***
Всю дорогу до Вал Руайо Кассандра была мрачнее тучи. Не знаю, что её так разозлило: отвратительная погода, моё опоздание или бесконечные шутки Варрика об Орлесианской Церкви. Пробурчав себе под нос, что на церковном конклаве мы сможем заключить выгодные для Инквизиции союзы, она погрузилась в молчание. — Что-то произошло? — шёпотом интересуюсь я у Варрика. — Был один неприятный инцидент, — со вздохом отвечает он, — в ночь перед нашим отъездом Искательница наткнулась на парочку трупов на задворках Убежища. Несколько недавно прибывших храмовников решили поспорить с магами о том, кто же на самом деле виновен в смерти Верховной Жрицы. Мнения разошлись, и завязалась драка. Хорошо ещё, что наш бравый командор проходил неподалёку с отрядом солдат. Без их вмешательства жертв было бы гораздо больше. — Как же надоели эти вечные стычки между магами и храмовниками, неужели они никак не поймут, что спорами ничего не решить? Из-за их глупых разногласий страдают, в основном, невинные люди, — говорю я вслух, а про себя думаю: «Бедный Каллен, похоже, ему так и не удалось поспать этой ночью».***
Вал Руайо поразил меня до глубины души. Я знала, что столица Орлея является одним из самых богатых городов во всем Тедасе, но всё равно была ошеломлена таким обилием позолоты и белых мраморных статуй. Создавалось ощущение, что мы попали не в настоящий город, а в шкатулку к маленькой девочке, которая годами любовно складывала туда всё, что казалось ей хоть сколько-нибудь красивым и блестящим. Как только мы миновали городские ворота, Кассандра тут же оживилась. Первым делом она заявила о том, что нам необходимо разделиться. Варрик и Солас, который хранил молчание всю дорогу, должны будут отправиться на рынок и следить за ходом переговоров издали. А мы с Искательницей пойдём на городскую площадь и попробуем убедить жречество в собственной незаменимости и безобидности. Как только гном и эльф исчезают за углом, Кассандра берёт меня за локоть и шепчет на ухо: — Ничего не бойся, ты здесь в своем праве. Но запомни: на тебя будут смотреть тысячи, они будут ловить каждое твое слово, оценивать каждый твой жест. Покажи им, что ты достойна их доверия, убеди в том, что ты им не враг. Слова Искательницы только подлили масла в огонь. Чем ближе мы подходили к главной площади, тем быстрее испарялась моя уверенность. Ладони вспотели, а метка начала издавать тихое потрескивание. Не хватало только согнуться от боли перед толпой священников. То-то будет представление! В поисках поддержки, я оглядываюсь на Кассандру: её лицо кажется непривычно бледным, губы плотно сжаты, меж бровей залегла небольшая вертикальная морщинка, пальцами рук она нервно теребит пряжку на своем плаще. Что ж, по крайней мере, я не одинока в своих опасениях. Посреди площади располагается наскоро возведенный помост, около которого уже собралась целая толпа народа. На трибуне стоит немолодая жрица и вдохновенно вещает что-то про то, что Создатель никак не мог послать нам мага в эти тёмные времена. Маг это, стало быть, я. Как только мы подходим к помосту, жрица воздевает руки к небу и голосом полным священного рвения восклицает: — Вот! Вот они, виновные в смерти Верховной Жрицы Джустинии V! В своей доброте и наивности она доверилась не тем людям, за что и была жестоко предана своими ближайшими союзниками! После этих слов лицо Кассандры бледнеет, а пальцы сжимаются в кулаки. На её виске бьется тоненькая голубоватая жилка. Похоже, Искательница из последних сил держит себя в руках. Это плохо. Очень плохо. Если она сейчас вспылит, то не видать нам церковной поддержки как своих ушей. Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на помост по небольшой деревянной лестнице. В тишине, повисшей над площадью, мои шаги разносятся гулким эхом. Сотни глаз смотрят на меня со страхом, гневом и даже презрением. Всё, что сейчас остаётся — это постараться быть искренней. Жрица, всё ещё стоящая на трибуне, смотрит на меня глазами полными ужаса и изумления. Моя левая ладонь сияет ярким зеленым светом. Но боли нет. Вместо неё меня наполняет какая-то неведомая мне доселе сила. Она заставляет сердце биться чаще, делает голос сильным и звонким, заставляет людей смотреть на меня, затаив дыхание. — Жители Вал Руайо! – голос мой звучит на удивление уверенно, — да, я маг. Но в то же время я человек из плоти и крови, как и вы. Я понимаю вашу скорбь по поводу трагической гибели Верховной Жрицы Джустинии. Каждое утро я просыпаюсь и чувствую ту же боль, что и Вы. Мы все потеряли кого-то на этой безумной войне: семью, друзей, любимых. Сейчас, когда наши сердца полны гнева, мы готовы признать своим врагом любого, на кого падет жребий. Церковь говорит вам, что враг — это Инквизиция. Я же прошу вас поднять глаза к небу и увидеть настоящего врага. В Храме Священного Праха я видела, что Брешь делает с людьми. Она не щадит никого, у неё нет чувств, она не испытывает боли и сострадания. Я прошу вас, прислушайтесь к себе. Откройте глаза и оглянитесь вокруг. Пока мы сражаемся друг с другом, мир стоит на краю бездонной пропасти. Опомнитесь, пока ещё не стало слишком поздно! Боковым зрением я замечаю, что к нам приближается отряд храмовников. На трибуну поднимается крепкий седой мужчина, одетый в доспех Стража-командора. Жрица узнаёт его, на её лице появляется торжествующая улыбка: — Лорд-Искатель Люциус! Мы ждали Вас! Наконец-то храмовники вернулись на путь истинный и пришли остановить происходящее здесь безумие! Её пламенную речь прерывает жёсткий удар в висок. Женщина падает на деревянный пол помоста и не подает признаков жизни. Один из храмовников глупо ухмыляется, оглядывая латную перчатку, окрасившуюся алой кровью. — Какого чёрта?! — я рефлекторно делаю шаг вперёд, но меня останавливает окрик Кассандры: — Стой! — она переводит взгляд на командора храмовников, — Лорд Люциус, что здесь происходит?! — Это я должен спросить у Вас, Искательница Пентагаст! Вы создаёте еретическую организацию, порочащую само имя невесты Создателя, и назначаете её главой мага одного из мятежных Кругов! И после этого Вы ещё смеете спрашивать меня, что происходит?! Он обращается к людям: — Расходитесь! Представление окончено! Если через четверть часа здесь останется хоть одна живая душа, храмовники применят силу! — Лорд-Искатель, но ведь Брешь… — голос Кассандры звучит уже не так уверенно. — Да, Брешь, несомненно, опасна. И даже больше, чем Вы думаете, — бросает он и уходит, оставив нас в молчаливом недоумении. Раненную жрицу на носилках транспортируют в сторону храма, люди начинают расходиться. Мы решаем последовать их примеру. У ворот рынка нас уже ждут Варрик и Солас. — Ну ты даёшь, Солнышко, — усмехается гном, — не ожидал от тебя такой проникновенной речи. — Да я и сама от себя такого не ожидала, просто испугалась, что всё может пойти наперекосяк… — Тогда нужно почаще тебя так пугать, — на губах Соласа играет лёгкая полуулыбка, — это было и вправду впечатляюще, леди Тревелиан. Но и мы не теряли времени даром: во время прогулки по рынку нам поступило несколько заманчивых предложений о сотрудничестве с Инквизицией. Рапорт Лелиане я уже отправил. — Хорошо. Спасибо, Солас, — устало вздыхает Кассандра, — нам нужно вернуться в Убежище. Искательница выглядит опустошённой и, кажется, даже подавленной. Это так не похоже на её обычный настрой, что я рискую задать вопрос, который мучил меня с момента появления храмовников: — Что-то случилось с орденом? — Не знаю… Кажется, да. Я знала Лорда-Искателя Люциуса. Он всегда был человеком чести и строгим приверженцем правил, но сейчас… Это на него совсем не похоже. У меня плохое предчувствие на счёт всего этого.***
В Убежище мы прибыли поздним вечером. На пороге дома меня встретила одна из эльфийских служанок. При виде меня она спешно поклонилась и пустилась наутёк. В комнате было светло и чисто. Похоже, что за время нашего отъезда тут была проведена генеральная уборка. В камине весело пылал огонь, а все мои книги были аккуратно разложены на новеньком стеллаже, который всё ещё пах свежеструганными досками. В голову мне приходит простая истина, что утро вечера мудренее. Надо бы лечь спать пораньше. Казалось бы, после долгой дороги и утомительных переговоров я должна была бы мгновенно отключиться, но ничего подобного не происходит. У меня никак не получается выкинуть из головы всё то, что случилось с нами сегодня. С орденом храмовников явно что-то не так. Если и они вышли из-под контроля и не смогут помочь нам с Брешью… Создатель, во что же я ввязалась? Моё беспокойство все нарастает. Сохранять неподвижность не представляется возможным, и я начинаю кругами расхаживать по комнате. Сна нет ни в одном глазу, а на завтрашнее утро назначено важное заседание в ставке командования… Если я ещё раз опоздаю, то Кассандра наверняка выскажет мне что-нибудь о неподобающем отношении к делу Инквизиции. Глоток свежего воздуха сейчас точно не повредит. «Обойду, кружочек вокруг Убежища и лягу спать», —говорю я сама себе и надеваю тёплую куртку. На улице царит чудесная зимняя ночь: снегопад прекратился и сейчас можно разглядеть каждую звёздочку на бархатно-чёрном небосводе. Я неторопливо иду по протоптанной дорожке и наслаждаюсь прекрасной погодой. Если я когда-нибудь вернусь в Круг, то мне будет очень не хватать вот таких вот ночных прогулок. Раньше я никогда не думала о несправедливости по отношению магам Круга. Казалось бы, у тебя есть крыша над головой, ты получаешь приличное образование и, в конце концов, никогда не останешься голодным. Многие не имеют и этого. Но вступление в Инквизицию как будто открыло мне глаза. Свет становится ярче, воздух свежее, сердце бьётся с удвоенной силой и распространяет тепло в каждую клеточку моего тела. Кажется, что с каждым днём я становлюсь все живее. Я приближаюсь к замёрзшему озеру. Холодный лунный свет делает его похожим на большой стол, застеленный снежно-белой скатертью. На склоне виднеется цепочка следов. Тёмный силуэт их обладателя резко выделяется на белоснежном фоне. Кажется, я знаю кто это. — Хорошая ночь, командор, — мой голос кажется мне слишком громким после долгого молчания. Каллен вздрагивает и нервно оборачивается. Он выглядит усталым: под глазами чётко обозначились тёмные круги, лоб исчерчен тонкими морщинками, двухдневная светлая щетина на щеках заставляет его казаться старше. Растерянный взгляд несколько секунд блуждает по моему лицу, создаётся ощущение, что он не совсем понимает, что я здесь делаю. Командор бёрет себя в руки и всё-таки здоровается: — Хорошая ночь, Вестница. — С Вами всё в порядке? Вы неважно выглядите… — Всё хорошо, — его взгляд мечется из стороны в сторону. Он затихает на несколько минут, а потом неуверенно, будто подбирая подходящие слова, продолжает: — Представляете, не могу уснуть уже вторую ночь. Весь день работаю за троих, вечером валюсь с ног от усталости, а как только закрываю глаза, понимаю, что не засну. Вот я и брожу по берегу этого чёртова озера и на что-то надеюсь. Смешно, правда? Между нами повисает неловкое молчание. Командор переминается с ноги на ногу, шмыгает носом и, наконец, громко чихает. — Будьте здоровы, — машинально вырывается у меня. — Спасибо. Ну вот, кажется, я ещё и простудился вдобавок… — Это всё из-за меня, — я виновато опускаю голову, — неудивительно, что после вчерашнего вечера… Простите, мне нужно идти. Как только я собираюсь ступить на тропинку, ведущую к дому, меня останавливает его тихий голос: — Миледи Тревелиан… Эмилия! Я неуверенно оборачиваюсь. Каллен делает шаг мне на встречу. В его глазах читается какая-то дикая смесь страха, мольбы и отчаяния: — Не уходи, пожалуйста. Я вижу, как дрожат его руки. Каллен, что же с тобой происходит? При одном только взгляде на него моё сердце сжимается в болезненной судороге. Хочется подойти, обнять, сказать, что всё будет хорошо… Но я очень боюсь спугнуть его и разрушить ту хрупкую связь, которая возникла между нами ещё вчера. Провести вторую ночь на продуваемом всеми ветрами пустыре — не самая лучшая идея. В голову мне приходит простое и изящное решение: — Пойдёмте со мной. Он поднимает усталые глаза, тяжело вздыхает и кивает в ответ. Дорога до моего дома, кажется, занимает целую вечность. Всё то время, что мы идем по знакомой тропинке, командор хранит молчание. Тишину нарушает лишь скрип снега под нашими ногами. Уверенности в том, что я делаю, во мне поубавилось, но сворачивать назад уже поздно. В комнате стоит непроглядная темень. Я пытаюсь нашарить на столе спички, но ничего не выходит. Придётся прибегнуть к старому, давно проверенному, но не совсем безопасному способу. Я позволяю небольшой искре разгореться в воздухе на кончиках пальцев и отработанным чётким движением посылаю её в сторону канделябра, висящего на стене. Вторая искра летит в камин, в котором тут же начинает плясать весёлый огонек. Я оборачиваюсь к двери и делаю приглашающий жест рукой: — Входите, командор, чувствуйте себя как дома. Простите мне это дешевое позёрство с огнем. К сожалению, спички я найти так и не смогла. Каллен мнётся у порога несколько секунд, но всё же заходит внутрь. — Присаживайтесь, сейчас здесь станет тепло — я указываю на ближайший свободный стул и отхожу в другой конец комнаты. Руки мои сами находят котелок, наливают в него воду из графина и вешают его над огнем. Из дорожной сумки я достаю кошелёк с травами и пытаюсь вспомнить рецепт нужного мне состава. Через десять минут мои старания всё-таки увенчиваются успехом. Каллен вешает свой многострадальный плащ на спинку и садится на предложенное место. Во всей его позе читается напряжение и какое-то детское недоверие. Я пытаюсь как-то разрядить обстановку: — Не подумайте ничего плохого, командор. Я просто решила заварить нам чаю на сон грядущий. Может быть, и от Вашей простуды поможет… В ответ я слышу лишь молчание. Взгляд Каллена становится отрешённым, а костяшки его сжатых в кулак пальцев белеют от напряжения. Он похож на загнанного в угол дикого зверя, который в любую секунду готов броситься на охотника. Я сажусь напротив и осторожно касаюсь его запястья. От моего прикосновения он вздрагивает и поднимает глаза: — Каллен, — я пытаюсь говорить с ним как можно мягче, — что-то случилось? Я могу тебе чем-то помочь? Дежурное «всё в порядке» срывается с его губ. Он замолкает, уставившись взглядом в пол, но потом всё-таки продолжает: — То, что Вы здесь, уже очень помогает. Ничего особенного не произошло, просто вторую ночь мне снится один и тот же сон. Вчера я еще как-то держался, а сегодня… Такое ощущение, что кошмар выпивает из меня все силы. Я просыпаюсь и понимаю, что боюсь. Что я совсем один. Что мне некуда пойти, некому рассказать все это. Мысли путаются в моей голове. Создатель, откуда он знает всё это?! Откуда он знает всё то, что творилось у меня в голове прошлой ночью? Я сжимаю его ледяные пальцы своими, смотрю ему в глаза и пытаюсь хоть взглядом передать то, что я знаю, каково это. То, что он не один. Сейчас надо бы сказать что-нибудь, успокоить его, дать надежду. Но все правильные, красивые слова, которые так легко слетали с моих губ днём, куда-то исчезли. Каллен смотрит на меня и, кажется, всё понимает. Он медленно подносит мою ладонь к своим губам. Пальцы предательски дрожат, вместе с ними дрожит и какая-то часть меня. Почему-то от этого, казалось бы, формального жеста на глаза наворачиваются слезы, а сердце стучит так громко, что его, наверное, можно услышать на другом конце комнаты. Командор отпускает мою руку и густо краснеет: — Эмилия, что-то случилось? Простите, я не хотел Вас обидеть. Создатель… Он закрывает лицо руками и тяжело вздыхает. — Всё хорошо, правда, — я пытаюсь придать своему голосу побольше уверенности и осторожно касаюсь его щеки. В его глазах читается тревога, но он всё-таки находит в себе силы улыбнуться. Вода уже давно закипела. Пора бы заняться чаем. Я хватаю какую-то тряпку (кажется, это была моя рубашка) и снимаю котелок с огня. Его содержимое я разливаю по видавшим виды глиняным чашкам и добавляю по щепотке травяного сбора. — На вкус так себе, но зато работает. Около пяти часов крепкого сна без сновидений нам с Вами обеспечены. Каллен берёт чашку и делает глоток: — Не так уж и плохо, — со вздохом произносит он, — если ещё и подействует, то цены ему нет, этому Вашему зелью. То ощущение близости, которое возникло между нами, рассеялось без следа. Мы молча потягиваем чай и стараемся не встречаться взглядами. Через несколько минут командор потягивается и сладко зевает: — Действительно работает, — удивляется он. — А Вы ещё сомневались, — на моих губах сама собой появляется довольная улыбка, — в алхимии я всегда была одной из лучших в Круге. Кстати, у Вас осталось около получаса, прежде чем Вы заснете. — Тогда я, пожалуй, пойду, — говорит он и подходит к двери. Уже на пороге он оборачивается и почти шёпотом говорит: — Спасибо Вам, миледи Тревелиан, знал бы, что Вы такая волшебница — заходил бы почаще. — Всегда буду рада Вашей компании, командор, — отвечаю я и чувствую, как меня тоже начинает клонить в сон. Он в последний раз улыбается и выходит за дверь. Я задвигаю засов и сонным взглядом окидываю опустевшую комнату: на спинке стула так и остался висеть тяжёлый плащ с меховым воротником.