ПРОТИВОСТОЯНИЕ

Тол-ин-Гаурхот, начало месяца хитуи Через неделю с первых дней заключения в Тол-ин-Гаурхот, по счёту Финрода, где-то в первых числах месяца хитуи – Саурон снова вызвал его в кабинет для приватного разговора без единого свидетеля. Это было ночью, под утро – и, судя по настрою Саурона, разговор должен был быть очень долгим и результативным. И далеко не обычный рядовой допрос, к которым Финрод и все его спутники уже привыкли… Орки довели Финрода, в наручниках, кандалах и с цепями на руках, до кабинета Саурона, посадили на кресло рядом – и удалились по безмолвному приказу их хозяина. - Надо поговорить… очень серьёзно, нолдо, - начал сразу Саурон без лишних преамбул. - Каков будет допрос на этот раз? – зевая, устало и глухо спросил Финрод. Он был слаб, голоден и не выспался. - Это не допрос, - Саурон был чёток. – Это переговоры. Я поделюсь некоторыми моими соображениями с тобой – а ты их поддержишь… или нет. И от этого будет зависеть ваша судьба – всех двенадцати. - Я слушаю, - Финрод заставил себя наконец проснуться и стать предельно внимательным, каким он обычно и был в общении с Сауроном. - Я придумал, как выбить, наконец, из твоих спутников признание, - после взятой долгой паузы леденящим душу голосом заговорил Гортхаур Жестокий. Финрод тут понял, что теперь ожидать стоит самого ужасного… За неделю с лишним в плену он уже достаточно подызучил своего противника и тюремщика, чтобы о многом судить по тону его голоса и выражению его глаз. - Что… ты… придумал? – полушёпотом выдавил вопрос из себя Финрод, чтобы иметь более точную картину предстоящих, судя по настрою Саурона, совсем не приятных вещей. - Чрезвычайную пытку! – ухмыляясь, ответил Саурон. - Не удивил, - мрачно бросил ему Финрод. – Твой больной разум, разъеденный и отравленный ложью твоего Властелина, только пытки и может изобретать… - Нолдо, ни на одном допросе я ни от кого из вас по-хорошему не добился ответа на мои вопросы, - спокойно и холодно проговорил Саурон. – Значит, настало время спрашивать по-плохому… Применить форму допроса с пристрастием. Буду упорно добиваться честных признаний – методом пыток! Боль быстро сломает вас и заставит вас говорить… - Боль… заставит только молчать и провалиться в беспамятство, - Финрод нашёл в себе ещё силы на возражение Саурону. - Тебе судить, храбрый нолдо, - ответил Саурон на его возражение. – Я уверен, что заставлю их говорить – потому что решил… пытать тебя, их предводителя, самым изощрённым способом на их глазах. Даже если пытка не сломит тебя… что маловероятно, - говорил Саурон, прикасаясь своими холодными руками сейчас к голым плечам Финрода, прямо к коже, и Финрода кинуло от этого в озноб так, что заметная судорога пробежала по телу. – Они сломаются… от вида твоих мучений, от стонов и криков! Ты и сам ещё не знал подобной боли, нолдо! – Саурон рассмеялся. – Всё, что видно на твоём теле из совсем грубых повреждений хроа – шрамы от ран десятилетней давности… Дагор Браголлах. Верно, чуть в Мандос от этих ран не попал? Был тогда даже слух среди наших, что ты мёртв… Наверное, тогда боль ран казалась тебе слишком ужасной? - Да, - прошептал Финрод, опуская глаза в пол, чтобы там снова увидеть герб дома Финарфина… один его вид, даже в таком месте, поддерживал его силу и волю. - Поверь – на этот раз будет много, много больнее для тебя! – усмехнулся Саурон – демонически, жестоко, даже цинично. Но, вместе с такими интонациями – в голосе была и странно заметная интонация сурового сочувствия. - Посмотрим, - воля и сила всё-таки не оставили Финрода, и он даже в такой жуткой ситуации нашёл в себе силы ответить Саурону со спокойной улыбкой на устах. - Ты отважен, и я это признаю, - насмешливо и в то же время достаточно сурово и серьёзно продолжал Саурон. – Но это от незнания… той бездны муки и боли, которая тебя ждёт!!! Нолдо… у тебя красивая внешность, ладное тело, нежная кожа… Жаль, что волосы я тебе обрезал – но ты сам так захотел! – Саурон расхохотался, как бы это ни казалось странным и диким. Таким странным выражением эмоций, если в случае с Айну можно было вообще говорить об эмоциях - он как раз и пугал Финрода. …Финрод это сейчас понял – Гортхаур сбивал и запутывал, сталкивал с верных мыслей в какое-то кривое пространство… Но, быть может, это от того, что чуждый любых чувств дух, у которого изначально нет ни души, ни плоти, дух, подпевавший музыке Мелькора в Айнулиндалэ – с огромным трудом за многие тысячелетия научился моделировать и играть эмоции, присущие Первым и Вторым Детям Эру, которых Гортхаур стремился кого обольстить, кого запугать, и привести к Мелькору в рабство… или даже взять их в рабство себе. Ибо по Гортхауру было уже видно, что его недолго будет удовлетворять роль второго после Мелькора – Гортхаур сам упорно и последовательно лез в Чёрные Властелины. В Тол-ин-Гаурхот он создал именно пространство собственной силы и власти – и, Финрод подумал сейчас, что Гортхаур вряд ли на самом деле честно докладывал Мелькору, как он обходился с пленными, запугивал, пытал и убивал их самыми немыслимыми способами. Ибо удовольствие расправляться с пленными собственноручно Гортхаур даже со своим Властелином не будет делить… Мелькору он мог доложить обо всём лишь в чрезвычайной ситуации – если, например, пленник был одним из нолдорских королей или вождей людей и эльфов. В остальных же случаях Гортхаур был волен творить любой произвол на своё усмотрение. Вот интересно – донёс ли он уже о них Мелькору, или пока развлекался на свой лад и не торопился делить добычу со своим Властелином? …Саурон снова прикоснулся к Финроду – к коже, к волосам… - И всё это – будет изуродовано орудиями пыток, разорвано… - продолжал Саурон, всё так же демонически и даже несколько плотоядно, хотя такие чувства было странно видеть в Айну… Наверное, тоже искажённо обучился чувствовать, приняв фана, похожее на сыновей Феанаро – и всё равно никогда не будет он полноценным живым, как Дети Эру, Воплощённые… Может, и этот садизм, наслаждение болью и мучениями живых существ – тоже результат ущербного воплощения, связанного и с общим Искажением, идущим от Мелькора? Желанием жить, как Воплощённые – и невозможностью этого. – И ты… ты – будешь вопить, стонать и рыдать, умоляя о быстрой смерти! – садистский смех Саурона снова резнул Финрода по сердцу. - Я не боюсь, - спокойно и твёрдо ответил на всё это Финрод, собравшись с мыслями. – Я был готов к тому, что слуги Моргота подвергнут меня пыткам и даже казни… здесь или в Ангбанде, когда поймают. - А если я поставлю тебя перед фактом, что, ответив мне так – ты согласился на то, чтобы пытали именно тебя… и прямо сейчас? - спросил Саурон и сам же, отчасти ответив на этот вопрос, продолжил. - Я так рано вызвал тебя – чтобы, уже начиная с восхода ненавистного Солнца, дать твоим спутникам насладиться твоей болью и послушать твои крики… - Согласен, - мертвенным голосом, но так же твёрдо, как и раньше, ответил Финрод на эти чудовищные слова. – Только не трогай и не калечь никого другого из моих спутников! - Ну, их, может, и не придётся терзать на потеху тебе или мне, - Саурон расхохотался снова, и это было совсем жутко. – Если сейчас всё пройдёт удачно… для меня, и они сами про всё расскажут и выдадут Нарготронд впридачу!!! - Не особо я тебе верю, - Финрод усмехнулся одними уголками губ. – Палач… Но я – готов пострадать сам, если это… хоть как-то оттянет то время, когда ты решишь мучить и казнить всех. Мне проще вынести мои муки, чем смотреть на чужие… - Финрод тяжело и печально вздохнул. - Посмотрим, разделяют ли твои воззрения твои спутники, - Саурон хмыкнул. – Может, им понравится смотреть, как тебя пытают? - Хватит гадать, - твёрдо прервал его Финрод. – Стоит пойти и всё увидеть… Я… готов ко всему! Можешь хоть сейчас повести меня в пыточную и начать пытку!!! – и Финрод, неожиданно даже для самого себя, тут легко и громко рассмеялся своему тюремщику, а теперь ещё и палачу, в лицо. - А я тебя уже начинаю совсем серьёзно уважать, Инголдо, - Саурон сказал уже тихо и серьёзно, уважительно назвав его по личному материнскому имени, данному ещё в Амане. – Воистину достойный противник! Жаль, что первоначально… я несколько недооценил тебя… - Видимо, у нас это было взаимно, - пошутил мрачно Финрод. – Поэтому я и пошёл состязаться с тобою сюда, на Тол-Сирион… - Это Тол-ин-Гаурхот, нолдо, - Саурон улыбнулся. - Не спорю… сейчас это так, - Финрод лучезарно улыбнулся Врагу. – Но так не будет вечно… Рано или поздно Остров вернёт себе своё прежнее имя. - Знаешь… я не доверю твоё тело палачам из орков, - проговорил Саурон. – Как не доверил им когда-то обрезать твои прекрасные волосы…. Они работают грубо и не понимают… высокого искусства! Я… лучше сам буду истязать твоё тело – гарантирую, на очень высоком уровне, и ты познаешь все оттенки и грани боли!!! – Саурон мрачно рассмеялся, глядя Финроду прямо глубоко в глаза. – Не бойся, я тебя не изуродую, разве что раны нанесу… и кости сломаю. Но не буду ни отсекать конечности, ни как-то по-другому дико калечить твоё тело. Я ценю красоту! К твоему лицу я даже вовсе не прикоснусь… - и Саурон окинул вполне восхищённым взглядом каждую черту лица Финрода. И Финрод - увидел в нём почти ту же художественную склонность, что и у себя… Недаром же первоначально этот Тёмный Майя был учеником Аулэ, как и сам Финрод когда-то… на заре своей валинорской юности. Только дико теперь было видеть, что это изначально мудрое и талантливое существо так низко пало – и теперь ценит разрушение, войну, мучительство, боль, силовое превосходство, власть, а не одну самоценную Красоту, не творчество во имя созидания… - Однако – боль тебе обещаю сильную, запредельную! – Саурон снова начал жутко усмехаться, боль других, судя по всему, просто опьяняла его. – Эта боль сломает и хроа, и даже феа в тебе! Ты поймёшь – какую она даёт власть… и как ты сам беспомощен, когда её чувствуешь!!! Посмотрю, насколько ты устоишь перед таким… испытанием, - Саурон рассмеялся своим демоническим злым смехом. – Сможешь ли перенести всё безмолвно, чтобы твои спутники не впали в ужас перед моими умениями мучить и властвовать над другими с помощью боли? И каким для меня будет удовольствием, Инголдо – изучить все источники боли в твоём теле! И подержать тебя, сломив твою волю – хоть какое-то время в полной моей власти… Предчувствую в тебе определённое количество несгибаемости, конечно – но хоть какое-то время… твоя воля будет полностью сломлена! – на лице Саурона даже появилось нечто, похожее… на счастье. – Ибо нет ничего лучше, когда воля живого существа сломлена полностью – и оно подчиняется, попадает в полную зависимость… в рабство! - Я не раб, - тихо ответил Финрод на все эти слова, жуткие для любого Воплощённого с нормальными чувствами и реакциями. – И никогда не буду рабом. Надо мною властны только Эру и Намо! - Так ты готов, нолдо? – спросил Саурон. – Внизу, в пыточной, уже всё приготовлено… И все ждут представления… Твои спутники – в том числе! – снова послышался короткий ледяной смешок Саурона. - Готов… - невольно вздрогнув всем телом, ответил Финрод. Голос при этом звучал твёрдо. – Веди… ибо я не знаю, куда идти… да и соблазн убежать, признаюсь, тоже может быть! - Так… ты сам… пойдёшь? – удивлённо спросил Саурон. – Тебя… даже не нужно заставлять с помощью большого конвоя из орков? Так, между прочим, пришлось гнать на сегодняшнее представление нескольких твоих… друзей! – Саурон рассмеялся. – Сильно сопротивлялись… не понимают совсем толка в зрелищах и в удовольствиях!!! - Не буду сопротивляться… раз обещал, - прошептал Финрод. – Это уже дело принципа. Меня не нужно на такое гнать с помощью орочьего конвоя, как скот на бойню! Я… понимаю, что это неизбежно – и ни один шаг сопротивления не спасёт. Поэтому – иду на пытку… добровольно! – голос Финрода окреп, приобрёл силу и даже рассмеялся. – Правда, можешь… сам взять меня за скованные цепью запястья – чтобы я вдруг не надумал бежать, видя, что охранников-орков сейчас вовсе нет. - Ты… не используешь… такой великолепной возможности бежать из тюрьмы? – Саурон даже изумился, взяв его за цепь, сковавшую запястья, и видя, что пленник и не думает вырываться. Любой другой бы воспользовался возможностью, выскользнул бы из рук и убежал... - Со мной мои друзья, мои спутники… я… не оставлю их, - прошептал Финрод. – К тому же – я тебе… обещал! – и Финрод обезоруживающе улыбнулся. – И столь лёгкого дара от тебя, как возможность малодушного трусливого побега – тоже не приму… - Ты заметил… что я даже не держал тебя, хотя могу удерживать всё, состоящее из материи, так крепко, что никто не может одолеть эту силу? – тихо высказался Саурон. – Ты мог бы сейчас очень легко вырваться. А план этого здания ты, его создатель, знаешь гораздо лучше меня! Я оставлял за тобой попытку бежать… и был бы даже согласен предоставить её тебе… ибо жаль тебя и мучить, и убивать в плену. Потом – сошлись бы в равном бою ещё раз, и посмотрели бы, кто кого! Я, хоть и Гортхаур Жестокий, тот, кого вы считаете злодеем… злодей я и есть по факту, - Саурон усмехнулся. – Всё-таки не лишён определённых принципов и чести, и уважаю мужество противника на войне! - Веди, куда вёл, - тихо и медленно проговорил Финрод. - Что ж, раз не пользуешься подарками судьбы – так и сделаю, - сурово сказал Саурон и снова взял его за цепь и руки в наручниках. И на этот раз стиснул так крепко, что сразу же проступили синяки и даже кровь под сталью тюремных браслетов, а пленный едва слышно застонал. – Не понимаю, как ты будешь терпеть чрезвычайную пытку, если ты даже от такого стонешь… Всё-таки вы там все изнеженные, в ваших потаённых королевствах! Далее они пошли по какой-то закрученной лестнице вниз… да, это была лестница в помещения на первом и полуподвальном этажах башни. Десять лет Анор Финрод её уже не видел – и вот наконец… Финрод вдруг отчётливо понял, что память всё равно возвращается не в недавнее тюремное прошлое этого здания, а в многовековую его историю как Минас Тирит на Тол-Сирионе. Что-то в самом этом здании было намного сильнее воли Саурона – и нынешний хозяин Тол-ин-Гаурхот не мог до конца воцариться в пределах собственной башни, собственной тюрьмы. - Лестница вниз, в пыточную, нолдо, - усмехаясь, проговорил Жестокий. …Лестница казалась бесконечной, поскольку Финрод едва шевелил ногами, переступая со ступеньки на ступеньку – его почти парализовало от осознания ужаса предстоящего. Шёл только потому, что его вели, держа за цепи – а в руках была очень сильная боль. Каждый шаг стоил большого напряжения силы воли и мужества. … …На удивление Финрода, пыточная тоже оказалась знакомым ранее по временам Минас Тирит помещением – это была большая комната для гостей, на нижнем этаже, в полуподвале. Саурон всё-таки извращал занятое чужое пространство с определённым смыслом – как раньше эта комната принимала гостей и дарила им уют да вкусный обед, так и теперь она тоже принимает гостей… только объятиями пыточных орудий и обедом с подарками из разных видов боли. Финрод усмехнулся, подумав в таком ключе про это всё – несмотря на отчаянность своего положения и состояния духа… - Приглашаю тебя в моё царство! – гордо и торжествующе проговорил Саурон, открывая перед Финродом двери пыточной. – Здесь есть великолепные механизмы и инструменты… Высочайшие достижения науки Ангамандо… - Саурон гордо улыбнулся. – Всё это способно, при желании, в считанные моменты искромсать тела Мирроанви. И причинить хроа такую боль, спасением от которой будет только смерть! Ты оценишь наши достижения, нолдо! Такие орудия заставят говорить даже самых упорных и отчаянных… Финрод наконец осмотрелся вокруг… Со стен свисали устрашающего вида крюки, верёвки, цепи… Всё это напоминало скотобойню – только, судя по размерам орудий, для людей и эльфов. Были и механизмы, про которые так хвастался сейчас Саурон. Странные кресла с ремнями, жуткого вида сапоги с затяжками и шипами, свисающие со стен штыри, лезвия ножей и наконечники, как для стрел и копий, изогнутые серпы и клинки самых разнообразных размеров и видов. Всё это было создано для того, чтобы терзать и убивать живую плоть. Финрода снова бросило в жестокий озноб – перед глазами ожило то, о чём говорил ему когда-то Майтимо… о пыточных орудиях и долгих пытках в Ангамандо. Майтимо, железный и несокрушимый духом, говорил, что он едва такое выдерживал – и часто срывался на стоны и крики. Финрод сейчас вряд ли всё это выдержит не то, чтобы достойно – а вообще хоть как-то… Хотя именно ему сейчас надо было – взять себя в руки и терпеть до последнего. На него будут смотреть его спутники… И от того, как он будет держаться во время истязаний – будет зависеть, проговорятся ли они, желая прекратить его муку. А они ни в коем случае не должны проговориться – чтобы помочь ему и Берену выйти каким-то способом всё-таки отсюда и исполнить своё дело. Достать Сильмарилл из короны Моргота! Поэтому – надо пустить всю свою волю и силу на то, чтобы выдержать пытки так, чтобы это не деморализовало остальных… - Ну что, нолдо – вижу, дрожишь от озноба? – насмешливо и холодно проговорил Саурон. – Я тебе сначала лучше всё покажу и расскажу, что этим можно сделать с тобою… Может, одумаешься и всё мне расскажешь… и мне не придётся мучить тебя. Поверь, я реально не хочу причинять тебе излишнее страдание, - теперь голос Саурона был необычно серьёзен. – Я пущу все эти механизмы и орудия в ход лишь тогда, когда ты окажешься… несговорчивым. Финрод долго молчал в ответ на эти речи Тёмного Майя… - Покажи мне… орудия пыток, - наконец, тихо и твёрдо ответил Финрод на слова Саурона. – И можешь поподробнее про всё рассказать… я послушаю, - Финрод тонко и иронично усмехнулся. – Мне… интересно! - Храброго нолдо интересуют пытки? – Саурон заметно оживился, когда перешли к явно любимой им теме разговора. – Что ж, всё расскажу и покажу. Только ты потом подумай – и расскажи мне про цель вашего похода на Север, сообщи мне имена всех твоих спутников… можешь заодно поподробнее и про местонахождение и защиту Нарготронда мне рассказать! – Саурон хмыкнул. – Очень уж не хочется опробовать все эти орудия на тебе… Так что – подумай головой, Инголдо… и во всём мне сам признайся. Может быть, я даже проявлю к твоим спутникам милосердие… - Саурон широко усмехнулся и замолчал. - Я не верю твоим словам и обещаниям, Гортхаур! – ответил Финрод. – И ничего тебе не скажу. - Что ж – я предупреждал тебя, - сказал Саурон. – Одуматься можешь в любой момент… Ну, так вот, - Саурон тут выдержал достаточно долгую паузу, привлекая внимание своего собеседника. – Вот ложе, на котором тебя растянут и будут пытать, - и Саурон указал пальцем на длинный деревянный топчан с ремнями, цепями и верёвками для рук и ног. – Или, хочешь – другой вариант… дыба! От того, что просто повисишь – уже станет дурно и будешь вопить в голос… Что сам выберешь, то и применю! – Саурон холодно расхохотался, глядя в круглые от удивления глаза Финрода. – Я сам буду пытать тебя, - и Саурон тут садистски и плотоядно усмехнулся, глядя на полуголого Финрода с оковами на руках, с которых медленно стекала вниз кровь. – И там, и там ты будешь полностью беспомощным… Финрод вздрогнул всем телом от вида всей этой безобразной жути для мучения живых и разумных существ – а более всего его колотило от издевательского и садистского тона голоса Саурона. Гортхаур Жестокий был по сути убеждённым и изощрённым мучителем. Но пока было заметно, что он пытался сломать Финрода только психологически, в феа – устрашая, но не прибегая непосредственно к физическому воздействию, к терзанию хроа… Что ж – перед этим Финрод вполне устоит, ибо, несмотря ни на что, дух его ещё достаточно крепок. - Продолжим, - удовлетворившись ужасом в глазах Финрода и дрожью во всём его теле, заговорил дальше Саурон. – Набор плетей, - тут Финроду были показаны разные плети. Толстые, тонкие, сплетённые косицами, плети с железными шипами и просто с утяжелителями, плети с тремя, пятью и семью хвостами, даже плети с железными цепями разной тяжести на концах. Также кнуты – длинные, короткие, обычные и вощёные. – Некоторые из этих плетей и кнутов сразу сдирают кожу и впиваются глубоко в тело, - давящим и жёстким тоном говорил Саурон. – После того, как это пойдёт в ход, на тебе может и места живого не остаться! Ты будешь вздрагивающим куском живого мяса!!! – Саурон тут снова немного взял паузу и отвратительно ухмыльнулся. Финрод в это время с любопытством глядел на все эти устрашающие плети и кнуты – неимоверным усилием воли отключив в себе страх и все чувства, чтобы потом было легче пойти на пытку… Осталось лишь одно достаточно безмятежное и самоценное любопытство ко всему - даже к такому безобразию этого мира – как оказалось сейчас, самая неувядающая черта характера Финрода. - Не волнуйся, я умею бить ими очень аккуратно, - говорил Саурон, следя за мельчайшими проявлениями мыслей и чувств Финрода. – Очень точно… Ничто лишнее не будет повреждено, и по лицу не ударю… ибо моя цель – не искалечить тебя, а сломить тебя страхом и болью. И боль пущу в ход – если не смогу навести на тебя достаточно ужаса, чтобы ты сам мне во всём откровенно признался. - Не страшно, - насмешливо ответил Финрод. – Всего лишь плётки, - он тихо рассмеялся. – Чем ещё меня удивишь? - А ты знаешь толк, - глубокомысленно заметил Саурон. – Это только первая часть нашего представления. Самая грубая и простая. А больше удовольствия для меня будет вот в чём… - и Саурон достал несколько длинных острых спиц, игл и штырей. – Буду колоть ими тебя… под ногти… или раскалёнными – в тело, - Саурон ухмыльнулся одной половиной своего лица. – Опасных ран от этого не будет – но может быть так больно, что ты можешь заорать в голос, и эти… - Саурон указал рукой на скованных по рукам и ногам спутников Финрода, насильно приведённых сюда под конвоем из восьмерых крупных орков. – Сами мне всё расскажут за тебя. А ты, наверное, не сможешь даже соображать после пытки – не то, чтобы говорить… Хотя, говорят – нолдор очень терпеливы и выносливы… - Саурон снова жестоко усмехнулся. – Если этого не хватит, чтобы сломить тебя и заставить стонать, орать, плакать и умолять прекратить мучения, есть вот что… - и Саурон тут показал длинную шкатулку, а потом открыл её. Там были ножи, штыри и гвозди, тонкие лезвия, зажимы и крючки разной длины и разной степени кривизны. Некоторые орудия из шкатулки сильно походили на те, которыми лекари взрезают и обрабатывают глубокие раны. Финрод, глядя широко раскрытыми от ужаса немигающими глазами на это всё, понял – эти лезвия, штыри, острия и крючки будут резать, колоть и терзать его тело. По всему его телу уже давно обильно стекал вниз холодный пот… - Твоя выдержка похвальна, - усмехнулся Саурон, отлично понимая, что Финрод, собрав всю свою волю в кулак, упорно заставлял себя не бояться, хотя был уже, судя по симптомам хроа, вне себя от ужаса. – Интересно, будет ли она такой же во время всех этих пыток? Похоже – ты мне подаришь долгую и увлекательную забаву… праздник боли! – и Саурон тут глубоко, испытующе, заглянул в глаза Финроду. …Борьба Финрода с собственным ужасом тут вдруг неожиданно закончилась – его храбрая и сильная часть натуры, передавшаяся от нолдор и роднившая его с Майтимо, одержала победу. А также – сильнее страха оказались его разум и милосердие. В ответ на последние слова мучителя, Финрод лишь тепло и сочувственно посмотрел на Саурона, и сказал: - Знаешь, Гортхаур? Мне… жаль тебя сейчас… очень глубоко жаль… - Да что ты говоришь? – издевательски заметил Саурон. – Это тебя сейчас все будут жалеть! – Тёмный Майя рассмеялся своим ледяным смехом. – Особенно – твой лучший друг, человек, который не вынесет сам и половины того, чему я тебя тут подвергну! Финрод тут молниеносно поймал своим взглядом лицо Берена и сосредоточился на нём… Насколько лицо друга, пусть и измученное, и со следами побоев, и с безнадёжным печальным взглядом – было лучше пусть и умного, и красивого, но какого-то отталкивающего и мертвенного лица Саурона, палача Моргота. - Да, посмотри на него, - холодно сказал, как отрезал, Саурон. – Может, он первый взмолится, чтобы тебя не пытали? Смертные слабы, и в них нет ни крупицы вашей выдержки, нолдо… «Берен, никогда не заговаривай с ним, - отчаянно послал Финрод осанвэ человеку, без уверенности, что оно хоть как-то дойдёт. – И не умоляй о пощаде, что бы со мной ни делали. Враг только этого и хочет – чтобы ты заговорил и начал умолять его отпустить меня в обмен на определённые сведения!» Мысль дошла… Берен безнадёжно взглянул на Финрода – и уронил глаза в пол. И – о чудо! – до Финрода долетело осознанное осанвэ человека: «Я не выдержу… вида твоих страданий, Ном!» «Не смотри, - ответил Финрод быстро на мысль человека. – Хотя они будут заставлять смотреть. Старайся тогда глядеть в пол… или сделай вид, что лишился чувств. Мне не будет от всего слишком больно – я скажу заклинание Ирмо и буду глубоко дышать… я справлюсь. Я хорошо управляю состоянием своей хроа – разумом и волей. Стонать и кричать не буду… постараюсь совсем без этого… И, если не будешь смотреть – ты не воспримешь мои мучения». «Воля твоя, Ном, - дошла ещё мысль Берена. – Я у него так и не попрошу ни о чём. Но каждая капля твоей боли будет всё равно отзываться во мне – как отзываются сейчас все твои мысли, даже самые непроизвольные… ты мне стал за это время слишком близок… Прости меня, друг, что я… заставил тебя идти со мной сюда. Прости, что так всё… получилось!» «Эру простит, - послал мысль Берену Финрод и улыбнулся ему. – А я ни о чём не жалею…» - Будем и дальше изображать железную непреклонность, нолдо? – с издёвкой спросил Саурон. – Ты говоришь о милосердии? Их пожалел бы… им будет жутко на всё смотреть! – и Саурон снова указал рукой на приведённых орками Берена, Эдрахиля и остальных. - Я тебя… безмерно жалею, Гортхаур! – лишь чётко сказал Финрод, тепло глядя в глаза Саурону. – Ты глубоко падшее существо… милость Эру вряд ли найдёт тебя когда-нибудь. - Мне срать на Эру, Инголдо! – отрезал Саурон. – Я убеждённо пошёл против Него за Мелькором – ибо Мелькор дал мне то, чего не было у Единого. Силу и власть! - Отец Лжи может обещать лишь ложь! Силу и власть он оставит себе – а тебе не даст ничего… – тихо и печально ответил Финрод. – Ты обманут Мелькором, и упорствуешь в своих заблуждениях… - Это ты сейчас упорствуешь, Инголдо, - проговорил Саурон, впившись ему в лицо льдом своих глаз. – Ты стоишь предо мной нагой и дрожащий от ужаса грядущих пыток, с кандалами и цепью на руках – и столь глупо используешь ту риторику, которой вас напичкали в Амане! Может, нолдо, хватит быть глупцом – и чистосердечно всё мне рассказать? В обмен ты получишь моё милосердие к тебе и твоим спутникам – тебя доставят в Ангамандо, не тронув и волоска на твоей голове, а их убьют быстро, не подвергая пыткам. - Милосердие чуждо тебе, Гортхаур Жестокий! – твёрдо и необычно резко для себя ответил Финрод. – Поэтому я и сожалею о твоём разуме, о твоём духе, когда-то великих – и о низости падения, куда они низверглись! Будучи мудрым и знающим Майя, участвовавшим когда-то вместе с Аулэ в сотворении Арды – ты сознательно любишь только мучения и смерть… палач Ангамандо!!! - Я… могу быть и милосердным, - серьёзно возразил ему тут Саурон. – Поэтому я буду просить тебя ещё раз, поскольку ты столь знатный пленник и достойный противник, - глубокий голос Саурона приобрёл тут даже просительную интонацию, и это не было обманом и лицемерием, Финрод понял. – Сжалься хотя бы над самим собой, если тебе не жаль душ твоих спутников, твоих друзей… Покажу тебе ещё одну часть нашей программы по пыткам, - и тут Саурон развернул холщовый свёрток, а там была связка стальных щипцов, плоскогубцев, круглогубцев и пинцетов разного размера, от большого до совсем мелкого. Такой арсенал сделал бы честь любому нолдорскому мастеру, работавшему с камнем и металлом – изначально инструменты явно для этого и предназначались, а «изобретательный» разум Гортхаура Жестокого сделал из них достаточно грозные орудия пыток… - Нет, это не для строительства и не для ювелирного дела, нолдо, - расхохотался Саурон. – Это для тоже достаточно прочных материалов эльфийских и человеческих хроар. Крушить и ломать кости, вытягивать живые жилы, снимать ногти на руках и ногах, вырывать зубы, пережимать жилы, если пытка требует достать без вреда для хроа кишки, например, чтобы причинить такую боль, какой в вашем языке просто нет названия… - глаза Саурона зажглись нехорошим огнём, временами он внимательным и оценивающим взглядом осматривал тело Финрода, словно уже искал слабые места, взрезал и раскрывал внутренности. – Нолдор, знаю, хоть и с большими мучениями – могут такое вынести… люди – нет! – А ещё всеми этими пинцетами и щипцами хорошо брать раскалённое железо и класть прямо на голую кожу, в разные чувствительные места. – и палец Саурона словно невзначай ткнул Финроду в грудь, в сосок, от чего нолдо содрогнулся с исказившимся от омерзения, не от боли, лицом и непроизвольно отпрянул назад. Хотя было довольно больно и выступила капля крови – острый ноготь и кромка железа кольца поцарапали кожу. У него даже обычные украшения и ногти уже были похожи на орудия пыток… Саурон довольно ухмыльнулся: – Говорят, когда на кожу кладут докрасна или даже добела раскалённый металл, слышно, как она шипит, пузырится и лопается – посмотрим, так ли это… но обычно этого никто не слышит, даже тот, кого пытают – потому что с уст даже самых терпеливых и выдержанных срываются страшные крики, которые заглушают собой всё… - Да кончишь ли ты, палач и мерзкий садист? – очень громко и резко оборвал Саурона Финрод. – Палач не только по роду твоих занятий на службе у Мелькора – палач по призванию! Ты намного омерзительнее тупых орков – те хотя бы не знают доподлинно, что творят… не понимают, что приносят живому боль и уродуют и хроа, и феа! А тебе же такое – откровенно нравится!!! И скажу ещё раз, Гортхаур – мне безмерно жаль тебя… ибо ты по своей сути труслив, жалок и слаб. - Когда я начну нашу забаву, нашу чрезвычайную пытку – тогда и посмотрим, кто кого будет жалеть, - холодно усмехнулся Саурон. – Про себя же скажу, что я… всё-таки полностью лишён жалости и всех ваших других… эльфийских и человеческих чувств. Вы для меня только забавные игрушки… которые я легко могу сломать – как, например, вон те сапоги, рукавицы и кресло ломают кости! – и Саурон указал Финроду на главные, судя по всему, орудия пыток. Механические приспособления для раздробления и ломки костей… - Ты… можешь только ломать, а созидать и дарить жизнь – не способен, - твёрдо и чётко произнёс Финрод. – И это… весьма прискорбно! – нолдо тяжело вздохнул. – Что ж, попробуй сломать мою волю всеми этими орудиями! Максимум, что ты достигнешь – переломаешь мне все кости и отправишь в Мандос! – тут Финрод нашёл в себе силы громко расхохотаться, пристально глядя на устрашавшие много лет далеко не одно твёрдое и мужественное сердце орудия пыток. - Я знаю своё дело до мельчайших тонкостей, - иронично ответил пленнику Саурон. – Знай, что ты не умрёшь от пыток… мне вовсе не будет интересно мучить труп! За твою жизнь я ручаюсь, нолдо… я хорошо знаю тот предел, который вы можете вынести – и ничего сверх того не причиню тебе… А от сильной боли ещё никто не умирал – ни из эльфов, ни даже из людей. Я уже много кого подверг пыткам здесь лет за восемь-девять – и многое понял относительно строения и физиологии Детей Эру! – Саурон снова усмехнулся. – Тем более, сейчас мне важнее реакция твоих спутников на твою боль – твои же стоны и вопли меня мало волнуют… Не думай, что растрогаешь меня этим – у тебя, нолдо, я уже помню попытки развести меня на жалость. Не надейся – не получится. Я – Жестокий!!! - А я и не думаю, и вообще ни на что уже не надеюсь, - медленно и спокойно ответил Финрод. – У тебя нет сердца и нет жалости. - Ты сам сказал, не я, - Саурон сухо и коротко рассмеялся. – Во многом вы погибаете от своих же страхов и представлений! – голос Саурона тут громко раздался в пыточной, даже отдался эхом. – И ты сам сейчас немилосерден к себе – как и в Поединке, впрочем, где ты сам выдал мне себя и фактически сдался… - Я уповаю только на милосердие Эру… - прошептал Финрод, лично Саурону. Этот словесный поединок уже снова стали с интересом слушать и спутники Финрода, и орки из конвоя, и люди, среди которых были палачи и мастера по изготовлению пыточных приспособлений, а также подсобные палачей и этих самых мастеров… Про себя Финрод ещё облегчённо улыбнулся – время тянуть ему неплохо удавалось: – Мне милосердие Единого ещё может светить, от чего бы я сам ни отказался в Амане во время Исхода – а вот тебе… увы, нет! Но я… попрошу Его и за тебя. Господь милосерден и выше Добра и Зла – и даже твой мятежный дух, Жестокий, Он ещё может принять! Ибо ты не сотворён осквернённым и искажённым – но пал сам, по своему ошибочному выбору… - Узник Артафиндэ Инголдо, сын Арафинвэ – лучше сам сейчас помолись твоему Создателю, чтобы подкрепил сейчас твои силы и мужество! – голос Саурона прозвенел, как холодный и безжалостный металл. – Хотя, наверное, - это будет бесполезно – Единому всегда было плевать и на нас, и на вас, и на людей на самом деле! Но просто хотя бы нервы успокой, если это помогает тебе хоть как-то… - голос Жестокого на миг даже немного смягчился. – И скажи мне сам… когда будешь готов… к нашему развлечению. Даю тебе некоторое время… Видишь, я начинаю проявлять к тебе милосердие, вопреки моим правилам! Я тебе даю время, чтобы всё обдумать – насколько неограниченное, решай сам… Решишь сам рассказать мне всё, что избавит меня от необходимости применения пытки по отношению к тебе и твоим спутникам – никаких пыток не будет… считай тогда, вы легко отделались, вас просто основательно попугали! – Саурон дико расхохотался, своим обычным ледяным смехом, в котором не было веселья, а была лишь жестокая уверенность в своём всевластии, в своей абсолютной безнаказанности. Похоже, эту свою безнаказанность Саурон ощущал не только в отношении Манвэ, Варды, Намо, Аулэ и даже Эру – но и в отношении своего Повелителя и Учителя, самого Мелькора. Послушав Саурона и помолчав какое-то время, Финрод отрицательно покачал головой… Но Саурон не торопился принимать такой ответ – он надеялся, что пленник подольше подумает, и всё-таки расколется. Пользуясь предоставленным временем и относительной свободой – около него не было приставлено никакого орочьего конвоя, Саурон на самом деле верил ему на слово – Финрод решил сосредоточить своё внимание на том, что сейчас творилось среди его отряда. Какие там были мысли и настроения… Он должен чётко заранее знать, от кого и от чего среди своих он может ждать невольного подвоха – и на кого можно надеяться… а после, полностью от всего отрешившись и больше уже не беспокоясь по поводу любой их реакции, собрать все свои силы, чтобы безмолвно претерпеть самые жуткие пытки Саурона. Если с его стороны не будет никакой слабости и ни одной уступки Саурону – то можно быть спокойным, они возьмут с него пример и ни при каких условиях не выдадут никого из них, так же, как он не выдавал Берена и всех их, и цели их похода в Ангамандо. А если он не выдержит, если воли и терпения в нём не будет - то всякое может быть… Но всё ж лучше всегда надеяться на лучшее, а то можно лишь погибнуть вперёд смерти и окончательно провалить дело… на исполнение которого даже сейчас есть надежда.