Вий
Эля вышла, как только мы с Шатуном уложили тело Лысого рядом с трупом Мента. Мне не хватало освещения, чтобы разглядеть его как следует. Тусклый свет фонарика выхватил только лицо, уже ничего не выражавшее, с закрытыми глазами, и голубую рубашку в крови. — Надо ключи от машины найти, — выпуская дым, сказала она, внезапно появившись рядом. Голос её выдавал — она едва держалась: тихий, охрипший, такой, каким он у неё обычно бывает после слёзных истерик. — От машины? — переспросил до этого ничего не говорящий Шатун. Эля присела на корточки и забрала у меня фонарик, чтобы обшарить карманы Лысого. — Да, — ответила она. — Сейчас отвезём их в лес и сожжём там, — выворачивая карманы, как бы между делом, продолжала Эля. Шатун опустил голову, видимо, жалея, что вообще ввязался во всё это, но оставался стоять и ждал, когда Эля найдёт ключи. — Может, он их на столе оставил? — решив, что она с ним долго возится, спросил я, но Эля в этот момент поднялась и вернула мне фонарик, побрякивая ключами. — Шатун, ты машину водить умеешь, я точно знаю, — она передала ему ключи, ничего не объясняя, и прошла вперёд. — Подъедешь сюда, загрузите их в багажник, надеюсь, места для двоих там хватит, — Шатун прошёл за ней следом, чтобы выйти со двора. — Вряд ли, — ответил он, — этот вон какой здоровый, — заключил Шатун, указывая на Лысого. — Запихаем как-нибудь, им уже всё равно, — она выбросила окурок и вернулась во двор, пропуская Шатуна к калитке. — Думаешь, ему хватило? — спросил я, зная, что Лысый всё ещё жив. — Не хватило, конечно, — она снова выхватила у меня фонарик и опустилась к Лысому, мне оставалось сделать то же самое, не подозревая, что она собирается добить нашего водителя. Посветив фонариком ему на лицо, Эля словно оттягивала время и ждала, когда Лысый придёт в себя, но стало понятно, что она просто не может сделать то, что задумала. Мусоля рукоять ножа, она то намеревалась занести нож, то опускала трясущуюся руку. — Давай, — смотреть на это было невыносимо, а мне после Мыши и Бинта — уже не привыкать; я хотел было забрать у неё нож, но она отстранила руку назад. — Я сама, — прошипела так, словно я вместо неё урок истории решил вести. — Ты и кошку ударить не можешь, а тут — человек, — продолжал я настаивать на своём. — Вот именно — это всего лишь человек, — переводя дыхание, наконец-то взглянув на меня, ответила Эля. Может быть, наш спор ещё бы продолжился, но Лысый, на свою беду, подал признаки жизни — застонал. Я и глазом моргнуть не успел — Эля испугалась этого стона, она воткнула в Лысого нож несколько раз подряд, забрызгав кровью и меня, и себя. — Хватит! — её пришлось оттаскивать, она порывалась его ударить ещё раз, пока я, на свой страх и риск, не повернул её к себе. — Хватит! — она часто дышала и явно не соображала, что произошло. — Успокойся! — только прижав её к себе, я увидел, что нож остался в груди Лысого. Тем временем подъехал Шатун, Эля отстранилась от меня, закуривая и запахивая пальто, которое испачкала кровью. — Грузите сначала этого, — указывая на Лысого, сказала она, отходя назад. Из багажника пришлось всё перетащить на задние места, чтобы ничего не оставлять около дома. Лысый занял почти весь багажник, и как бы мы ни пытались утрамбовать его, места для Мента там едва хватало. — Может, если не закрывать? — предлагал Шатун, и Эля с этим согласилась. — Убежать они уже точно не смогут, — заключилась она, садясь назад. — Но вывалиться могут, — не сдавался Шатун. — Значит, поедем только до речки, — Эля уже начинала нервничать, поэтому мы не стали больше рассуждать и сели в машину. Дорога до реки когда-то вела к заводу, но сейчас всё заросло лесом, словно природа отвоевала своё и отвоевала так, что уже вряд ли решит отдать то, что принадлежит ей, обратно. Сколько раз нас тянуло туда, но никто так и не решился дойти до заброшенного и забытого всеми здания. Максимум, куда мы могли уйти, — опушка около леса, если не брать в расчёт мой поход с Мышью. — Здесь всегда был лес, его собирались вырубить, настроить многоэтажек, — рассказывала когда-то Эля, а ей это рассказывала мама, которая когда-то осталась без работы. — Завод закрыли, все начали отсюда уезжать, бросая земли и дома, хотя когда-то готовы были за них убить друг друга. Как племена: здесь забрали всё, что смогли, больше нечего ловить — пошли гадить в другом месте. Пытаясь отвлечься, я прокручивал в голове эту историю с лесом, ловя себя на мысли, что даже об этом мне рассказала Эля. Шатун ехал медленно, словно мы никуда не торопились, впрочем, мы и не торопились. Эля и вовсе была занята тем, что пыталась очистить своё пальто. Мне же в тот момент показалось странным, что Шатун ничего не спросил о Лысом: он ведь видел, как я ударил того бутылкой, а грузил уже истекающее кровью тело. Шатун вообще казался мне странным: вдруг вызвался помочь, не задавал никаких вопросов, делал так, как ему скажут. Конечно, он и до этого никогда не высовывал голову, но я не думал, что даже такие события не заставят его заговорить. Съехав с дороги, он остановил как раз около реки. Эля вышла из машины первой, снова запахиваясь в пальто, словно его нельзя было наконец-то застегнуть. Она отошла к реке, охватив голову руками, а мы стояли и ждали её распоряжений, хотя было ясно — надо вытаскивать трупы из машины. — Вытаскивайте, сливайте бензин, поджигайте, — повернувшись к нам, заговорила она, переведя дыхание. — Машину в речку, — заключила Эля, закуривая. Мы сделали всё, как она сказала: выгрузили тела, кинули их друг на друга, слили бензин, столкнули машину в речку, облили трупы бензином и подожгли. Вот они — горят, Шатун стоит напротив меня, опустив голову. Молчит. — Какая же я тварь… — Эля стоит рядом, тела Лысого и Мента превратились в горящую кучу. Стоило огню вспыхнуть — она уткнулась мне в плечо, словно это не она руководила всем процессом, а кто-то другой, а ей лишь приходится наблюдать; но мне известна страшная история, которую она не хочет вспоминать. Уверен, она и мне это рассказала случайно. Она трясёт головой, не веря в происходящее, кутаясь в своё чёрное пальто, стараясь не смотреть на горящие тела. Шатун её такой видит впервые — смотрит на нас удивлённо, так, как смотрели бы и все остальные, будь они здесь. Для них Эля — сильная, всё может, решит все их проблемы, и ничто её не остановит. Только это далеко не так, и такой я её вижу не первый раз, но даже тогда она могла держать себя в руках, а сейчас — всё закончилось, у неё уже нет сил играть ту роль, в которой её хотят видеть остальные. Когда я вернулся из леса, показав место своего преступления Менту, мне не хотелось никого видеть, а Эля не собиралась от меня отставать: то предлагала выпить чай, то поесть, а потом и поговорить. Внезапная забота, которой она меня вдруг решила окружить, — бесила больше, чем то, что случилось. — Я убил её, как ты просила, — в тот момент я её ненавидел, считал, что она виновата в случившемся. — Что тебе ещё надо?! — ждать ответа на этот вопрос я не собирался и направился было к лестнице, но Эля меня остановила, перегородив дорогу. — Ты умный и сообразительный парень, а творишь какую-то хрень, как и все в этом доме, — на этот раз лицо её стало серьезным: никого беспокойства и наигранной заботы. — Примкнул к стаду? — продолжала она. — Если бы я сказала — застрелиться – застрелился бы? — Эля смотрела мне в глаза, я ждал издевательской улыбки, но она злилась, и лицо её выражало неприязнь, даже отвращение. Сказать мне было нечего, я её не понимал, а она этим воспользовалась. — Идём, надо поговорить, — и повела меня в свою комнату. — Решила от меня избавиться? — всё ещё подозревая её в том, что она сдаст меня Менту, я не хотел сдаваться, подбирал в голове слова, но всё это потеряло значение, как только Эля закрыла дверь в свою комнату на замок. — Мать твою, какой же ты дурак! — она закрыла лицо руками, прокричав это, и тут же опустилась за стол, упершись локтями в столешницу, всё ещё охватывая голову руками. Не понимая, что происходит, я стоял, не шелохнувшись. Молчание тянулось. Эля выглядела устало, словно не спала несколько ночей подряд, составляя курсовые студентам. — Сядь, я тебе кое-что расскажу, — наконец-то заговорила она, закуривая. — В десятом классе меня познакомили с человеком… Хотя нет, — она грустно усмехнулась, выдохнув дым, — с тварью, а не с человеком, которого звали Андрей, — продолжала Эля, смотря в сторону. — Он казался нам всем невероятно крутым: зарубежная музыка, гитара, кожаная куртка, джинсы… — она замолчала, качая головой и вдыхая воздух, стало понятно, что она старается не разреветься, но голос уже начинал срываться.Эля
Девчонки готовы были друг друга убить, чтобы стать девушкой Андрея, а парни могли идти за этим уродом куда угодно. Нет, он мне не нравился, особенно после того, что случилось в первый же вечер, но мы общались, так как всё же были в одной компании и все его считали своим другом; кроме того, Алёна на тот момент была его девушкой. Вернее, так считала только она, а девушек у Андрея было столько, что Алёне приходилось с этим мириться. В тот вечер я ещё не представляла, во что выльется вечеринка, поэтому, постепенно начала знакомиться со всеми подряд. Мне предлагали выпить, спрашивали сигареты, а Алёна, которой кто-то сообщил, что при первой встрече я и курила, и пила, сдала меня всем остальным. — Да пьёт она, пьёт, — она появилась за моей спиной, когда я отказывалась от пива, и тут же всучила мне бутылку. — Пей, не стесняйся, — и, повиснув на Андрее, она направилась к балкону. По квартире я передвигалась с бутылкой в руках, а внутренний голос продолжал кричать, умолять, чтобы я всё бросила и немедленно вернулась домой. По спине пробегал холод, я знала, что нахожусь не там, где мне следовало бы находиться, но не уходила и продолжала бесцельно болтаться между целующимися и обнимающимися телами, в сигаретном дыму, в музыке… В конце концов, я совсем наплевала на то, что мне придётся вернуться домой, а родители смогут учуять запах пива или табака: спросила сигарет у какого-то парня, выпила пива — всё как надо, чтобы не отставать от остальных. Да здравствует конформность! Алёна вернулась с балкона одна, успокаивая свой громкий смех, вышла в центр комнаты и объявила: — А сейчас – гвоздь программы! — ожидая чего-то грандиозного, я прислонилась к стене, как раз напротив Алёны, чтобы ничего не пропустить. — Мамуля! — мне не верилось своим глазам: Андрей закатывал коляску с балкона в комнату. Безжизненное и худое тельце, с седыми склоченными волосами, в грязной сорочке — сидело в кресле и ничего не могло сделать. Все оживились, отлипли друг от друга и начали её окружать, галдя наперебой. Подходить ближе я не решалась, в этот момент меня словно приковали в стене, а в голове, может быть, за счёт алкоголя, может быть, из-за происходящего — были звон и туман. — Мамуля, хочет выпить? — Гуля крутилась около коляски с этим ни живым, ни мёртвым телом, а до меня только тогда стало доходить, что это тело — мама Алёны, за которой она якобы ухаживает. Кто-то поднёс к губам этой женщины бутылку с пивом, но она даже этому не смогла сопротивляться. — Не так, сейчас, — Алёна приподняла свою мать за голову, так, что та почти выгнулась и выдохнула, словно давно смирилась с тем, что с ней собирались сделать. — Лей! — скомандовала она, и пиво из бутылки полилось в рот старой и больной женщины. Конечно же, оно начало выливаться, женщина закашлялась. Алёна вдруг выпустила её голову, а все остальные отошли назад, заливаясь смехом. — Сейчас будет фонтан! — крикнул кто-то, но женщина продолжала кашлять, изо рта на сорочку лились пиво, слюни... — Не надо… Я не хочу… — никто не слышал её просьбы, все продолжали ржать, как стадо обезьян. — Она не сдохнет? — Андрей вдруг стал серьёзным, даже почти кинулся к старушке, но Алёна его опередила и наконец-то похлопала свою мать по спине, чтобы та не задохнулась. — Она ещё нас переживёт, — уверяла она, отходя назад. — Сейчас ещё и покурим, — Алёна прикуривала сигарету, а мне становилось плохо — мало того, что не верилось в происходящее, так ещё и организм реагировал на всё это по-своему: меня тошнило, и я готова была согнуться пополам от спазмов и боли в желудке. Глаза той женщины беспомощно смотрели по сторонам, и в какой-то момент мы встретились с ней взглядом. Столько страха и беспомощности я видела только в глазах бездомных животных, которых хотелось забрать к себе домой, но этого нельзя было сделать. Чувствовала я примерно то же самое — я могла стать одним из тех персонажей, которых любила наша литераторша: вдруг выступить против толпы, остановить их и сказать, что так нельзя, — но я стояла столбом и тупо наблюдала за происходящим, стараясь не потерять сознание. Она открывала рот, что-то говорила, но крики и смех — заглушали её голос, а в моей голове всё смешивалось: происходящее, визги внутреннего голоса, мысли о том, что всё это — сон и не может происходить на самом деле. — Давай, давай, затягивайся, — Андрей держал сигарету, а женщина его словно не слышала; это потом мне стало известно, что при полной парализации втянуть в себя дым сигарет — невозможно. Скорее всего, этого не знал и Андрей, и все остальные. Старушка выводила его из себя, так как сигарета просто дымила и никто её не курил, как они все рассчитывали. — Кури, мать твою! — он окончательно разозлился и ударил женщину по голове — отвесил подзатыльник, из-за которого сигарета выпала изо рта парализованной и беспомощной старушки. — Ну, только пожара мне ещё не хватало! — к счастью, спалить свою маму Алёна не дала… Быстро убрала сигарету и тут же затушила. — Да я её сейчас… Что он с ней собирался делать, я не расслышала, но потом поняла. Меня вырвало — я больше не могла ни смотреть на то, что происходит, ни терпеть боль внутри от того, что переборщила с пивом. — О-о-о, пора убирать детей из комнаты, — оказалось, что в квартире был Стас, он потащил меня за собой, а я уже в полубессознательном состоянии увидела, как Андрей расстёгивает ширинку своих джинсов, подходя к парализованной. — Он сейчас трахнет твою мамашу! — кричал кто-то за спиной. — Вали отсюда, — мой внутренний голос уже охрип, но продолжал настаивать на своём. В глазах темнело, меня куда-то вели… — Ты совсем дурак? — Алёна возмущалась, громко кричала, так громко, что голос её звенел в голове и не давал потерять сознание. — Хочешь вместо неё? Мне плевать — ты или твоя мамаша! — продолжал Андрей. Не чувствуя ни своего тела, ни собственной головы, я только видела где-то вдалеке дверь, надо мной горела лампа, видела Стаса впереди себя… — Ты как? — Стас вывел меня в подъезд. Голова начинала болеть, но свежий воздух (во всяком случае, свежее, чем в квартире) приводил в чувства. — Они психи, — ответила я, переводя дыхание. — Они всегда так развлекаются, — закуривая и облокачиваясь на стенку, ответил тот. — Удивлён тебя здесь увидеть, кстати, — добавил он, передавая мне сигарету. — Нет, мне нужно домой, — сказала не я, а мой внутренний голос, который решил, что с него хватит. — Сколько время? — а я начала приходить в себя. — Одиннадцать доходит, — он знал, что меня отпускают только до десяти, как и Штыря, потому не упустил возможности довольно улыбнуться. Внутри меня от этой новости что-то оборвалось, но идти домой я не могла: мне было так плохо, что хотелось уже только лечь и заснуть. — Тебя проводить? — к счастью, Стас был не той сволочью, который мог меня оставить на произвол судьбы. — Скажешь моим родителям, что ты брат Маши, — сочиняя легенду на ходу, я надеялась, что обман удастся, и в то же время готовилась к худшему. В городе все друг друга знали, и вероятность того, что мама знала и родителей Стаса, и полный состав семьи Маши, была очень высока. — Какой ещё Маши? — Стас не знал, что я обманываю родителей, как и все остальные, в это вообще был посвящён только Штырь — единственный, кому я доверяла. — Просто скажи, что ты брат Маши, — повторила я, начиная злиться из-за его вопросов и не находя в себе больше сил на споры и дальнейший разговор. Да, когда-то меня могла вырубить всего лишь бутылка пива… — Ладно, — согласился он наконец. Шли мы быстро, так что в одиннадцать ровно уже были в моём доме. Мама была одна, отца вызвали в ночную смену — мне так повезло, что я сияла от радости, знакомила маму со Стасом, представляла его братом некой Маши, которую мама видела всего несколько раз. — Ладно, я пойду, а то поздно уже, — мама вызвалась проводить Стаса, а я мигом забежала вверх по лестнице, чтобы запереться в ванной и привести себя в порядок, пока моя ложь не была раскрыта. Отмокая в ванне, я хотела смыть с себя всё, особенно воспоминания того вечера.… Тогда я ещё не знала, что может быть хуже. Через год Андрей стал принимать наркотики. Он же крутой парень! А следом за ним на наркоту подсели половина нашей компании, кроме, пожалуй, самой Алёны. Удивительно, но тут она своё право на жизнь сумела отстоять. Может быть, потому, что твёрдо стояла на своём — дождаться смерти матери и уехать в город, чтобы поступить в университет. Мои друзья и знакомые стали умирать, их начали сажать в тюрьму, а Андрею ничего не было — он либо подставлял своих друзей, либо прятался так, что его не могли долгое время найти. Кроме того, употреблял он грамотно, а не как остальные — чем больше, тем лучше. Действительно: лучше. Лучше было сдохнуть, чем быть теми, в кого они превращались. Это было похоже на мутацию: нормальный человек резко скатывался всё ниже и ниже, до состояния обезумевшего, разлагающегося зомби. Выносил мозги родителям, близким, друзьям, а потом — умирал, и все начинали дышать свободно после его смерти. Не было никакой жалости: они умирали из-за собственной глупости, считая, что в жизни нужно попробовать всё, и пробуя не то, что могло сделать жизнь лучше. Впрочем, может быть, их и было жаль, когда они только начинали, но больше было обидно за себя, за тех, кто знал этого человека, так же, как и ты, за его родственников — это было хуже предательства. Некоторых мы уже заочно хоронили, как только узнавали, что они начинали принимать. Алёну я видела нечасто, я вообще старалась с ней не пересекаться. Единственные, с кем я общалась: Гуля, чудом не подсевшая на эту дрянь, Стас, Штырь и Лёлик. Таня и Лена, познакомившие меня с этими ребятами, позже связались с другой компанией, из другого двора, мы виделись только в школе. Поговаривали, что они тоже подсели на наркоту, но на сегодняшний день: Таня вышла замуж и родила сына, а у Лены двое сыновей, муж и собственный салон красоты. Если они и принимали, то смогли вовремя остановиться. Может быть, и в моей жизни всё сложилось бы так, как у них, или даже лучше, если бы, когда я уехала в город, окончив школу, поступив в университет, не встретила там однажды Алёну. Именно этот кусок жизни мне хочется стереть из памяти больше всего на свете — жизнь в городе, встреча с Алёной, дальнейшее существование. Уверяя меня в том, что Андрей завязал с прошлым и они оба живут так, что остальные завидуют, она приглашала меня в гости. В городе у меня никого не было, я жила в общежитии, а в выходные должна была приезжать домой. Алёнка выглядела счастливой, одета по последней моде — трудно было не поверить, даже несмотря на то, что в памяти всё ещё время от времени всплывали события того вечера, с издевательствами над её парализованной матерью. Если бы я не пришла к ней тогда — мои родители были бы сейчас живы…Сабля
— Рано ещё сдаваться, — сказала Эля, забирая со стола сигареты. — Это не конец — это новое начало, — добавила она, прикурив. Если бы меня в тот момент спросили: чего я хочу больше всего на свете? Я бы ответила: спокойствия как у Эли. — Начало конца! — но меня никто не спрашивал, поэтому я естественно реагировала на случившееся. — У нас есть успокоительное? — Эля положила мне руку на плечо, обратившись к Шаману, тот только странно посмотрел на неё и замотал головой. — Присмотри за ней, — заключила она, поднимаясь из-за стола. С ума сойти! Она поручила меня Шаману! — Куда ты? — мне в это не верилось. Эля повернулась к нам спиной, повозилась около разделочного стола и вышла из кухни в коридор. Кроме меня, этот вопрос, уверена, хотели задать и два отмороженных: Китя и Шаман, но они молча наблюдали, как Эля одевается и собирается уходить. — Не поручать же Шатуну разделывание трупов, — облокотившись на косяк и застёгивая сапог, ответила она наконец. — Китя, — обратилась она к припадочной, — присмотри за Сашкой. Художница кивнула, а мне оставалось только закурить и горько усмехнуться. Меня поручили Шаману, а несчастного пса — Ките. Мы были оба несчастны, но Сашка мог хотя бы уйти под кровать в комнату Эли, а мне уже некуда было деваться — если Шаману что-то поручают, он выполняет любой ценой. — Пойдём медитировать, — и он ко мне пристал, как только Эля вышла из дома. — Отстань от меня, — мне не хотелось видеть ни Шамана, ни Китю, ни даже бросившую меня Вену. Предательница. И Снег. Два урода! — Я тебя не спать зову, а медитировать, — не отставал от меня этот ушлёпок. — С тобой только вон, — я указала на Китю, — она спать может. — Фу, как пошло, — ответил Шаман, выставив руку на стол и облокотив на неё свою лохматую голову. — Мы друзья; и вообще я планирую однажды уйти в лес, построить там свой домик… — И умереть девственником, — заключила я, не дожидаясь, когда он договорит свою околесицу. — Не угадала, — переместив руку под подбородок, продолжал тот. — Ко мне будут приходить лесные феи, — он едва сдерживал улыбку и смотрел на меня, а я готова была рассмеяться, но вместо этого пыталась затянуться сигаретой. Наконец мы оба не выдержали и захохотали одновременно. Лесные феи! Такое могло прийти только в голову Шамана! — Ладно, идём, — сдалась я, понимая, что лучше действительно находиться в обществе неунывающего болтуна, чем думать о том, что случилось. — Всё равно не отстанешь, — добавила я, поднимаясь из-за стола. Припадочной не было до нас никакого дела: она возилась с собакой, которая была на седьмом небе от счастья: её гладили, с ней играли. — В общую комнату, там свободно, — Шаман шёл впереди меня, а я вспомнила, что он и Китя отвели Мисс в его комнату — поэтому он меня вёл в общую, чтобы мы не столкнулись. Впрочем, если бы мы столкнулись — я бы уже ничего ей не смогла ни сказать, ни сделать — мне просто не хотелось её видеть. Пройдя в общую комнату, я, пожалуй, впервые за несколько лет была рада тому, что рядом со мной Шаман, а не вездесущий Вий или Вена, которая не отлипала от меня всё это время. — Садись на пол, — командовал Шаман, возясь с дисками и проигрывателем. — Типа в позу лотоса? — я уточнила, потому что часто заставала его именно в такой позе, когда он якобы медитировал. — Не, ты не сможешь, — недоверчиво и в то же время снисходительно посмотрев на меня, решил Шаман. Зря он так решил. В конце концов, я когда-то училась танцевать, а на этих уроках мы что только ни делали. — Не Камасутра же, — огрызнулась я, усаживаясь на полу. — Ты ужасна, — прошипел он, обернувшись ко мне. Глумиться над ним можно было до бесконечности. Раньше я думала, что он так и останется с Китей, но Китя нашла себе Снега, так что сомневаться не приходилось — Шаман ни с кем не спал, а потому любое упоминание о сексе его приводило вот в такое бешенство, он только не краснел. Наконец заиграла музыка — что-то вроде флейты. Шаман опустился напротив меня, закрывая глаза, как и требовал сопровождающий музыку голос. — Закройте глаза, — говорил голос. — Выдохните. Расслабьтесь. Оставалось только следовать его указаниям, но дальше я уже ничего не слышала: я провалилась в свои мысли, а музыка едва долетала до меня, не давая окончательно потеряться в дебрях воспоминаний. Вена ушла. А когда-то она вернула меня в этот дом. Когда мама умерла и я пришла к Эле — она на следующий же день заменила мне мать.… Да что там! Она была гораздо лучше, чем моя мама. Ради меня она готова была сказать всем остальным, чтобы они не приходили, но мне было так неловко, что я согласилась — пусть приходят, как и раньше. Мы готовили вместе, и впервые я увидела взрослого человека, который не умеет готовить, — это была Эля. До моего появления в доме у неё в холодильнике были только полуфабрикаты, которые она разогревала. Мы с ней заключили сделку: я учу её готовить, а она помогает мне с уроками. О своей умершей матери я не вспоминала, хотя она меня когда-то предупреждала, вернувшись с собрания: — Если увижу тебя с этой Элей — можешь домой не возвращаться, — не то чтобы мне была непонятна эта ситуация, я даже не удивилась такой реакции. Мама была уже старой, а потому напоминала тех самых бабок у подъездов: все вокруг наркоманы и проститутки. — Она моя учительница! — но терпеть такой бред, как приравнивание учителя, классного руководителя к асоциальным типам, которых моя мама видела в каждом, я не собиралась. — Тварь она, а не учительница! — не сдавалась мама. — Нашли кого в учителя взять! Мне надоело с ней спорить, я всегда считала её ненормальной. Что ж, когда она умерла, я сделала всё, как она сказала: ушла к Эле и не собиралась возвращаться домой. С Элей было здорово, я даже пожалела о том, что искала друзей где-то на стороне и редко приходила к ней, как все остальные… Однако счастье было недолгим. Эля всегда запирала свою комнату на ключ, но однажды забыла это сделать. Разумеется, мне всегда было любопытно — что там, почему она меня туда не пускает и не приглашает. В доме никого не было, я вернулась раньше Эли, а она вела уроки во вторую смену, потому я, не задумываясь, прошла в её комнату. Первое, что меня поразило: двухъярусная кровать, холодильник и микроволновка — комната начинала напоминать маленький дом в большом доме, но я тут же вспомнила о том, что у Эли умерла бабушка, потому решила, что так комната выглядела именно из-за того, что Эля за ней ухаживала некоторое время. Пройдя по комнате, я увидела над столом книжную полку: на ней были книги, а подпирала их стопка фотоальбомов. Забрав эту стопку, я опустилась на стул, чтобы посмотреть фотографии. Лица мне были незнакомы, а саму Элю я едва узнавала: она была то с ирокезом, то с дредами, а красилась она так ярко, что едва можно было представить, что однажды она станет учителем, не говоря уже об её одежде, в которой она была на фотографиях. Мне это тогда показалось безумно крутым, в это же мгновение мне захотелось быть такой же, какой она была в прошлом. Зеркало с комодом стояли в углу комнаты. Отложив альбомы, не пролистав их до конца, я решила поэкспериментировать с внешностью. Косметики на столике Эли было очень много, я даже задавалась вопросом — почему она не пользуется всем этим, но задавалась недолго. Тени, тушь, подводка, лаки для волос… Мне нравилось то, что получалось в отражении, а вот Эле… — Боже! — она закинула голову, взглянув наверх, но сначала опешила от того, что увидела перед собой. — Я знаю, у нас были разногласия, и я в тебя никогда не верила, но сейчас готова поверить, — говорила она с потолком. — Что ты с собой сделала? — наконец, обратилась она ко мне, и в эту минуту мне стало неловко — чувствовала себя полной идиоткой. — Ты что, была в моей комнате? — спросила она, перейдя уже на серьёзный тон. Не дожидаясь ответа, Эля кинулась в свою комнату, даже не разуваясь, а я прошла за ней, чтобы успеть оправдаться. — Я только фотографии смотрела, — я боялась, что она разозлиться, но она и без этого уже злилась — она выставила меня из комнаты и захлопнула дверь перед носом. — Немедленно умойся! — донеслось из-за двери. Разумеется, я поплелась в ванную, чтобы смыть всё то, что делала с собой часа три или четыре. Когда я спустилась, Эля уже была на кухне и готовила для меня речь. — Решила быть похожей на меня? — встретила она меня именно этими словами, и я застыла на месте: Эля угадала. — Ничего хорошего в этом нет, — продолжила она, шинкуя лук. Как сейчас помню — лук, потому что она сама плакала от него. — Если бы посмотрела все альбомы, поняла бы почему, — продолжала Эля, не отрываясь от своего дела. — Почему? — осторожно спросила я, надеясь на пояснения. Только Эля резко опустилась на стул и отбросила нож в сторону. — Потому что! — почти прокричала она, охватив голову руками. Эля злилась на меня, а я не понимала почему, да и вряд ли смогла бы понять. Чего там… До сих пор не понимаю, так как вход в её комнату мне с тех пор закрыт. Вий может пройти свободно, Китю она пригласит сама, может быть, даже позовёт Шатуна или Шамана, но только не меня, не знаю почему. В тот вечер я решила, что она ничем не лучше мой матери: не красься, не носи мини-юбок; и вообще, ты же девочка, давай купим тебе платья, зачем тебе эти джинсы… Вроде бы она была своей, казалась таким человеком, который понимает нас, подростков, но я превращалась для неё в куклу, которую она хотела красиво одеть и которая должна была её слушать. Идти мне было некуда, а вот настроить всех остальных против неё — ума не требовалось, и я придумала то, что разрушило жизнь Эли окончательно. Хотя… Я не считала себя виноватой, во всём был виноват Вий, отдавший фотографии сразу директору, а не своему отцу. И чего мы добились в итоге? Эльку уволили, а мы остались с ней, в этом доме. Только она и Вий словно поверили в мою выдуманную историю: стали неразлучной парочкой, она строила из себя нашу маму, а он папу — и смотреть на это было противно. С каждым днём, всё противнее и противнее. Поэтому я и решила однажды уйти из этого дома. Куда? Да неважно было куда, лишь бы уйти. Только выглядеть я хотела всё так же круто, как Эля на фотографиях, поэтому накрасилась и оделась так, что можно было прямиком отправиться… в клуб. Город шумел, сводил с ума, мне казалось на тот момент, что я не была в нём целую вечность. Мне хотелось попробовать всего и сразу, к тому же, я стащила деньги из дома. Тогда, как и сейчас, все деньги у нас хранились в ящике под видеомагнитофоном. — Где купить? — я остановилась напротив девчонки, которая втягивала в себя со стола белый порошок. Отвлекшись от своего занятия, она взглянула на меня и рассмеялась, указывая на девушку за соседним столиком. Вена. Когда она меня вернула в дом, я хотела её придушить, так как Эля в тот же вечер чуть не придушила меня — мы оказались с ней в ванной, она меня туда буквально запихала и закрыла дверь. — Я тебя сейчас убью, — набирая воздуха в лёгкие, заявила Эля, сжимая кулаки. — Не надо! — я пыталась вырваться, мне на тот момент уже хватало адреналина в крови от встречи с Ментом, но Эле было плевать — она ударила меня по лицу. — Или утоплю, мне вообще без разницы! — схватила меня за волосы, включила воду в умывальнике и начала смывать с меня всю косметику, не забывая при этом напоминать, что я накрасилась и вырядилась как шлюха. — Отпусти! — мне было не столько обидно, сколько больно, она вырвала мне клок волос, пока мыла… или топила… Когда гнев её поугас, она меня отпустила и извинилась, оставив в ванной комнате одну. Мне не верилось, что Эля на такое способна, и в то же время я понимала, что виновата: меня привёз в дом мент, да ещё и наркоторговка, оказывается, знала её бабушку. Выйдя из ванной, я снова столкнулась с ней — Эля курила, ожидая меня около двери. — Иди спать, — устало сказала она, а мне нечего было ответить, я послушно пошла в свою комнату. — Выдохните и откройте глаза, — командует голос из динамиков. — Круто, правда? — я открываю глаза и вижу перед собой улыбающегося Шамана. — Идиотизм, мне стало только хуже, — резко поднявшись с пола, заявила я, но тут же едва не упала: тело затекло, особенно ноги. — Куда ты? — а Шаману хоть бы что — он возник передо мной, не собираясь выпускать из комнаты. Мне хотелось сказать, что я ухожу спать, но в этот момент залаял Сашка — Эля, Вий и Шатун вернулись домой.