Звёзды знают всё

«Все мы дети в глазах Господа».

Сегодня Ника стала старше на один год. Но её дом погрузился в тишину. Теперь Анника казалась ей не столь уж чудесным местом для взросления. «Дней Рождения» в её жизни было пока не так уж много, но этот был особенно скучным, потому что ей пришлось сидеть с бабушкой до семи вечера. Разумеется, настроение у Ники было не самое праздничное. — Пойдём, выпьем пивка, — сказал Маркус в телефонную трубку. — Мне нельзя уходить, бабушка ещё не дождалась сиделку. И потом я не хочу оказаться в обезьяннике из-за пивка. — Хорошо, я позвоню позже. Пришла сиделка и принялась рассказывать про вчерашнюю службу, на которой Ника так и не побывала. Гретель стояла в прихожей, разматывая шерстяной шарф, и глядела на Нику через свои старческие очки. Ника начала издалека: — О чём рассказывал святой отец?.. — Рассказывал, как водится, о божественном младенце и обо всех детях. А под конец его речи херр Лукас… Сиделка замолчала, протирая очки салфеткой, щёки Гретель порозовели от волнения. Затем Гретель вполголоса сказала о том, что благочестивые прихожане были «ужасно напуганы», потому как «херр Лукас буянил, приставал к Тео». — То есть? Что он ему сделал?.. — удивилась Ника. — Поразительное безобразие! Он просто пришёл на службу пьяным. Велел Тео глядеть ему в глаза, спрашивал, не хочет ли тот ему чего-то сказать. И это вместо того чтобы сидеть тише воды, ниже травы. — И что же было потом? — Долго он там не пробыл, его вывели! Правда, возмутительно? Ника отвернулась к окну. Затем она направилась к вешалке с одеждой. — Куда ты идёшь, Ника? — проскрипела бабуля. — Зажги мне светильник! Не будь глупой. Я так и знала, что ты сегодня не будешь никого слушаться. — Ника, слушай бабушку, — строго сказала сиделка. — Сегодня мой день рождения, я и так пожертвовала многим, чтобы приглядывать за бабушкой. Мне не должно быть стыдно. — Гретель была в смятении. Она не нашлась с ответом. Тем временем раздражённая Ника продолжила: — И я никому не должна раскрывать всех своих планов и отчитываться, сегодня мне исполняется восемнадцать! Поэтому до свидания. Я вернусь к ночи. Или завтра утром. Гретель последовала за Никой, но Ника ушла, так ничего и не сказав на прощание. На улице её ожидал Маркус. — Куда пойдём? — спросила Ника, стараясь сделать свой голос как можно мягче. — Пошатаемся где-нибудь. Неважно где… Главное, чтобы тебе понравилось. — Что ж, давай живей, капитан, а не то я замёрзну. Я сегодня два часа читала бабушке книжку, пока не взбунтовалась. Иногда думаю: интересно, я до конца дней буду этим заниматься? — Вряд ли. Ведь она же не вечная, — усмехнулся Маркус. — И потом, всемогущий Господь создал тебя не для этого, верно? — С другой стороны, такие минуты дают мне понять всю ценность свободного времени. Маркус снова замолчал. — Так мы пропустим где-нибудь стаканчик, или нет?.. — Ну ладно, так и быть, пойдём к отцу… — К отцу?.. — Ну да. Я объясню ему, что ты… Ты… — Может быть, он меня не пустит? — Ну, это верно. Он стал нелюдимым. Иногда бывает невежливым, — горько улыбнулся Маркус. — А если он спит? — Да, иногда ему бывает трудно уснуть без виски. Бывает, я прихожу к нему, и мы говорим почти до рассвета. — Болтать ночью — это волшебно. В этом есть что-то успокаивающее… Даже обнадёживающее. — Да, но иногда мне кажется, что ему уже не удастся вернуться к прежней жизни. — Нет, Маркус. Губы Маркуса сжались. — Так что ты скажешь отцу обо мне?.. — Что-нибудь придумаю. Скажу, что ты моя подруга, и ты… мм… — Да ладно, не молчи, продолжай. Что у Ники нет друзей, кроме тебя, потому как другие её друзья остались у чёрта на куличиках, её мама и новый папа живут в столице, настоящий папа никогда ничем не помогает и колесит по всему миру, отовсюду присылая открытки: Ньюфаундленд, Ливерпуль, Южная Дакота… И так уж получилось, что бабушка умирает, а Ника каждое утро считает, с какой частотой бьётся бабушкино сердце. И Гретель, простая, точно бумага, делает всё по договорённости, но на самом деле — истинный шпион. Не без труда умолкнув, Ника ощутила в себе внезапную холодность. Но это было объяснимо: она больше не сердилась, просто нынешний день вызвал у неё скуку. — Ты не в духе? — Да нет, прости. Всё хорошо. — Ничего страшного… Знаешь, я не имею привычки болтать разную чушь, как некоторые. Поэтому не парься, пойдём к папе, выпьем чаю и уснёшь с чистой совестью. Ника была счастлива, но виду не показала. * * * Этим вечером его дом казался ей новым, совсем другим. Херр Лукас был одет очень просто, по-домашнему. — Папа, ты без очков? Лукас ничего не ответил, — он внимательно смотрел на Нику. — Это… моя подруга. — Да, я знаю. Мужчина закрыл двери и занялся кофе-машиной. — Не ожидал, что ты нагрянешь… Ника молчала и слушала. — И как ты провёл эту ночь? — Ничего, нормально. Маркус насупился. — Ну, конечно. Один, без твоих дурацких друзей, без праздничного ужина? И с таким настроением? — Ко мне приходил Тео. — И что?.. Лукас помолчал пару мгновений, размешивая сахар в чашках. Маркус разволновался и не мог спокойно усидеть на месте. В кухне стояла темнота. Лукас, кажется, понял это только теперь — он открыл шкаф над плитой и отыскал там подсвечник. Ника отчего-то почувствовала себя лишней. Херр Лукас молчал удивительно долго, и лицо его было полным сдержанной силы. Он не смотрел на Нику, и от этого ей было неловко. Лукас уселся напротив сына. — Мы так и просидели всю ночь вместе. И снова воцарилось молчание. — Иногда я понимаю, что многое делал неправильно, — сказал Лукас, нарушив тишину. И темнота над его головой сгустилась. — Что? — Я нехорошо поступил с Кларой. В первый раз, когда отругал её за то, что она меня поцеловала. Но это было так неожиданно!.. Левая бровь Маркуса поползла кверху. — А во второй? — Когда нашёл в кармане её подарок. И сказал ей, чтобы она отдала его какому-нибудь мальчику. — Да? — Да. У неё красиво получилось … а я всё перевернул с ног на голову. Вместо того чтобы похвалить Клару и отнестись ко всему проще, я её обидел. — И всё-таки её поступку нет оправдания. Ника уставилась на Маркуса: нетрудно было догадаться, о чём тот мог думать сейчас. Ей было известно, что Маркус, явившись к Тео ещё до наступления декабря, дал волю своим чувствам и рвался к маленькой Кларе. Всё началось с неё… Все эти грязные слухи, сделавшие друзей Лукаса его заклятыми врагами, завелись из-за этой фантазёрки, из-за маленькой лгуньи. Разумеется, это было ошибкой — мать Клары прямо-таки взорвалась, требуя, чтобы юного пришельца вышибли из дому, да и Лукас счёл поведение Маркуса скандальным. — Зачем ты врёшь?.. — сказал тогда Маркус, глядя на Клару, которая стояла на пороге, глядя на него невинными, испуганными глазами. Эти три слова, как он потом поведал Нике, распирали его с такой силой, что он просто не мог молчать. — Но теперь у меня есть возможность вступить в новую жизнь, — сказал Лукас, — в сравнении с этим всё остальное ерунда. Маркус, что с тобой? Надо ли говорить, что вскоре страсти Маркуса утихли, вино в бутылке окончательно выдохлось, голос Лукаса сталтаким тихим, будто он шептал, а не говорил, и Ника окончательно убедилась в том, что пришла напрасно. Ей надо было остановиться ещё у порога. Впрочем, тема для разговоров сменилась. Опьяневший Лукас стал чуть спокойнее и немного веселее. Маркуса клонило в сон. Ника рассказывала о своей семье, и, кажется, наговорила лишнего. Херр Лукас несколько раз пытался шутить, затем хлопнул Маркуса по плечу, и сказал: — Я знаю, Маркус, ты устал и хочешь спать. В твоей спальне всё на прежних местах, я ничего не трогал. — Да, мы пойдём спать. И ты тоже иди. Наверху оказалось очень тесно. Ника сидела на краю кровати рядом с Маркусом, — оба думали о своём. Ника прижалась плечом к его плечу. Нет, ничего особенного не произошло, ничего не изменилось: херр Лукас всё так же пугал её своей немногословностью. Шрам на его переносице напоминал ей о том, что случилось в магазине, и ей снова хотелось попробовать приблизиться к Лукасу, и — что уж там — обнять его и прижать его несчастную, бессонную голову к своей груди. Ника сказала: — Маркус, обними меня. — Ей так хотелось хоть каких-нибудь объятий, хотя бы таких, — даже простого ощущения человеческого тепла. — Маркус, мне нужно с тобой поговорить. Маркус, кажется, не ожидал этого, и уставился на Нику немного рассеянно, даже дурашливо: — Да, конечно. — Маркус, кто я для тебя? — Подруга. — Подруга? — Да, лучшая подруга. Разве это плохо? Ника промолчала. Ей было приятно, что его рука обнимает её так крепко и уверенно. Но теперь она понимала, — ему, как и ей, сейчас хочется одного: не быть одному, чувствовать силу и искренность в прикосновении друга, которому можно доверять`. Это было так просто, но Ника была сбита с толку. — По-твоему, тоже?.. — спросил Маркус. — А?.. — Я — твой лучший друг? — Да… вздохнула Ника — Да. Где мне лечь? — Где хочешь. — Я лягу сюда. На эту кровать. Ника посмотрела на Маркуса осторожно, исподлобья, но он перехватил её взгляд. — Хорошо… А я лягу на диване. Маркус стал стягивать свитер, он дышал тяжело и часто, и выглядел весьма неуклюже. В голову Нике полезли странные мысли о Лукасе, — ведь тот остался внизу, в одиночестве, а не уснул ли Лукас прямо за столом? — А твоя бабушка знает, что ты здесь? — спросил Маркус. Затем он вытянулся на диване и уставился в потолок. Видно было — ещё чуть-чуть, и его глаза закроются. — Не знает. — Ника, иди ко мне… Ника приблизилась к Маркусу медленно, несмело. — Точно с ума все посходили, — сказал Маркус, когда Ника опустилась на колени у дивана. — Всё утряслось, я уверена. — Не говори мне ничего, Ника. Можно я… — Что?.. — Сядь около меня. Ника уселась рядом с Маркусом. — Дай мне свою руку. Маркус уснул, как только Ника сжала его пальцы в своей ладони. Всё получилось не так, как ей хотелось. Маркус воспринимал её как подругу, теперь Ника и не надеялась на что-нибудь другое. Но херр Лукас иногда поглядывал на них обоих так многозначительно! Ника смотрела на лицо друга, на его разжавшуюся руку. Маркус обожал засыпать, лёжа на спине, и мог уснуть так где угодно. Ника оставила его и направилась вниз. На кухне царил беспорядок. Грязная посуда так и осталась в мойке. Лукаса нигде не было видно. Телевизор в спальне Лукаса остался включенным, голос диктора вещал что-то тихо и неразборчиво. Ника навела порядок, сполоснула чашки, но херр Лукас так и не появился. И тогда она пошла по коридору туда, откуда лился голубой свет телевизора. Она робко заглянула в спальню. Сердце готово было вырваться из груди — так ей сделалось страшно. А вдруг херр Лукас не спит? Думает о чём-нибудь?.. Лукас спал, не сняв ни брюк, ни рубашки; наверное, он погрузился в сон, как только упал в кровать. Ника стояла в дверях, глядела на него и не смела двинуться с места. Холодный свет мерцающего экрана осветил его лицо, впалую щёку, несомкнутые губы. Точно неживой… Такой неподвижный, с закрытыми глазами, — совсем непривычная картина. В комнате стоял дух винного перегара. Похоже, херр Лукас всё-таки допил выдохшееся вино.