Хлопнувшая дверь подействовала не хуже выстрела из пистолета: я тревожно дёрнулась и почти сразу вскочила на лапы, обводя диковатым взглядом комнату, в которой уже никого не было.
Ушёл?.. Ушёл без меня?
Неловко, торопливо, едва не упав, поднялась и заковыляла к выходу, стискивая зубы, чтобы не заскулить от приятных ощущений. Дверь же снова распахнулась, чуть не стукнула меня по носу и впустила обратно обладателя пятнистой шапочки. Отряхнувшись от снега, он вперил в меня недовольный взгляд и, явно помянув мои недалёкие умственные способности, уверенно скомандовал: «Сидеть».
Приземлилась на пол я быстрее, чем осознала команду, и порядком удивилась этому факту. Мальчишка же только довольно хмыкнул и посмотрел на меня изучающим взглядом, точно таким как…
Недавние события промелькнули перед глазами, напоминая, от чего собственно произошла потеря сознания, вызвав непроизвольную дрожь. Я ошарашенно оглянулась на своё больное плечо, думая увидеть как минимум культю на месте лапы, и замерла, уставившись на абсолютно целую конечность без каких-то следов её недавней ампутации. Недоверчиво посмотрела на место своей бывшей лёжки — никаких пятен крови или чего-то подобного там тоже не было. Аккуратно пошевелила лапой, прикоснулась ею к полу, чувствуя, что доставляющего уйму боли куска металла на прежнем месте больше нет. С огромным удивлением и вопросом в глазах посмотрела на мальчишку, от которого веяло удовлетворением от моей реакции и сильным довольством собой. Губы его чуть дрогнули и изогнулись в усмешке.
— Подопытная, пулю я удалил, рану почистил, и от воспаления ты теперь не умрёшь. И всё же слишком уж отличаются твоё поведение и реакции от таковых у обычной собаки. Я уверен, что ты фруктовик. Если ты всё ещё рассчитываешь на моё доверие — смени форму…
Я склонила голову набок, внимательно прислушиваясь к его словам и не понимая, чего именно он от меня хочет. Волчонок же, не дождавшись от меня каких-то действий, нахмурился и шагнул назад. Бледные губы сомкнулись в линию, а за напускным равнодушием плеснуло разочарованием и обидой, отчего уже во мне заворочалось беспокойство.
— Как хочешь… Буря уже закончилась, и больше меня здесь ничего не держит. Прощай, подопытная.
Он развернулся и двинулся на выход, громко хлопнув дверью на прощанье. Я вышла следом почти сразу, не понимая, чем могла заслужить такое обращение, и стремясь скорее его догнать. Мальчишке это абсолютно не понравилось. Остановившись, он полуобернулся и, откинув полу плаща, предупреждающе положил руку на рукоять ножа.
— Не ходи за мной.
Угроза была явной. Я растерянно замерла у порога, не зная как реагировать, но как только подопечный отвернулся и сделал несколько шагов, вновь последовала за ним.
Он шагал быстро, стремясь скрыться за пеленой снегопада, я немного отставала, впрочем, отлично чувствуя и его запах, и его эмоции: обида, горечь, злость и одиночество. Потом полыхнуло ненавистью, и фигурка впереди замерла, ссутулившись, сжимая и разжимая пальцы. Детёныш шумно задышал, с хрипом втягивая в себя воздух, и я поспешила его догнать, аккуратно боднуть головой спину, отереться боком, оказывая поддержку. Он же отшатнулся от меня, как от прокажённой и гневно выкрикнул:
— Оставь меня в покое! Убирайся прочь! Мне не нужна твоя лицемерная помощь!
Будь у него в руке палка, а не нож, наверное, ударил бы: столько злости и решимости было во взгляде. Я прижала уши и зажмурилась, не собираясь сдавать позиций. Послышался скрип зубов, затем — быстро удаляющиеся шаги. Внутри болезненно сжалось, и дальнейший путь я продолжала на значительном удалении от единственной причины, которая вынуждала меня жить.
До самого кромки обрыва он так и не обернулся, а потом, быстро нагнувшись, спрыгнул вниз, отчего я похолодела и поспешила к краю. Верёвка, зацепленная за дерево каким-то крюком, натянулась, освобождаясь из-под снежного плена и позволяя мне снова дышать, и, склонившись над морской бездной, я убедилась, что детёныш всё ещё жив: он спускался по троссу вниз к трепыхающемуся на волнах небольшому судну.
Торопливый осмотр берега в поисках другого спуска ничего не дал — оного просто не существовало. Были лишь пара уступов со значительным перепадом высот и небольшая площадка внизу с кривоватым хвойным деревцем, к которому, похоже, и была привязана лодка. Я только горько усмехнулась, не сомневаясь, что с моей удачей по-другому быть не могло, и постаралась выбрать наиболее удобную точку для прыжка на первый из них.
Напрячь мышцы, зацепившись взглядом за место будущего приземления, и прыгнуть вниз, оскальзываясь на обледенелых камнях. Замереть, ожидая пока перед глазами перестанут плыть радужные круги от незапланированной встречи рёбер с камнем уступа и восстановится способность двигаться. Убедиться, что мальчишка благополучно преодолел большую часть пути до лодки, в который уже раз сцепить зубы, подняться и прыгнуть снова.
Второй раз приземлилась весьма удачно, но порадоваться этому факту не успела: под лапами хрустнуло, треснуло, и часть уступа с грохотом обвалилась вниз, утягивая меня за собой. Ледяная вода сомкнулась над головой, заслоняя солнечный свет тёмно-серой плёнкой и заставляя инстинкты включиться на полную катушку. Я отчаянно замолотила лапами, выталкивая себя на поверхность и чувствуя, как стремительно покидают тело силы и остатки тепла.
— Идиотка! Ты же могла разбиться!
Какая разница… Какая разница, если ты, детёныш, собираешься уплыть и оставить меня тут одну? Уж лучше сгинуть в море, чем погибать от тоски и голода, зная, что не смогла выполнить обещание, медленно теряя остатки разума!
Борясь с сотрясающей тело дрожью и слабостью, смогла выбраться на единственный доступный уступ, заняв его почти полностью, и, немного отдышавшись, прикинула оставшееся расстояние — ерунда, всего какой-то метр с четвертью. Даже в таком состоянии должно получиться. Нужно только встать, собрать непослушные конечности в кучу и напружинить лапы. Вдох и…
Прыжок вышел так себе — я едва вновь не соскользнула в воду, опёршись на больную ногу, но равновесие помогли удержать злые серые глаза напротив и вцепившиеся в шерсть возле ушей худые, но неожиданно сильные руки. Перевалившись через бортик, растянулась на досках, заняв своим телом едва ли не половину свободного пространства, и шумно задышала.
— У тебя совсем мозгов нет?! Какого чёрта ты творишь?! Так не терпится быстрее сдохнуть?!
Он кипел возмущением, лицо покраснело от гнева, отчего белые пятна выделялись ещё заметнее, однако надуманная обида, причину которой я так и не поняла, исчезла, сменившись на растерянность и злость. На меня? На себя? Не слишком понятно, да и не так уж важно теперь, только…
Холодно, чёрт. Как же всё-таки холодно…
От моей неуклюжей попытки подняться баркас зашатался, заходил из стороны в сторону, и поймать утерянное равновесие удалось не сразу. Когда же это, наконец, произошло, я с наслаждением отряхнулась, избавляясь от леденящих капель на шкуре. Стоящий рядом мальчишка замолчал, поперхнувшись воздухом, вытер предплечьем лицо и, снова вперив в меня прожигающий взгляд, со всей серьёзностью выдохнул:
— Кажется, я тебя уже ненавижу…
По-собачьи легко ему улыбнулась и легко лизнула солёную щеку.
Врёшь ведь, я же чувствую…
Волчонок снова скрипнул зубами, сказал что-то знакомо-ругательное и, вытираясь, проследовал на нос, где отвязал швартовочный канат. Я же устало опустилась на тесноватую палубу и постаралась свернуться как можно компактнее, наблюдая за его действиями. Двигался он не очень ловко, видимо, из-за болезни, но уверенно, позволяя предположить, что подобные путешествия для него не в новинку, и он знает, что делает, выходя в море на такой ненадёжной посудине.
Потом он вернулся к мачте, пыхая на меня раздражением, освободил парус, тот пару раз хлопнул на ветру, прежде чем уверенно потянуть лодку в серую, недружелюбную даль. Я прикрыла глаза, вслушиваясь в шорох и скрип натягиваемых канатов, его шаги и скрип рулевого весла, плеск волн и запахи моря.
Море… Надеюсь, в этот раз ты будешь ко мне хоть немного добрее…
___
За прошедшую неделю благодаря регулярному, пусть и не слишком обильному, питанию я стала чувствовать себя намного лучше, даже несмотря на то, что большую часть рациона составляли хлеб, сухари и несвежие бутерброды. Нет, были также кусочки солонины, вяленое мясо и какие-то консервы, которыми довольно щедро делился мой подопечный. Подозреваю, что были бы и каши, потому что запах круп я чувствовала вполне отчётливо, вот только не было у него возможности их приготовить. Но и так получать еду несколько раз ежедневно было более чем радостно.
На контакт волчонок шёл не слишком охотно, вернее — по своей воле не шёл совсем, отпихиваясь от меня обеими руками и стараясь занять максимально удалённое положение, что сделать на таком маленьком судне было сложно. Боль от произошедшего на острове он тоже отгонял от себя старательно, давя в зародыше. С ненавистью и злостью было хуже, но и им в светлое время суток воли не давал. По ночам же продолжал мучиться кошмарами и горячкой, задыхаясь, сжимая в кулаки руки, сворачиваясь в комок и молча роняя злые слёзы.
В такие моменты я придвигалась ближе, укладывалась совсем рядом с ним, будила, если эмоции зашкаливали особенно сильно. Помочь как-то ещё не могла, да и такую помощь детёныш принимал неохотно; правда, в ответ тоже пару раз тормошил меня, вырывая из объятий персонального ада, когда я начинала скрести во сне лапами и скулить особенно громко.
Днём, когда не требовалось корректировать курс, мальчишка продолжал исследовать свою силу, зажигая над ладонью голубое кольцо и окружая большую часть пятиметровой лодки голубоватой сферой. Всё так же хотелось рычать и скалиться, но я себя сдерживала, а осознав, что именно он делает, успокоилась окончательно — волчонок понемногу лечил себя.
В тот первый раз он долго всматривался в крупное, опоясывающее правую руку пятно, потом как-то неуловимо изменился в лице, и взгляд его стал крайне сосредоточенным. Минуту спустя на высоком лбу проступили первые капли пота, а над необычного цвета кожей медленно, едва заметно мерцая в солнечном свете, стали подниматься вверх мельчайшие пылинки-частицы. Неспешно собираясь вместе, они слеплялись в единственную белую точку, которая ещё какое-то время спустя, когда руки детёныша уже начали всерьёз подрагивать, достигла размера не слишком крупной дробины и упала на доски.
Сил на подобные манипуляции, видимо, уходило много, и после завершения каждой такой процедуры мальчишка растекался по днищу лодки, хрипло дыша, однако это его не останавливало, и он упорно продолжал свои занятия. На исходе второго дня пятно стало практически незаметным, ещё через сутки — исчезло полностью, и он принялся за вторую руку. К концу недели температура и жар стали беспокоить моего подопечного заметно реже.
___
От возникшей на горизонте тёмной пелены уйти у нас не было ни единого шанса: слишком быстро она расползалась в стороны и приближалась к нам. Парус был убран, мальчишка обвязал себя верёвкой и закрепил второй её конец вокруг мачты. Удерживая в руках ещё одну такую же, он посмотрел на меня и потянулся к кольцу на ошейнике, но я дёрнулась, не сумев подавить рычание, и постаралась отодвинуться подальше.
— С чего бы вдруг?
Удивление его было почти осязаемым, но я не хотела, чтобы он прикасался к этому предмету и тем более привязывал меня к чему-либо. Инстинкты требовали ответить на его действия агрессией, и подавить это желание было не так-то просто: слишком уж свежи и ярки были воспоминания о недавнем прошлом, чтобы их игнорировать. Однако и детёныш так просто отступать не собирался.
— Сидеть, — скомандовал он твёрдо, глядя в глаза и не давая и шанса притвориться, что не поняла или не услышала.
От его голоса внутри меня что-то дрогнуло, отозвалось почти физической болью, вызвав смятение в чувствах и заставляя замереть на месте.
«Оберегать, защищать и подчиняться однажды выбранному хозяину… Служить верно, доверять и быть достойной его доверия», — прозвучало в голове эхо наставлений моей пушистой родительницы, порядком подзабытых за время проведённое на корабле, и я мутноватым взглядом посмотрела на стоящего уже совсем рядом мальчишку, который протягивал руку к моей шее.
Почему? Когда это мелкое чудо успело стать хозяином? Он же…
Кисть сомкнулась на металле ошейника и остановилась, наткнувшись на один из шипов, едва ощутимо царапая кожу. В сознании под ещё тонкой плёнкой тумана колыхнулось безумие, заставляя напрячь мышцы и взять тело под плотный контроль, окончательно размазывая очертания мира. Остались только озадаченность и интерес в стоящем напротив, спёртый в груди воздух, холодные пальцы, скользнувшие под ошейник, и их прикосновение к оголённой покрытой корочками коже…
Вспышка молнии осветила небо, расколов его надвое. Раскатившийся над поверхностью моря оглушающий рокот и стена дождя, накрывшая нашу лодку, надёжно отвлекли внимание мальчишки от меня. Он развернулся к мачте, захлестнул её в пару оборотов верёвкой и предложил мне свободный конец.
— Держи. Сейчас нет времени придумывать что-то ещё…
Взяла предложенное с огромным облегчением и, кажется, не удержала его в себе. Мальчишка провёл по нижней губе пальцем и, загадочно ухмыльнувшись, отвернулся.
___
Ревел ветер, грохотал гром, баркас трещал, скрипели его доски и мачта, стучали по дереву капли воды. Тошнило, кружилась голова, болели от напряжения лапы и начинали неметь челюсти. Ужасно хотелось выплюнуть эту идиотскую верёвку, но поступи я так сейчас, и не факт, что меня не смоет за борт в следующую же минуту. Волчонок тоже уже наверняка устал, но шторм и не думал успокаиваться, зацепив нас своим краем и уволакивая за собой, забавляясь с лодкой, как с игрушкой на своей ладони.
Впереди среди огромных вздымающихся волн промелькнул тёмный силуэт острова, и следующая вспышка молнии осветила всё вокруг, вырисовывая выступающий из моря уже не слишком далёкий скалистый берег. Несло нас, похоже, прямо к нему, но столкновение всё равно произошло намного раньше, чем можно было бы этого ожидать.
Наше судёнышко врезалось в какой-то риф или скалу, одномоментно лишившись большей части правого борта. Мачта отломилась почти у самого основания, и меня с мальчишкой выбросило в воду. Я вынырнула почти сразу и, бултыхаясь, попыталась высмотреть в этой круговерти своего подопечного, но его не было. Он не всплывал. Более того — его сознание начинало гаснуть где-то внизу и справа, вызвав у меня вспышку почти неконтролируемой паники.
Нырять я ещё никогда не пробовала, да и в такую погоду это было практически самоубийством, однако нырнула, надеясь на инстинкты и ориентируясь на едва уловимую искру жизни. Задыхаться начала гораздо раньше, чем достигла цели, но задела носом натянутую верёвку и, вцепившись в неё зубами, потянула вверх за собой. Едва успела вдохнуть, когда меня подхватило и понесло вверх вместе с обломанной мачтой на гребень набирающей силу волны.
Удар и захлёбывающийся кашель совсем рядом: мальчишку выбросило на поверхность, и я поспешила поймать пастью мокрую накидку ещё не успевшую снова погрузиться в море. Рывок вверх и в сторону, и голова его вновь над водой, снова кашель и руки, вцепившиеся в шерсть на шее, задевающие ошейник, вызывающие новую вспышку боли.
Только бы не отцепился, только бы выдержал…
Накидку пришлось выпустить и, обернувшись, поймать тянущую в сторону верёвку, иначе бы его просто оторвало от меня новым её натяжением. Берег оказался достаточно близко, менее чем в пятидесяти метрах, но дополнительный груз это вам не шутки, да ещё и с таким прицепом. Когда лапы, наконец, обрели опору, перед глазами уже плыло, а в груди горело. Ещё несколько шагов и ударившая в спину волна, выкинула и нас, и мачту далеко за границу бушующих вод.
Спасибо тебе, Море… Это было весьма кстати…
