Карандашные наброски

Яблочный пирог выглядел восхитительно. Пышный, идеально круглый, с изящной плетенкой поверху, он был покрыт нежно-золотистой блестящей корочкой (Эмма угрохала на эту корочку не менее трех желтков). А запах, какой же магический запах источал этот пирог – вероятно, такой аромат соблазнил бы на строгое грехопадение не только суровую монахиню в пост, но даже и готовящуюся к показу всемирно известную топ-модель. Эмма потратила на изготовление этого чуда почти полдня, припахав к действу практически всю родню от Снежки до Генри. Кухня походила на поле боя. Эмма замешивала тесто с таким суровым и решительным лицом, что не вовремя зашедший Крюк попятился – впрочем, его тут же поставили за чистку яблок. Резала фрукты Спасительница сама, и в эти минуты даже Снежка предпочла покинуть кухню. Ее дочь напоминала в этот момент готовящегося к десанту воина. Вражеская крепость на Миффлин-стрит не обещала стать легкой добычей. Свон распрямила плечи, покрепче подхватила пирог и повторила про себя сочиненную накануне вечером короткую прочувствованную речь, которая непременно заставила бы мэра города, Злого Короля и просто самого невыносимого мужчину на свете Реджинальда Миллза мгновенно простить ее. Ну или хотя бы замедлила бы скорость брошенного им в нее огненного шара. Эмма никогда не была оптимисткой. То, что она натворила, Миллз не простит ей никогда. ...Честно говоря, эта Роберта Локсли бесила ее. Это было странно – Эмма и Роберта во многом походили друг на друга, начиная с внешности (обе высокие и светловолосые, как валькирии), заканчивая судьбой и характером (воровское прошлое, высокие принципы и комплекс героини). Они вполне могли бы стать лучшими подругами, однако же не стали. И в глубине души Эмма понимала причину. Этой чертовой девушке-с-татуировкой-льва досталось все внимание Реджинальда, ранее безраздельно принадлежавшее ей, Эмме. Что бы она ни делала – спиливала его любимые яблони, вызывала с ним лунное затмение в Неверлэнде или бесконечно спорила, с кем Генри проведет вечер пятницы – все это пробуждало в нем эмоции и заставляло думать о ней. Правда, в основном его мысли крутились вокруг предмета, которым можно было бы как можно дольше и болезненнее убивать Эмму, но это неважно. В конце концов, у них есть общий сын! А что теперь? Теперь он носится с этой девчонкой, как с писаной торбой, только потому, что крылатая зазноба Джонса ему ее когда-то предсказала. Умного и рационального Миллза как подменили. Его теперь, кажется, вообще ничего не интересовало, кроме Роберты. Эмма бы даже под страхом смерти не призналась бы, что попросту ревнует. И когда лихая шервудская атаманша без раздумий уехала в Нью-Йорк со своим новопришедшим из прошлого муженьком, Свон еле удержалась от того, чтобы не сплясать самбу прямо на стойке кафе «У Бабушки». Ее теория о том, что предсказанная эльфийской пыльцой истинная любовь есть полная ересь, в очередной раз нашла полное подтверждение. Правда, появившийся на пороге Реджинальд явно не разделял ее радости. Выглядел он неважно: образ светского денди, старательно поддерживаемый королем даже в Неверлэнде, стремительно отступал под натиском трехдневной черной щетины, грозящей скоро превратиться в окладистую бороду, взлохмаченных волос и мятой рубашки. – Эмма, – мрачно протянул он в ответ на ее широченную, как у укротительницы тигров, улыбку, – что, пришла еще как-нибудь испортить мне жизнь? Я не думаю, что это возможно, но ты вполне можешь меня удивить. Уйди. Он явно собрался захлопнуть дверь перед ее носом, но Эмма была начеку. Она ловко просунула ногу в дверной проем и выставила пирог вперед, как белый флаг. – Я хочу, чтобы ты меня простил, – протараторила она и тоскливо поняла, что вся заготовленная речь идет к черту. Как, вероятно, и она сама через тридцать секунд. – Реджинальд, я не хотела. Это случайно вышло! Выходи. Нам без тебя никак. Снежка не справляется, ее вчера Лерой чуть до истерики не довел, когда в городе свет отключили... – Я же узурпатор, – издевательски сообщил он из глубины коридора, – обманом завоевал трон, устелил дорогу к нему трупами... Деревни жег, между прочим. Вообще скотина та еще. Ну что же, трон ее, город тоже. Правьте, друзья мои. Кстати говоря, кто дал тебе право освобождать МОИХ пленников? Эмма, если я заточил кого-то в подземелье, уж наверно, этот кто-то был заключен за дело. - Скажи это своему угнетенному народу, - буркнула Свон. Реджинальд выразительно указал длинным тонким пальцем на толпу ликующих и фестивалящих гномов во главе с полупьяным Лероем, как раз проходящих мимо, и предпринял вторичную попытку закрыть дверь. Судьба Эмминой ноги, все еще торчащей в проеме, явно мало его волновала. – Ну хоть пирог возьми! – в отчаянии выкрикнула Эмма, понимая, что явка окончательно и бесповоротно провалена. – Я же целый день на него угробила... Кажется, впервые за все время их разговора он обратил внимание на предмет, красовавшийся в руках Эммы. Реджинальд подошел ближе и принюхался; в его темных глазах отразилась странная смесь досады, злости и тщательно скрываемого наслаждения. Он сжал рот, и шрам на верхней губе проступил четче. – Ты посыпала его мышьяком вместо сахарной пудры? – Нет! – Пропитала цианистым калием вместо миндального бренди? – Да нет же! – Странно, – подозрительно сказал Миллз. – Может, нарезала в начинку гнилых яблок? Эмма закатила глаза. – Свежайшие, – заверила она его. – Только с ветки. С десяток секунд Реджинальд думал, скрестив на груди руки. В нем явно боролись беззаветная любовь к яблокам и вполне обоснованное недоверие к Эмме, и битва эта была весьма мучительна. – Неси его в гостиную, – наконец нашел он компромисс. Он нахмурился и отбросил со лба падающие на глаза вьющиеся черные пряди. – А потом выметайся. Эмма аккуратно перешагнула порог и оказалась в мрачных чертогах Злого Короля. Чертоги были изрядно прокурены, наполнены немытой посудой и кое-где сверкали горелыми пятнами на стенах. Реджинальд явно не утруждал себя уборкой. Даже если уборка заключалась в щелканье друг о друга большого и указательного пальцев, сопровождаемого короткой фразой на арамейском. Под тяжелым взглядом Миллза Эмма выгрузила поднос с пирогом на стол из черного дерева, подбоченилась и огляделась. Со всех сторон на нее осуждающе смотрели кони – кто с развешенных по стенам картин, кто с пола, а серебряная морда самого строгого из них пялилась с распахнутого ворота рубашки Реджинальда. Эмма подавила желание дотронуться до цепочки, на которой он висел. А то велик риск перестать быть хозяйкой собственным рукам и начать исследовать сначала смуглую сильную шею, затем потянуться ниже... а дальше Эмму уже вряд ли смогло бы что-нибудь остановить. Да что с ней такое?! Она не могла ни игриво флиртовать с ним, как с Крюком, ни соперничать, как с Грэмом, ни тепло вспоминать прошлое, как с Нилом. Точнее, соперничать-то как раз могла – да только вот победителем всегда и повсеместно выходил он, мистер Реджинальд Миллз. Будь она хоть сто раз Спасительницей, а он Злым Королем, и пусть она еще десяток раз разрушит проклятье – выражение легкого раздражения в его глазах никогда не изменится на... что-то иное. В особенности – теперь. – Ты никогда меня не простишь? – тихо спросила Эмма, пытаясь сделать так, чтобы сердце не трепыхалось, как подстреленный лебедь, а магия внутри нее смирилась, не прорываясь наружу еле видными искрами. Он исподлобья посмотрел на нее, оперевшись обеими руками о стол. – Вся ваша семья, Эмма, – произнес Реджинальд, – вся ваша семья, начиная с твоей бабушки, планомерно рушит мою жизнь. Эмма почувствовала возмущение. – Наша семья?! Это твоя мать желала, чтобы ты правил Лесом. Это она погубила твою возлюбленную, разве нет? И это ты... – С подачи твоей матери, – перебил он, – или она не успела рассказать тебе о том, как выдала нас Коре? Или о том, как меня шантажом заставили жениться на королеве Леоне, пообещав безопасность Даниэлле? Думаю, нет. Вы герои, я злодей. В дебри лезть необязательно. Вы – и я. Они и он. Всегда между ними будет стоять эта чертова баррикада высотой до небес, и ничто никогда ее не разобьет. Сколько можно стучаться в закрытую дверь? Чтобы подобрать ключ к сердцу Миллза, нужно быть опытной взломщицей с огромным арсеналом отмычек и недюжинным упорством. Внутри Эммы начал разрастаться маленький вулкан. – Никто не виноват, – прошипела она, – что твоя Роберта сбежала от тебя при первой же подвернувшейся возможности. Если бы любила – на все бы наплевала, на честь, на жизнь, на душу. Но наплевала она только на тебя. Знаешь, в чем твоя беда, Реджинальд Миллз? Всю свою жизнь ты гонишься за луной, но не замечаешь того, что всегда рядом с тобой! Глаза Реджинальда сузились. Позади него, как при начале сильного землетрясения, завибрировали стены. – Продолжай, – велел он негромко. Вулкан набирал силу. – Думаешь, злая судьба снова отняла у тебя любовь? – осведомилась Эмма. – Жалеешь себя, бесишься, строишь планы страшного нового проклятия? Да ты жалок, Ваше Величество Реджинальд Первый. – Так, – медленно кивнул он, и со стола поднялись, кружась, серебряные вилки и ножи. Вслед за стенами затрясся, словно в шторме, пол. Эмма ухватилась за косяк, чувствуя, как внутри нее вот-вот извергнется обжигающая лава. – Она просто-напросто дура! Как, как, как ты этого не понимаешь?! Дура с принципами! Ну и пусть катится в свой Нью-Йорк, скатертью дорожка! Один из ножей вонзился в стену рядом с мистером мэром, два других оказались над его головой; воздух вокруг них потрескивал от магии. Словно от сильного сквозняка с грохотом распахнулось окно, впустив в полутемную гостиную целый поток солнечного света. Реджинальд вскинул руки и без особого труда выдернул из стены два тяжелых ножа, воткнувшихся туда почти по рукояти. – Все сказала? – поинтересовался он – Почти. Я забыла сказать, что ты идиот. – Прекрасно. А теперь отдохни. Эмма почувствовала, как ее запястья обвивают невидимые холодные и эластичные ленты. Потрескивание тут же утихло, и пол перестал трястись. – Тебе нужно научиться управлять своим даром, – будничным тоном сказал король. – Ревность – чувство разрушительное, хоть далеко и не такое темное, как желание мстить. Но я готов тебе помочь. Он сунул указательный палец в начинку пирога и с блаженным видом облизал его. Зрелище было воистину завораживающим – хоть Эмме и захотелось надавать ему по рукам за такое святотатство. – Пересладила, – заключил он наконец. – Но в целом ничего. Жду тебя завтра в восемь вечера. – Зачем? – осторожно спросила Эмма, аккуратно пятясь к двери. От этого мужчины можно было ожидать всего, что угодно. – Затем, что это мой город, и я не хочу, чтобы ты в порыве чувств его однажды спалила, принцесса. Будешь учиться концентрации. Он провел сверху вниз ладонью перед собственным лицом и в ту же секунду преобразился. Растрепанный и помятый вид его сменился прежним – перед Эммой стоял все тот же внушительный и властный мистер Миллз. – А теперь в мэрию. Наверняка там скопилось много работы.