Нелюбимый

Марат пропустил руку под Даниной спиной и сжал шею, как бы фиксируя под собой парня. Другая рука заскользила под одеждой, прожигая тонкую кожу на животе. У Дани стоял, Марат удовлетворенно сжал член, лаская пальцем вершину головки. Даня задохнулся, толкаясь в его руку. Марат целовал жадно и больно раскрытые губы. Приподнялся, стянул с Дани джинсы, оставив его лишь в расстегнутой рубашке, заняться которой просто не хватало терпения. Разделся сам и, раздвинув длинные, стройные ноги, лег сверху. Даня сгорал изнутри, как обычно, от стыда и похоти. Пальцы Марата почему-то оказались слишком влажными. Он провел рукой между его ног, лаская член, потом медленно, но уверенно рука заскользила ниже. Даню подбросило вверх — Нику он не позволил тогда этого, хотя любил, почему же сейчас позволяет? Марат скользнул пальцем по сжатому отверстию, надавливая на него. Даня попытался сдвинуть ноги. — Тише, тише. Мы не будем торопиться, все будет, как ты хочешь, — хриплый низкий голос у самого уха, горячее дыхание обжигает кожу, от его запаха и тяжелого парфюма кружится голова. Марат взял его руку и, проведя по своему телу, положил на член, сжимая вокруг него нерешительные Данины пальцы. Даня осмелел, погладил, привыкая к контурам нового тела. Чувство неизбежности поглотило, раздавливая изнутри душу: — Просто трахни меня. Жестко, без прелюдий. Марат удовлетворенно погладил стройное бедро, закидывая на себя и без того достаточно раздвинутые ноги парня. — Хочу тебя, — член коснулся Даню там. Марат почему-то медлил с проникновением. Даня заметался, окончательно уяснив, что деваться некуда, он взглянул в лицо неизбежному. — Давай … Я больше не могу. Марат осторожно поцеловал его в плечо, успокаивающе поглаживая. — Не нервничай так. Все хорошо. Нам некуда спешить. Но Даня будто не слышал, лишь настойчивее произнес: — Просто отомсти ему. Марата будто оглушило. Он приподнялся и посмотрел в лицо парня, пытаясь убедиться, не ослышался ли он, потому что ему очень хотелось ослышаться. — Что ты сказал? — Отомсти ему. Я же для этого здесь? — в темно-синих глазах застыли слезы. На мгновение Марату показалась, что комната вокруг поплыла. Он снова посмотрел на Даню. Тот больше не сдерживался, слезы уже переполняли глаза. Он вытер пролившуюся каплю с ресниц, посмотрел внимательно еще раз в его лицо и не в силах продолжать сел рядом. — За кого ты меня принимаешь? Даня не ответил, он просто лежал и смотрел в потолок. Эрекции больше не было у обоих, зато Никита торжествовал в голове у каждого. Марат прикрыл Даню пледом. — Ты неправильно всё понял, он тут ни при чем, ты понравился мне сразу. — А потом понравился еще больше, когда ты понял, что у меня с ним что-то есть? — Я не буду врать, это заводило, но только в самом начале. После той нашей встречи Никита стал неважен. — Тогда зачем привел меня туда сегодня? — Не знаю… — Ты не должен ничего объяснять. Я сам виноват. — Тогда скажи, зачем тебе все это нужно, ведь дело далеко не во мне, я прав? — Хотел доказать, что освободился от него. — Доказал? — Нет. Прости. — Тебе вызвать такси? — Не надо, я хочу пройтись. Даня встал, оделся, стараясь больше не пересекаться взглядом с Маратом. Он чувствовал себя ужасно, стало только хуже, таблетка «анти-Никита» не подействовала. Он не хотел никуда уходить, и оставаться тоже не хотелось. Он мечтал сесть в первый попавшийся угол и медленно сдохнуть. — Ты можешь остаться. Я не хочу отпускать тебя одного ночью. — Со мной все будет в порядке. Я не могу остаться, это слишком, сам ведь понимаешь… — Понимаю. Даня ушел. *** — Ничего не было. Чашка недопитого кофе едва не выскользнула из рук Ника. — То есть как? — Он не смог. — Я не верю. Даня усмехнулся: — Я разревелся, и он не смог. — Но почему? — Потому что он — не ты. Никита обошел стол и сел на пол перед Даней, по-детски положив голову ему на колени. Даня не решался его коснуться, просто смотрел, как светлые волосы рассыпаются по его черным джинсам. — Почему ты сразу не сказал? — Что я должен был сказать? Я увидел тебя и забыл даже, как дышать… — Как же ты мог? Я чуть не умер там, когда увидел твоё лицо… а потом эти слезы — я понял, что ты все-таки сделал это, и теперь нам обоим так жить. Я ведь до последнего не верил, я с самого начала знал, что ты этого не хочешь… — Я хотел, чтобы тебе было больно, я даже в двенадцать это загадал, только тебе из-за меня никогда не бывает плохо. Я горю за нас обоих. — Ты дурак… мой любимый дурак, — Никита обхватил руками его ноги и прижался еще сильнее. Только теперь Даня начал осознавать, что же наконец происходит, только сейчас почувствовав себя по-настоящему в этой реальности, он коснулся его волос — светлых, мягких, самых красивых — запустил в них пальцы, завороженно перебирая пряди. Он бы мог сидеть так вечно, и ничего больше не надо: пусть будет вот так — просто рядом, просто рядом всегда. — Любимый? — Да, я люблю тебя, — Никита прижался губами к его коленке. — Давно чувствую это, а ты бегал от меня, не давая понять всё до конца. — Пальцы коснулись вспыхнувшей щеки. — Столько ошибок, Дань, столько тупых заблуждений. Я так виноват, блин… Я даже не понимаю… все ведь так очевидно было — с первого нашего раза, с первого поцелуя, всегда так к тебе стремился, ждал наших встреч… Я даже воду себе такую же купил, чтобы тобой пахнуть. Я дебил, наверное? Дебила сложно любить, да? — Сложно, но… я привык уже. — Как всегда честно, — Ник устало усмехнулся. — Прости, я не это имел в виду… точнее… Ты понял, короче. — Все еще меня любишь? — Ник встал на колени, взгляды сравнялись. Даня провел обратной стороной ладони по его щеке: — Даже не представляешь какой ты красивый… — Скажи, ты все еще любишь? — Сомневаешься? — Даня усмехнулся. — Просто ответь. — Всегда буду. Никита взял в ладони его лицо и поцеловал раскрывающиеся навстречу губы. Он не мог поверить, что у Марата так ничего и не получилось. В своей голове Ник жил поломанной жизнью уже много часов, только вот не мог принять тот факт, что заставил Даню попытаться выкорчевать эту любовь из себя таким извращенным способом. Сколько же боли она ему причиняла, раз он пошел на это? — Что ты добавил в кофе? Меня выключает, — шепнул Даня, когда снова смог говорить после долгого поцелуя. — Это мышьяк, — Никита равнодушно пожал плечами, — прости, нужно было раньше сказать, что ты не спал с Маратом. Но что сделано, то сделано. Ты только мой, Дань, и умрём мы тоже вместе. — Ты? — Даня отставил чашку, раскрытую ладонь опустил на грудь, будто проверяя может ли он всё ещё дышать. А потом понимание озарило его взгляд. — Мышьяк так не действует, от него наступает почти мгновенная мучительная смерть. Я бы уже… Если бы ты… — Ты реально поверил… это пиздец, я видел страх в твоих глазах… Полный пиздец… Ты реально подумал, что я вот так могу оформить права на тебя? Даня, прости меня за всё… Я ужасный… Просто отвратительный эгоист. Это даже не снотворное, обычный пустырник, — он обхватил его колени снова. — Ты прикурить не мог, руки дрожали, я добавил несколько капель в кофе. Я ужасный, ужасный… Мне так стыдно… Снова тонкие пальцы утонули в почти белых волосах. Даня молчал, прикрыв глаза, на смех и слова не осталось сил, он просто чувствовал, как любит его, как тело растворяется в этой глубокой и тёмной любви, он за всё его прощает, она его прощает, их обоих. — У меня стресс, про тебя вообще молчу, — Ник смотрел, как Даня трет глаза. — Всё, пошли спать. — Он взял его за руку и поцеловав раскрытую ладонь, потянул за собой в спальню. Они спали вместе, как и раньше, только это был просто сон, без взаимных ласк и провокаций, ну если не считать сцепленные пальцы сексуальной провокацией. Они просто спали. Никита обнимал сзади измученного Даню и понимал, что просто чувствовать его так близко было даже приятнее, чем их волшебный недосекс. Это была самая ужасная новогодняя ночь в их жизни, но это не мешало ей быть волшебной, потому что она исполняла желания.