***
День тянется еле-еле. Джастин ведет себя со мной так, будто мы никогда раньше не встречались, и говорит только о делах. Показывает мне контракты, над которыми сейчас работает. Мне нравятся кампании, которые он создал. Все так красиво, больше похоже на произведение искусства, чем на рекламу. По-моему, он впустую тратит тут свой талант. Я видел его работы, когда был в лофте во второй раз. По большей части абстрактная живопись. Обычно мне абстракции не особо нравятся, но его картины очень выразительны, или как там все эти пафосные искусствоведы это называют. Не знаю, почему у него не бывает выставок. Таланта у него уж точно хватает. А, может, выставки и были, просто я о них не слышал. Я не то что бы сильно интересуюсь искусством. Рисунки мне, конечно, понравились больше. На одном из них и я был. Нарисованный от середины бедра и выше, обнаженный и возбужденный. Это что-то! Ну, понятно, у него была классная модель, но и сам рисунок просто невероятный. И мне вроде как приятно было, что он видит меня таким. Столько эмоций! Даже по рисунку видно, как сильно он хочет меня трахнуть! Ну то есть меня многие хотят, но не так, будто я самый прекрасный человек на планете. Я знаю, что красив. И горяч. И лет до тридцати у меня точно недостатка в парнях для траха не будет. А потом я состарюсь и покончу с собой. Хоть труп останется красивый. Нужно вовремя уходить, пока к тебе не потеряли интерес. Но в этом рисунке было что-то еще, кроме моей неземной красоты. Джастин тоже красивый. Не невъебенно крутой, как я, и не милый соседский парень, типа Майкла. Он как будто бы вне возраста. Наверно, и в старческом маразме будет выглядеть так же. Мудак! Он хоть видит, как все на него шеи сворачивают в «Вуди» и «Вавилоне»? Ну, мне-то известно, что лучший способ привлечь внимание парней – их не замечать. Может, я Джастина просто недооцениваю. Уж конечно он очень умен. Понаблюдай, как он с коллегами общается, и сомнений не останется. Так что есть вероятность, что он прекрасно знает, что делает, просто прикидывается таким невинным. Уж я-то все знаю об имидже. Но за шесть недель, что я тут буду, он точно проколется. Забавно будет его поймать. Боб и Брэд меня не особо впечатляют. Господи, даже я мог бы придумать кампанию куда лучше! Что я немедленно и озвучил, а Джастин в ответ придумал для меня испытание. Ага, понимаю. Думает, что отделается от меня, нагрузив небольшим заданием. До сих пор страшно боится, что кто-то о нас узнает. Боже, да что там у нас было-то? Забудь уже! У меня никакого желания нет все проебать. Точно говорю! Отсылает меня обедать. И мне приходится прятаться от Тупицы, чтобы она меня с собой не потащила. Нужно приберечь деньги, до пятницы мне не заплатят. Дебби сказала, что обналичит для меня чек, но потом мне придется растянуть эти деньги на две недели, потому что они с Майклом уедут в Нью-Йорк навестить Вика. В прошлом году они брали меня с собой, и Вик пару раз водил нас с Майки в клубы. В Нью-Йорке заведения совсем другого уровня. Не могу дождаться, когда свалю из Питтсбурга. Бойфренд Вика – тот еще тип. Вовсю пялился на меня и даже на Майкла. Пару раз даже пытался зажать меня в углу, пришлось сказать ему, чтоб отъебался. Вот урод! Вику я ничего не сказал. Я не лезу в чужие «отношения». Раз сами не понимают, как это глупо – ограничиваться одним партнером, пусть пеняют на себя. Мне-то казалось, Вик поумнее. Послеобеденное время Джастин тратит на то, чтобы посвятить меня во все детали работы. Если так все шесть недель будет продолжаться, я скоро тут любому сто очков вперед дам. Мне бы страшно тут нравилось, если бы все не сложилось так дерьмово. И Джастиново поведение просто бесит. Я не привык, чтобы мужчины-геи держали меня на расстоянии. Все наоборот всегда хотят подобраться поближе. У ксерокса натыкаюсь на Тупицу. Пока снимаю копии, она увивается вокруг меня и зовет завтра вместе пообедать. Смотрю на нее сверху-вниз – она едва до груди мне достает – и думаю, что мне не улыбается терпеть ее приставания следующие шесть недель. - Ты не в моем вкусе. Она малость охреневает, а потом принимается хихикать. - Ты гей что ли? - Да, я гей. Сразу видно, это ей не понравилось. Она отступает на шаг и окидывает меня взглядом. Знаю я такие взгляды. Типа «фу, как мерзко». Ухмыляюсь ей, и она вылетает из комнаты. Думает, наверно, что это заразно. Пару минут размышляю, надо ли мне рассказать об этом Джастину, но он только еще больше распсихуется. Так что просто забудем об этом. Джастин заканчивает ровно в пять и велит мне идти домой. Он как будто не может оставаться со мной в одной комнате и минутой дольше, чем необходимо. Ну и ладно, главное, первый день позади. Со временем он расслабится. Домой еду на автобусе. Ужин на столе, но дома никого. Так что я спокойно переодеваюсь, ем, смотрю телевизор, а потом иду к Майки. У Дебби в эту неделю вечерние смены, и мы не можем тусоваться дольше десяти. Ну то есть я-то мог бы и дольше, если бы не ночевал у него, но я стараюсь, чтобы дома не заметили, что меня долго нет. А то тут же начнутся вопросы, где это меня носит. Тэд и Эммет уже в «Вуди». Занимаем один из столиков. Майкл, всю дорогу нывший, что ему пришлось до вечера помогать матери, наконец, удосуживается спросить, как дела у меня. Впрочем, так даже лучше. Интересные новости всегда приятнее выдавать перед большей аудиторией. - Отлично. Джастин теперь мой босс. Тэд давится выпивкой, а Эммет, похлопав его по спине, недоверчиво спрашивает: - Малютка Джастин? Тот самый? Усмехнувшись, киваю. - О боже мой! – восклицает он. - И что ты сделал? – спрашивает Майкл. - Да ничего. Мы просто работали. Тэд вроде слегка приходит в себя. - В смысле? Он ничего не сказал? И оставил тебя своим интерном? - Ага. Да он жить без меня не может! - Он что, ненормальный? Ты хоть понимаешь, в какие неприятности он может попасть? Пожимаю плечами, чувствуя, как внутренне завожусь. Почему всех так волнует один жалкий трах? Ну ладно, несколько трахов. - По крайней мере, ты получишь великолепные рекомендации, - говорит Майкл. Он вроде как не слишком за меня рад. – Он не станет писать про тебя плохого, как бы ты там ни выступил, правда же? - Я всегда выступаю на отлично, Майки! Майкл смеется, а Эммет лишь закатывает глаза. Только Тэд мрачно замечает. - Бедный парень! Трахаться ему теперь с тобой во всех смыслах. - Ну, знаешь, в четверг и пятницу он что-то не жаловался. Пора, пожалуй, начать программу вечерних развлечений. Начинаю рассматривать парней, что пялятся на меня с другого конца зала, и вдруг замечаю, что за столом стало подозрительно тихо. Все вылупили на меня глаза. - Ну что еще? - Так ты у Джастина в пятницу был? – обиженно вопрошает Майкл. – Ты трахался с ним дважды? Блядь! Прокололся. Теперь они в жизни с меня не слезут. - Вообще-то примерно дюжину раз, - бросаю я, поднимаюсь и иду к парню у бара, что давно уже всем своим видом предлагает мне вместе с ним прогуляться в туалет. Блядь, как же я так проговорился? Может, Джастин не так уж не прав, боясь, что все всплывет. Парни-то ладно, но раз я с ними прокололся, могу и с другими. Пора включить голову. Но сначала включу-ка я кое-что другое, что понравится тому парню из бара.***
На следующее утро Синтия утаскивает меня в угол и сообщает, что Брайан гей. Да ну? А я-то не заметил. - Синтия, в голубых кругах считается дурным тоном открывать ориентацию человека без его согласия. - Ну, в общем, мне Сара разболтала, и я подумала, что, может, тебе стоит ему сказать. - Что сказать, что он гей? Полагаю, он в курсе. - Сказать, что Сара знает. И хотя я велела ей держать рот на замке, не думаю, что она послушается. - А ей-то какое дело? - Она на него запала. Да и кто бы не запал? Приподняв брови, смотрю на нее со значением. - Ну для меня он чересчур молод, - разводит она руками. – Как и для тебя, смею добавить. - Спасибо, Синтия. Так и знал, что ничего не выйдет. - Ты знал? - Что Брайан гей? С первой минуты, как его увидел. Вообще это правда. Впервые я увидел его выходящим из «Вавилона», что, надо признать, было довольно информативно. Сижу в кабинете, раздумывая, понял бы я, что Брайан гей, если бы встретил его при других обстоятельствах. Может и да. Но почему-то мне кажется, что если бы он захотел это скрыть, никто бы его не раскусил. Это странно, ничто в Брайане не указывает на то, что он гей, однако, когда он идет по Либерти Авеню, все в нем буквально кричит – крутой жеребец. Слышу, как он здоровается с Синтией, весь воплощенное очарование. Неудивительно, что все тут на него западают. А затем он входит и выдает формальное: - Доброе утро, мистер Тейлор. В чем дело? Вчера он едва не хохотал надо мной, а сегодня – просто образец профессионализма. - Закрой дверь. Поколебавшись пару секунд, он так и делает, а затем садится. Смотрит на меня, стараясь не выдать любопытства и уперев язык в щеку. Боже, он хоть понимает, как сексуально это выглядит? Как очаровательно? Глаза его блестят, а брови вопросительно приподнимаются. У меня сейчас брюки лопнут. - Ты сказал этой девушке, интерну Синтии, что ты гей? Все его радостное возбуждение тут же гаснет. - Да. - О сдержанности никогда не слышал? - Она вешалась на меня, я сказал, что она не в моем вкусе. Тогда она спросила, не гей ли я. Считает, видно, что это единственная причина, почему она может не нравиться. Ну и я ответил – да. Я не знал, что сдержанность означает притворяться не тем, кто ты есть. - Никто не просит тебя притворяться. Просто не выставляться. Боже, я говорю, как мой отец. Тот вечно твердил, что «эти люди» выставляют напоказ «свой образ жизни». Брайан тут же ощетинивается. - Я вроде никого не трахал в коридоре у кулера. Просто честно ответил на вопрос. Вздыхаю. - Брайан, в бизнесе есть свои правила. И если хочешь преуспеть, приходится им следовать. Я не самый талантливый рекламщик в компании. Не лучше других. Но я руководитель проектов. А все потому, что со мной приятно иметь дело. Я нравлюсь коллегам и, что еще важнее, нравлюсь клиентам. Они просят руководство поставить на проект именно меня. Так я и добился своего положения. И не последнюю роль в этом сыграло то, что я не высовывался. - То есть никто не знает, что ты гей? - Да все знают. Просто это не обсуждается. Я об этом не говорю и другие тоже. - Угу, кроме как у тебя за спиной. Ты себя обманываешь, если думаешь, что они тебя не ненавидят. Все натуралы ненавидят нас. Просто одни делают это открыто, а другие – у нас за спиной. - Так и есть. В том и проблема. А теперь ты дал им оружие против себя. И они будут тщательнее за нами наблюдать. И вскоре поймут, что мы трахаемся. Раз ты гей, ты будешь трахаться со мной ради карьеры, а я буду трахаться с тобой, потому что все педики любят юных мальчиков, - вот что они подумают. - Вау! – Он, кажется, ошарашен. – А ты не такая уж милашка, как кажешься с виду. Не знаю, злиться мне или радоваться. Это же просто выражение. Вовсе не означает, что он считает меня привлекательным. К тому же звучит довольно снисходительно. - Я кое-что в жизни повидал вообще-то. - Да ну? – и вот он снова ухмыляется. Боже, как мне нравится его ухмылка! Я вроде как просил его перестать нести двусмысленности, а сам от них таю. Господи, у меня совсем крыша поехала. Если кто-то из нас проколется, это точно буду я. Потому что не могу взять себя в руки. Он входит, и я думаю только о том, как ему идет костюм, каким взрослым и опытным он в нем выглядит. И как сильно мне хочется вытряхнуть его из этого костюма и трахнуться на моем столе. Опускаю взгляд, чтобы он не смог прочитать мои мысли. - Я не прошу тебя лгать. Просто не говорить об этом. И в присутствии других сотрудников вести себя со мной со всей возможной осторожностью. - Да, сэр, - ухмыляется он – и вот, снова упирает язык в щеку. Как мне хочется плюнуть на все и просто поцеловать его… Вздыхаю: - Ладно, Брайан, открой дверь. - Да, мистер Тейлор. В следующие несколько дней моя паранойя ничуть не утихает. И дело вовсе не в Брайане – он-то как раз сменил линию поведения и вместо игривости и флирта демонстрирует собранность и профессионализм. Для своего возраста он удивительно умеет владеть собой. Ни перед кем не заискивает, но всегда готов помочь. Никогда не задает неуместных вопросов и выполняет распоряжения без лишних напоминаний. Когда мы вместе идем по зданию, он всегда держится рядом, но никогда не чересчур близко или подозрительно далеко. А разговаривает со мной в присутствии посторонних учтиво, но без подобострастия. И он всегда называет меня мистер Тейлор, ни разу еще не сбился. Он предугадывает мои просьбы, подает мне папки и макеты раньше, чем я успеваю попросить, но это не выглядит так, будто он выслуживается. И все равно я чувствую, что коллеги за нами наблюдают. Все будто бы только и ждут чуть более интимного взгляда, жеста, улыбки, даже прикосновения, чтобы увериться, что мы с ним точно не просто интерн и его руководитель. А раз уж они этого ждут, так увидят и то, чего нет. Стоит нам остаться наедине, как он мгновенно меняется. Это даже сформулировать трудно, просто он мгновенно включается в игру. Не отпускает сомнительных комментариев, но наполняет эротическим подтекстом самые невинные вещи. Произносит «акт», «совокупность» или «раскладка» так, что я вспыхиваю и взгляд поднять не могу. Глаза его сияют озорством, но, что хуже всего, он отлично делает вид, что ничего такого не сказал. Временами он нарочно что-нибудь роняет, а потом поднимает, демонстрируя мне свою задницу. Просто смешно! Вот только в этот момент смотреть смешно скорее на меня, чем на него. Не могу ни на чем сосредоточиться, когда он в кабинете, и когда его нет, не могу тоже. Смотрю на его пальцы и чувствую их на мне – во мне. А когда он говорит, мне порой приходится отворачиваться, чтобы не пялиться на его рот, вспоминая, что он способен им сотворить. Что он им уже творил. Со мной. Если же я случайно брошу взгляд на его промежность, стояк мне обеспечен. Даже звук его голоса омывает меня, как теплый бриз. Мы словно целыми днями занимаемся предварительными ласками. Не удивительно, что я предпочитаю вовсе не вставать из-за стола, чтобы не демонстрировать доказательство своей одержимости. В пятницу Боб и Брэд снова являются в мой кабинет – показать, что они там надумали по поводу газировки Poole. Макеты не так уж плохи. На фотографиях – модели в купальниках расслабляются у бассейна, попивая странного цвета напитки. Для каждого вкуса – свое цветовое решение. Мне слегка неловко просить Брайана показать, что придумал он. Нельзя ожидать от интерна, что тот сам разработает рекламную кампанию, проведя всего пару часов в художественном отделе. Так что, в общем, я не удивлюсь, если он ничего не сделал. Но он же сам сказал, что плохую работу можно и нужно осудить, так что будет только справедливо, если я поступлю с ним по его же собственным принципам. Пусть докажет, что может лучше. И поймет, что не так-то это легко. К нашему с Бобом и Брэдом удивлению он выставляет на стол три бутылки и три макета. Он поменял этикетки на бутылках, теперь на них красуется крутой парень в плавках, а надпись гласит «Poolboy». Макеты не менее колоритны. «Enjoy poolboy?» Боба и Брэда сейчас удар хватит. Щеки у обоих пылают, глаз они поднять не могут, ни на меня, ни на него. Приходится прикусить губу, чтобы не засмеяться. Откашлявшись, Брэд выдает: - Не думаю, что это будет хорошо продаваться. - Это потому, что вы делаете ставку не на тот сегмент рынка. Эта кампания разработана для гейской аудитории, которая еще практически не охвачена, меж тем может принести огромный доход. Но вот на это, - Брайан кивает на их макеты, - их не купишь. Рынок и так переполнен самой разнообразной газировкой. Смена целевой аудитории – единственный шанс это продать. Брэд и Боб обескуражено глазеют на него, а затем оборачиваются ко мне: - Джастин? Пора прекращать этот фарс. Но сделать это нужно правильно. - Он прав, ребята. Рынок буквально захлебывается дешевой газировкой – пардон за каламбур. Идея Брайана не только оригинальна, но и жизнеспособна. - То есть, ты хочешь, чтобы мы работали вот с этим? – хмурится Боб, кивая на макеты Брайана. Вздыхаю: - Нет. Мы возьмем ваши. Доведите все до ума к среде. Слава богу, что они не бросают на Брайана злорадные взгляды, потому что он и так вот-вот взорвется. Хватает бутылки и макеты и демонстративно швыряет их в мусорку. Брэд и Боб, собрав свои разработки, выходят, и Брайан тут же бросается ко мне. - Ты просто гребанный трус! - Брайан, - начинаю я, но он разворачивается и вылетает из кабинета. Не забыв со всей силы хлопнуть дверью. До чего же мне хочется шваркнуться лбом об стол! Минутой позже в кабинет заглядывает Синтия, спрашивая, какого дьявола только что произошло. - Мистер Кинни закатил истерику. - Почему? Выуживаю из мусорки макеты с бутылками и показываю ей. - О боже! - Вот именно. Нужно ли объяснять, что мы не можем это использовать? Она продолжает разглядывать макеты. - Этот мальчик далеко пойдет. Не могу с ней не согласиться. Если это не просто счастливая случайность, если у него в запасе еще есть подобные идеи, если он окончит университет и решит посвятить себя рекламе, то очень скоро достигнет невероятных высот. Самым мудрым было бы предложить ему должность в компании уже сейчас. - И все же ты не должен позволять ему так себя вести. Он всего лишь интерн. Нужно его приструнить. Фыркаю. Ага, я мог бы предложить несколько способов приструнения, и каждый из них предполагал бы, что для начала мы разденемся. Думаю, Синтия не совсем это имеет в виду. - Я подумаю, - отвечаю. Брайан возвращается через двадцать минут, и я за это время успел уже переговорить с Фионой. Она рассказала, что могла уделить Брайану время только в среду, после работы, и они вдвоем допоздна трудились над макетами. Она в восторге и от него, и от его идеи. Я благодарю ее, а она только смеется и просит убедиться, что ей оплатят сверхурочную работу. Брайан стремительно входит в кабинет и молча садится на свое место. От него пахнет сигаретами. Вот, значит, где он был. - Клейтон Пул – гомофоб. Он делает щедрые пожертвования антигейским организациям и никогда в жизни не примет кампанию, рассчитанную на гей-аудиторию. Брайан поднимает глаза, но я не могу понять, смягчили его мои объяснения или нет. - Но есть и хорошая сторона, - пытаюсь подбодрить его я. – Твоя кампания принесла бы ему до хрена денег. Тебя бы это, правда, обрадовало? Пусть обходится средненькой рекламой. Твоя идея невероятна. Можешь гордиться! Он смотрит в окно, потом снова на меня, кажется, слегка успокоившись. - Ты очень талантлив, Брайан. Но если будешь и дальше так себя вести, тебе дадут пинок под зад. Я понятно выражаюсь? - Да, сэр, - произносит он саркастически. - А теперь можешь идти домой. До понедельника. До конца рабочего дня еще час, но мне хочется отпустить его, чтобы он мог успокоиться и прийти в себя. Пусть его выходные начнутся пораньше, пусть расслабится и забудет о работе. Мне же трудно будет просто выключить мысли о ней, потому что его талант поразил меня в самое сердце. Такой редкий дар – и у такого юного парня. Кроме того – и, кажется, это основная проблема – я не могу забыть того, что он сказал. Он назвал меня трусом. С тех пор, как умер отец, я только об этом и думаю. Я, правда, трус? С недавнего времени столько аспектов моей жизни стали казаться мне нечестными. Неужели мне правда хочется до конца жизни потом жалеть, что я не осмеливался говорить то, что думаю? Как в ситуации с отцом… После работы я встречаюсь с друзьями в баре возле университета. Они обсуждают организацию ежегодного благотворительного карнавала в Центре Геев и Лесбиянок, но я вставляю лишь пару-тройку замечаний. И когда меня просят прийти в Центр в субботу, я качаю головой. В следующие два дня я буду рисовать, вот что мне сейчас нужно! - Это же благотворительность, Джастин! - укоряет Дэн. Поднимаюсь и надеваю куртку. - Я и так вам бесплатно постер рисую, Дэн. И не хочу еще и весь гребанный уикенд проторчать в ЦГЛ. По дороге домой пытаюсь понять, когда в моей жизни все так запуталось. Ничто больше не кажется правильным. Все, что я привык считать стабильным и надежным, теперь только раздражает. Я с девятнадцати лет ходил в ЦГЛ. Они мне часто помогали и даже устраивали мои выставки. С большинством своих друзей я познакомился там. А теперь я вдруг начинаю задумываться, правильно ли то, что они проповедуют, - не лезть на рожон. Мы что, правда, надеемся, что если будем милыми и незаметными, натуралы нас полюбят или, по крайней мере, не станут притеснять? Разве мы не должны отстаивать свои права, а не выпрашивать их? Как же я сейчас жалею, что вечно старался не выставлять напоказ свою личную жизнь. Когда отец доставал меня вопросами, не пора ли мне остепениться, надо было прямо сказать ему, что я гей. И теперь я до конца жизни буду жалеть, что этого не сделал. Даже если бы он отрекся от меня – а с огромной долей вероятности так бы оно и было – я бы, по крайней мере, точно знал его реакцию, а не гадал годами, что бы он мне ответил. А отношения, на которые я тратил время все эти годы? Сначала был Итан. Он попросил меня не афишировать того, что мы вместе, чтобы с ним заключила контракт студия звукозаписи. Не очень-то, видно ему это помогло, раз до сих пор никто в мире и не слышал о скрипаче по имени Итан Голд. И он же потом еще и изменил мне при первой возможности. А все парни, с которыми я встречался после него, были ничуть не лучше. Могу я хоть раз побыть честным с собой и признать, что все они были невероятно скучными. Я встречался с ними только потому, что они обещали мне достать луну с неба, были милыми и вроде как «удобоваримыми». А парни, которые мне по-настоящему нравились, «удобоваримыми» уж точно не были, вот я и старался держаться от них подальше. А единственный раз, когда этого не сделал, оказался в таком дерьме, что и подумать страшно. И все равно не жалею ни об одном проведенном с Брайаном мгновении. Поднимаюсь по лестнице и сталкиваюсь с бритоголовой девушкой, что живет этажом ниже. - Хорошо, что ты пришел, - говорит она. – Там с твоим бойфрендом не все в порядке. Смотрю на нее в изумлении, но она уже убегает вниз по лестнице. Что еще за бойфренд? Я больше года ни с кем не встречаюсь. А потом что-то в голове у меня щелкает, и я бегу вверх по ступенькам. На полу у дверей лофта кто-то сидит, привалившись к стене и прижимая к лицу окровавленный платок. Брайан.