Звёзды знают всё

Ника уселась в старое кресло. В тесной спаленке было темно, но, несмотря на это, Ника понимала, что здесь, как и в кухне, царит беспорядок. И никакого намёка на Рождество и Святки… Ни еловых ветвей, ни украшений. На вешалке в углу висела спортивная куртка, на подлокотнике кресла лежал свитер Лукаса, на прикроватном столике стоял стакан с водой. В телевизоре показывали старый музыкальный клип. Ника поёжилась. Форточка оказалась приоткрыта, оттуда веяло прохладой и морозной свежестью. Было слышно, как дышит Лукас, — тихо и мерно, — и его лицо всё ещё казалось незнакомым. Но спал он плохо. Немного погодя Лукас вздохнул протяжно и шумно, повернулся на спину, раскрыл глаза и уставился в потолок. Он не замечал присутствия Ники. Его глаза снова сомкнулись. Лукас повернулся на правое плечо и потянулся к столику, но его рука сбила стакан, и тот покатился по полу. Ника подхватила стакан и наполнила из бутылки, стоящей на полу. Она нерешительно приблизилась к его постели. Лукас уткнулся лицом в подушку. Кажется, ему было жарко, но он был слишком пьян, чтобы окончательно проснуться. Жажда и жар не отступали, и на лице Лукаса появилось болезненное выражение. Приподнимая его тяжёлую голову, Ника крепче сжала стакан воды в руке и постаралась запастись терпением: этот сюжет был ей очень и очень знаком. Сразу вспомнилась немощная бабушка. Херр Лукас пил жадно, и по его подбородку стекали струйки воды. Ника поставила стакан на столик, и тихий звук соприкосновения стекла с деревом стал точкой в дурных сновидениях Лукаса. Он уставился на Нику. Ника ждала, что он скажет что-нибудь, но он молчал. Кожа на его скулах блестела, а глаза были совершенно пусты. Ника села рядом с ним. Коснулась лица — оно оказалось влажным. — Спите, херр Лукас. А я выключу телевизор. Ника обернулась и увидела на экране совершенно обычную сценку. Может быть, это отец и дитя? Мужчина поцеловал ребёнка в пухлую щёчку, а ребёнок говорил ему что-то с воодушевлением. Ника решительно коснулась кнопки, и экран потух. * * * Отец Ники, херр Экман, был авторитарен и строг, вероятно, поэтому мама терпела его так недолго. С малых лет Ника чувствовала, что нуждается в чём-то сильном, тёплом… а в чём, — объяснить не могла. Только теперь Ника сообразила, что до сих пор занималась ни чем иным, как самокопанием, только занятие это методичное, но не глубокое, не позволяло ей понять, где ей добыть то недостающее, ласковое, живое тепло, то чувство защищённости и внутренней устроенности. Она старалась лучше понять себя, исследовала мир, как археолог, переходящий с места на место и пытающийся представить себе целую картину того, что видит только по частям. Теперь Ника понимала, почему херр Лукас вызывает у неё такой интерес. И осознание этого, как необычная, особенная находка для вечно ищущего и жаждущего правды, было необыкновенным и грустным. Но разве кто-нибудь сумеет её понять? Именно ради таких моментов можно жить, надеяться, пусть даже необоснованно. Ника не сомневалась, что её момент настал. А значит, тайна может быть открыта. Глаза Лукаса были полны внимания, и Ника смотрела в них со всей нежностью. Их обступил глубокий полумрак, всё стало тёмно-серым, даже занавески, движимые потоками воздуха. Ника с увлечением рассматривала его лицо и губы. В ней проснулась необычайная уверенность, и ей чудилось, что она способна взять то, о чём раньше и подумать не смела. Её рука легла на грудь херра Лукаса. Нет, она не вполне годилась для роли соблазнительницы и никогда не была красавицей. Ника знала, что он ощутит вес её руки, и это заставит его взволноваться. Когда-то давно отец отклонил детскую привязанность и любовь Ники, поселив в её сердце грусть, и теперь она мечтала спастись от этой грусти. Её страстно хотелось исполнить своё самое сильное желание: почувствовать себя нужной. Ника стремилась к утраченной власти над мужчиной. Склонившись над Лукасом, Ника изучала красивый изгиб его губ. И точно в свете яркого солнца, она чувствовала жар и блаженство. — Херр Лукас, зачем вы столько выпили?.. Он не ответил, только глядел вверх и не двигался. Ника опустила голову. Коснулась щекой его груди. В её голове, как и в его глазах, стало совсем пусто... Если и было что-то в мыслях Ники, скорее всего, оно напоминало дым от печной трубы, летящий в пространство, расширяющийся до бесконечности. Тёплый, пряный и лишённый формы. Там были и звуки… тихие и мелодичные, как игра на флейте. Эта мелодия была незнакомая, новая. И наверное, Лукасу она тоже нравилась, ведь он не мог не слышать того же самого, он ведь не противился Нике, ничего не говорил. Или может быть, от того, что не успел вовремя её остановить? — Что вы чувствуете? — Это… это… — Боже правый! — усмехнулась Ника. — Лучше молчите. Но херр Лукас вымолвил через пару мгновений: — Это не выразить словами. — Вы сердитесь? — встревожилась Ника. — Нет. Скорее, херр Лукас был растерян. — Вы не ждали меня, а я пришла. Нике стало ужасно неловко. Его ладонь опустилась на её руку. Тревоги оставили Нику, и она почувствовала приятную, успокоительную слабость. Интересно, почему он терпит всё это?.. Ему нравится? Вряд ли… А уж если учитывать один маленький нюанс — значительную разницу в возрасте, то, само собой, на ум приходит один вывод: Лукас выпил слишком много. Вот он, его настоящий запах… Вот так пахнет его грудь. Терпкий запах мужского тела без труда прорывался сквозь футболку херра Лукаса, и это было довольно ново… и весьма интересно. — Жаль, что снега выпало так мало, — проговорила Ника. — Верно. Кругом одна грязь… Ника, бесконечно счастливая и в то же время неспособная унять все свои волнения, не знала, что сказать. — Что делать? Это не в первый раз. Занимательно было слышать его голос так близко. Голос клокотал в его груди, как хриплый рык буровой установки, поднимающийся из недр земли`. Дыхание херра Лукаса казалось громче беспокойного ветра за окном. Что-то едва слышно постукивало, наверное, таяла на отлив успевшая нарасти на карниз сосулька. С чего бы это среди ночи стало так тепло?.. — Оттепель, — повторил её мысли херр Лукас. — Странно... — улыбнулась Ника. — Может быть, всё и правда обойдётся?.. Ника проговорила несмело: — Наш город всегда был самым спокойным в округе. Все как будто только и ждали, от чего бы переполошиться. Но теперь, я думаю, всех отпустит… Всё будет хорошо, Лукас.