Карандашные наброски

– Значит, мне называть тебя отец Киллиан? – говорит она, не поднимая головы. – Привет, отец Киллиан. Не слушать. Не слушать. Не слушать. – Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, именем и добродетелью... – Да ну хватит. Давай поговорим о тебе, отец Киллиан. Или... или о твоем брате? Лиам... ты не помог ему. Он погиб из-за тебя. Как там у вас говорят? Священник должен отличаться благоразумием, праведностью, бла-бла-бла? Неважно. Ничего этого у тебя нет. Горящие глаза на искаженном лице. Не смотреть. – Повелевает тебе Бог всевышний, коему доныне уравняться желаешь в великой своей гордыне; который всех людей хочет спасти и привести к познанию истины. Повелевает тебе Бог Отец... – Да, об отце. Он бросил вас, не так ли? И ты проклинал его. Какой ты к чертям слуга неба, а? – Повелевает тебе высокая Богородица Дева Мария, Которая надменнейшую главу твою с первого мига непорочного Своего зачатия в смирении Своем поразила... – О, да, забыла. Как там твоя Мила? О, прости, что напомнила. Ведь она умерла, не успев снова увидеть сына. Это же ты унизил и довел до безумия ее мужа? Он убил ее. А виноват в этом ты. Кайся, не кайся, все одно. Искривленный в жуткой гримасе рот, потрескавшиеся, кровоточащие губы. – ...да благоволишь освободить нас властию Своею от всяческого обладания духов адских, от козней их, от обманов и нечестия и сохранить нас целыми и невредимыми... – Киллиан, Киллиан, это же я, Эмма! Мне больно, у меня горят кости от этой воды, перестань, пожалуйста, перестань!! Жалобная гримаса, несчастный взгляд, судорожно дергающиеся руки и ноги. Это обман. Еще чуть-чуть. Не останавливаться. – Через Христа, Господа нашего. Аминь. Злобный налет стекает с ее лица; звериный оскал, поселившийся на губах, исчезает, будто бы его и не было. Она широко раскрывает глаза, и в них отражается свет восходящего солнца. – Свон?.. – Да?.. – Просыпайся. Ты слишком долго спала.