Снег
Стены дома сотрясает музыка. Моцарт. Эля включила его, а это значит, что грядёт настоящая катастрофа — мы её достали. Спрятаться от этого грома невозможно: скрипки и виолончели преследуют тебя, даже если ты опускаешься на дно ванны, клавиши пианино будто бы догоняют и бьют тебя по голове, от чего в ней звенит так, словно на голову надели кастрюлю и со всей силы стучат ложкой сверху. Наслаждаться такой музыкой может воистину только псих и наша Эля. Некоторое время она кружила по общей комнате, дирижировала своему невидимому оркестру, а теперь она лежит на диване и пускает дым в потолок, закуривая очередную сигарету. Нарушать её идиллию никто не решается, а Шаман и Мисс и вовсе заперлись в комнате. Эля влетела как раз после крика Шатуна, она смотрела на нас исподлобья, и если бы она могла выпускать из рук огромные когти или метать молнии — от нас не осталось бы и живого места, она кинула бы молнии не задумываясь, но вместо этого она прошла по комнате, смерив нас всех таким взглядом, что даже мне хотелось слиться со стеной, спрятаться в нарисованном лесу и переждать бурю. — Ты, — она указала на Вену, — быстро в ванну! — после чего она развернулась к нам с Мисс, покачала головой; наверное, ей и самой не верилось в то, что Мисс второй день подряд умудряется нарваться. Она прошла к кровати, от которой несло краской больше, чем во всей комнате. — Сабля, поможешь Шаману отстирать, — голос Эли был громким и чётким, а мне представлялось, как она отчитывала когда-то ту же Саблю при всём классе или Шамана, а быть может, Китю. Неважно. Каблуки стучали по полу, Эле не хватало только тёмной тучи над головой, но полумрак в комнате это хорошо восполнял. — Это сделала Мисс, почему я должна… — Сабле нужно было молчать, ничего бы не было. Эля резко развернулась к ней, наверное, смерила испепеляющим взглядом, после чего снова посмотрела на нас с Мисс. — Мисс, поможешь Сабле, — она направилась к выходу, отдав эту команду, но Шаман внезапно преградил ей путь. Он отрицательно покачал головой. — Нет, пусть Мисс останется со мной, мы с ней не договорили, Вена сама виновата, к тому же мой лес еще не докрашен, — мне нужно было увидеть его глаза, но светить фонариком ему в лицо — это уж слишком, он всё поймёт. Неужели сдал нас Эльке? Мы же обсуждали наш план при нём… — Нет, я постираю, я же вылила, — Мисс оставляет меня одного, кидается к кровати, срывает всё бельё. — Пусть стирает Сабля, оставь, — гнев Эли почти улетучился после столкновения с Шаманом в дверях, она сказала это тихо, после чего всё же вышла из комнаты. — Да и чёрт с вами! — Сабля вырвала из рук Мисс бельё, толкнула её плечом, скорее всего специально, так как Мисс едва устояла на ногах и чуть не упала на кровать. — Матрас тоже придётся почистить, — это она сказала сама себе, но ещё не ушедшая Сабля всё услышала и обернулась. — Вытащите его на улицу, я посмотрю, что можно сделать, — она обратилась неизвестно к кому, проходя к двери, но к кровати кинулся Шатун. — Шаман, извини, я не хотела, — Мисс тем временем оказалась уже около Шамана. — Не знаю, что на меня нашло, — продолжала она. — Всё отлично, спать на полу даже удобнее, так звёзды лучше видно, — ответил тот. Интересно, ему когда-нибудь бывает грустно? Он вообще способен разозлиться или то, что мы слышали «пошли вон», — и есть предел? — Снег, помоги, — Шатуну нужны были вторые глаза, чтобы вытащить матрас из комнаты, донести до улицы. Так мы и оставили их одних. Китя уносила им еду, так как Шаман наотрез отказался покидать комнату и выпускать Мисс. Эля после ужина включила мерзкого Моцарта, а Вий оставался на кухне с книгой. Как можно читать под эту какофонию?! Китя долго сидела на подоконнике в общей комнате, пока Эля кружила и дирижировала, она смотрела в окно, но вскоре, в комнате начало темнеть, а включить свет она не решилась, потому ушла на кухню к Вию. Мне же так и не удалось спокойно принять ванну, отделаться от запаха краски, кажется, что он теперь по всему дому. Честно говоря, мне хотелось бы посмотреть фильм и расслабиться, мы сегодня по-настоящему работали, мы заслужили свой отдых, но таково решение Эли — отдыха нам не видать, мы допустили очередной конфликт. Теперь мне остается только дождаться, когда Мисс выйдет из комнаты Шамана, чтобы перехватить её и поговорить, теперь мне понятно, что Шаман всё рассказал Эльке, а это уже плохо. Нужно напугать Мисс, нужно отвернуть её от Шамана. Начинает играть «Реквием» — скоро всё кончится. Это последняя капля, но… Дверь в общую комнату открывается, зажигается свет. Мне приходится, отползти дальше, дабы меня не было видно. В комнате появился Мент. — Что-то срочное? — обращается он к Эле, которая поднимается с дивана. Она проходит по комнате, убавляет музыку. — Что с машиной Мисс? Ты нашёл её? Этой музыкой можно сопровождать только приближение смерти… Не знаю, что собирается ответить Мент, но сердце я ощутил где-то в горле. Музыка играет тише, но спокойнее от неё не становится. Это — конец? — Поговорим на кухне, — кажется, он меня заметил. Эля снова прибавляет звук, вытьё из динамиков заполняет собой дом. Они уходят.Мисс
Мой страх почти покинул меня, как только мы оказались в комнате Шамана. Однако за столом мне показалось, что Эле известно обо мне больше, чем я думаю. Она попросила представить клиентов, будто точно знала, что на работе у меня были именно клиенты, именно такие же психи и идиоты, как вредная Сабля, как самоуверенная Вена… Всё было хорошо, несмотря на то, что мне хотелось спровоцировать их всех на очередной скандал, чтобы отомстить Сабле, но Шаман мне постоянно мешал, а когда мы начали рисовать, я и вовсе забросила эту идею. Прощать Саблю я не собиралась, хоть она и пыталась извиниться за завтраком, но мстить, пока мы все заняты работой, мне не хотелось. Китя, Снег, Сабля и Вена — они показались мне совсем другими, настоящими детьми, а не взрослыми, да и Эля вовсе не похожа на убийцу, она больше напоминала подростка. Всё стало ясно в этот момент: они просто решили меня запугать, потому что я новенькая. Честное слово, детский сад. А потом, я впервые увидела лису так близко, а ещё я впервые видела, чтобы Сабля и Китя нормально общались; Китя впервые за всё это время подошла ко мне, чтобы показать, как обводить контуры, я впервые рисовала на стене и не боялась ничего испортить; и я поняла, что Шаману можно доверять. Всё это продолжилось бы до самого вечера, я уверена. Если бы не Вена. Не знаю, как так получилось, но как только кисть упёрлась мне в предплечье, в голове пронеслась сцена с Саблей, за которую мне хотелось отомстить, их ночные шумы и крики, из-за которых я успела их всех возненавидеть, а ещё… Меня так уже толкали и я падала на пол, потому что была без сил, а потом били ногами, чтобы я окончательно отключилась, и со мной можно было сделать всё, что угодно. Может быть, я и не отреагировала бы, если бы не скопившаяся на тот момент тишина в комнате — они все будто бы ждали от меня ответных действий, и я ответила. Нам оставалось только вцепиться друг в друга, может быть, втянуть в эту драку Саблю… Знаю, я бы не выстояла, но мне хотелось драться, мне хотелось залепить Сабле ответную пощёчину, мне хотелось вымазать Вену в краске с ног до головы, но нас разняли. — Когда сыграет «Lacrimosa», музыка прекратится, — говорит Шаман. Он лежит рядом со мной на полу, мы смотрим на звёзды, погасив фонарики. — Знаешь, тебе стоит остерегаться Снега, Вену и Саблю, они тебя не простят, — добавляет он как бы между делом, передавая мне сигареты, выпуская дым к звёздам. — Они, правда, ревнуют меня к Эле? — спрашиваю я, закуривая и так же выпуская дым. — Не знаю, — устало выдыхает он. — Снег, точно её не ревнует, ревновать здесь может только Китя, — продолжает он. — Сабле Эля давно не нужна, она держит её в ежовых рукавицах и не даёт свободы. Не будь Эльки, Сабля давно превратилась бы в такое же дерьмо, как Вена. — Как вы все здесь оказались? — мне кажется, что Шаман сейчас расскажет мне всё, что я хочу знать; всё, что Эля мне так и не договорила: где их родители, почему они живут с Элей, кто тот парень, из-за которого Эльке пришлось уволиться? Шаман не торопится отвечать, он выпускает дым. Лес, который мы нарисовали — страшный, если его так и оставить, то ночевать в такой комнате будет невозможно. Шаман поднимается с пола, то же предлагает сделать мне, так как хочет открыть окно. — Иначе найдут тут через пару часов двух трупаков, и Саблю придётся отправить в город, — зачем-то говорит он. Я молчу, не хочу больше ничего спрашивать, надеюсь, что он помнит мой вопрос и обдумывает ответ, пройдя к окну, уставившись в него, впустив в комнату прохладный свежий воздух. — Можешь достать сундук и присесть на него, — предлагает он, но я опускаюсь на край кровати, где нет матраса. — Странная погода, — всё же бросаю я, чтобы не слышать музыки, которая заполняет весь дом. — Китя сказала, что ты сбежала из дома, потому что не хотела идти на работу, — отвечает он, мне почему-то хочется опустить голову. Как же глупо это звучит! Не хотела на работу… И где я сейчас?! — Да, это глупо, — отвечаю я, всё же опустив голову. — Не глупо, если ты всё можешь объяснить себе, — Шаман оборачивается и усаживается на подоконник. Конечно же, могу, до сих пор хорошо получалось это объяснять. — От Кити отказались родители, — внезапно бросает Шаман и не даёт мне погрузиться в раздумья. — Вернее, бросили на воспитание бабушке, а сами уехали на заработки. Сейчас она, может быть, понимает, что они хотели как лучше, но в одиннадцать лет ты думаешь иначе, ты думаешь, что тебя бросили…Шаман
От нашего класса все отказывались. Представляешь, что такое «В» класс в 90-е, в обычной школе? Это отбросы, которым нет места в классе «А», где дети богатых родителей, им нет места в классе «Б», где дети полукультурок. Мы были «В», мы были худшим классом по дисциплине, но лучшим по успеваемости. Нас таскали на спортивные соревнования, мы участвовали в какой-то самодеятельности — всё потому, что «А» и «Б» не такие, они так не смогут, а мы обязательно победим. С нами стало трудно справляться после седьмого и совсем невозможно было справиться после девятого. Тогда нам и дали новую классную руководительницу — Элю. Это случилось во втором полугодии, от нас ушла наша старая карга, она заболела и окончательно свалила на пенсию. Эле было двадцать четыре, нам – по четырнадцать-пятнадцать, разница в десять лет. Мы не знали, чего ждать от неё, мы хотели ей показать, что она не справится с нами и ей лучше сдаться и уйти, но она оказалась не так проста. Вместо того чтобы представиться нам первой, она раздала нам листочки. Мы были уверены, что она устроит нам контрольную в первый же день, но вместо вопросов по истории на доске появлялись вопросы куда интереснее. Типичная анкета: фамилия, имя, отчество, возраст — и на этом официальная информация кончалась. Как сейчас помню, там были вопросы о любимой музыке, о фильмах, которые мы хотели бы посмотреть с друзьями или в одиночестве. Она не спрашивала, кем мы хотим стать, она спрашивала, что умеем и где могли бы применить свои умения. Это была настоящая игра, ей удалось нас вовлечь, заинтересовать. — А о себе расскажете? А то вы о нас теперь всё знаете, — Прищепка была в классе заводилой не хуже Пса, они и делили наш класс до поры до времени на лагерь девчонок и мальчишек. Эля прошла между рядами, назвала своё имя полностью, потом вернулась к доске. — Слушаю зарубежный рок, называть группы не буду, узнаете позже, — говорила она. — Историю я люблю примерно так же, как вы, но это единственное, что я умею, к сожалению, — она усмехнулась, мы засмеялись. Такого учителя у нас никогда не было, мы быстро решили, что она своя, что ей можно доверять. Вместо того чтобы узнать о нашей успеваемости, Эля спрашивала, где обычно в городе собирается молодёжь, какие магазины хорошие, а какие нет. — Я приехала к вам недавно, кто-нибудь хочет устроить экскурсию? — учитель, который сидит на столе, в джинсах, болтает ногами, — такого мы и представить себе не могли, наши старые калоши ходили в костюмах, едва передвигая ногами, вечно на нас орали, называли нас самым худшим классом за всю их учительскую карьеру… И вдруг у нас появилось то, чего хотелось бы любому в нашем возрасте. Естественно, мы все вызвались показать ей город вечером, после уроков. Потом мы, конечно, поняли, для чего она это устроила, но так было намного лучше, у нас у всех появился общий друг. Эля знала, где нас искать, если мы пропадали из дома, а из домов мы пропадали часто. Это были уже двухтысячные, начало эры сотовых телефонов и компьютеров. Первым, у кого появился компьютер, был Вий — там мы и собирались, родителям не было до нас никакого дела, они работали. Китю я всегда таскал с собой: дом её бабушки был напротив дома моих родителей, мы общались с Китей вне школы, а в школе старались друг друга избегать, только если на неё не наезжала Сабля, тут уж мне приходилось вмешиваться. У Вия был только отец, который постоянно где-то пропадал, у меня была только мать, которая вечно была на работе. Мы были брошенными детьми, предоставленные сами себе, у нас либо не было семьи, либо семья была неполная — в этом городе так живут до сих пор, отсутствие денег кто-нибудь не выдерживает и уходит, в лучшем случае, в худшем — спиваются вместе или вместе уезжают. Мы собирались у Вия, там мы научились курить, там мы научились пить пиво, там мы делали всё, что хотели. Так продолжалось, пока Прищепку не потеряли дома, она жила с матерью, которая занималась коммерцией, а отец сидел в тюрьме за мошенничество. Эля слишком ответственный учитель, у нас не было принято, чтобы классный руководитель искал ребёнка вместе с родителями. Однако она нас нашла. Мы были пьяными, в квартире стоял сигаретный дым. Эля знала, где мы собираемся, но не сдала нас, она позвонила Ките, Китя ответила, что мы у Вия. Эле пришлось врать, что Прищепка находится у Кити, а мамаша, к счастью, поверила и не стала проверять. Зато Эля появилась в нашей компании спустя полчаса после звонка Ките. — Сейчас вы приводите себя в порядок, наводите порядок в доме и собираетесь на кухне, — заявила она и ушла. Мы переглянусь, но спорить не стали. Навести порядок — было трудно, тем не менее, мы справились, даже протрезвели и забыли, что вообще-то это дом Вия и он сам должен был убираться. На кухне мы собрались минут через сорок, там нас ждала Эля, кофе, чай и печенье. — Я не буду вас лечить и говорить, что родители на вас надеются, оставляя дома одних, — говорила она, а мы готовы были уткнуться лицами в свои кружки. — Вы подводите меня, и если это продолжится — нам придётся расстаться, потому что меня уволят, если вы завтра придёте с запахом перегара, если ваши родители узнают, что вы курите, что вы собираетесь здесь, а я вас покрываю, — мы сидели, опустив головы. Если бы это был кто-то другой: наши старые учителя, директор, родители — мы бы начали гнуть своё, но Эля была нашим другом. — У меня дома есть компьютер, — продолжила она. — Есть гитара, есть много хорошей музыки, если вам негде собраться — можете прийти ко мне, можете взять с собой сигареты, но никакого пива. — За ваш счёт? — Прищепка своего не упустила, но Сабля наступила ей на ногу, и та заткнулась, снова уставившись в свою чашку с чаем. — У меня есть домашнее вино, — на наше удивление ответила Эля, — но получит его только тот, кто быстрее всех научится играть на гитаре мою любимую песню. Следующим вечером мы отправились в дом Эли. Нам можно было курить, но мы выходили для этого на улицу, потому что стеснялись, так продолжалось, пока Эля не закурила в комнате. Тут нашему изумлению не было предела: учитель курит! — Я показываю один раз, вы записываете: на каких ладах какие струны нужно зажимать, потом по очереди пробуете. «Звезда по имени солнце». Только потом мы узнали, что Эля терпеть не может Цоя и вообще весь отечественный рок, но она учила нас играть именно эту песню. Пальцы болели, у кого-то не дотягивались, чтобы взять аккорд. В первый день никто не получил вина, но про него никто и не вспоминал, хоть оно и стояло на столе в графине. Нам всем было интересно научиться играть, мы соперничали друг с другом, нам не нужен был компьютер, нам не нужны были пиво или сигареты. Музыка, песни, а потом мы учили стихи… Целые поэмы! Старая грымза литераторша не могла на нас нарадоваться, когда мы всем классом скандировали ей «Скифов» Блока или «Чёрного человека» Есенина, когда по ролям читали «Ромео и Джульетту» — мы выучили всё это, поспорив с Элей. А потом стал приближаться выпускной. Многие из класса от нас отсеялись, они готовились к экзаменам. В доме Эли собирались только я, Вий, Прищепка, Китя и Пёс, а Сабля появлялась редко, потому что всё время помогала родителям. Эля пыталась нас на спор заставить учить билеты, но у нас из головы не выходило то, что как только закончится школа — закончится и это всё: стихи, музыка, песни, Эля. Никто не говорил об этом вслух, но все знали, что это скоро кончится. А что нас ждало потом? Как было в вопросах Эли: что мы умеем и где сможем это применить? Ни-че-го и ни-где. Мы не питали надежд уехать в большой город и поступить на бюджетное в какие-нибудь университеты, мы знали, что не уйдём дальше шараг со своими знаниями. Вий мог, но Вий этого не хотел. Прищепка могла, у её матери было много денег — но она не хотела. Никто не хотел, проще говоря. И вот, как-то вечером мы приходим, а Эля встречает нас на пороге этого дома и говорит, что Сабля теперь живёт здесь, потому что у неё умерла мама. Как мы ей завидовали! Представляешь — завидовали! Мы готовы были поубивать своих родителей, лишь бы нам повезло вот так же, как Сабле! Это звучит дико, я знаю, но в тот момент об этом подумали все: замочить своих предков и перебраться жить к Эльке. Только мы не могли этого сделать, само собой, это осталось идиотскими мыслями. Гениальная идея тогда посетила Саблю. Мы сделали то, чего не должны были делать. Отец Вия был начальником какого-то там отдела в местной коммунальной службе, его знал весь город. Вий сам согласился на это: мы делали фотографии, где он сидит вместе с Элей, где она учит его играть на гитаре, а потом распечатали их и отправили отцу Вия. Мы надеялись, что Элю уволят, она останется здесь, а мы останемся с ней, чтобы не бросать в трудную минуту. В школе, конечно же, был скандал. Мы поступили подло, мы её предали. Когда мы собрались в её доме в очередной раз, она нас встретила вопросом: — Зачем вы это сделали? — она смотрела на нас, будто пыталась изучить, будто ей было мало того, что она о нас знала. — Эля, прости! — первой не удержалась Китя, а за ней и все остальные. — Мы не хотели, чтобы это всё кончилось! — Мы хотели остаться с тобой навсегда! Мы кричали и плакали наперебой, обнимали Элю, а она плакала вместе с нами, но вряд ли от того, что мы такие вот — не захотели расставаться с любимым учителем, а от того, что мы её просто уничтожили этой своей любовью и привязанностью. В тот же вечер нами было принято решение, что на выпускном мы получаем свои аттестаты, а потом возвращаемся сюда — навсегда. Моя мама думает, что я живу в том самом городе, из которого ты уехала, и работаю барменом. Родители Кити вернулись, живут в этом городе, потому выхода из дома для Кити нет. Родители думают, что она живёт всё в том же городе, из которого ты сбежала, работает каким-нибудь дизайнером. Отец Вия навещал нас некоторое время, Вий учился в университете, но как только отца не стало — умер от рака, – Вий бросил учёбу. Сабля осталась одна, Прищепка отучилась в университете год, а потом бросила и вышла замуж за Пса… А потом они уехали и больше не вернулись. Снег, Шатун, Вена, Мент — они не наши, мы их сами привели, а Эля разрешила им остаться. Мы живём здесь уже пять или шесть лет, и другого нам не надо. Другое нужно Эльке. Ты сможешь забрать её из этого дома? Скажи…Мисс
Мне хочется плакать, но я даже не знаю, кого мне хочется пожалеть больше: их или Элю. Сигаретный дым скользит в окно, в комнате холодно, свет только от звёзд Шамана, за стеной начинает играть «Lacrimosa», и хочется плакать ещё больше. — Забрать с собой? — я переспрашиваю, считая, что мне послышались последние слова, но внезапно музыка стихает и Шаман соскакивает с подоконника. — Она никогда не прерывала эту запись, — бормочет он, крадясь к выходу из собственной комнаты. — Странно, — добавляет он, припав к двери. — Может, разгов… — Шаман показывает жестом, чтобы я замолчала, и снова прислушивается. Музыка внезапно врывается из-за стены в комнату. Шаман отскакивает от двери. — Ух, всё нормально, — проходя обратно, говорит он. — Так, как? Сможешь её увезти из этого дома и помочь начать новую жизнь? — я не знаю, что ответить, а Шаман смотрит на меня так, будто я уже согласилась. — Мне нужно подумать, — отвечаю, пожимая плечами, даже не зная с чего начать думать. Он опускает голову, будто только что на его потолке погасли все звёзды и он больше никогда не сможет их увидеть. Мне нужно согласиться? Но что я могу сделать? — Послушай… — начинаю я, поднимаясь с кровати, но он внезапно будто оживает. — Нужно унести посуду! — не даёт мне договорить, схватывает тарелки с пола и уносится из комнаты. Оставил, чтобы я подумала?