Вий
Ненавижу это кафе. Последний раз был здесь год назад: Эля попросила прийти сюда, когда исчезла из дома после того, как получила открытку от Пса и Прищепки. Сейчас мы сидим за тем же самым столиком, но вряд ли она это помнит, она пьёт кофе и смотрит в окно — на улице снегопад. Год назад мы сидели здесь, и она вертела ту злосчастную открытку в руках. — Эля, будь счастлива, как мы! — зачитывала она, горько усмехаясь, и в точности так же устремляла свой взгляд в окно, а потом, как бы между делом, добавила: — Я убила их, — услышанному я не поверил, потому и переспросил, а она перевела на меня взгляд, тихо рассмеялась, прикрывая рот рукой и продолжила: — Хочешь, чтобы я сказала это громче? Я скажу, и это меня спасёт. Спасёт, потому что такая тварь, как я, должна быть заперта в клетке до конца своих дней, она должна сидеть в ней целую вечность и постоянно жить в своей памяти, которая будет обрываться на убийстве друзей. Только… — она замолчала, чтобы закурить и размазать по лицу выступившие слёзы. — Только, — продолжила она, выпуская дым и принимая какой-то деловой вид, — без такой твари, как я, не проживут такие твари, как вы, а потому мы должны быть вместе и сжирать друг друга, пока не останется кто-то один. Знаешь, он будет самым несчастным, хоть и победит, — она замолчала и снова уставилась в окно, будто ничего не говорила мне секунду назад, будто мне померещился весь этот разговор. Кроме страха, я тогда, наверное, ничего не чувствовал, или это был не страх — меня что-то сковало и заставило замолчать, заставило прекратить дышать, двигаться, мыслить. Мысль была только одна, и она словно пыталась просверлить мне мозг, чтобы до меня наконец-то дошло, она повторялась и повторялась, она проходила в меня сверлом, ломала череп, кости, сминала все внутренности… «Эля убила Пса и Прищепку! Эля убила!» — она застряла во мне, опустилась где-то в животе и заставила вздрогнуть, как от холода, а Эля сидела напротив меня, как сейчас, и как сейчас смотрела в окно. — Мне хотелось бы спасти Саблю, — вдруг тихо говорит она. — Мы с ней похожи, в ней я вижу себя, — добавляет Эля, и мне снова с трудом верится в её слова. — Ей всегда было плевать на тебя, — и я говорю правду, Сабля живёт в доме только потому, что ей больше некуда идти. Эля переводит взгляд на меня, слегка улыбается, опускает голову и выдыхает. — Ты же ничего обо мне не знаешь, кроме того, что я учитель истории, — она отставляет чашку с кофе, устраивается удобнее и теперь смотрит прямо в глаза. — Мне всегда было плевать на людей, пока не появились вы, а потом… — Эля снова отворачивается к окну, сжимая губы так, что они почти исчезают с её лица, выдыхает и добавляет: — А потом мне стало плевать и на вас. — Не говори так, — это похоже на очередную истерику, они все начинаются одинаково: Эля начинает с себя, а потом заканчивает всеми, кто попадёт под руку, а так как через несколько минут в этом кафе должен появиться Мент — он и будет её жертвой. — Знаешь, я всё чаще вспоминаю рассказ своей матери о том, как родилась и не хотела жить на этом свете: несколько минут я молчала, пока принимающий меня врач не надавал мне как следует, чтобы я наконец-то подала признаки жизни — заплакала, — она говорит это скороговоркой и останавливается, чтобы сделать глоток кофе. — Символично, правда? Чтобы подать признаки жизни — нужно заплакать, — теперь она смотрит не на меня и не в окно, а куда-то наверх впереди себя. — Такое ощущение, что прежде чем отправить меня на этот свет, мне забыли дать душу — я родилась, а души нет и плакать я не могу, и вот кто-то безалаберный вспоминает, что не вложил её в меня, сбегает на землю, чтобы всё исправить, а меня там бьют; ему стоит огромного труда, чтобы справиться с таким крошечным недочётом, он кое-как впихивает в меня душу — и я плачу, — последнее слово она произносит громким шёпотом так, словно рассказала мне увлекательную историю со счастливым финалом. — Только душа не хотела приживаться, — продолжает она, — и пребывает в клинической смерти, — Эля встаёт из-за стола и отходит к окну, повернувшись ко мне спиной. — Иногда она даёт о себе знать, когда я слушаю музыку, смотрю старые мелодрамы, когда Китя разговаривает со мной, когда мой пёс спит у меня в ногах, когда вспоминаю…. — Господи, вы и собаку с собой притащили! — рядом с нашим столиком внезапно появляется Мент. — Шаман бы сейчас взвыл, — говорит Эля, оборачиваясь к нам, возвращаясь на своё место. Сашка упакован в переноску, он сидит так тихо, что на входе эту переноску приняли за дорожную сумку, с которой и разрешили пройти, а теперь Мент привлёк к нам ненужное внимание, и барменша смотрит на нас с недоверием, но не решается подойти: за наш столик садится полицейский. — Девушка, можно мне кофе, — Мент устраивается между нами, ему приходится обернуться, чтобы сделать заказ. — Ты должен отвезти Мисс обратно в город, — говорит Эля, вытаскивая из своей сумочки пачку сигарет. — Она мне больше не нужна, — добавляет Эля, поджигая сигарету. Официантка молча ставит кофе на стол, косо смотрит на Элю, косо смотрит на Мента, но ничего не говорит по поводу курения в кафе. Мент качает головой, давай понять, что в очередной раз не понимает Элю. — Ты же сама хотела… — начинает он. — Я передумала, им уже ничем не помочь, — обрывает она его, выпуская дым. — Послушай, — Мент отставляет свою чашку кофе, сложив руки на стол, — чужих убрать не так сложно: Снег и Шатун раскурочили тачку, толкнули её по мастерским, Вена — наркоманка. Что тебе мешает… — Нет, я не хочу, чтобы ты посадил их, — снова обрывает его Эля, расплываясь в странной улыбке, которая окончательно сбивает Мента с толку. — Я не убийца, — заключает он и откидывается на спинку стула, словно разговор на этом закончен. Он не понял. — Ты — не убийца, — соглашается она с ним, — ты — мент, и хуже этого с тобой уже ничего не может случиться. — Мент закатывает глаза и выдыхает, мол, Эля несёт полный бред, но она знает, что это его задевает, и продолжает, наклоняясь к нему: — Все маленькие человечки, которых в детстве зажимали, у которых не было друзей, которые ничего не значили — становятся ментами. Потом они начинают мстить всему живому: у них есть власть, а власть в руках таких мелких уродцев — страшное оружие. Многие тираны могли бы стать ментами, как ты, но они пошли дальше, они искали себе в соперники подобного урода и начинали делить земной шар, чтобы доказать остальным, что они наконец-то хоть что-то значат. Да только ничего они не значат: урод — останется уродом, а власть перейдёт в руки другому, такому же, но в вас не сразу разглядеть эту гадость, вы хорошо маскируетесь. Именно поэтому вам верят некоторое время. — Может, хватит? — он взбешён, она вывела его из себя: лицо красное, желваки так и ходят. Если бы тогда, на кухне, он знал, что она ему скажет сегодня, он бы действительно её придушил. Наверное, теперь сожалеет, что это была игра, а не настоящая ссора. Эля качает головой, соглашаясь с ним, тушит сигарету в своей пустой кофейной чашке, довольно улыбается: задела, но он не уйдёт, ему больше некуда идти. — Знаешь, мой дядя будет огорчён, когда узнает, что ты берёшь взятки, что не выполняешь план по раскрываемости, — говорит Эля. — Я понял, — Мент выходит из-за стола и отходит к окну, повернувшись к нам спиной. Отличный приём (которым до этого пользовалась Эля) — продолжить говорить, но не видеть собеседника, так можно сказать то, что никогда не скажешь, глядя в глаза. — Только три трупа сразу — это перебор, в этом ни один дядя потом не поможет, — добавляет он после недолгого молчания. — Ты идиот, — обречённо выдыхает Эля и выходит из-за стола. — Увози отсюда Мисс, я приведу её завтра, а потом скажу, что делать дальше, — заключает она, забирая переноску с собакой и свою сумочку. Пора уходить. Мент ничего не понял, он остаётся стоять около окна.Мисс
— Эти наушники на молнии, смотри, — Шаман демонстрирует Ките, как провода наушников застёгиваются на молнию. — Они намного лучше твоих! — продолжает он. Китя протягивает руку, забирает их и тут же включает в свой телефон, прислушивается к звуку и начинает смеяться. — Играет только один! — сквозь смех говорит она. — Ты хочешь, чтобы я обменялась с тобой на эту дрянь? — Один! — Шаман важно грозит ей указательным пальцем. — Но работает как два! — Китя смеётся ещё громче. — А эта молния! Только посмотри на неё! Этот шнур можно использовать как галстук! — он накидывает на себя шнур, застёгивает его, и разводит руки в стороны, демонстрируя свой новый предмет гардероба. — Я не ношу галстуки, — Китя продолжает смеяться. — Последний шанс! Больше я никогда не предложу их тебе! Откажешься сейчас — не получишь больше никогда, — а Шаман не сдаётся. — Работает только один, — напоминает Китя. — И это очень удобно! — подхватывает Шаман. — Говорю я тебе в это ухо, — он наклоняется над ней, — а ты в том ухе, — указывает он на её второе ухо, — держишь наушник — и таким образом я тебя уже не так сильно раздражаю: там музыка, тут мой чарующий голос. Китя продолжает смеяться, будто её щекочут, хотя Шаман уже отстранился от неё и снова протягивает свои наушники. — Я их не возьму! — но она стоит на своём, как бы Шаман ни старался. — Ох, жаль, что Эля забрала собаку с собой, я бы доказал тебе, что эти наушники можно использовать как поводок. Смотри, — демонстрирует длину провода, — смотри, это очень хороший поводок! — Эля сама гуляет с Сашкой, — мне непонятно, почему она продолжает смеяться и насколько настоящий сейчас Шаман. Он отходит от неё, как бы растерявшись и не зная, что ещё сказать, но вдруг находится, громко набирает воздуха и выдаёт: — Эти наушники, — говорит он, — можно использовать, как удавку! — смех Кити на этот раз, наверное, слышно даже на улице, а Шаман продолжает: — Смотри, — снова накидывает на себя шнур, застёгивает и тянет его вверх, якобы собираясь повеситься. — Ну, хватит уже, придурки! — Сабле, видимо, и самой было интересно, чем кончится это представление, она всё это время сидела с опущенной головой и едва сдерживала смех, и вот теперь, когда, очевидно, стало невмоготу — отреагировала, как обычно. — Вообще-то я пытаюсь развеселить Мисс, а не тебя, можешь не смотреть и запереться в своей комнате, — огрызается Шаман, опускаясь на стул рядом со мной. — Но обращаешься к Ките, — не отступает Сабля. — Ты настолько блондинка, что не понимаешь простых вещей! — заводится Шаман. — О, да-а-а, — Сабля зачем-то начинает аплодировать. — Выбрать в свои партнёры-клоуны нашу припадочную, чтобы развеселить городскую интеллигенцию — чего уж тут непонятного! — Сабля выходит из-за стола прямиком к двери, понимая, что или Шаман, или Китя могут ответить. — Ещё Шатуну предложи свои наушники, — продолжает она, остановившись около дверей. — Того и уговаривать долго не придётся, но будет не так весе… — в Саблю летит пепельница, но Китя не попадает: Сабля успевает выскочить за дверь. — Припадочная! — кричит она уже из-за двери и заливается смехом. — Ты как? — обращается ко мне Шаман, будто Сабля только что оскорбила меня, а не Китю. Мне трудно что-либо ответить, всё ещё кажется, что мои внутренности слиплись и горят, хоть Китя и заставила меня съесть огромную тарелку супа. Проснувшись в своей кровати, прокрутив в голове всё, что со мной случилось, я попыталась встать и просто упала в обморок от головокружения. Очнулась я снова в своей кровати, а на полу сидел Шаман и курил. — Я уже думал, что ты умерла, — сказал он, как только я дала о себе знать, закашлявшись от дыма. — Три дня спала! Такого я ещё не видел! — изображая удивление, продолжал он. — Извини, что оставил одну, вообще-то я от тебя не отходил, ты часто просила воды, но потом ничего не пила и снова засыпала, — от его трёпа начинала болеть голова, но он продолжал говорить. — Тебе стало плохо в тот вечер, мы вывели тебя на улицу, но тебе стало ещё хуже, и только потом до нас дошло, что тебе лучше лечь спать, тем более, что Сабля и Вена снова тебя во всём обвинили и вы так сильно поссорились, — я этого не помнила, поэтому жестом попросила его остановиться. — Воды, — прохрипела я, понимая, что и слова не скажу, так как в горле всё пересохло. Шаман мгновенно протянул мне стакан воды, который стоял на моей прикроватной тумбочке — этого едва хватило, я чуть не захлебнулась, а половина и вовсе вылилась на меня и на кровать, так как руки отказывались меня слушаться и тряслись. — Не слушай этих дур, они сами не знают чего хотят, — продолжал он, перебираясь ко мне, на край кровати. — Из-за чего мы поругались? — голос мой почти пропал, я пыталась его восстановить, прочищая горло, только мне нужно было ещё воды, но прежде всего меня интересовала ссора с Веной и Саблей. — Как обычно, — он развёл руками. — Ты приехала, ты нарушила наш внутренний порядок, всё перевернулось вверх дном, ты забрала у нас Элю. Знаешь, если на этот дом упадёт метеорит, думаю, они и в этом тебя обвинят, — подытожил Шаман. — Мне нужно уехать, — слова прозвучали раньше, чем сама эта мысль появилась у меня в голове. — Даже не думай, — отмахнулся Шаман, — ты наш друг, а терять друзей мы не хотим, тебе придётся остаться, чтобы не ранить наши нежные сердца, — он состроил рожу, будто ему будет очень больно и обидно, если я уеду, и заговорил таким голосом, каким обычно сюсюкаются с маленькими детьми. Почему-то мне от этого стало смешно, и я улыбнулась. — И всё же мне нужно уехать, — на этот раз я озвучила мысль, которая обосновалась в голове, как никому ненужный таракан, от которого избавятся, как только узнают о его существовании. — О, ужас! — и Шаман почти избавил меня от этого таракана — он его спугнул, прокричав и всплеснув руками, словно действительно увидел нечто ужасное, но смотрел он на меня. — Ты только посмотри на себя! Ты на Кощея Бессмертного похожа! Тебя срочно нужно накормить! — он стал метаться по комнате, но в итоге остановился около двери. — Быстро одевайся, я жду тебя в коридоре. Понадобиться помощь — зови, — он уже открыл дверь и собирался уходить, но обернулся и добавил: — Я ослепну, чтобы ничего не видеть, поэтому зови, даже если нужно будет помочь с одеждой, — и с этими словами он вышел в коридор. Подняться с кровати во второй раз было не так трудно, но всё, что я смогла надеть, чтобы не затрачивать много сил, — тёплый халат, после чего кое-как дошла до двери. — Я всё, — выйдя из комнаты, я столкнулась с Шаманом лоб в лоб, и мы отскочили друг от друга, потирая места ушиба. — Надеюсь, у тебя не будет сотрясения мозга из-за меня, — мы рассмеялись, забыв о боли — такое можно увидеть только в комедиях и редко – в реальной жизни, потому было смешно вдвойне. — А почему дома так тихо? — спросила я, как только мы оба замолчали. Шаман ответил не сразу, он хитро улыбнулся, какой-то огонёк пронёсся в его глазах, и он тут же отвёл взгляд, предлагая мне спуститься вниз и пройти на кухню, чтобы он смог всё рассказать. Спускаясь, мы оба молчали, в этот момент я и поняла, что в доме что-то произошло, пока я спала. — Эля ушла, — сказал Шаман, как только мы подошли к кухне; он указал на Китю, которая крутилась около плиты, давая мне понять, чтобы при ней я не задавала никаких вопросов насчёт Эли. — Вий ушёл её искать, думаю, они скоро вернутся, — добавил он и уже собирался пройти в кухню, но я его дёрнула за рукав кофты. — Это из-за меня? Потому что я поругалась с Веной и Саблей? Шаман только затряс головой и провёл меня вперёд. Китя была рада меня видеть, кинулась обниматься, а я почему-то была рада видеть её, словно мы так давно друг друга знаем, и три дня расставания показались нам такой вечностью, что мы никак не могли отцепиться друг от друга. — Как хорошо, что с тобой всё хорошо, — наконец отстранившись от меня, заговорила она. — Сейчас я тебя накормлю, у меня как раз суп на курином бульоне. Пока я ела, Китя ковырялась в телефоне, объясняя мне, что пока Эли нет дома, можно пользоваться мобильником и ничего страшного не случится. Шаман тем временем пытался нас развлечь, рассказывая, как в его комнате теперь здорово находиться: пока я спала, Китя завершила свою работу. Через некоторое время в кухне появилась Сабля, она демонстративно прошла к холодильнику, вытащила очередной стакан йогурта и уселась напротив меня, рядом с Китей, закинув ноги на стол, но Китя их тут же скинула. Сабля недовольно цокнула и пересела к двери, на место, где обычно сидел Мент. В этот момент Шаман и начал свой балаган с наушниками, а теперь он спрашивает, как я себя чувствую. Чувствую? Чувствую я себя очень странно, будто не было у меня никакого прошлого и я всегда жила в этом доме, а всё, что было до него, — сон, длившийся трое суток, в котором мне хотелось воды. — Лучше, чем было, — отвечаю я, и мне становится действительно ещё лучше, мне хочется поговорить с Китей о чём-нибудь или с Шаманом — неважно, лишь бы было так же хорошо.Шаман
Три луны и два солнца. Давно я не пробовал эту штуку, тем более, когда человек так мертвецки пьян, да ещё и намешали нашей Мисс алкоголь со снотворным; но Эля просила, и я сделал — Мисс теперь наша, а ведь у меня были другие планы… — Помнишь, ты как-то гипнотизировал Снега, — говорила мне Эля. — Но то был Снег, и его не жалко, — отвечал я, не собираясь делать того же с Мисс. — А недавно была Китя, — напомнила мне Эля. — Китя своя, я знал, что ей нужно, — буркнул я в своё оправдание. — Снег наговорил ей всякой чуши, — и Эля решила на меня надавить. Вернее — додавить. — Она нас за зверей принимает. Пока он с ней не пообщался — она не отходила от меня, а стоило ему с ней поговорить — стала обходить меня стороной. Мне не нужно, чтобы в доме началась война, которую так хочет Снег. Знаю, о какой войне она говорила, но присваивать конфликту со Снегом статус войны — было опрометчиво, однако именно это на меня и подействовало — я согласился. Мисс я отвёл к себе в комнату. Звёзды, лес… Она упала на кровать, продолжая говорить о том, что её убьют, а может быть, уже убивают, напоив до такого состояния. Мне оставалось только ждать, когда она заснёт, чтобы начать свой ритуал. Пока она говорила, я вытащил свой сундук из-под кровати, достал из него всё необходимое: мои секретные побрякушки. «Сколько же я знаю Мисс, и не наврежу ли я ей?» — я делал это со всеми, кроме Вия и Эли, но делать то же с Мисс — мне было страшно, мне мешали её слова об убийствах. — Ладно, приступим, — сказал я сам себе и начал разжигать в своей кадильнице травы, даже добавил лаврового листа, так как недавно узнал, что его дым очень успокаивает. Мисс действительно быстро успокоилась, как только комната наполнилась дымом. — Чего бы тебе хотелось? — я спросил её, и она долго не отвечала, мне даже показалось, что на этот раз ничего не вышло, и был готов вздохнуть с облегчением, но она вдруг ответила: — Не того, что сейчас. — А что сейчас? — мне нужно было подойти к ней ближе, но я наделся, что хотя бы на этот раз она ничего не ответит. Наивно. — Меня скоро убьют. Снег говорит, что Эля убивает всех, кто её предаёт, а я предала, — невнятно говорила она. — Мне хочется уехать, но без Эли, а Шаман хочет, чтобы я взяла её с собой. Если не возьму, а сбегу — предам их всех. Вдруг они найдут меня и убьют? Эля оказалась права: Снег заморочил ей голову всякими глупостями. И никого мы не убивали. Бинт сам был виноват, а Мышь и вовсе ушла в лес, поругавшись с Китей, а потом Вий нашёл её труп. Как из этого можно было придумать истории об убийствах? Снег — псих! Но… Отпускать её, да ещё и без Эли… Да и чёрт с ней — пусть бы ехала, даже без Эли, Элю бы мы и сами не отпустили… Это я только говорю так: увези, спаси, а на самом деле — не отдам. — Я видела Элю раньше! Видела! — вдруг выдала она. — Видела! Она приказала мне ехать сюда! — нужно было это остановить, вместо разговора начался полный бред, всё же с алкоголем и снотворным Эля переборщила, а тут ещё и мой ритуал… — Ничего не было, Мисс, — она замолчала, хоть я и говорил тихо. — Ты всегда жила в этом доме, училась в школе, старше нас на два класса, а потом тебя привела Китя. Вы встретились с ней, когда она возвращалась из города. Ты хорошо знаешь Снега и не веришь ему, тебе не нравятся Сабля и Вена, но с Саблей тебе хотелось бы поладить. Ты, Эля и Китя — лучшие подруги, вы всегда и везде вместе, как родные сёстры. Мне хотелось ещё сказать, что она обязательно уедет отсюда, потому что самому стало гадко от того, что я ей наговорил. Наверняка, у неё была совсем другая жизнь в городе, и, возможно, она была счастлива. Это мы были несчастны, поэтому Эля и сказала мне однажды, что в доме давно не было новеньких, что мы вот-вот сожрём друг друга, если кто-нибудь не появится – кто-нибудь, которого можно будет сожрать.