Отражение

Глава 7 Зеркала дают очень много, но и забирают немало. © Ведьмы за границей май 2008 Сижу на диванчике за столиком. Напротив меня – прообраз. Все остальные остались вне этой реальности, где-то в параллельном мире, пока наш автобус медленно пробирается по узким улицам незнакомого города, приближаясь к месту назначения. Через несколько часов первый концерт возобновившегося тура. Саундчек сегодня утром прошел без эксцессов. И в ближайшие минуты автобус готовится выплюнуть нас в бушующее море фанаток, словно кит из собственного брюха. Сказать, что я нервничаю, значит не сказать ничего. Потоки адреналина растворили похвалы Йоста и ничего не оставили от них в моей крови. Мне вообще кажется, что все происходит не со мной. Я снова все в том же сне, который снится мне уже три недели. Просто никак не могу проснуться. И я до сих пор не смог разобрать, если сон дурной или хороший. Но что-то мне подсказывает, что через несколько часов я проснусь и все пойму. Мне все станет ясно. - Михе??? – тянет Билл, как будто готовясь сделать замечание маленькому ребенку. Я фокусирую на нем взгляд, всеми силами пытаясь оставаться в реальности и снова не утонуть в размышлениях. Вопросительно смотрю на парня, подняв брови домиком. Билл поднимает дугой одну бровь и, слегка прищурив другой глаз, смотрит на меня. И тут до меня доходит. - А. Прости! – виновато отдергиваю руку ото рта. Я снова незаметно для себя грызу ногти, и никакой маникюр и лак меня не остановили. Хотя, кажется, давно со мной такого не было. - У тебя все получится. Я тебе уже говорил. Ты же раньше выступал. - Но не перед многотысячной толпой и не за другого человека. - Это верно. Но все то же самое. А то, что не сам за себя… Даже Йост признал твое идеальное сходство со мной. Что ты переживаешь? Песни выучил, все знаешь, петь ты умеешь отлично. Как и я… - Билл самодовольно улыбается собственной похвале, но в одно мгновенье сникает и добавляет - …когда-то в другой жизни. - Билл, давай, еще и ты не переживай сегодня. Одного меня достаточно. Я уверен, что все у тебя наладится. Этот тур отыграем, а к следующему альбому будешь сам готов записываться. Тебе главное продолжать лечение, процедуры, у врача наблюдаться. Я вообще не знаю, зачем ты с нами поехал. Лицо Билла искажается гримасой боли, как будто его ударили по щеке. - Прости, я не то хотел сказать. Я думаю, что было бы лучше, если бы ты остался в Берлине лечиться, чтобы быстрей восстановиться, пока я тебя прикрываю по всем фронтам. Автобус резко свернул направо, и нас с Биллом мотнуло в сторону. - Да?! - вспыхивает мой оригинал. - А кто тебе советы будет давать в случае непредвиденных ситуаций? Мало ли что может произойти. В душе я понимаю, что Билл сейчас прав. А все сказанное мной не больше, чем напыщенная бравада. Кого я обманываю? Он нужен мне. Ведь копии необходим оригинал, чтобы существовать. Я молча киваю на слова младшего Каулитца. Автобус с рывком останавливается. Я выглядываю в окно на уже знакомый с сегодняшнего утра служебный вход в громаду концертного зала комплекса Westfalenhalle в Дортмунде. Доступное моему взгляду поле зрения кишит темной массой поклонниц. - Ну что, пошли, двойник, - легко с улыбкой говорит Билл, встает с места и на свои теперь коротко остриженные для конспирации волосы натягивает кепку. Из брови вынут пирсинг, татуировки прикрыты странного цвета коричневой водолазкой и мешковатой паркой-ветровкой цвета хаки. А взамен обтягивающих штанов - обычные синие джинсы Levi’s и такие же обычные кроссовки. Совсем не в стиле Билла Каулитца. Он надевает купленные два дня назад в рядовом супермаркете солнечные очки и ничем не примечательный, как и все остальные приближенные члены технической команды, направляется к выходу из автобуса. – Пора мне отправляться на весла вместе с остальными рабами. - Ироничная улыбка так и не сходит с его лица. И как он только уверен, что его никто не заметит? Когда я выхожу из автобуса, вопросов не остается. Вокруг меня непроницаемая стена из охраны - человеческий двухметровый забор по каждую сторону. Снаружи путепровода - фанатки, по оглушающему визгу кажется, что их тысячи. Все тянутся ко мне. Пытаются между охранников просунуть руки с фотографиями для автографов. Кто в этой суматохе посмотрит и, тем более, подумает о каком-то неприметном парне из команды, плетущемся где-то позади процессии вдалеке от главного объекта девичьего вожделения? Если хочешь что-то хорошо спрятать, спрячь это на самом виду. Билл стоит позади, и снова в огромном зеркале теперь уже настоящей гримерки я вижу его отражение. Где-то вдалеке слышна возбужденная возня Тома и Георга. Но она отступает на второй план. Младший Каулитц опирается обеими руками о спинку моего кресла. Его взгляд устремлен прямо над моей головой. Я пытаюсь поймать его, но Билл продолжает смотреть только на свое отражение, в свои собственные глаза. - Ты справишься, - внушает он будто сам себе полушепотом. Я справлюсь. – Хотел бы я быть так уверен в себе. Я ничего не отвечаю. Только слушаю тихие слова Билла. - Все пройдет без ошибок. Ох, как я надеюсь. – От одной мысли о том, что через десять минут я буду стоять на той сцене, коленки начинают дрожать даже сидя. - Тебя любят фанаты, - продолжает он, как мантру. Нет, это тебя они любят. Я здесь чужак. Всего лишь копия – твоя замена на год. - Впитывай в себя их энергию, - Билл все также продолжает смотреть параллельно полу, не замечая меня. Он делает длинную паузу, и, вдруг, его глаза встречаются с моими в магической стране зазеркалья. - Ты сегодня на вершине, - финальные строчки через потусторонний мир за гладким стеклом отпечатываются во мне. Но не убеждают. Билл вздрагивает, словно выйдя из транса. И вот он уже снова здесь со мной в реальном мире. Он прочищает горло и, смутившись, хмурится, глядя в пол. - Теперь я другой человек, - с иронией говорю я и встаю, распрямив длинные ноги. – Что это только что было? Помедлив, Билл отвечает: - Я делаю так перед каждым концертом. Это что-то вроде моего ритуала. - И помогает? - Мне, да. И тебе теперь тоже. В гримерку заходит Йост: - Ну, что? Готовы? На его слова, словно натренированные псы, вмиг подбегают Том, Георг и Густав. - К такому можно быть готовыми? – вопросом отвечает остановившийся рядом со мной старший близнец. Вот и я о том же… - Ладно, на выход! – командует Дэвид, и все трое, как один, направляются на выход из комнаты. Я медлю. Знаю, что, сделав шаг за дверь, я шагну в новую созданную для меня реальность. Оборачиваюсь. Билл стоит позади. Теперь мы в помещении одни. - А ты что будешь делать? – Хочется хоть как-то оттянуть выход на сцену. - Я буду рядом. Как всегда. Буду следить за тобой. Теперь это – моя жизнь. В этот момент я по новому осознаю всю серьезность происходящего. Ко мне возвращается понимание того, для чего я здесь. Мне нужно помочь Биллу. Я делаю глубокий вдох через нос. Беру микрофон и, больше не обдумывая, поворачиваюсь на выход. Стою за кулисами. Стараюсь вытеснить беспорядочный шум восторженной толпы. На сцене темно, только лучи зеленого света пронзают черноту передо мной. Я знаю, что там, на занавешенной полупрозрачной преградой сцене, все остальные члены группы. А мне еще предстоит выйти к ним и сделать то, что я уже делал более десятка раз, только без зрителей. Точнее только с одним и самым главным – Биллом. Кажется, что десять раз это много. Но на самом деле я понимаю, что это вообще ничего не значащая песчинка в море музыки Tokio Hotel. Сердце дубасит о грудину, как барабан Густава. Потная рука сжимает микрофон. Я одергиваю короткую черную кожаную куртку с чужого плеча, надетую поверх красной футболки. Вдруг зал вспыхивает ослепляющим белым светом – загораются прожектора, огромные экраны позади сцены оживают. Матерчатая ширма падает, и всплеск девичьего визга теперь беспрепятственно проникает за кулисы. В тот же момент начинает играть вступление. Это означает только одно – мой выход. Я, собрав всю смелость и заблокировав любые мысли в голове, кроме мыслей о музыке, делаю первый шаг. Потом еще несколько и оказываюсь стоящим на возвышенности посередине сцены в ореоле белого огня. Передо мной, внизу, Густав за ударной установкой. Дальше спины Тома и Георга. А дальше – недоступная мне бесконечность. Теперь я ее не вижу из-за яркого ослепляющего света и не слышу – в мониторах только музыка. Знакомая музыка, возвращающая меня в импровизированный зал в берлинской студии. Кажется, что сейчас умру. Несмотря на это, я подношу микрофон к губам. Начинаю петь. Сначала неуверенно, хотя знаю, что звучу, как ни странно, как обычно. Как Билл Каулитц. Звучу привычно для самого себя и для фанатов. Но коленки ватные, а уши горят. Я не представляю, как должен пропеть хотя бы Ich brech aus, уж не говоря обо всем сет-листе. И вот я уже незаметно для себя успел пропеть первый куплет. Смотрю на непроницаемую стену из света и набираю в легкие воздух, чтобы начать второй. Тут, на самое кратчайшее мгновение софиты перед сценой погасают – остается лишь свечение экранов за спиной. И я вижу невообразимых размеров зал, раскинувшийся перед сценой во все стороны, словно крылья неземных размеров птицы. В момент в меня врывается неимоверный поток энергии. Я не понимаю что это. Но когда пою следующие ноты, они выходят гораздо более уверенно. Чувствую себя другим. Чувствую себя королем сцены, королем мира - Леонардо Дикаприо в Титанике. Хочется вскинуть руки вверх и закричать от восторга. Но микрофон мешает. Я продолжаю петь. Мгновенная темнота исчезает и снова передо мной преграда из белых огней. Сцена начинает заполняться туманом, по которому вверх устремляются лучи прожекторов. Я больше не вижу огромных черных крыльев зала. Но теперь все по-другому. Я чувствую то, о чем говорил в гримерке Билл. Невероятную волну энергии, позитива. Она подпитывает меня. И теперь уже я – та неземная птица, окрыленная, возвышающаяся над толпой, возвышающаяся над сценой, над группой. Я допеваю последние слова припева, допеваю песню. Но мне хочется еще и еще. Я хочу этой энергии, хочу полета. Музыка затихает. Порывом ветра меня подбрасывает вверх многотысячный крик. И через пару секунд начинается вступление Der Letzte Tag. Спускаюсь по ступеням вниз, но такое ощущение, что я поднимаюсь только выше. Я купаюсь в бушующем урагане обожания и вожделения. В ушах звенят слова Дэвида: «Ты стал Биллом. Поздравляю…» Судя по всему, я, действительно, им стал. Сон все же оказался хорошим. Я не вижу публики, не вижу их глаз. Но я ощущаю силу их присутствия. И ощущаю взгляд пары темных глаз в стороне от меня, за кулисами. Знаю, что мой прообраз стоит в эту секунду по правую сторону от меня и пристально, скрестив руки на груди, наблюдает за моим триумфом. Ухожу за сцену, держа в охапку свою куртку. Том, Георг и Густав остались позади и продолжают развлекать толпу. Во мне столько энергии, что теперь от меня можно зажечь лампочку. А за кулисами, там, где я и предполагал, ждет меня Билл. - Я же говорил, что ты справишься. - Твои мантры творят волшебство, - говорю я, а Билл забирает из моих рук влажный комок кожи, в который превратилась куртка. - Это не мантры, это просто зал. Потом привыкаешь. Я бросаю взгляд на коротко остриженного Каулитца: - Ты, верно, гонишь. Разве к такому можно привыкнуть? Это было так круто! Ничего подобного в жизни не испытывал. - Ты подожди пару десятков концертов и помянешь мои слова. - Ладно, давай не будем о тяжелом, - пытаюсь я сменить тему. - Куда теперь? - В гримерку, в автобус – завтра Неймеген, Нидерланды, - монотонно говорит Билл. На подходе к гримерке кто-то напрыгивает на меня сзади, и я чуть не сгибаюсь под весом и не падаю на пол. Густав? Георг? - Ты круто отжигал! Я не ожидал! – почти крики над ухом. Том… Мгновенно тянущий к земле вес исчезает. Видимо, Том снова встал на ноги, но его объятья, кажется, становятся еще крепче, практически удушающими. Они так крепко сжимают грудь, что воздух с великим трудом поступает дальше, в легкие. Том? - Чувак, ты отлично пел! – Георг тоже настигает нас в коридоре. - Михе, прямо как Билл! Михе и есть Билл! – присоединяется Густав. - Это надо отметить! - Георг - Ты просто молодец. Один в один! – Густав. Все эти восклицания роем кружат вокруг меня, дезориентируя, пока не вмешивается такой знакомый голос Билла: - Парни, какие сегодня пьянки? Завтра уже следующее выступление. Дайте Михе хоть немного привыкнуть. Если хотите, можете сами идти напиваться. А мы - пас. - Он все сказал за меня. Прямо мои мысли. Голоса утихли. Руки Тома, наконец, выпускают меня, позволяя отдышаться. - Пойдем, я помогу тебе собраться, - уже тихо только для меня говорит Билл и, взяв под руку, ведет в гримерку. Прочь от безумства его брата и Георга с Густавом. В очередной раз откусываю хрустящий тост со сливочным сыром и дольками клубники. Божественно! Проснулся сегодня ближе к полудню. Но, как я смотрю, сегодня все собрались за завтраком как раз к обеду. За столом в обеденной зоне люкса Дэвида сидим все мы впятером, ну, и, конечно же, сам хозяин номера. Толпа в Нидерландах встретила меня вчера с не меньшим энтузиазмом, чем в родном Дортмунде. Прошлым вечером я снова взлетел, но, кажется, за ночь успел спикировать ниже уровня моря в глубочайший каньон, из которого в данный момент пытаюсь выбраться на солнечный свет, струящийся в окна огромного, пышно обставленного номера продюсера. Кофе должен помочь. Наверное… За столом практически полная тишина. Не один я еще не проснулся. Я смотрю напротив себя на Билла. Он ест то же самое, что и я – его взгляд где-то далеко, совсем не здесь. Наблюдаю за тем, как младший близнец методично прожевывает завтрак. - Ну, что, молодежь? У нас есть теперь неделя в запасе перед важным выступлением в Париже. – Слова Дэвида отрывают меня от наблюдения за ушедшим в себя Биллом. Все поворачивают головы в сторону менеджера, занявшего место справа от младшего Каулитца. - Дэвид, давай не сейчас. Дай проснуться, - тянет Том и отхлебывает глоток кофе, который, наверняка, как и мой, уже успел остыть и превратиться в чуть теплую горькую темно-коричневую субстанцию. - Не хотите знать планы на будущее? - Мы их и так прекрасно знаем, - говорит уже Георг, прожевывая завтрак. – Фанатки, слава, концерты. Нам все равно в каком городе и когда. Мы уже привыкли. Ты, главное, предупреди нас за час до выступления, и мы – в полной готовности. - Как знаете. Я просто хотел сказать, что выезжаем завтра, а не сегодня. Спешить некуда. И я взял на заметку, - продолжает он жестко. - В следующий раз обязательно предупрежу за час. С этими словами Йост невозмутимо берет со стола лежащую рядом с ним на белой скатерти газету и начинает листать, громко шелестя дурно пахнущими страницами издания. На одной из страниц, ближе к концу он останавливает свое внимание. Вчитывается. Хорошо хоть молчит. Пока и без него хреново. - Что будем делать сегодня? – спрашивает меня Билл. Он обращается именно ко мне, а не ко всем парням за столом. Чувствую, как все глаза, кроме Йоста, устремляются на нас. - Не знаю. Может сходить посмотреть окрестности? - С охраной, - серьезно добавляет Билл. - Ну, естественно, с охраной, и с личным помощником, - добавляю я, намекая на персону младшего Каулитца. - В принципе можно и прогуляться. Парни, пойдете с нами? – спрашивает он всех остальных. В ответ раздается неразличимое мычание. Георг неуверенно мнется, пожимая плечами. - Ну, как хотите. Нам и вдвоем неплохо. Верно, Михе? - Верно, - я запихиваю в рот последний кусок тоста и запиваю горьким черным уже совсем холодным кофе. Дэвид со звоном ставит допитую чашку кофе на блюдце, кидает газету на стол и встает с места. На его лице загадочная едва уловимая улыбка. Прямо Мона Лиза в мужском обличии. И что такого произошло? - Приятного аппетита, молодежь. Сбор завтра у автобуса в 10 утра. Чтобы все были как штык! - Ага, - понуро мычим все мы. Йост уходит в спальную часть номера, оставив нас заканчивать завтрак. Билл следом за Йостом начинает вставать из-за стола: - Михе, встретимся в твоем номере, или… - он останавливается, недоговорив. - Или? – спрашиваю я, а Билл стоит рядом со стулом, на котором недавно сидел продюсер и смотрит вниз на стол. Что он там высматривает? Лицо такое, словно увидел таракана. И через мгновенье я понимаю что именно привлекло его внимание. Он впился не моргающим взглядом в газетную статью, оставленную Дэвидом на виду. Не глядя на меня, Билл хрипло говорит: - Знаешь, я передумал. Что-то не хочется сегодня никуда идти. Я лучше в номере поваляюсь. - Хорошо, - не понимая резкой перемены настроения фронтмена, отвечаю я. Билл без лишних слов покидает обеденную комнату и номер Йоста. Я тоже встаю с места, и любопытство заставляет взглянуть на измазанную буквами страницу газеты. В глаза бросается фотография Билла крупным планом с микрофоном в руке. Взгляд находит жирный черный шрифт названия статьи: «Новый Билл Каулитц стал лучше прежнего». А чуть ниже мелким шрифтом: «Первый выход солиста Tokio Hotel после хирургического вмешательства». Это не Билл на фото. Это – я. Я хватаю со стола газету и выбегаю из люкса в коридор. Мне теперь тоже не до прогулок. Хочу прочитать что же про меня написали. Собираю вымытые от толстого слоя лака волосы в низкий хвост и, как обычно, завязываю их черной резинкой. Смотрю в зеркало. Вроде я, как я. Что во мне видят фанаты? Я вроде тот же Михе. Но, черт! Как я, действительно, похож на Билла. Это жестокая издевка судьбы. Но такая приятная. Смотрю в глаза своему отражению. «Билл Кайлитц снова на сцене». «Фронтмен Tokio Hotel вернулся на сцену с новыми силами». «Сексуальный голос, о котором так скучали фанатки, о котором они так переживали, снова с нами и стал еще более выразительным и чувственным». «Энергетика Билла прошлым вечером била через край, как никогда прежде». И все это написано обо мне?! Строки статьи из газеты Дэвида о моем выступлении в Дортмунде не выходят из головы. После того, как я в завершение завтрака спешно покинул номер Йоста, прихватив с собой словно ценнейшие священные писания ту газету, я сидел на кровати в своем номере и перечитывал статью много раз. Я никак не мог начитаться. Снова и снова глаза пробегали по тексту, выхватывая самые яркие и самые льстивые фразы. Фразы в мой адрес. Я действительно справился. И это льстит моему самолюбию. Но, более того, эти слова зародили в груди неведомый ранее жаркий огонь признания. Когда я раньше представлял себе славу, я бы никогда не мог вообразить подобное ощущение ни в каких самых замысловатых мечтах. Но моя ли это слава? Я все также стою и всматриваюсь в не накрашенные карие глаза напротив в попытке где-то там, глубоко, увидеть ответ на вопрос. Но ответа не нахожу. Там лишь темнота. Билл читал эту статью, или он только видел заголовок? Прервав бесполезные гляделки с отражением, поправляю черную футболку и выхожу из номера, направляясь к человеку, который выбрал ее для меня пару недель назад в одном из магазинов Берлина. Я подхожу к двери соседнего номера и стучу. В ответ тишина. Я уже успел подумать, что Билл спит или просто не хочет открывать, когда слышу мелодичный звонок лифта, оповещающий о том, что кабинка прибыла на этаж. Поворачиваюсь на звук и вижу знакомую фигуру. И как я только раньше его не заметил? У лифта стоит Билл. Я срываюсь с места, но он не оборачивается на топот ковбойских сапог на моих ногах. Он что, меня не видел? Двери лифта разъезжаются в стороны, и Билл делает шаг через порог кабинки, когда я подлетаю к нему и еле успеваю остановиться. - Ты что, с ума сошел?! – шиплю, хватая его за руку и выдергивая обратно в коридор. Он ошарашено смотрит на меня, нахмурив брови. Молчит. Неужели он тоже прочел статью? - Ты что делаешь?! – так и не отпустив предплечье Билла, спрашиваю полушепотом. - Хотел спуститься в ресторан, - отвечает он – само спокойствие, как будто вообще не понимая в чем, собственно, дело. - А если тебя заметят посетители, фанатки? Ты об этом подумал? – уже в полный голос допрашиваю я младшего Каулитца, благо дело на этом этаже посторонних ушей нет. Он снят целиком для группы и членов команды. В отличие от общественных мест гостиницы. Билл продолжает смотреть на меня в упор, даже не пытаясь высвободить руку из хватки. - Это ты сейчас о себе заботишься или обо мне? – ровно спрашивает он. Вопрос выбивает меня из равновесия, и я зависаю, начав копаться в мотивах своего поступка. Что больше всего меня сейчас волнует? То, что наш коварный план раскроют, и я потеряю то, что только успел приобрести? То, что от этого пострадает Билл? То, что его просто напросто начнут домогаться поздние посетители гостиничного ресторана? Я не уверен, но, все же, отвечаю: - О тебе. – Разжимаю пальцы, выпуская тонкую руку Билла, надеясь, что попал в точку. Все же он прочел статью… Или? - Ты забыл, что все глазами ищут ежик на голове, а не короткую стрижку, – сухо говорит он, поднимает правый уголок рта в циничной улыбке. Билл нажимает кнопку вызова лифта, который, так и не успев покинуть этажа, сразу открывает двери перед нами, зазывая зайти. Каулитц делает широкий шаг внутрь и, повернувшись лицом ко мне, надевает полупрозрачные солнечные очки, приобретенные все в том же супермаркете, закрывая от меня жесткий волевой взгляд. Его рука тянется к кнопке. Двери закрываются перед моим носом. Но в последний момент я просовываю руку между ними, остановив их сближение. Захожу в зеркальную кабинку лифта и встаю рядом с Биллом. Теперь мы оба смотрим на вновь закрывающиеся двери. - А что делаешь ты? Ты не подумал? – монотонные слова Каулитца. - Так все же ищут ежик, - невозмутимо говорю я, проводя рукой по гладкому длинному хвосту на голове. Так, стоя бок о бок, мы спустились на первый этаж, не сказав больше ни слова. Билл выходит и со знанием дела шествует по коридору, завернув за угол. Я следую за ним, доверившись его компетентности. За поворотом примечаю золотистую табличку-указатель «Ресторан». Но когда мы заходим в широкие двери заведения, Билл, оглядев тускло освещенный зал, разворачивается на месте на сто восемьдесят градусов и, не медля ни секунды, выходит обратно в коридор. Я, ничего не понимая, ступаю по пятам. Каулитц продолжает вышагивать по коридору. Я иду позади, в конец потерявшись в хитросплетениях гостиницы. На одном из перекрестков Билл вдруг резко сворачивает налево в какой-то темный проход, схватив меня за запястье. - Сюда! – конспиративно говорит он. Я повинуюсь его главенству и, не сопротивляясь, иду за Каулитцем, невольно в длинном коридоре переходя на легкий бег. В конце коридора видится темная дверь. - Ты куда? Ты вообще знаешь куда идешь? - все же решаюсь спросить я, обдумывая на ходу вариант того, что может Билл немного двинулся умом, после прочитанного. Это в том случае, что он что-то все же успел прочесть из той газеты. Билл не отвечает на мои расспросы и, лишь подойдя вплотную к двери, произносит: - Мы уже не первый раз останавливаемся в этой гостинице. Видимо, эти слова должны были меня убедить в правильности всего происходящего. Билл толкает дверь - она, странным образом, не заперта – и мы оказываемся на темной ночной улице. Дверь за нами тихо закрывается, забрав с собой скудный свет, который сумел пробраться по длине темного коридора. Я оглядываюсь вокруг. Со всех сторон нас окружают темные кирпичные стены, которые я еле различаю в свете полной луны с ясного неба. Глаза адаптируются к так внезапно возникшей черноте, и теперь яркий серебристый диск луны не позволяет потрепанным стенам из красного кирпича скрыть свой возраст. По всей видимости, мы оказались на заднем дворе гостиницы, относящемся к старой части города. - Почему ты ушел из ресторана? – вспомнив собственное замешательство происходящим, тихо спрашиваю я. Билл, засунув руки в карманы ширпотребных джинсов, пожимает плечами: - Ты был прав. Действительно, в ресторане оказалось слишком людно. Я вспомнил зал ресторана. На мою память, там в столь поздний час было занято буквально три-четыре столика. Ну, десять – двенадцать человек от силы. Пока я рылся в извилинах, Билл исчез из поля зрения. Я снова оглядываю двор, но Каулитца не наблюдаю, и меня окутывает страх. Но не успевает он проникнуть под кожу, как слышу откуда-то издалека тихое: - Пссст… Поворачиваюсь в сторону звука и в темноте черной тени, отбрасываемой одной из стен в лунном свете, вижу очертания фигуры. Слава богу! – выдыхаю я и спешу за младшим близнецом. - За мной! – командует Билл, и я снова беспрекословно следую за ним. Он приближается к прямому углу, созданному двумя стенами, и внезапно я не понимаю, что делать дальше. Ведь это тупик. Вдруг стройные формы Билла снова исчезают из поля зрения, хотя он только что стоял не дальше, чем в метре от меня. Делаю пару шагов вперед и понимаю, что тупик – вовсе не тупик, а узкий лаз с полметра шириной между древними стенами. Прохожу в него и иду, скользя ладонями по прохладным и влажным от майской ночи шершавым кирпичам. Хорошо, что никогда не страдал клаустрофобией. Такое занятие, да еще и в практически полной темноте не для слабонервных. Я ничего не вижу, только слышу впереди шуршание шагов Билла. Через, как мне кажется, метров тридцать далеко впереди начинает проглядываться светлая вертикальная полоска. Видимо, скоро мы должны попасть в свет фонарей на нормальную улицу, как все нормальные люди. Благодарный за полную луну и кристально чистый воздух, я продолжаю еще с минуту пробираться по узкому лазу, пока он, наконец, не выплевывает меня вслед за Биллом на людную улицу. - Вот, как-то так, - говорит Билл, отряхивая с себя невидимые пылинки. - Как я понимаю, и это в прошлое пребывание в гостинице ты уже проделывал. - Ага. Мы с парнями часто так развлекаемся, пока никто не видит. Весело улизнуть от Йоста и охраны, от фанаток. - Он быстро осматривается по сторонам. – Особенно от фанаток. Такие старые улочки лучше всего подходят для ночных побегов. Я повторяю движения Билла – тоже кручу головой по сторонам. Расслабляюсь, не увидев ни с одной из сторон стремительно мчащейся на нас с ревом взлетающего истребителя толпы. - Что теперь? - Пойдем в ресторан, - с легкостью произносит Билл. Рестораном оказался лоток с фастфудом, где мы приобрели себе пару хот-догов от лавочника, который как-то слишком внимательно нас разглядывал. Судя по его немолодому возрасту, вряд ли он фанател от Tokio Hotel и, вообще, слышал о такой группе. Хотя, как знать? Скорее всего, он просто приметил наше с Биллом сходство и был заворожен нами, как парой близнецов, которыми мы, конечно же, не являлись. Хотя я и сам в это верил с трудом. Потом мы быстро забежали в какой-то минимаркет, зазвавший нас внутрь ярким светом сквозь большие окна. Там мы купили пару бутылок светлого пива и, нагруженные всем этим провиантом, вальяжно шествовали по улице между становящихся редкими прохожих-нидерландцев. - Готов поспорить, что ты по голландским подворотням еще так не бегал, - говорит Билл, откусив булку. - Да я вообще в Нидерландах в жизни не бегал. - Хорошо, - поправляет себя Билл. – Готов поспорить, что ты вообще по подворотням так никогда не бегал. - Он усмехается с набитым ртом. А ведь он прав. Моя жизнь была скучной чередой дней, до того как я попал в руки к Йосту. Казалось, что я достиг предела, и дальше двигаться некуда. Но теперь я ощущаю что, несмотря на скованность рамками безопасности и плотных графиков, передо мной еще неизведанные высоты, горизонты, которые я способен раздвинуть голыми руками и увидеть то, что таится за ними. И все это рядом с Биллом. Так, медленно вышагивая по узкому тротуару, мы доели хот-доги. Я жадно осматривал окрестности, но, то и дело, вглядывался в проулки в страхе нагрянувших поклонниц. Все было тихо. Минут через двадцать после нашего выхода «в свет» мы с Биллом сделали круг и вернулись к тому месту, где началась прогулка – к тому узкому темному лазу. Держа еще на половину полную бутылку пива в правой руке, я снова следую за Биллом в темноту. Выйдя в светлый от лунных лучей, по сравнению с черным коридором, маленький квадратный двор, на этот раз примечаю довольно-таки широкую и высокую отмостку внизу противоположной зданию гостиницы стены. Подхожу и сажусь на прохладный неровный кирпич. Билл садится рядом. Какое-то время мы молчим в темноте. Холод начинает подбираться ко мне. Ведь Каулитц вытащил меня на улицу в одной футболке, хотя и сам-то в одной водолазке. Я не надевал куртку, не готовясь к ночной прогулке. Я просто постучал в дверь соседнего номера, чтобы поговорить с Биллом. И вот чем все закончилось. О чем же я хотел поговорить? Да я и сам не знал с чего бы начал разговор, если бы застал тогда Каулитца в номере. Просто мне хотелось понять по поведению Билла, может быть увидеть в его взгляде, читал ли он статью и что он все-таки по этому поводу думает. Этот вопрос не давал мне покоя. Сейчас же я совершенно сбит с толку внезапной пробежкой по чужому городу. И в темноте сквера, в который даже не выходит ни единого окна гостиницы, чтобы подарить нам хоть немного света, я бы не смог разглядеть ничего в глазах спутника. Поэтому я молчу, а Билл заговорил: - Михе, ты наверняка многое обо мне знаешь, - звуки плещущейся жидкости в бутылке оповещают меня о том, что Билл откинул голову назад и, наклонив стеклянный сосуд, сделал глоток пива. - Я бы не сказал. - Ну, ты, по крайней мере, знаешь, чем я занимаюсь по жизни, знаешь моего брата, пару моих самых близких друзей. Тем более, ты теперь живешь довольно-таки значительной частью моей жизни. Особенно в последние дни. - Ну… - тяну я неопределенно в ответ. К чему он клонит? Делаю быстрый глоток слегка выдохшегося пива и свободной рукой поправляю за спиной хвост, разгладив его по всей длине от основания до кончиков плотно сжатыми в кулак пальцами. - А про тебя я совсем ничего не знаю… Только как зовут, и что ты петь умеешь, и на меня очень похож… - как-то грустно говорит Билл. Он делает длинную паузу. Я тоже молчу, обдумывая сказанное. - Когда твой день рождения? Это просто. - Пятого сентября 1989. - Эх, почти как мы с Томом. - Первого… Я в курсе. - Из какого ты города? – продолжает Билл блиц-опрос. - Дрезден, - так же коротко отстреливаюсь. - Ты давно занимаешься музыкой? - Если ты про группу… - Так у тебя еще и группа? – совершенно искренне спрашивает Каулитц. - Ну, в общем, да, - смущаюсь я. – В группе пою с прошлого курса - я в Берлинском политехническом учусь – нас там пятеро всего с друзьями однокурсниками. Один из них даже был моим соседом. Точнее я его. Я жил в его квартире в последнее время. - А девушка у тебя есть? – с интересом продолжает расспрос младший близнец. - Была… - То есть «была»? - Ну, а как ты думаешь, она отнесется к тому, что я бесследно исчез, не сказав ни слова. Да еще и на следующий день после того, как она предложила мне жить вместе. - Да… Жестоко. - Вот именно. - Так ты вообще ничего не сказал и просто так пропал? - Ну, да. Мне же было сказано: «ни слова». - Значит ни твоя группа, ни твой сосед, ни твоя девушка не знают что с тобой произошло? Они, наверняка думают, что с тобой что-то случилось. Мог бы им сказать, что уезжаешь куда-нибудь по делам. К родственникам, скажем… Не нужно было воспринимать слова Йоста настолько буквально. К родственникам… - больно кольнуло в груди. - Я решил, что это лучше, чем врать. Тем более, что отец Лили… - Лили? – перебил меня Билл. - Это девушка моя - теперь бывшая… Так вот, ее отец директор детективного агентства. Он и так меня недолюбливал и если бы он раскрыл мое вранье, мало того, что ваш план бы отправился коту под хвост, так он бы подорвал мою репутацию в глазах Лили. А поверь, он этого уже почти год как ждал. Билл встает с места и начинает обшаривать карманы джинсов. - Ты чего? - Да курить хочу. Привычка проклятая. Все надеюсь найти в карманах затерявшуюся пачку и зажигалку. Хотя с тех пор как купил эти джинсы, ни сигареты не выкурил. Пойди, пойми логику, - усмехается он и делает еще один глоток из бутылки - блики лунного света танцуют по поверхности темного стекла. Билл снова присаживается рядом. - Жаль, что ты не куришь, - продолжает Билл, - а то бы у тебя стрельнул. - Курить вредно, особенно тебе, особенно сейчас. – Тоже отхлебываю пиво. - Знаю, но так тянет. - Да и какие родственники? – говорю я ни с того ни с сего. - Что? – переспрашивает Билл, явно не поняв, о чем это я вдруг. - Нет у меня родственников, - выдыхаю в темноту, словно дым отсутствующей сигареты. - Как нет? – слышу откровенное недоумение в его вопросе. - А вот так. Нет. – И я ему пересказываю всю историю о гибели родителей и моей последующей жизни. - То есть у тебя ни братьев, ни сестер нет… Никого… - то ли он спрашивает, то ли удивляется, я не могу понять. – Я даже боюсь представить себе как это. Мы с Томом всю жизнь с рождения вместе. Да и мама у меня есть и отчим. - Билл замолкает. Спустя минуту он говорит: - Прости… что поднял эту тему, - его слова полны вины. - Да ладно. Я же сам все тебе рассказал. – Я тоже замолкаю, делаю последний глоток пива, высоко к небесам подняв донышко бутылки. И вижу перед глазами звезды. Тысячи… миллионы… Весь Млечный путь как на ладони, не смотря на то, что за этими старыми стенами огнями полыхает город. И даже яркая луна - не помеха. Каким-то образом здесь, в этом маленьком дворике, - отдельный мир, в котором снова только я и Билл. Только прообраз и его идентичная копия. Как странно… - А знаешь, - вдруг говорю я. То ли пиво, то ли волшебство звездного неба, от которого я так и не оторвал взгляда, подтолкнуло меня на откровенность. - Что? - Когда я в первый раз тебя увидел, ты мне показался другим. - Каким? - Жестким, бескомпромиссным, закрытым. Ранимым… - То есть сейчас ты меня таковым не считаешь? – видимо, Билл даже удивился. - Теперь я считаю тебя полной противоположностью всего этого. Да, действительно, что-то меня потянуло на откровенность, - говорю сам про себя. При этом сижу и жалею, что мое пиво допито, и скоро нужно возвращаться в номер. Я бы просидел и проболтал так с Биллом до рассвета. Все равно вставать рано, да и целая неделя отдыха впереди. - Ты мне тоже сперва показался другим, - слышу я серьезные слова Билла. После очередной длинной паузы он продолжает: - Я думал, ты не справишься, несмотря на сходство. Но твой триумф говорит об обратном. - Все же жаль, что ты не куришь, - добавляет он. С этими словами Каулитц поднимается с места и покидает двор, зайдя в гостиницу, о чем меня оповещает еле заметный свет из теперь уже закрывающейся за ним двери. Все же прочел… Да… Лучше бы пиво кончилось раньше, и мы бы не дошли до этих откровений. Я ставлю бутылку на импровизированную скамейку и отправляюсь вслед за Биллом.