___
Не случилось… Он сел рядом, опираясь на меня спиной, обхватив руками колени и снова глотая слёзы. Худой и нескладный, с острыми локтями — уже не совсем ребёнок, но и подростком его не назвать. Я аккуратно повернулась на бок, чувствуя как скрябнула по кости пуля, и сцепила зубы, сдерживая рычание. Меньше всего на свете мне сейчас было нужно его напугать, хотя даже от такого птичьего веса рёбра ныли. Приподняв голову, осторожно ткнулась в него носом и облизала мутный, солёный след на щеке. Он вновь утёрся предплечьем и отпихнул мою морду в сторону; вернее, попытался, а я просто не стала настаивать, кое как сворачиваясь вокруг него полукольцом. Море шумело сильно, предвещая надвигающуюся непогоду, но какое-то время у нас ещё оставалось. Я лежала смирно, пытаясь хоть немного восстановить силы и время от времени поводя чувствительным ухом, силясь уловить первые отзвуки перемен. Мальчишка уже не вздрагивал: сидел тихо, сложив руки перед собой на коленях и что-то изучая в себе, потом, словно придя к какому-то выводу, встал и вновь зашагал вдоль берега. Мне так легко встать не удалось: лапы подрагивали, разъезжались, не желая выдерживать мой вес. В конце концов, всё же они подчинились, и я, хромая, двинулась следом. Благо, по глубокому снегу мой подопечный быстро двигаться тоже не мог, и догнать его получилось достаточно быстро. — Не иди за мной… Нет, Детёныш… Ты уже сделал свой выбор. Теперь ты просто так от меня не отвяжешься. Он, будто услышав эти мысли, смерил меня тяжёлым взглядом и пошёл дальше, не оглядываясь. Одно плохо — вскоре звук ветра изменился, игнорировать это было нельзя и, догнав его снова, я боднула мальчишку головой в бок, опрокидывая в снежную глубь. — Да что тебе надо?! Я посмотрела на него, затем — на море, поскуливая и подвывая, всем своим видом показывая беспокойство. — Шторм, что ли? — спросил он, нахмуривая брови и всматриваясь вдаль серыми глазами. Не дурак… Вот немного подрастёт, и возможно, станет хорошим хозяином. Дожить бы ещё до этого момента… Я подцепила зубами край его накидки и осторожно потянула в сторону острова — не хотелось ещё раз ронять это несчастье в снег. Сопротивляться он не стал, зашагал рядом, пребывая мыслями где-то не здесь и время от времени сжимая в кулаки пальцы.___
Когда мы, наконец, добрались хоть до какого-то жилья, буря разбушевалась уже не на шутку; в дом ввалились замерзшими, еле-еле сумев затворить за собою дверь. В помещении было пыльно, затхло и немного пахло мышами, зато здесь не было пронизывающего ледяного ветра и уже набившего оскомину снега. Весь дом состоял из одной большой комнаты с печкой. У дальней стены под окном стояла широкая лавка, накрытая куском ткани, вероятно, бывшей когда-то одеялом, в углу — старый деревянный стол и табурет, на боковой стене находилось несколько полок. Завершал композицию покосившийся старый шкаф, и, в целом, судя по общему виду, на жилое это помещение походило не слишком, скорее на какую-то сторожку или дозорный пункт. Живот требовательно заурчал, от чего детёныш покосился на меня с подозрением. Потом похожим образом заурчало и у него. Мальчишка обхватил себя руками, снова крепко задумался и закусил губу. Ты тоже голоден, волчонок… Если мои подозрения верны и это действительно сторожка, то, по логике вещей, здесь могли сохраниться припасы. Я медленно двинулась по периметру, обнюхивая все предметы. Дойдя до шкафа, почуяла в нем семейство грызунов и чихнула от резкого запаха. У полок едой тоже не пахло — там стояли какие-то баночки, несколько мисок, кувшин. Тяжело вздохнув, похромала дальше и, уже замыкая круг, обнаружила крышку от подвала: она сливалась с досками пола, но на невидимых в полутьме стыках чувствовались слабые токи холодного воздуха и запах сырой земли. Поскрести её лапой было невозможно, я и так стояла всего на трёх, поэтому пришлось молча сверлить взглядом мальчишку, который уже успел нахохлиться, как воробей, на краю единственной здесь постели. Думал он недолго. Подойдя, осмотрел люк и попытался подцепить его пальцами, что получилось совсем не сразу, да ещё и крышка оказалась тяжёлой, так что мне пришлось помогать сдвигать её в сторону носом. Когда же, наконец, подвал был открыт, мы оба замерли в нерешительности. Тёмный холодный зев со старой деревянной лесенкой выглядел, мягко говоря, малопривлекательным. — Я туда не полезу… Я вздохнула, легла на пол, показательно просунула в дыру свою голову, которая заняла большую часть отверстия, затем снова села и продемонстрировала ему больную лапу. Он посмотрел на меня из-под шляпы упрямо, недовольно, и все же я чувствовала, что голод в нём уже побеждает нежелание и здоровую опаску. Сжав губы в линию, мальчишка вытащил нож и спустился вниз. Жаль, что я не могла сказать ему об отсутствии крыс. Ползал и шуршал в темноте детёныш довольно долго, периодически замирая на месте и ругаясь сквозь зубы, и вылез ещё более грязный и злой, чем прежде. Хорошо, что труды его не прошли совсем уж даром: в руке была зажата пыльная консервная банка. У полок он снова остановился, вновь закусил губу, упрямо свел к переносице тонкие брови и все-таки достал две миски. Открыв банку, решительно разделил её содержимое пополам. Сильно запахло рыбой. — Держи, — сказал он, плюхая одну из них передо мной, после чего, со своей порцией, с ногами забрался на высокую лавку. Надо же… Отказываться не было сил. Я слизнула содержимое в два приёма и послала ему эмоцию благодарности, отчего мальчишка дёрнулся, чуть не выронив тарелку, и посмотрел на меня широко распахнутыми глазами. Сделав вид, что ничего особенного не произошло, я улеглась на пол и принялась вылизывать плечо — кусок металла всё ещё был там и дарил невероятно «приятные» ощущения во всей лапе, выстреливая вспышками боли прямо в мозг при неосторожных движениях. Правда, поворачивать голову настолько сильно было неудобно, и надолго меня не хватило. Волчонок ещё продолжал смотреть в мою сторону, но на улице уже стемнело, а долго пялиться в темноту — занятие утомительное, поэтому, отставив миску в сторону, он стал изучать собственные ладони. С каким-то болезненным интересом он сжимал и разжимал уже сейчас длинные пальцы, напоминая мне этим движением хирурга, который оперировал моего отца. Молодой мужчина, ненамного старше меня, точно также повторял это движение тогда в больнице, пытаясь выдавить из себя то, что я поняла просто по одному его виду. Я помотала головой, отгоняя тяжёлые воспоминания, и не сразу отреагировала на голубую вспышку над ладонью моего подопечного. Пространство вокруг дрогнуло, незримо изменилось, отчего у меня на холке шерсть встала дыбом, а на лице у пацанёнка растеклась удовлетворённая улыбка. Что ты сделал, детёныш? Почему мне так хочется оскалиться и зарычать? — Работает… У меня всё-таки получилось, Кора-сан! Теперь я смогу выжить! Тон его голоса был горько-радостный, но затем он вновь что-то вспомнил, и меня накрыло ощущением мрачной решимости и злости. Длинные пальцы сжались в кулаки, уголки губ опустились вниз. Это мне абсолютно не понравилось: слишком знакомо мне было это чувство. Позволить ребёнку, чтобы он сжигал себя, как это недавно делала я сама, было нельзя. Я гавкнула, он дёрнулся в сторону и посмотрел на меня. Тяжело поднявшись, подошла ближе и отёрлась об него головой, выпрашивая ласку. — Ты слишком умная для собаки, фруктовик? Я посмотрела на него озадаченно, не улавливая связи между определением собаки и фруктом, а он вглядывался в меня напряжённо, будто пытаясь обнаружить что-то в моих глазах. Я снова вытащила язык и шумно задышала, потом, не выдержав этих гляделок, одним движением обслюнявила ему всё лицо. — Фу-у-у… Тупая псина, ты чего творишь! Даже в потёмках его лицо выглядело довольно забавно, и я повторила процедуру ещё пару раз. — Сделаешь так ещё раз, и ты труп! Мальчишка… Я слишком часто слышала такие угрозы в свой адрес, чтобы утверждать наверняка — не сможешь, по крайней мере, не теперь. Удовлетворившись достигнутым, легла рядом и продолжила наблюдать, как он ворчит и вытирается внутренней стороной плаща: внешняя была уже слишком грязной для подобных манипуляций. Ещё раз окинув меня уничижительным взглядом, волчонок продолжил рассматривать свои руки, время от времени делая странные пассы и внимательно прислушиваясь к себе. Вновь сверкнуло голубым, и улыбающийся пацан обессиленно завалился на бок, практически мгновенно засыпая. Странное ощущение пропало, и теперь уже я с подозрением посмотрела на заснувшего. Даже до меня вполне дошло, что голубые вспышки на его ладони и едва уловимые изменения пространства взаимосвязаны. Если подумать, наверное, следовало ожидать чего-то подобного после странной тишины, которая окружала спасшего меня блондина. Мутанты? Сверхспособности? Без разницы… Теперь у меня было ради кого существовать.___
Ночь была долгая и тревожная. Мальчишка метался во сне, звал Кора-сана, и, кажется, у него был жар. Эти пятна на его лице и теле нравились мне всё меньше, да и пахли они как-то странно. Я впервые с момента осознания себя собакой пожалела об отсутствии человеческих рук, потому что помочь ему сейчас ничем не могла. Только подсовывала под локоть свою голову и согревала холодные ладони своим дыханием, позволяя почувствовать, что он не один. Проснулся волчонок задолго до утра — ветер всё ещё продолжал завывать — и снова начал повторять свои странные пассы. Я с тоской смотрела за окно: есть хотелось почти невыносимо, но дойти до особняка в поисках еды в такую погоду было бы сложно, а уж на трёх лапах — тем более. Плохо было ещё и то, что плечо за прошедшее время опухло, было необходимо вытащить пулю, но сделать это самостоятельно я не могла и продолжала вылизывать рану. Мальчишка, сидя на лавке, заинтересованно следил за моими действиями. — Глупая псина, вылизывание тебе ничем не поможет. «Глупая псина» и «не поможет» я разобрала хорошо и с укором на него посмотрела, на что он только усмехнулся. На осунувшемся лице с тёмными кругами под глазами такая ухмылка смотрелась действительно жутко. Юный маньяк, у тебя есть предложение получше? — Ты же не откажешься послужить для меня первым опытным образцом? Выбора у тебя всё равно нет. Он снова что-то сказал и посмотрел на меня, как патологоанатом на свежий труп. «Какие страшные нынче дети», — флегматично подумала я, опускаясь на пол. Судя по тому, что удалось уловить, он хотел помочь, правда, не из-за сочувствия, а из какого-то исследовательского интереса. Впрочем, выбирать действительно не приходилось, а то, как уверенно он пользуется ножом, я уже оценила. Критическим взглядом посмотрела на ближайшую деревянную ножку кровати: выдержит — не выдержит? Снова сверкнуло голубым. Мальчишка вытащил клинок из крепления на правом бедре. — Теоретически, больно быть не должно, хотя Кора-сан тоже не мог знать наверняка… Готова? Малец, если бы я поняла хотя бы половину из того, что ты сказал, возможно, мне и было бы проще, а так — чем дольше жду, тем страшнее становится… Приступай уже. Я всё-таки вцепилась зубами в кусок дерева, стараясь не смотреть в его сторону. Боль болью, но видеть, как меня режут, абсолютно не хотелось. Короткий отсвет на стене и холодок, пробежавший по ране. — А это… довольно забавно. Я расцепила челюсти и удивлённо оглянулась назад — детёныш держал в руках мою отсечённую лапу и с любопытством осматривал срез. Этого зрелища моя и так покалеченная психика уже не выдержала: с каким-то облегчением я свалилась в обморок, прямо в надежную и спокойную тьму.