Карандашные наброски

Белое платье, висевшее на вешалке, было невероятно, сказочно красиво. Волны шелка и кружев, широкая юбка и узкий, расшитый серебром лиф – Реджина даже прищурилась, чтобы из-за отражавшегося на блестящих нитях света не заболели глаза. – Красиво, да? – обернулась она к Зелине, и сестра пораженно ахнула. – Да... – женщина встала и, придерживая одной рукой живот, подошла к платью. Зачарованно провела пальцами по гладкой ткани юбки. И улыбнулась – как-то горько и безрадостно. – Он соорудил, да? Реджина равнодушно пожала плечами, отворачиваясь от великолепного каскада шелка и серебра, и опустилась на бежевый кожаный диван, изящно скрестив ноги. – Да, – коротко ответила она, – новая коллекция. «Королева Реджина». В честь меня, представляешь? Зелина дернула уголком рта – этот мимический жест при очень большом желании можно было назвать улыбкой – и грузно села рядом. Беременность протекала сложно: у нее постоянно отекали ноги, было трудно ходить и постоянно хотелось клубники, которую Зелина ненавидела. И еще было очень трудно жить. Какое-то время обе женщины молчали – только и было слышно, что тиканье настенных часов в виде вставшего на дыбы коня. Зелина вертела в руках взятый с полки томик стихов Кристины Россетти; когда-то поэма про Лиз, которая спасала свою сестру Лору от гоблинов, была любимейшей у обеих женщин. Когда-то – до того, как кто-то рассказал Зелине, что она неродная дочь. – Редж, – наконец заговорила Зелина, кусая губы и комкая в руках подол платья, – ты прислала нам приглашения на свадьбу. Нам с... Робином, да, и... – она судорожно вздохнула, – он не придет. Не потому, что ему все равно. Не потому, что нет времени. И не потому даже, что он, простой полицейский, будет выглядеть неуклюжим и нелепым среди богатых, знаменитых и невыносимо пафосных гостей на свадьбе года. Это событие надолго заняло первые колонки светских новостей Америки – дочь миллиардерши Коры Миллз, блистательная Реджина, и один из ведущих модельеров Европы, Джефферсон Хэттер, объявили о помолвке! Красивая пара, говорят газетчики, фотографируя с их разных ракурсов – прелестно улыбающуюся черноволосую женщину и броского, уверенного в себе привлекательного мужчину. Счастливая пара, шепчутся друзья, видя, с каким восхищением Джефферсон смотрит на Реджину, украшающую собой благотворительный вечер в честь какой-то африканской страны. Идиоты, думает Зелина. Они ведь не знают, что Джефферсон после потери жены и дочери сидит на антидепрессантах и психотропных препаратах – зависит от них, как от наркотиков. И от Реджины тоже зависит – маниакально и безвыходно. Она – его билет из страны одиночества. Они ведь не догадываются, что Реджина застукала бывшего жениха и свою сестру в собственной спальне – после чего попала в больницу с нервным срывом. Джефферсон – ее брат по несчастью. Он – ее личный робинозаменитель, бледное подобие настоящей любви. – Почему же не придет? – лениво протянула Реджина и взяла из хрустальной вазочки клубнику. – Он не уважает сестру своей жены? – Он все еще тебя любит, – голос Зелины, казалось, звенел где-то над ней. Рука сестры дернулась, и алая ягода покатилась по светлой столешнице. – Да? – дрогнувшим голосом сказала она и вдруг, запрокинув голову, расхохоталась. – Любовь... как мило! Смотри-ка, он и тебя любит, и ко мне плакаться приходил, и фото Мэрион хранит – и ее, значит, любит. Большое сердце у Робина Локсли, на всех хватит! Оборвав смех, она серьезно, почти зло посмотрела на Зелину, и та опустила глаза. Не как тогда – тогда она рассмеялась сестре в лицо. – Ты всегда мне завидовала, да? – прошептала Реджина, и в карих глазах ее заблестели алмазы. – Портила мои платья в детстве, порезала мне губу в юности, отобрала у меня Робина сейчас. За что? За то, что я дочь Генри Миллза, а ты – какого-то урода, который обманул и бросил нашу мать? Но ведь папа любил нас одинаково! А, сестричка Зел? – Тебе грех жаловаться! – Зелина вскочила и тут же со вскриком села – ребенок толкнулся. – В честь тебя коллекции называют, твои фото на всех разворотах, тебя на руках носят!.. – Да? – ухмыльнулась Реджина, и ее сестра осеклась. Ей, к несчастью, было известно многое. – Ну конечно... Зелина скользнула взглядом по платью, и вдруг почему-то ощутила, как наплывшая было злость куда-то исчезла. Белое платье сияло, переливалось, словно ангельское одеяние, и женщина неожиданно для самой себя погладила сестру по руке. – Реджина... – тихо сказала она и мечтательно, вспоминающе улыбнулась. – Помнишь, как в детстве мы с тобой боялись, что нас украдет злой гоблин и сделает из нас ведьм-прислужниц? Помнишь, как ты закрывала окна, а я говорила тебе... – Закрой руками уши, – нараспев проговорила Реджина, и по лицу ее будто бы скользнул солнечный луч, – и гоблинов не слушай, они приносят горе... И если бы со мной что-нибудь случилось, то... Зелина склонила голову набок. – Целуй, прижмись, прими мой дар, – шепнула она, – то фруктов гоблинских нектар. И впервые за вечер обе сестры рассмеялись – по-настоящему.