Только слова

В Эреборе царила скука. Перед ночью, в которую мы должны были, как заправские шпионы, пробраться в лагерь и встретиться с возглавляемым Гэндальфом «клубом по интересам», скука достигла своего апогея. Я планировала скинуться с балкона, чтобы не страдать, но Бильбо нашел меня раньше. Я собралась с духом, чтобы после ужина выследить Балина с Двалином и по очереди их обнять: Торин, чахнущий над золотом, никогда бы меня не простил, и я не знала, что нас ждало по возвращении. Я бы очень хотела, чтобы дальше все шло нормально, но в это слабо верилось, поэтому лучше было попрощаться с теми, с кем я стала довольно близка за время путешествия. Кили и Фили перебрасывались мелкими камушками. Я посмотрела на братьев издалека и, прежде чем они бы меня заметили, пошла к хоббиту. Нет, это было мило, что Торин сохранил частичку себя прежнего ради племянников… Не ради меня, ну и ладно. В ту ночь дежурил Бомбур. Я чувствовала себя максимально отвратительно, несмотря на то, что до этого шепнула Балину: «Пожалуйста, не вините Бомбура», — когда обнимала его и оставляла обоих гномов в растерянности посреди зала. Убедить Бомбура, что нам с Бильбо не спится и мы с радостью заменим его на посту, оказалось очень просто. Когда гном ушел спать, мы спустились по найденной хоббитом веревке в долину и в кромешной темноте поспешили к лагерю по незнакомой дороге. Мистер Бэггинс чуть было не навернулся на камнях и не хлопнулся в воду (мы шли, ориентируясь на реку), но я вовремя подхватила его под локоть. Несмотря на то, что хоббит не упал, шуму мы наделали вполне себе. Нас обнаружили прибежавшие на звуки ругательств эльфийские караульные и, что странно, без лишних слов отвели к костру, около которого уже сидели Трандуил и Бард. С ними мы тоже обошлись без приветствий и вступительных речей. — Это Аркенстон, — Бильбо вынул камень, засверкавший от огненных всполохов. — Сердце Горы… и сердце Торина. Мы отдаем его вам, чтобы легче вести переговоры. — Дейн прибудет сюда со дня на день, — в ответ сказал Бард, не торопясь брать камень в руки. Он, как и Трандуил, завороженно рассматривал миллион граней и переливов на поверхности Аркенстона. — Нам повезло, что Роак не одобряет решения Торина засесть в Эреборе, так что было несложно договориться с воронами. Дейн уже знает, что мы его ждем и что наша главная цель не сражаться с его кузеном, а сначала расправиться с темным войском. — Благодарю вас, — я кивнула. — Пожалуй, я возьму переговоры на себя, — произнес кто-то рядом со мной. Я и не подозревала, что не только хоббиты умеют бесшумно передвигаться! — Могу представить, чем вы жертвуете, дорогая леди, отдавая нам королевский камень. Трейн, севший чуть правее, изменился: у него была причесана борода, а одежда, хоть и не переливалась самоцветами, как кольчуги в Эреборе, уже не висела мешком. — Однако, Ваше Величество, Аркенстон принадлежит вам по праву! — возразила я. — О, вы очень прелестная юная леди, — Трейн глухо усмехнулся, — но неужели вы думаете, что теперь мой сын беспрекословно смирится с пропажей камня из сокровищницы? Он будет считать, что мне просто заморочили голову… И все же в своего родного отца он вряд ли будет стрелять. Даже под влиянием драконовой болезни. Времени было мало, а иначе я бы спросила про Гэндальфа и про то, как Трейн устроился в лагере. — Нам следует убедить Торина открыть ворота Эребора, чтобы во время битвы мы могли использовать пещеры как лазарет, — сказал Трандуил на прощание, — и уж точно не опасались того, чтобы стрелы вонзались нам в спины. Мы сбежали в Гору, когда до побудки Бомбура оставалось всего ничего, и в полночь, когда гном разбудил следующего караульного, завалились спать. Правда, перед сном Бильбо прошептал: «Знаешь, Ниэнор, чего бы мне хотелось? Сейчас съесть бы яичницу с беконом…» — и тем самым обрек меня на истинные муки. Гонцы из лагеря не медлили, и ранним утром, когда я пускала слюни и воображала, как в уютной норке у хоббита мы пожарим снившуюся мне яичницу, уже раздались звуки труб. Я вздрогнула, по спине побежали мурашки: эльфы и люди вернулись с Аркенстоном, а я совсем забыла все рассказать Кили! Пришлось, не расчесываясь, бросаться на его поиски по всему Эребору. Когда я нашла братьев, было слишком поздно для долгих вступлений. — Кили! Кили, пожалуйста, послушай! — у меня не было времени объясняться с Фили, чтобы тот оставил нас с Кили наедине, поэтому я заговорила сразу же, как влетела в комнату. — Ты… только ты можешь повлиять на Торина. Я думала об этом уже давно, с начала нашего похода, и… Ох, черт, любви под силу одолеть драконову болезнь, но не всякой. У тебя должно получиться! Убеди Торина не закрываться в пещерах! Только не сейчас, — я облизала губы, — а когда… когда мы уйдем. — О чем вы, леди? — ожидаемо спросил Кили. — Вы, правда, думаете, что одно мое слово — и… И куда вы уйдете?.. Его голос напомнил мне о Трейне, который спрашивал у меня примерно то же. И они оба смотрели на меня, как на предельно наивную барышню, прожившую все это время в идеальном мире и в розовых очках. — Да! — воскликнула я, не отвечая на его вопросы. — Неужели ты не видел? Торин послушает тебя, как… успокоится. Кили, Фили… грядет война. Эльфы и люди — ваши союзники! Нужно будет превратить Эребор в лазарет и укрыть там раненых! Кили, пообещай мне! Я встряхнула его за плечи, но ответа добилась не сразу. Мы с Кили и Фили вышли на балкон, под которым стояла делегация во главе с Бардом, Трандуилом и… Трейном, который уже скинул с головы капюшон. На мгновение мне показалось, что все обошлось, — ровно до того, как Торин, перекошенный от злости, повернулся ко мне: — Ты! Только ты могла провернуть такое! Вздумала лишить меня не только камня, но и всего королевства?! Будьте вы прокляты вместе с жалким хоббитом! Я сделала шаг вбок, к стене, и замерла. Все пошло не по плану, несмотря на то, что Трейн вроде как изначально не верил в успех переговоров… Неужели все так плохо? Почему Торин никак не реагировал на своего отца, которого считал умершим?! Или жажда золота затуманила его разум настолько, что он уже не различал гномов, которых видел перед собой? Хотя нет, он говорил о королевстве — значит, понимал, кто стоял у стен Эребора… И все равно ничего не изменилось. Мой план, мой единственный план летел псу под хвост — и я могла надеяться только на Кили и Фили. Чем дольше у армии людей, гномов и эльфов не будет защиты крепости, тем большие потери все они понесут… — Мистер Бэггинс признался, что это он отдал им Аркенстон, — Торин усмехнулся, — но такое крысиное отродье, как хоббит, не додумался бы до этого сам. Почему ты молчишь, Ниэнор?! Гномы, высыпавшие на балкон, молчали. С губ Балина не сходила грустная полуулыбка, Бофур ободряюще кивнул мне, а Кили и Фили — единственные, кто хотел что-то сказать, — умолкли, одернутые Двалином. Я стояла истуканом, чувствовала спиной холодный камень и думала, что вот секунда — и Торин, не моргнув и глазом, толкнет меня вниз. Рот открывался и закрывался без моего на то желания. Трейн не зря говорил о том, что я приношу жертву, участвуя в передаче Аркенстона… Все-таки мне было не сравниться с народами, в которых все живут целыми столетиями. — Ниэнор здесь ни при чем! — между нами встал Бильбо. — Я один был в лагере! Только я! Я покачала головой и подняла иллюзорный белый флаг. Надежда, которую мне дало возвращение Трейна, разбилась о суровую реальность, где драконова болезнь въедалась в мозг сильнее, чем я предполагала. — Я доверился тебе, и чем ты мне отплатила?.. — Король под Горой был наполнен гневом, который, как волны в ледяной воде океанов, плескался в его глазах. — Спускайся сама, иначе сброшу. Взгляд Торина не позволил мне усомниться в его словах: действительно, если я не послушаюсь, Король поможет мне быстрее достичь земли. И, наверное, даже не пожалеет — а вслед за мной полетит Бильбо, самый храбрый маленький хоббит во всей Хоббитании. — Какая жалость, — издевательски протянул Трандуил, когда мы с мистером Бэггинсом оказались на земле, — но… вы ведь попытались. Я бы фыркнула ему в лицо, если бы фырканье в лица эльфийским королям не было чревато получением травм от их грозных светловолосых детишек. Мне было стыдно, что Торин отчитал нас перед всем отрядом — да еще и перед Трандуилом! Я предчувствовала, что из короля Лихолесья выльется много ироничных шуток про всю эту ситуацию. — Дай нам свой ответ! — прокричал Бард. — Ты выбираешь мир… или войну? Стоя между ним и Трандуилом, поддерживаемая жилистой рукой Трейна, опустившейся мне на плечо, я смотрела, как Торин вглядывался в далекий горизонт. Я потерялась окончательно и бесповоротно… Без чьих-либо советов и подсказок, даже зная конец истории, я ничего не изменила. — Я выбираю войну, — ответил Король под Горой. Мы не успели дойти до лагеря, как сбоку появилась армия Дейна. То, что пришедшие гномы слились с эльфами и защитниками Озерного Города, не принесло ничего хорошего: судя по крикам, раздавшимся с балкона, Торин и некоторые из компании приняли Дейна за предателя, который собирался присоединиться к дележке награбленного из Эребора и вовсе не хотел им помогать. Трандуил и Леголас, своей кислой миной портивший мне и без этого отвратительное настроение, проглотили горькую пилюлю в виде сотрудничества с таким количеством гномов, но за них, пока к Дейну не вышел Трейн, в основном говорили Бард и Гэндальф. Я не высовывалась: в политических союзах я была, очевидно, очень плоха. — Ниэнор! — из палатки высунулась рыжая макушка Тауриэль. — Бильбо! Давайте сюда! Гэндальф считает, что у нас есть немного времени. В палатке эльфийка, державшая руки за спиной, протянула их вперед и отдала мне кинжал — тот, что давным-давно подарили мне Кили и Фили. Мы обнялись… Земля задрожала. Времени у нас не было вовсе. Гэндальф силой утащил нас на возвышенность, ближе к Одинокой Горе, и как бы ни упиралась Тауриэль, волшебник и слушать ничего не хотел. Первый натиск орков объединенная армия выдержала, а после него, несмотря на то, что на этот раз эльфы и гномы Дейна не понесли потерь из-за беспричинной стычки друг с другом, враг получил численное превосходство. Воины Озерного города до этого, конечно, тренировались под началом эльфов, им выдали длинные мечи, а не вилы, но мужчины, желающие сохранить свой дом, не могли противостоять обученным оркам, готовившимся к войне с самого появления на свет. То тут, то там мелькали волколаки. В начале битвы они от неожиданности стали нападать на своих же седоков, но потом оркам все-таки удалось привести их в чувства. Расчет Азога был верен — если бы гномы и эльфы переубивали друг друга, то занять Эребор было делом пары часов… Орки оттесняли противников к Горе, и я до крови кусала губы: Торин не думал появляться на поле боя. Эльфов загнали к сторожевому посту, где мы в свое время узнали о смерти Смога, и вынуждены были отступить защищавшие восточную часть долины Озерные жители. В воздухе свистели стрелы и стальные мечи. Прошло не меньше половины суток, прежде чем от Одинокой Горы послышался громкий клич и часть стены около Главных Ворот свалилась вниз, освобождая проход. Оттуда, все в сверкающих доспехах, выскочили гномы, и пусть их было совсем немного, но появление Торина и компании подняло дух всем, кто сражался против орков. Однако… успех не мог продлиться вечно. В Эребор стали заносить раненых, туда же запихали и нас втроем с Бильбо и Тауриэль, а Гэндальф, наказавший нам сидеть тихо и помогать в лазарете, исчез в пыли и кровавом тумане. Инициативу вновь перехватили орки. — Недолго осталось, — вздохнул Бильбо. — Нас или перебьют, или захватят в плен. Когда я была на грани отчаяния, к очередной гениальной мысли меня подвела Тауриэль. До этого, хоть мы и обсуждали возможные исходы битвы еще в Лихолесье, эльфийка никак не комментировала мои слова, но потом… — Разве что только мы… мы появились здесь не для того, чтобы история поменялась и никто не умер, — пробормотала тогда я. — Может быть… чтобы умереть вместо них? — Я могу спасти его, — вдруг сказала Тауриэль, словно только что осознала нечто очень важное. Ей даже не нужно было произносит ничьего имени. — Если это единственный путь, то я согласна. Если моя судьба привела меня к Одинокой Горе, чтобы я… чтобы он жил, то все будет хорошо. Она проверила клинки и гордо вскинула голову, а я стыдливо сморщилась. Несмотря на то, что я сделала все, чтобы они с Кили толком не пересекались, у Тауриэль возникли какие-то чувства… И тогда я подумала, что у эльфийки просто не было возможности не испытывать симпатию к Кили, а в этой слепой влюбленности было что-то странное и магическое. Например, такое же, как и в наших отношениях с Торином. Я приняла эту идею. Хорошо, что догадалась не так быстро, а то весь поход к Горе был бы омрачен гнусными ощущениями, что меня используют. Чтобы спасти Торина и братьев, получается, троим людям… существам нужно было умереть вместо них. План был прост и понятен: нельзя ничего получить, не отдав ничего взамен. Конечно, можно было надеяться, что если мы с Тауриэль сбросимся со стен Эребора, и Азог тоже каким-то образом умрет, то… нет, риск был чересчур велик. Если бы Кили, Фили или Торин погибли, то наша жертва была бы бессмысленной. Во второй раз, когда Гэндальф призвал только Азога и Тауриэль, погиб один орк — но, думаю, даже если бы и Тауриэль пожертвовала собой, ничего бы не вышло. Наверное, обмен должен был быть равным, нельзя было спасти двоих и оставить одного умирать. Я не видела, но почувствовала, когда треть моей новой идеи была претворена в жизнь. Мы были за крепкими стенами Эребора, могли просидеть там до прилета орлов, и никто бы не осудил лишенную защиты девушку и маленького хоббита. Я не хотела, чтобы все кончилось именно так. Снова вспомнились слова Торина о том, что он был готов отказаться от Эребора ради меня. Сейчас это звучало как чья-то неудачная шутка, чтобы лишний раз меня поддеть: конечно же, вернувшись на свою родину и избавившись чужими руками от Смога, Торин ни за что бы не сделал выбор в мою пользу. И это, подумала я, было на удивление не так обидно, как могло бы быть. Мистер Бэггинс долго ничего не говорил, а потом порывисто меня обнял. Несмотря на то, что я вроде как даже смирилась, после этого движения хоббита внутри все треснуло. — Я ведь не волшебница, Бильбо, — я улыбнулась буквально через силу. — Я знаю, Ниэнор, — ответил Бильбо. — Я рад, что мы были вместе в этом путешествии. Я вздохнула и отвернулась от хоббита, чтобы тот не увидел мой несчастно дрожавший подбородок. Я совершенно точно не хотела умирать, но не была ли моя судьба предрешена еще тогда, когда Гэндальф призвал меня в мир Средиземья? Когда заставил нас с Торином проникнуться друг к другу симпатией? Когда я, как марионетка, сползала с дерева перед встречей с орлами и бросалась Королю и Бильбо на выручку, совершенно не умея держать кинжал? Ох, и неужели я планировала, что буду делать, когда стану королевой? Как будто не могла додуматься, что для поддержания баланса не обойтись без жертв! Я отстегнула от пояса недавно вернувшийся ко мне кинжал с гранатом: больше мне не понадобится оружие и лучше не искушать себя возможностью им воспользоваться. Интересно, будет больно? Я осторожно положила кинжал на холодный камень — Бильбо же поймет и не позволит эльфам его забрать? Я слишком хорошо помнила, куда идти. Нужно было подняться на площадку, где Торин сражался с Азогом, но ноги предательски соскальзывали с неровных ступеней. Ну не стыдно теперь трястись, если уже все решила? Я посмотрела на кольцо, прыгавшее перед глазами, — «отвага и мужество», какова ирония! Король под Горой не видел меня. Как бы я ни вытирала слезы, они все равно мешали: картинка расплывалась, а все капли, наверное, весьма уродливо стекали по щекам и носу. Я чувствовала неприятный холодок от их соленых дорожек. Должно быть, я выглядела ничуть не героически, а жалко. Тоже мне, пришла спасать своего мужчину от неминуемой гибели, а самой только и хочется, что свалить обратно в Эребор, под защиту каменных стен… Тауриэль улыбалась вполне искренне, а я так отчаянно, до тошноты жалела себя. Эльфийка была куда сильнее и пожертвовала собой просто потому, что я предположила, что только это позволит жить братьям и Торину. Она верила, что ее смерть не будет напрасной, — и от меня требовалась такая же решимости в ответ. — Торин! Он не ожидал моего появления, и я, практически ничего не видя перед собой, налетела на него сбоку. Как глупо… Ни в какой другой раз я бы не смогла сдвинуть Торина с места из-за разницы в весе. Внизу, подо льдом, Азог сверкнул глазами. Я же, наоборот, зажмурилась, когда грудь обожгло огнем, и, кажется, закричала. Это было совершенно не мужественно, у меня начинала кружиться голова. Обратный конец орочьего оружия вошел Азогу между ключиц. Вдруг захотелось спать — да так сильно и резко, что я бы упала, если бы, как бабочку на булавке, меня не удерживала сталь. Да и боль в груди начинала отходить на второй план, оставляя в голове голос одного из тараканов, который с кривой улыбкой хлопал меня по плечу. Он мог бы мной гордиться. Что-то подобное ощущают доноры крови, если падают в обморок от слабости? Опустив голову, я смотрела на застывшую гримасу на лице Азога, на то, как на него капали мои красные слезы. — …нор! Действительно, какая из меня вообще могла выйти королева гномов? Это же было бы просто смешно! — Ниэнор! Что ты наделала?! Король под Горой не понимал, что мне нужно было восстановить баланс. Он не знал, что уже третий раз собирал отряд для возвращения Эребора. Не представлял, что Гэндальф пытался всеми силами исправить случившееся при первом походе и сначала призывал Азога и Тауриэль, а теперь, вот, меня. Три смерти ради трех жизней. Все было хорошо спланировано, надо сказать. Я пошатнулась и вместо каких-нибудь романтических признаний прошептала: «Орлы прилетели». Все, можно было и поспать.