Утраченный путь

– Его слишком долго нет. Надо вернуться. – Это все еще опасно. Котаро недовольно надул губы, покрепче прижимая к себе Тобимару. Этот трусливый монах ему сразу не понравился, хотя в тот момент, когда он сумел защитить их обоих, Котаро и был ему благодарен. Но сейчас… Им было необходимо вернуться и вытащить Нанаси из той засады, ведь нападавших было так много! А монах никак не мог этого понять или боялся же себе в этом признаться. В какой-то момент Котаро даже попытался рвануть вперед, но Асаги ловко поймал его и поставил перед собой, крепко ухватив за плечи. – Мы не воины, Котаро. Если он еще сражается, ты только будешь ему мешать. А если… – Нет! – Нет. – Асаги кивнул. – Я согласен, другого и быть не может. Но сейчас нам нужно найти укрытие. Я поклялся ему, что защищу тебя. Котаро поник, опустив взгляд, но, кажется, все понял и смирился. Асаги чуть смягчился, выдавив приободряющую улыбку. – Нам нужно лишь немного переждать, а после – я отыщу Нанаси и приведу его к тебе. Мальчик слабо кивнул, шмыгнув носом. Асаги сумел убедить его в том, что все будет в порядке, но пока сам он в этом совершенно не был уверен. Он оглянулся на дым от горящего дома вдалеке и мысленно прочел молитву.

***

Сознание постепенно возвращалось к нему вместе с мучительным головокружением и тошнотой. Он приподнял голову, пытаясь сориентироваться. Первое, что дошло до его едва ли заработавшего мозга, было простое понимание: руки его связаны крепко-накрепко, под локтями просунута увесистая палка, проходящая поперек спины и не позволяющая выставить руки дальше собственных бедер. Мышцы затекли, и болезненная пульсация в них уже начала доходить до мозга. Ноги его не слушались, а просто волочились по земле, в то время как двое мужчин, грубо вцепившись ему в руки, тащили куда-то. Он облизал пересохшие губы и попытался что-то произнести, но из груди вырвался только сдавленный хрип. Слабость в теле его не на шутку беспокоила, она могла означать лишь то, что его хорошенько приложили головой обо что-то очень твердое, и оказалось чудом, что теперь он вообще смог открыть глаза. Последнее, что он помнил, было нападение воинов на скромную лачугу, в которой он жил вместе с Котаро. Он помнил огонь, пожирающий дом, помнил скрывающихся в суматохе Котаро и Асаги, помнил ожесточенное сражение с нападавшими. Как он мог проиграть? Все просто: к негодяям подоспела подмога. Слишком много мечей против одного ронина. Слишком много бесчестных поступков, не присущих благородным господам, коими именуют себя все самураи. Вопрос лишь в том, почему они до сих пор не убили его. Находясь в полузабытье, ему не хватило ума, чтобы придержать язык за зубами, поэтому он попробовал озвучить этот вопрос. Но ответа не последовало. Вместо этого сопровождающие его мужчины заволокли его сперва в уютный дом, протащили мимо лаконично обставленных комнат и спустились вниз по лестнице в темное подвальное помещение, которому совсем не полагалось быть в подобных покоях. В нос сразу ударил неприятных запах сырости и гнили, но Нанаси был даже благодарен за это, поскольку подобная мерзость сумела немного привести его в чувства. Он уже готов был запоминать дорогу, по которой можно было бы сбежать, как вдруг провожатые остановились и грубо поставили его на колени. Он вскинул голову, чтобы осмотреться и взгляд его сразу же уперся в крепко сложенного мужчину, чью явную силу пытались скрыть дорогие ткани его изысканной одежды. – Ты доставил столько хлопот, а я даже имени твоего не знаю, – проговорил незнакомец по-китайски, и Нанаси едва сумел понять его. – Назовись. Эта просьба всегда вызывала у Нанаси улыбку, которую и в этот раз он не сумел сдержать. Он посмотрел на китайца снизу вверх с присущим его взгляду вызовом, чуть склонив голову вбок. – Нет… Не успел он продолжить мысль, как почувствовал резкую боль. Он даже не сразу понял, что столь сильный удар ногой ему пришелся прямо в живот, заставив согнуться пополам и на несколько секунд забыть, как дышать. – Не дерзи, – сказал мужчина теперь уже по-японски. Кто-то из его прихвостней схватил Нанаси за волосы и резким движением поднял ему голову. – Нет у меня… – хрипло проговорил Нанаси, морщась от боли, – имени… – Уминь (1), – задумчиво произнес мужчина, словно смакуя это слово. – Нанаси, значит? Очень хорошо. А теперь скажи, где мальчишка. – Уже очень далеко, полагаю, – сдавленно ответил Нанаси, чувствуя металлический привкус во рту. Отрицать его связь с Котаро было бы глупо. – Что ж, это ненадолго. – Мужчина сделал жест рукой прислуживающим ему японцам. – Запереть. Действуя достаточно слаженно, японцы увели Нанаси вглубь подвала. Там они избавили его от ненавистного шеста, поддерживающего руки в слишком неудобном положении, а затем принялись за его одежду. Сопротивляться было бессмысленно, хоть он и пытался, но, в конечном счете, все, что осталось от его одежды – белье, способное разве что прикрыть срам. Ленту с волос тоже сорвали, хоть это и вышло случайно в процессе борьбы. И так его и оставили: растрепанные волосы мягко спадали на плечи, а почти полностью обнаженное натренированное тело в шрамах казалось слишком бледным в темнице, уготовленной ему. Руки были все еще связаны за спиной, но без шеста удалось хотя бы немного размять одеревеневшие мышцы. Когда его временные стражи ушли, захлопнув за собой металлическую решетку и забрав с собой факел – единственный источник света, – Нанаси оказался в кромешной тьме. В месте, где его оставили, не было даже маленького оконца, выходившего во двор. Лишь голые стены, холодный пол и грубая циновка в углу, на которую он случайно наткнулся, обследуя территорию. Он также прошелся вдоль каждой стены, плотно прижимаясь к противным камням всем телом в надежде отыскать острые выступы, способные помочь разрезать веревку, но тщетно. Стены не были гладкие, но ничего достаточно острого тоже не попадалось. В конце концов Нанаси уселся на циновку и постарался сосредоточиться. Главное, что он понял – Котаро пока что в безопасности и, если все прошло хорошо, вместе с ним Асаги. Этот монах, конечно, не лучший союзник, но хоть что-то. Выбирать не приходится. Осталось теперь самому выбраться из этой передряги, однако пока никакие возможные варианты побега в голову не лезли. Вероятно, в подобных раздумьях он просидел достаточно долгое время, потому что совершенно не заметил, как на него накатила усталость и заставила сознание отключиться. Очнулся он от скрежета засова и трепыхающегося света факела. Не успел он полностью проснуться, как двое мужчин уже крепко держали его, в то время как третий силой раскрывал ему рот и пытался влить в глотку какую-то жидкость. Отчаянное сопротивление помогло расплескать большую часть пойла, но все же ему пришлось сделать несколько больших глотков, чтобы не захлебнуться. Как только он проглотил отвратительную на вкус жидкость, его отпустили. «Ну держитесь, ублюдки» - пронеслось в голове Нанаси. Он был готов хоть зубами вцепиться в глотки мерзавцев, но первая же попытка сделать выпад отдалась чересчур сильной слабостью в теле. В глазах начало двоиться, мышцы расслабились. Он не мог самостоятельно удержаться на ногах, не мог даже поднять руку или сжать в крепкий кулак пальцы. В голове появился туман, но это была вовсе не сонная дымка – в сон его не клонило, но трезвость мысли сохранять никак не удавалось. Он смутно осознавал, что его подхватили под руки и вскоре выволокли наверх, в тот самый уютный дом, но теперь комнаты не казались ему такими светлыми и манящими как раньше. Та комната, в которой он в итоге оказался, была погружена в полумрак, который немного разбавляли расставленные по периметру тусклые светильники со свечами внутри. У дальней стены был расстелен футон (2) и ничего не вызывало подозрений до тех пор, пока Нанаси не повалили на футон, в изголовье которого был ввернутый в пол кол с цепью. И без того связанные между собой запястья сковали еще и этой цепью, которая оказалась слишком короткой, чтобы позволить встать. Он пролежал на спине, казалось, целую вечность, прежде чем чья-то тень мягко скользнула в комнату. Затуманенным взглядом он посмотрел на того самого китайца, осмелившегося распоряжаться теперь его судьбой. – Что… – сипло начал шептать Нанаси, но потребовалось чуть смочить горло слюной, чтобы суметь продолжить. – Что ты со мной сделал? – Нравится эффект? – любезно поинтересовался китаец. Он подошел к футону, присел рядом и почти ласково провел рукой по лицу Нанаси, откинув волосы назад. – Это хорошее снадобье для таких строптивых людей, как ты. Мужчина нагло пожирал глазами каждый сантиметр тела ронина, оценивая его красоту и возможности. – Не будь у меня столько желающих навестить тебя, приберег бы такой товар для себя. – Он печально покачал головой, а затем низко наклонился, угрожающе сильно приблизившись своим лицом к лицу Нанаси. – Я даже тайно надеюсь, что этот мальчишка еще не скоро решит за тобой явиться. Нанаси попытался дернуться, но получилось слишком вяло. Он едва смог сдержать разочарованный стон. Створка в комнату чуть отъехала в сторону. Кто-то заглянул внутрь и с почтением проговорил: – Господин Юшенг, можно начинать? Китаец вздохнул и поднялся. Бросил еще один оценивающий взгляд на Нанаси. Он выглядел таким искренне печальным, что Нанаси с удовольствием бы придушил его при первой же возможности за этот отвратительный спектакль. – Да, можно. Спустя мгновение Нанаси остался один. Он попытался пошевелить руками, чтобы высвободиться, но мышцы все еще его не слушались. Поза, в которой он лежал, ему совершенно не нравилась: вытянутый как струна, полностью открытый, не имея ни малейшего шанса защититься, если понадобится. Он был так сосредоточен на том, чтобы привести себя в чувства, что не сразу заметил вошедшего человека, который тяжелой походкой направился к нему. – Действительно, это ты, – проговорил мужчина с ликующей и злорадной ухмылкой. – Я помню, как ловко ты орудовал катаной. И как же ты жалок сейчас! У Нанаси перехватило дыхание, когда мужчина с силой опустил ему на торс ногу и старательно придавил грудную клетку. Он не помнил этого мужчину, но, вероятно, когда-то пересекался с ним на поле боя. Или, может, одним своим видом вызывал у того чувство дикой зависти? В любом случае, ничего хорошего все это не предвещало. Мужчина убрал ногу, присел рядом и грубо схватил Нанаси за лицо так, что скулы тут же отозвались неприятной волной боли. Его голова невольно приподнялась вслед за движением чужой руки, а потом с силой опустилась обратно. Благо, он лежал на футоне, поэтому столь сильный удар почти не причинил боли, хотя этот жест означал лишь то, что дальше будет только хуже. И в своих суждениях Нанаси не ошибся. Мужчина с садистским наслаждением принялся избивать беззащитного перед его мощью ронина. Удары в основном приходились в область торса, лишь некоторые из них довольно неудачно попадали по лицу, но солоноватый привкус во рту говорил о том, что столько крови не могло вытечь из разбитой губы, и это скорее взбунтовались внутренние органы против столь жестокого обращения. Лишенный возможности даже немного сгруппироваться, чтобы смягчить удары, Нанаси мог только приглушенно стонать от нарастающей боли и молча спрашивать невидимые взору небеса о том, откуда взялось столько ненависти. «Что я тебе сделал?» – гадал Нанаси, позволяя слюне, смешанной с кровью, струйкой вытечь из уголка рта. Он надеялся, что сознание покинет его, но в тот самый момент, когда готов был уже позволить себе провалиться в блаженную тьму, удары прекратились. – Чертов неудачник, позорящий самураев. – Сплюнул мужчина. – Жаль, что нельзя тебя прикончить. Но и это стоило тех денег, что я выложил. Он в последний раз пнул Нанаси в бок, довольно хохотнул и удалился. Деньги. Нанаси ухватился за эту мысль, и сердце его болезненно сжалось. Этот китаец – Юшенг – решил продавать его любому желающему выпустить пар? Что за дикость! Если бы только его не отравили тем пойлом, что лишило его возможности сопротивляться. Если бы рядом была верная катана с ее острым лезвием. Если бы он мог освободиться и сомкнуть руки на шее этого самодовольного ублюдка… Он понял, что ненадолго отключился, когда сознание вдруг резко вернулось, и он распахнул глаза от того, что кто-то неуклюже переворачивает его на живот. Сколько прошло времени? Понять это, находясь все в той же комнате с неизменно приглушенным освещением, было невозможно, но судя по тому, как тело отзывалось на любое движение настойчивой болью, прошло слишком мало времени. – Твоя беспомощность возбуждает, – услышал он голос угрожающе близко и почувствовал горячее дыхание на своей шее, которое в обычное время можно было бы принять за болезненное. – Что?.. – хрипло выдавил Нанаси, ощутив тяжесть чужого тела, вдавившую его сильнее в футон. Он пытался повернуть голову, чтобы увидеть обладателя этого лихорадочного дыхания, но даже после того, как ему это немного удалось, он ничего не увидел из-за упавших на лицо спутанных волос. – Да, скажи еще что-нибудь, – восхищенно пробормотал мужской голос, и у себя за спиной Нанаси услышал шорох одежды. Он закрыл глаза и закусил губу, подавляя желание хорошенько выругаться. Это все равно было бесполезно, да и сил вряд ли бы хватило. Почему Юшенг не дал ему снадобье, которое позволило бы на время забыться? Почти ясное сознание и чувствительность ко всему происходящему были слишком жестоким испытанием, когда при этом отсутствовала возможность сопротивляться. Он не искал смерти, в отличие от любого благородного самурая, но теперь вдруг промелькнула простая мысль: лучше бы они прикончили его на месте, там, у горящего дома, чем это унижение. Он всегда был сильным и немного безразличным практически ко всему, что происходило вокруг, но сейчас, когда шершавые ладони жадно исследовали его теперь уже полностью обнаженное тело, ему хотелось кричать. Но даже его нынешнее имя говорило о том, что этим ничего не изменить. Нанаси. Безымянный. Не нужный, практически не существующий. Созданный для того, чтобы нести позор за все то, что сделал. За то, чего не сумел сделать. Он злобно зашипел, когда влажные пальцы скользнули к его гениталиям. Ему казалось, что он дернулся и сумел отодвинуться от этих мерзких прикосновений, но то были лишь его надежды. Иллюзия, за которую он старался ухватиться, словно утопающий за соломинку. – Тебе совсем не нравится? – разочарованно проворковал голос, сжимая пальцы. – Хотя это неважно. Пальцы переместились, проскользнув внутрь. Это заставило Нанаси издать непроизвольный стон, но это был вовсе не стон наслаждения; еще немного и это могло бы сойти за жалобное всхлипывание. Следующее резкое движение и болезненный толчок вызвал не только хриплое поскуливание, но и прозрачные капельки, блеснувшие в уголках глаз. Этот опыт с мужчиной не был первым, но в большинстве своем именно Нанаси заставлял других стонать и биться под ним. Однако в его случае все всегда заканчивалось полным удовлетворением как его самого, так и его партнеров. Нынешняя ситуация не была похожа на что-то подобное. Издевательская пляска тусклого пламени в светильнике в углу комнаты – единственное, на что мог смотреть Нанаси – начала расплываться перед глазами. Он сумел сжать кулаки с такой силой, что костяшки пальцев побелели, но это все, что позволяло ему сделать собственное тело. С каждым новым ритмичным толчком цепь, прикованная к связанным рукам, противно звенела, ударяясь о пол. Он больше не позволял себе издавать ни звука, сосредоточившись на соленых слезах, стекающих через переносицу и капающих на футон. Эти слезы струились не от боли или досады, а от злости и ненависти, переполняющих его сердце. К тому моменту, когда все закончилось, он потерял сознание. Юшенг вместе со слугой появился спустя десять минут и, прикрыв нос и рот широким рукавом, сокрушенно покачал головой, оценивая обстановку. Спертый воздух пропах потом, кровью и спермой. Движением руки он приказал слуге проверить Нанаси, но, сколько бы тот ни пытался привести в чувства ронина, ничего не выходило. Тщательно скрывая брезгливость, слуга перевернул Нанаси на спину и приложил ухо к его груди. – Сердце бьется, – сообщил он. – Разумеется, – кивнул Юшенг. – Он слишком сильный, чтобы подобное могло его убить. По крайней мере физически. Китаец некоторое время пребывал в раздумьях, а затем направился к выходу. – Позаботься о нем. Сегодня он точно больше ни на что не годен. – Да, господин. Слуга тяжело вздохнул, как только Юшенг удалился, и тоскливо взглянул на Нанаси. Что-то ему подсказывало, что за одну ночь у него не получится исправить все содеянное.