Бумажная корона

По-весеннему голубое небо, кудрявые облака, где-то там, далеко видна черная точка — птица, чайка, наверное. Апрельское тепло пришло незаметно, после ухода зимы еще долго чувствовался морозный шлейф — пришла весна, солнце уже прогрело землю и теперь его золотые лучи отогревали охладевшие за войну души. Исцеление светом, теплом и просто покоем. Слишком хорошо для правды. Слишком хорошо для сна. Он глубоко дышал, стараясь восстановить дыхание, но не получалось… Воздуха не хватало. Чувство опасности щекотало и так натянутые до предела нервы. Позади — пропасть, шелест волн едва слышен, но различим. Впереди — опасность, что может стоить жизни. Два мага. Совершенно разных, как день и ночь. Солнечные лучи слепили глаза, лиц было не различить — лишь силуэты: голубой, как апрельское небо, и чернильный-черный. Ворон и голубка. Совершенно нелепые ассоциации, но отчего-то смеяться не хотелось. И даже улыбнуться. — Это подло, — одновременно со словами он сделал шаг влево и попытался незаметно осмотреть местность. Не сбежать. Сознание ощущало себя себя загнанной в угол крысой: грязное, ничтожное, лишенное всего создание. Никто. — Прости. Все должно было быть иначе, — отвечал мягкий и текучий, словно патока голос. — Я не хотел, чтобы все закончилось именно так. Произошла ошибка, даже удивительно, как одна случайность смогла переломить историю... — Случайность? Ошибка? Я человек, а не... — слов не хватало, от нелепого, почти детского оправдания стало смешно до боли в животе, до слёз… или это соринка в глаз попала? Он слышал, как построенный с любовью хрустальный замок идёт трещинами и осыпается мелкими осколками. — Слушай, "человек", всегда есть еще один выход. – Ворон, хотелось назвать его так, сделал шаг вперёд, вынуждая отступить. Перед полетом послышался резкий приказ: "Не смей!" Это было невероятно... Потоки воздуха пытались подхватить, а полы мантии могли бы сойти за крылья… Только это не птица… И тонкие пальцы, что вот-вот схватят край неба — рефлекс, не более. Жалкая попытка ухватиться хоть за что-то, что сможет, если не спасти — подарить призрачную надежду на спасение. Не улететь. Слишком многое тянет вниз, и — не законы физики. Шелест волн становился все сильнее, казалось, море ласково шептало, обещая нежные, почти материнские, объятья... Генрих резко распахнул глаза и схватил Габриель за тонкое запястье. Девушка поджала губы и отвела взгляд, на кресле рядом лежала пижамная рубашка. Он прикусил щеку с внутренней стороны и ощутил болезненное наслаждение. Не сон. Реальность. Он Генрих Эдмон Биго. Маг, сбежавший из дома племянник лорда Георга Биго, который спит в мягкой постели, ест с фарфора, пользуется ножом и вилкой и окружён вниманием сестёр: прекрасной Габриель и очаровательной Арабеллы. Все чудесно, вот только... Двадцать один день назад он очнулся внезапно, резко, с ноющей головной болью и бешено колотящимся сердцем. На него вылили ведро грязной воды с криком: "Проваливай! По пятницам не подаю!" Пожалуй, стоило сказать что был вторник, совершенно точно вторник, малолетний продавец газет на соседней улице никак не давал шанса ошибиться. Голос мальчишки был пронзителен и напорист. Вторник. Двадцать третье число второго летнего месяца, июля, сорок первый день с момента победы над Темным Лордом. В этот день он родился заново. Без памяти, без имени, лишь с отдающим горечью прозвищем "Сохатик". Генрих чувствовал себя первооткрывателем. Ребенком, что неумело держит в руках перо, но старательно записывает все. Марта, та самая Марта, что вылила на него ведро воды, стала первым и самым ярким воспоминанием, эдаким чернильным пятном на белоснежном полотне памяти. Наверное, все дело в первом впечатлении. Генрих подмечал все: цвет черепицы, имена прохожих, сплетни, брань, улицы и улочки, количество цветов в доме напротив его барака. Вот и сейчас заметил, как старательно смущается кузина. Отчего-то он ей не верил. Не мог, не хотел. Видел цветные сны, после которых хотелось убить или умереть самому. Нечеткие, всегда без лиц и имен, но полные щемящей боли, что постоянно сменялась яростью, а позже - разочарованием. "Ты ошибка", — била набатом мысль. — Опять пижаму не надел. Кузен, это неприлично, — смущение сестры вызывало улыбку, особенно в свете милого хобби дочери отставного военного. — Утро, — он сжал пальцы чуть сильнее, мизинцем чувствуя кончик ножа в рукаве. — Неприлично заходить без стука. Габриэль по-настоящему боялась. Она – сквиб и чертовски страшится магов. Особенно младшую сестру, которая выдавала спонтанные магические выбросы по поводу и без. Девушка старательно скрывала это, но маги чувствуют страх. На уровне инстинктов, чувств, обоняния. — Это мой дом, — она фыркнула, но взглянула с опаской, — отпусти меня, варвар. Его губы растянулись в улыбке, он притянул кузину к себе, поймал губами ее рваное дыхание и прошептал: — Это дом твоего отца. А лорд Георг не собирается умирать. Вот совершенно. Или, — он сделал паузу,— мне передать твои пожелания? Габриель резко вырвалась и прижала руку к быстро вздымающийся груди. — Псих! — по реакции было заметно, что Георга Биго боятся все, даже портреты. — Не передёргивай. Ты почти проспал. — Да ну? — ответ сопровождали приподнятая бровь и сарказм, такой знакомый и чужой: вспомнились слова о стаде недоучек, что любят калечить и дальше каких-то СОВ не пойдут. — Да. Сейчас почти семь утра. Ты мог опоздать. — Поел бы на кухне, — Генрих откинул одеяло. — Это всего лишь завтрак. — Угу, — Габриэль скрестила руки и старательно посмотрела в глаза. — А это всего лишь Генрих Биго, который сдерживает обещания. Я не собираюсь играть с Бель сама. Иди в ванную. Умойся, чудовище, — она подтолкнула его в сторону резной двери. — На себя посмотри. Габи удивительная девушка, и Генри казалось, что более странного создания он не встречал. У неё всегда тонкие перчатки на руках и стилет в широком рукаве платья - у дочери отставного боевого мага удивительное хобби и просто невероятная меткость. Она увлекается всевозможными ядами, Шарлоттой Бронте и потрясающе бросает любые острые предметы. Именно поэтому, когда чуть выше левого плеча в дверцу шкафчика врезался кольщик*, он почти не дёрнулся. Лишь присвистнул, когда открыл дверцу. На вылет, почти до самой рукоятки. Это уже пятнадцатый раз за последнюю неделю. Привык. — Закрой дверь, извращенец! — Ты что здесь забыла? Генрих отбросил полотенце в сторону, кузина недовольно поджала губы и стала похожей на кого-то знакомого, особенно после того, как прищурила глаза. В голове возник зыбкий, словно сотканный из тумана, образ высокой леди в зеленом платье. Восхитительное сходство, только в видении у дамы волосы темные и очки. Может, это ее мать? Заковыристое имя готово было вот-вот слететь с языка... Хлопок двери. Морок развеялся, теперь он видел лишь вырезанный неизвестным мастером плющ на двери. — Я должна тебе одежду к завтраку выбрать. Ты должен походить на сына лорда, а не утопленника, как вчера, — донеслось из комнаты. — Нормально я был одет! — Тебе нельзя носить такое. Ты себя в зеркало видел? Генри представил, как Габриель кривит губы и недовольно дёргает плечом, когда открывает шкаф. Она всегда так делала, когда речь заходила о моде. Сестра придирчиво выбрала из одинаковых, кипенно-белых рубашек одну-единственную, небрежно бросила на постель темные штаны и перебрала казавшуюся бесконечной вереницу галстуков и шейных платков. Чтобы в конечном итоге фыркнуть и расстегнуть две верхние пуговицы рубашки. Опостылевший ритуал, что нарушался лишь однажды: вчера. — Нормально все. — Только ты так думаешь. С твоим цветом глаз и кожи такое не носят. Генрих закатил глаза, радуясь, что вездесущая Габриель позволила хотя бы белье самому выбрать, и замер. Он никогда не видел свое лицо. Эта простая и одновременно нелепая мысль привела в смятение. Он не знал, как выглядит, представлял себя, собирал по крупицам, из сотен лиц и фигур прохожих и соседей по баракам. Как паззл. Иногда в коротких видениях-снах видел призрачное отражение в зеркале, что разбивалось на мелкие осколки, стоило лишь дотронуться. Генри прикрыл глаза и провёл пальцами по щеке, очерчивая острый подбородок и скулы, дернул слишком отросшие волосы. За столько времени он так и не смог посмотреть в зеркало. — Не будь слабаком! Это двадцать третья попытка посмотреть в отражение, но взгляд все никак не мог сфокусироваться. Уже неделю он избегал прямого взгляда на любую отражающую поверхность под смешки кузины, что сопровождала его тенью. Везде, даже в ванной. Сейчас она ласково поглаживала лезвие стилета и наблюдала. Снова вошла без спроса. — Очки принести? — Не хами, — Габриэль спрятала оружие в рукав. — Все же отцу стоит нанять учителей: неуч не может ехать в Хогвартс. Я пошла. Рубашка висит на дверце шкафа, брюки выбери сам. Удиви меня, мальчик. Влажное полотенце попало в закрытую дверь. Лучше опускать взгляд постепенно. Генрих почти не удивился, когда увидел взъерошенные черные, словно вороново крыло, волосы, высокий лоб, густые брови... Он почти дошел до глаз, что обязательно будут зелёными, словно драгоценные изумруды. – Генри! Время! Будильник не сможет играть с пятилетней девочкой! – донеслось через дверь и продолжилось явно издевательски. – Тик-так! — Стерва. — Я все слышу, мальчик мой! Он тихо шипел ругательства и торопливо собирался. Все же Габриель реально достала. Может, как-то замуж выдать? Может, кто возьмёт? Хотя с такой наследственностью... Разве что Гарри Поттера опоить зельем? Раз Волан-де-Морт убит, а почти всех неженатых Пожирателей смерти арестовали? Биго были странными. За свою короткую память он не встречал таких и был отчего-то уверен, что не встречал и раньше. Сквиб Габриель метко кидала ножи, увлекалась ядами, ходила везде с томиком Шарлотты Бронте, боялась младшую сестру. Ведьма Арабелла с удовольствием пугала её и боготворила отца, подражая ему во всем, даже в мелочах. Милая девочка в платье с оборками, чуть-что - угрожающая заточенной игрушечной волшебной палочкой или провоцирующая всплеск спонтанной магии. Страдала от которой, в большинстве случаев, старшая сестра. Георг же... Сплошное противоречие. Говорят, бывших боевых магов не существует. Истинно так. Дядя умел пугать до дрожи в коленках и редко говорил без насмешки. Он умел, несмотря на полноту, ходить бесшумно и растворяться в тени, чему не мешали расшитый серебром любимый зеленый сюртук и алый шарф. При нем сестры всегда молчали и передвигались перебежками, а Генри не мог нормально дышать. Радовало лишь одно – семья собиралась вместе лишь на время завтрака, после которого домочадцы расходились по делам до самого ужина. — Племянник, не то, чтобы я осуждал, но может, не стоит солить чай? — тонкие бескровные губы растянулись в улыбке, что, впрочем, совершенно не коснулось глаз. Георг Биго вызывал неконтролируемый страх, пусть и общались они за столько дней едва ли час. — С-спасибо, сэр, но мне так нравится. — Ну-ну, – старший Биго откложил приборы, отодвинул тарелку и взял "Ежедневный Пророк". Пускай газете он уделял внимания гораздо больше, Генри не покидало ощущение, что родственник пристально наблюдает за каждым движением. — Вы похожи, — дядя отложил газету, — очень даже похожи. Габриель посмотрела на фотографию и цокнула, передавая номер младшей сестре. — Братик так похож на Гарри Поттера! Арабелла захлопала в ладони, а Генрих подавился чаем и раскрыл рядом лежащий "Ежедневный Пророк". — Кого? — сипло переспросил он, читая заголовок на первой странице. — Гарри Поттера, мальчика-который-выжил, — лекторским тоном начала Габриель с молчаливого разрешения отца. — Я помню, что сделал твой принц, я не пойму, как? — он указал вилкой на героя. — Ну убил он плохого парня, и что? Супермен каждый день всех побеждает, но никто не видел его лица. А изображения твоего героя не видел лишь слепой. — Кузен, — Габриэль закатила глаза, — ну как ты не понимаешь! Он был избран пророчеством, столько страдал, его родители умерли, крестного посадили в Азкабан, жил у ужасных маглов, они издевались над ним, Министерство тоже, а он всех спас. Какой Гарри Поттер красивый. Жаль, что невеста есть. — Кузина, родители, насколько я понял из прошлой статьи, оказались живы, Дамблдор тоже, да и никто не умирал почти. В чем трагедия? Ты перечитала свои романы. Это больше фарс напоминает и обман, — что-то в душе отдалось эхом, подтверждая сказанное: вот-вот и выйдет наружу, жутко улыбнется, а пока только подняло голову. — Отец так же говорит. Но на бал в честь победы мы все равно идем, — Габриэль нахмурилась. — Отец, нам с Генри нужны наряды. И украшения. Я все уже присмотрела. Не гляди так на меня, Генри, ты обязан пойти туда. — Но... — Не начинай. Танцевать научу, наряд подберу. Ходить и молчать ты умеешь. Комплименты девушкам говорить не обязательно, ты неуч и тебя могут неправильно понять. — Дочь. Довольно, — Георг звонко поставил чашку на блюдце и в столовой стало тихо и, кажется, прохладнее. Габриель опустила взгляд, одергивая поедающую варенье сестру. Белла недовольно скрестила руки и отвернулась. — Да, сэр. — Замечательно. Генри пойдет на благотворительный вечер, — Георг усмехнулся, — до бала этому собранию будет далековато. Наряды подберешь другие, — с нажимом произнёс он. — Я скажу, когда поедете и где купите. Общественность надо подготовить к тому, что у Биго все же есть наследник. Учителя приедут позже, пока просвещаться будешь сам, под моим контролем. — Да, сэр. — Дядя, — невозмутимо поправляет Георг, — дя-дя. Ясно? — Генри кивнул. — Повтори! — Конечно, — с небольшой паузой, — дядя. — Вот и отлично! Георг улыбнулся, пригубив чашку, Арабелла радостно повторила за отцом, а вот Габриель... Генри стал опасаться яда в чае или ножа в спину. Уж очень многообещающим был взгляд. Сегодня племянник лорда Биго осознал еще одну вещь: он терпеть не может семейные завтраки. Только вот почему-то перед глазами маячили другой мужчина и высокая светловолосая женщина с таким же, как у Габриель, взглядом. А где-то далеко, в Литтл-Уингинге, на Тисовой улице, в четвертом доме... самая удивительная домохозяйка городка целилась розовым тапком в полярную сову.