Polifonia

      «И когда только в лабораторию влетела эта гребанная муха?» — недовольно раздумывает Джесси. «Это загрязнение», как назвал ее Уолтер, тормозит сейчас им весь процесс. Парень с тревогой смотрит на своего сонного коллегу, который оборачивается вокруг оси с самодельной мухобойкой, пытаясь найти взглядом летучую дрянь. — Мистер Уайт, а ты уверен, что не брался пробовать нашего мета, когда я уходил? — на лице появляется усмешка и Пинкман подозрительно осматривает мужчину. — Она сверху, — кивает в сторону широких труб химик, пропуская вопрос мимо ушей, опустив мухобойку, и взяв в руки кофе, принесенный ассистентом, — Там сохраняется тепло. Вряд ли у нее будет желание спуститься, — в один момент они молча застывают, уставившись на трубы. — Знаешь, я долго раздумывал… — начинает Уолтер, когда Пинкман садится на стол и обхватывает удобно ладонями свою кружку, — был ли у меня в жизни такой момент, когда было бы идеально уйти? — он смолкает, а парень поднимает удивленный, слегка рассеянный взгляд. Такие откровения у великого Хайзенберга случались редко и Джесси слишком ценил их, чтобы сейчас перебивать даже лишним вздохом. — Это надо было сделать прежде, чем Скай узнала правду, но обязательно, когда уже родилась моя малышка. Я должен был ее увидеть, — рука мужчины касается плеча коллеги. — Я так долго думал… Когда же был этот правильный момент? — он кусает губы, уставившись в одну точку, а Джесси замирает, не в силах отвести взгляд; насколько же невыносима жизнь этого человека, насколько мучительна. Еще недавно он думал, что умирает от рака, но у него была семья, у него была цель и, несмотря на понимание скорой смерти, он двигался вперед. Сейчас же они трудятся над заказом в полтора миллиона каждому. У них есть все, чего только можно пожелать, но ничего не спасает их от полного одиночества и ненужности близким.       «Боже, Уолтер, знал бы ты, насколько же я сильно тебя понимаю!» — проносится мысль у парня в голове. Он остался в таком же мраке и абсолютной пустоте. - Ты знаешь, кажется, я нашел этот момент, — через некоторое время почти шепотом выдыхает Уайт. — Это был тот день, когда умерла Джейн. Все началось с восхитительного мгновения: я сидел и слушал, как моя жена поет дочери колыбельную и смотрел передачу про слонов… — он будто переносится в тот миг, а Джесси отставляет чашку в сторону, не представляя, что бы с ним было, если бы в эту ночь он потерял еще и его. Как сейчас помнятся полная паника и истерия, когда увидел, что Джейн мертва, и без Уолтера ни за что бы не справился. Это правда, он бы сошел с ума в тюремной камере. — Потом Скай сказала мне сходить за памперсами, и я отправился в бар. Кто бы мог только подумать… — его голос дрожит, почти что ломается, он неспешно переводит взгляд на друга, — что в этот вечер я буду пить за одним столом с ее отцом… с отцом Джейн? Как так случается в жизни? Мы говорили с ним о семье, а через несколько часов я увидел, как его дочь захлебывается в собственной рвоте.       Джесси закрывает глаза, вспоминая, как проснулся с мертвой девушкой в одной постели. В мгновение он вздрагивает, не в силах больше терпеть бездействия и столь трудных разговоров, отходит от стола, приносит два стула, а вслед за ними и лестницу. — Что ты делаешь? — хрипло спрашивает Хайзенберг. — Ну надо же ее поймать, — кивает в сторону мухи парень и быстро поднимается по ступенькам, внезапно почувствовав на щиколотке слабую ладонь. — Слезай, ты упадешь! — Да что за глупости? Я так сто раз делал… — Джесси… — Уолтер поднимает серьезный взгляд, молчит несколько секунд и сквозь силу проговаривает. — Прости меня… Прости меня за нее.       Пинкман замирает и смотрит в эти полные боли глаза, а потом неспешно слезает с лестницы и приобнимает его, уткнувшись в плечо. — В этом нет твоей вины, мистер Уайт… — шепчет в ответ, а Уолтер прижимает его к себе все крепче и крепче, боясь отпустить последнее, что держит его в этом мире.       И пусть все катится к чертям, их жизни давно разрушены, но пока они есть друг у друга, одиночество всегда делится на два. В один момент, Уолтер подается вперед, смяв губы Пинкмана в неловком, но совершенно трогательном, трепетном поцелуе-признании, которого им так долго не хватало. Они застывают подобно восковым статуям, не в силах оторваться друг от друга, и руки Хайзенберга беспорядочно проходятся по телу парня. Как же давно он мечтал о нем... Лишь несколько секунд на полное безумие, а потом волшебство исчезает. — Плевать на муху, — отстраняется Уайт, тепло осматривая напарника. — Нам пора браться за дело.       Он отступает, но тут же слабое тело подводит, требуя свое законное время для сна, и Джесси едва успевает подхватить его — ну это надо же так себя довести! Он тащит его в подсобку, устраивает на кровати и окидывает задумчивым, тревожным взглядом. — Я позабочусь о тебе, мистер Уайт, — обещает тихо, осторожно накрыв его пледом, нежно целует в висок, а потом, будто оправдываясь, добавляет еле слышно:  — В конце концов, в одиночку метамфетамин сварить не выйдет…