ни по головке никто не погладит… Это Тол-ин-Гаурхот, врата в Царство Ангбанда – а не ерунда какая… тут строгий режим и идеальная дисциплина, пленник! Радуйся хоть тому, что я пока вас не подвергаю допросам с пристрастием – и пока держу в живых… - Под допросами с пристрастием ты понимаешь пытки, Гортхаур? – спросил Финрод. - Кажется, это моя привилегия задавать вопросы – а не твоя! – резко ответил Саурон. - Что – просто спросить нельзя? Мне же интересно, что нас ожидает в конце концов! – Финрод иронично улыбнулся одними губами. Он понимал, что их будущее вполне предсказуемо – и совершенно безнадёжно… Саурон их убьёт. Только, видимо, Тёмному Майя хочется немного поразвлечься, на свой лад – либо сначала посоветоваться с Морготом, а после казнить, если на то будет воля Моргота. Но всё равно лучше как можно дольше тянуть время и стараться ввести Саурона в заблуждение – что было почти невозможно, Тёмный Майя был очень умён и проницателен… Финрод в эти дни все свои умственные способности бросил на изучение характера своего главного тюремщика и прощупывание обстановки вокруг – где именно и когда стояла охрана из орков и людей, где были волколаки, а где никого… и где можно было проскользнуть незаметно. План построенной собственноручно крепости он знал наизусть и ориентировался здесь с закрытыми глазами – но Саурон мог что-то замуровать, а что-то перестроить. Но всё равно надежда пока оставалась лишь одна – побег… если только будет возможно… Пока такая возможность была очень маловероятной – их слишком серьёзно охраняли, никогда не расковывали им руки, даже в те редкие моменты, когда приносили какую-то отвратительную орочью жратву, от которой большинство пленников отказывалось… Сейчас – их вообще остригли, разули и раздели, заковали не просто в наручники, как раньше, а в тяжёлые кандалы с цепями. И каждый день - занимали утомительными многочасовыми допросами, которые не давали никаких результатов для Саурона. Причём сам Саурон пока не считал беседы с ними даже полноценными допросами – дальше, видимо, будет только хуже… - Ты меня очень разозлил уже, нолдо! – прошипел Саурон. – Ваша любознательность – это ваша погибель… и моя головная боль. Отвечу тебе просто – скажете, кто такие и зачем пришли в пределы границ наших земель, решим всё быстро. Тебя отправлю в Ангбанд к Властелину Мелькору – и твоя участь решится там… а всем твоим спутникам – будет быстрая смерть здесь. Будете несговорчивы – буду так долго подвергать вас пыткам, пока либо не заговорите, либо не умрёте! И тогда у вас всех будет гораздо больше неприятностей… - и Саурон зло усмехнулся. – Быть может, вас просто сгноят в тюрьме… и потом никто не найдёт даже ваших костей и не опознает вас! Когда Саурон убедился, что всех пленников коротко остригли и либо просто раздели до штанов, либо кое-кого переодели в серую и достаточно грязную тюремную одежду явно с плеча либо орков, либо людей – он вызвал отряд орков-конвоиров и приказал всех кинуть в один просторный каземат на первом этаже башни. «Хотя бы не подземелье…», - подумал Финрод и облегчённо вздохнул. Четвёртую ночь в кромешной темноте в ледяном каменном мешке под землёй он бы не выдержал… там было олицетворение всех его ужасов, которые очень проницательно поймал в нём Саурон. Страх полной темноты, замкнутого пространства, одиночества и неизвестности, которые были способны в конце концов довести его до безумия… * * * В общем каземате они провели вместе где-то с неделю. Условия содержания были ровно такие, о которых говорил Саурон – то есть минимум удобств и питания плюс невозможность спокойно высыпаться за ночь. Но всё же это было лучше, чем пребывание в одиночном каменном мешке в полной неизвестности, в полной оторванности от всего мира… Тюремщик был честен перед своим противником в этом плане. Дисциплина была жуткая для эльдар, привыкших к свободному распорядку дня и к занятиям чем хочется в любое время… Кормили баландой, которую было невозможно есть, один раз в сутки – рано утром, в одно и то же время, что очень сильно раздражало. То рано утром, то по ночам их водили на допросы – сначала по очереди, потом устраивали очные ставки. Саурон постепенно прощупывал их отношения друг к другу, их связи… иногда что-то очень точно улавливал по их мельчайшим реакциям и взглядам. Их держали намеренно в изматывающем и эльфов, и человека состоянии постоянного непокоя и тревоги – когда страшно и засыпать, и просыпаться, и вздрагиваешь от любого шума и лязга ключей да наручников. Через некоторое время, видимо, поняв, что даже самыми изощрёнными психологическими допросами и методами воздействия Саурон так ничего и не добивается ни от кого – в ход пошли сначала угрозы, а потом уже и элементы пыток… Когда Финрод понял, что их начинают избивать во время допросов, он заставил-таки себя есть эту отвратительную еду, которую давали пленным – надо было сохранить силу, которая истощалась в таких условиях очень быстро… Сохранить силу – чтобы сопротивляться и выдержать всё без большого вреда для себя… а при возможности, уложив кое-кого из конвоя, совершить побег. Ибо нет такой тюрьмы, из которой нельзя бежать! Тол-ин-Гаурхот – не исключение… пусть это и самая суровая тюрьма для эльдар и атани… О побеге Финрод думал всё чаще и чаще, порой не спал по ночам только с мыслями, как и откуда лучше всего сбежать – и с побегом надо было уже что-то решать и торопиться. Их начали избивать, грозились в скором времени начать пытать… а дальше будут уже убивать или истязать немыслимым для эльдар образом. Никто из его спутников, особенно – Берен, не должен умереть на его глазах. Иначе он всю оставшуюся жизнь, если останется в живых, будет укорять себя за то, что погубил тех, кто пошёл за ним, и не исполнил свою Клятву. Финрод понимал – если не будет возможно сбежать, их ожидает впереди нечто жуткое… это было видно по всё новым и новым ухищрениям Саурона, а также по его словечкам или ухмылкам, которыми Саурон делился с Финродом щедрее, чем с остальными узниками, считая его более равным себе. Финрод начал чувствовать всё большую и большую опасность для них… и стал больше всего опасаться того, а вдруг у них не будет даже ни единой возможности устроить побег из Тол-ин-Гаурхот? Но идею всё равно не оставлял – даже в качестве эстель, а не определённой реальной возможности… А вдруг? Не сам ли он пел о решётках, что, звеня падут… и о том, что всегда возможен шаг в свободу, даже из самой безнадёжной ситуации? Но надо было быть готовым к любому развитию событий, даже к самому неблагоприятному – и стараться находить выход из самых жутких вариантов, понимая, что полностью лишить их надежды и веры пытается Саурон… И надо было - как можно дольше не поддаваться ему, его жестокой и мрачной воле.