Polifonia

      «Уничтожить корпорации, уничтожить сети, в которых люди застряли на года, уничтожить зависимость и ложные ценности» — звучат его собственные слова с экрана телевизора, отбиваясь в сердце, а он мучается от ломки второй день подряд. — «Хватит быть рабами социума, нахер власть денег и кредитных компаний. Выходите на улицы, вы — свободны!»       Тело все трещит от нехватки морфия, и рядом только тот, кто не бросит никогда — Мистер Робот, его зовут именно так, и Эллиоту уже невыносима его компания. Впервые в жизни, раскусывая людей, как орешки, он наткнулся на того, кого невозможно раскрыть. Он не знает, почему этот мужчина рядом, и хочется раскрошить ему череп, лишь бы он наконец исчез. А в мечтах лишь одно — увидеть у кровати совершенно иного человека, самого нужного в этот тяжелый час. Но, к сожалению, он не придет, никогда не придет, к такому, как Алдерсон. Тьма снова поглощает сознание, и он кричит, но боги не слышат. Они слишком далеко…        Когда перед глазами все плывет, когда становится настолько плохо, что хочется умолять о смерти, а все тело выкручивает в судорогах, и он лишь беспомощно стонет, рядом чувствуется присутствие еще кого-то. И это больше не безумные фантазии, на примере погибшего отца, а самый настоящий человек. Эллиот едва открывает глаза, пораженно заметив рядом с кроватью Тайрелла. Что он здесь делает? Зачем смотрит так пристально, зачем проводит влажным полотенцем по лбу и щеке? Все внутри переполняется непониманием, и с сухих, покусанных от боли губ уже почти готов сорваться вопрос, но его вовремя прерывает поцелуй. Эллиот широко раскрывает глаза, замечая, как уверенно и спокойно мужчина возвышается над ним, с искренним наслаждением терзая его губы, проникая языком в рот. Так его не целовал никто - столь властно и нежно, убаюкивая невыносимую боль. И компьютерный гений замирает, будто ему вкололи хорошую дозу морфия, успокаивается, ощущая, как поцелуй переходит на шею, а руки стягивают покрывало, пройдясь по горячему торсу. Боль снова напоминает о себе, и его колотит в резком припадке от жуткой ломки, но Тайрелл ложится сверху и прижимает его к кровати, поглаживая и успокаивая. Холодные губы касаются лба, от него пахнет свежестью и приятным одеколоном. Становится так спокойно. — Тихо, мой сладкий, тихо… Скоро все пройдет, — обещает он, но жар не проходит, и парень снова стонет, чувствуя, как мужчина устраивается между его ног. — Нет… — с последних сил всхлипывает, но его рот затыкают двумя пальцами, которые Уэллик смачивает его слюной. Сквозь туман, где-то далеко слышится его голос. — Хороший мальчик… И Эллиот посасывает аккуратные пальцы мужчины, покорно, не совсем понимая зачем, но подобное одобрение дарит ощущение невероятной правильности происходящего. Поднятые и широко расставленные ноги заставляют забыть о комфорте, но юноша не в силах их соединить. Он лишь обреченно всхлипывает и вздрагивает, пока Тайрелл с каким-то извращенным удовольствием слишком долго растягивает его, помогая себе языком.       В один миг, боль смешивается в одно целое, в одну огромную волну, и с губ срывается крик, громкий и бессвязный, умоляющий о помощи, и почти сразу рот закрывает крепкая рука. Парень дергается, однако, размеренные, резкие рывки в его тело продолжаются снова и снова, уверенно и безжалостно. Тайрелл насилует его, полностью наслаждаясь процессом. У него стоит колом, он чертовски возбужден, и лишь сильнее вколачивает Эллиота в кровать, насаживая полностью, пока тот не начинает поддаваться с тихими стонами. Боль смешивается с удовольствием, создавая невыносимый круговорот, в котором можно просто сойти с ума от несоединимости и двойственности ощущений. Боже, как же хорошо… — Да! Вот так… — стонет Алдерсон, он весь выгибается под своим насильником, который размашистыми движениями продолжает иметь его, как никого еще прежде. Пару резких толчков, слишком жаркий и откровенный поцелуй, и сдержаться невозможно — они кончают почти одновременно, замерев в этом сумасшедшем экстазе.       Эллиот жадно втягивает воздух в легкие, как тут же ощущает крепкую руку любовника на шее. — Только я… — низкий, хриплый голос с нотками угрозы, — только я буду твоей зависимостью… — тихо заявляет он и отпускает шею несчастного, позволив вдохнуть, чуть ли не потеряв сознание, и безвольно замереть, не в силе ни возразить, ни согласиться. Впрочем, что он может сказать, выпотрошенный болью, измученный удовольствием, присвоенный жестоким человеком? Глаза горят, неотрывно наблюдая за лицом Уэллика. — Ты мой, — выговаривает четко Тайрелл, его голос не громкий, но уверенный, он все еще лежит сверху, будто в силах защитить Эллиота от целого мира, подобно огромному панцирю, лучшему щиту на поле боя. Его пристальный, внимательный взгляд — последнее, что видит Алдерсон, прежде чем уснуть, а его тихий, успокаивающий голос звенит обещанием — «всегда буду рядом…» И этого достаточно, чтобы на потресканных и покрасневших губах Эллиота возникла слабая, болезненная, но безмерно счастливая улыбка.