Только слова

Я слышала от Бильбо, что Трейн передал самоцветы Трандуилу в благодарность за помощь при битве с орками. Совместными усилиями жителей Озерного города и гномов, переселившихся в Эребор после долгих лет скитаний, постепенно отстраивали Дейл. К тому времени, как мы во второй раз подошли к Одинокой Горе, долина перед ней расцвела: на местах прошедшего сражения паслись пони и кругленькие барашки, а в реке, около которой когда-то был разбит лагерь эльфов, ловили рыбу. Главные Ворота, заваленные по приказу Торина, починили и закрывали только на ночь, чтобы не охлаждать нижние помещения. Гномы стали вновь использовать сторожевые комнаты — однако Эребор не выглядел ощетинившейся крепостью, готовой отразить удар, и караульные, как сказал Балин, больше следили за послами и гостями Трейна, чем ожидали увидеть вражескую армию на подходе. Отношения гномов и эльфов более или менее выровнялись, но, несмотря на то, что они не считали друг друга кровными врагами, дружбы все-таки не вышло. Наверное, мир выжидал, чтобы свести в одном приключении Леголаса и Гимли и тогда признать, что между такими разными расами может быть взаимопонимание и уважение. Еще в долине, только покинув Озерный город, мы услышали торжественные звуки горнов, и у меня появилось ощущение, что жители Эребора приветствовали нас как воинов, вернувшихся домой. Некоторые, особенно любопытные, гномы высыпали на балкон, откуда Торин полтора года назад разговаривал с Бардом и Трандуилом. Трейн, облаченный в алый с золотым камзол и объемный меховой жилет практически до земли, лично вышел к нам. Часть его седых волос под короной была убрана назад, остальные пряди смешивались с густой бородой и падали на широкую грудь. В Трейне было уже не узнать того грязного старика, найденного Гэндальфом и напоминавшего чучело для отпугивания ворон. — Мой дорогой сын! — Трейн развел руки в стороны. — Леди Ниэнор! Я поклонилась. К сожалению, я не могла остаться в свадебном платье, а после долгого путешествия от Хоббитании до Эребора моя одежда, несмотря на спокойную дорогу, запылилась и вытянулась. В общем, вид у меня был далеко не королевский… Из-за плеча Трейна вышла темноволосая женщина, и я заподозрила, что это была Дис, младшая сестра Торина и мать Кили и Фили. Я занервничала: Трейн уже принял меня, а вот мнение Дис о моей сомнительной чародейской персоне было загадкой. — Отец, сестра, — обратился к ним Торин, подтверждая мои предположения, — я горд представить вам мою супругу, без помощи которой возвращение Эребора не обошлось бы столь малой кровью. Я снова поклонилась. Дис промолчала, а Трейн заулыбался еще шире: — Мы гадали, когда же это произойдет. В глубине души никто не верил, что вы, леди, можете покинуть нас, и, прошу, не вините моего сына, что он готовился к худшему. Торину было тяжелее всех нас… Пойдемте, в залах уже накрывают столы, — он склонил голову и уточнил, как будто понимал, что меня волнует. — Леди, для нас это, несомненно, большая честь — принимать вас в чертогах предков. — Благодарю, — ответила я, прилагая усилия, чтобы не быть похожей на китайского болванчика. От постоянных поклонов и голова может отвалиться! Эребор изменился за время моего отсутствия: вычищенный от паутины, побелевших костей и треснувшей заплесневелой посуды, проветренный от драконьего смрада и наполненный жизнерадостными голосами вернувшихся на родину гномов, он больше не напоминал древнюю заброшенную усыпальницу. Сначала я думала переодеться в более или менее приличную рубашку и чистые штаны, но Торин и слышать не хотел о том, чтобы я заявилась на пир, одетая как мужчина. Он высказался, что с трудом терпел мой вид на протяжении первого путешествия и больше такого не вынесет без особой необходимости. Добавив, что позовет Дис, чтобы та помогла мне с выбором платья, Торин фыркнул и вышел из предоставленных нам покоев. Я показала его спине язык и, скрестив руки, уселась на кровать. Что за вселенская несправедливость?! Я должна была носить платье, чтобы не смущать отряд, и никого не волновало, что при этом я могла отбросить коньки? Ах да… что я и сделала. — Леди Ниэнор? — в комнату заглянула Дис. Я слышала ее голос впервые, и он оказался не таким низким, каким я его себе представляла. Да и, честно сказать, Дис была в разы менее бородата, чем ожидалось. Вообще все клише о гномьих женщинах летели под откос! — Зовите меня просто «Ниэнор», пожалуйста, — попросила я. — Это мне, наверное, следует обращаться к вам иначе, Ваше Высочество… — Тогда и вовсе оставим эти формальности! — Дис махнула рукой. — Гэндальф, когда гостил у нас, рассказал, что ты спасла моего брата и сыновей. Я благодарна тебе за это… К тому же ты, наверное, знаешь, что иначе прервался бы наш род, так что твой подвиг подарил наследникам Дурина надежду на счастливое будущее! Я начала заливаться краской от смущения. Почему Торин не предупредил меня, что его сестра не такая, как он или его отец? С одной стороны, я радовалась, что Дис не кинулась ко мне со сковородкой наперевес, но с другой — мне как-то привычнее было говорить со спокойным Трейном. Если в Трейне и Торине узнавалась королевская порода, то Дис для меня выглядела как крепкая крестьянка, которая могла без мужа воспитать шаловливых детей, посадить сотню деревьев и самостоятельно построить двухэтажный дом с треугольной крышей и секретным лазом на чердаке. Даже я по сравнению с Дис была образцом утонченности и женственности… в походных штанах и со спутанными волосами. — Ох, времени не так много! Надо еще успеть привести тебя в порядок! В комнату зашли две женщины, довольно просто одетые, и покосились на меня чуть ли не с сочувствием. Я прикусила щеку изнутри: ну почему все решили, что носить штаны — это какое-то форменное преступление?! Да, вещи были давно не стираны, но это ведь не повод сдергивать их с меня и брезгливо кидать в корзину! Меня быстро отмыли в четыре руки, окунув с головой в горячую мыльную воду, наполнявшую овальную деревянную ванну. По приказу Дис женщины юркнули за дверь и вернулись с ворохом тканей — вестником моих страданий. Сначала на меня надели кремовое шелковое платье с длинными рукавами, на него — белую хлопковую юбку с вышивкой серебряными нитками спереди и по подолу. Потом застегнули на пуговицу ажурный полупрозрачный фиолетовый жилет с глубоким вырезом, расходившийся крыльями бабочки и сзади доходивший до низа юбок. На плечах резными пластинами закрепили серебряное украшение, спускавшееся на грудь множеством цепочек, соединенных в центре крупным розовым кварцем. Пояс такой же тонкой цепочкой обхватывал талию, а спереди превращался в серебряные капли, окружавшие горный хрусталь. Извечные сапоги, которые и на этот раз мне достались из рюкзака Кили, сменились кожаными туфлями на небольшом каблуке, сделанными точно по моим меркам. Клетчатые носки, критически осмотренные Дис, были отправлены вместе с остальными вещами в корзину — я надеялась, что их потом не выкинут. Когда я посчитала, что дизайнерская пытка закончилась, в комнату внесли шифоновый нежно-розовый плащ, чей цвет градиентом переходил в фиолетовый, перекликавшийся с жилетом. Я не позволила себе застонать. Волосы зачесали назад, чтобы закрыть пробор, и разделили на две части, одну оставили распущенной, а вторую — верхнюю — заплели в свободную косу. Накрасили ресницы и подвели глаза, оставив губы не тронутыми. Конечно же, мне захотелось чихнуть и к чертям смазать все, что мне нарисовали на лице… Пришлось сдержаться. Дис, обойдя меня по кругу, удовлетворенно кивнула. Женщины вышли. Под пир был выделен тот зал, по которому мы проходили, чтобы попасть к Главным Воротам, и я провела ладонью по шершавой стене, когда-то грязной и испещренной трещинами от драконьих когтей. Торин, сопровождавший меня от самих покоев, понимающе вздохнул: — Мы не забудем, что было здесь, и не позволим этому повториться. Часами звучали тосты в честь Трейна и его счастливого правления в Эреборе, наследника и принцессы, племянников, всего отряда, затронули даже меня. Гномы пили много: то тут, то там с хлопком вылетали пробки из бутылок, алкоголь лился из бочек, пачкал скатерти и салфетки. — За новые подвиги! За возвращение Кхазад-Дума! Гномы загудели, а я вздрогнула. Нет, нет, нет! Барлог, орки… «смерть» Гэндальфа. Пусть у Братства потом не будет выбора и им придется спуститься в пещеры, но я совершенно не хотела, чтобы отряд, собранный Балином, полег там и превратил Морию в усыпальницу. Лучше пройтись по пустым и заброшенным залам, чем спустя годы узнать о гибели товарищей и столкнуться с ордой мерзких тварей. Наверное, мне нужно было поговорить с Балином и прямо сказать о далеко не радужных перспективах… К тому же было маловероятно, что при живых Торине и Трейне экспедицию будет возглавлять именно Балин. Прерывать радостные возгласы своими пресными высказываниями по поводу будущего меня как-то не тянуло, и я, поморщившись, влила в себя бокал красного вина. Его тут же наполнили снова. — Что-то не так? — спросил Торин, накрывая мою ладонь своей. — Ты изменилась в лице. — Прости, — я выдавила улыбку, — но… я бы не хотела поднимать такую тему на пиру. Потом объясню. Поймут ли меня гномы? Станут ли вообще слушать? Я была бы готова силой удержать Балина от авантюры, но что с остальными? Они решат, что мои предостережения ничего не стоят, даже если на моей стороне будут Балин и Торин? Я сомневалась, что мой дар был известен абсолютно каждому из гномов Эребора, а, значит, им ничего не помешает счесть меня умалишенной или мнительной и втихую двинуться в Морию. Все это было ой как неприятно. Праздник постепенно двигался к завершению. Я увидела, как Кили и Фили, одетые в одинаковые синие кафтаны, захрапели, откинувшись на стульях и соприкоснувшись головами. Темные и светлые кудри перемешались и, кажется, запутались между собой (и я не завидовала братьям, которым с утра предстояло вычесывать колтуны). Наверное, Дис, если бы захотела, могла отнести даже таких «спутанных» сыновей в их комнату и не поморщиться — но она была занята беседами с какими-то бородатыми дамами. Бофур и Бифур насильно вытащили из-за стола Бомбура, причитая, что в следующий раз они бросят его отсыпаться прямо там, где гному не повезет напиться. Откланялись Балин и Двалин, вместе со всем своим семейством (включая рыжую «крошку» Гимли) удалились Ойн и Глойн, заправлявшие на пиру жаровней. Напоследок пожелав нам хорошего вечера, ушли Дори, Нори и Ори. Дамы, занимавшие Дис, тоже распрощались со всеми. Зал практически опустел, и кроме храпящих племянников, самой Дис, Трейна и меня с Торином никого не осталось. — Помнишь, когда мы гостили у Беорна, ты хотела гадать на ромашке? — прошептал Торин мне на ухо. — Я тогда думал, что ничего более очевидного, чем мои чувства, на этой земле не существует. Но ты сомневалась, да? — Я боялась ошибиться, — ответила я, отставляя бокал с недопитым красным вином. — И мне было неловко представлять, чтобы король, который вел свой народ отвоевывать родину… — Мне стоило сказать сразу, но я заплатил за свои недомолвки слишком высокую цену. Впрочем, я сам считал поход к Горе важнее всего остального… Они много говорили сегодня о наследниках, — Торин качнул головой в сторону пустых стульев, — но я не хочу, чтобы на этот раз одна мысль затмила все прочие. Я улыбнулась и облегченно расправила плечи. Значит, он тоже предполагал — и принимал… Это была лучшая новость за сегодня, которая перекрыла размышления о Мории и судьбе Балина. Торин поднялся, коротко потрепал племянников по головам, а затем пожелал отцу и сестре спокойной ночи. Я повторила его слова. Обратно в комнату мы шли молча, и я держала Торина под руку, чувствуя, как холодеют сжатые пальцы. В нашей первой общей спальне стояла огромная кровать с балдахином и хрустящими простынями, и вплоть до конца пира я не думала, что это было какой-то проблемой. Однако я забыла, что до той ночи мы спали на походных мешках и стелили на землю плащи, чтобы не продрогнуть к утру, и, ясное дело, никто не раздевался перед тем, как обессиленно рухнуть на свое место у костра. В доме у Беорна мы занимали сарай, а роль мягких постелей играло сено. В Ривенделле и Озерном городе мне доставалась отдельная комната, так что я совершенно не представляла, какой порядок был заведен у гномов для первой совместной ночевки. Нужно ли мне было стыдливо спрятаться за ширмой, запутаться в платье и юбках и с грохотом обрушиться на пол? Могла ли я попросить помощи? Или мне следовало бегать кругами? — Ниэнор, — позвал Торин. Я посмотрела на него с истеричным отчаянием. Почему я не поговорила с Дис? Она бы мне все объяснила! Ну, или почему я не напилась до того, чтобы упасть на кровать, не раздеваясь, и без лишних мыслей уснуть? О, я безнадежна. — Ниэнор, стой. Все, он подумает, что в ночь убийства Смога я поддалась его воле и приняла решение, о котором теперь жалела! Это, разумеется, было неправдой. Во-первых, жалеть было не о чем: несмотря на холодный пол и на то, что я кусала все, до чего могла дотянуться, чтобы гномы в соседней комнате ничего не слышали, мне не было больно или противно. Во-вторых, считая себя довольно взрослым человеком, я представляла, что иногда секс — это не про романтично разбросанные по кровати лепестки роз и не про тонкий аромат геля для душа. Сейчас, когда атмосфера куда больше располагала, а мы оба были вымыты, выбриты, причесаны и благоухали, как на каком-нибудь первом свидании, меня поглотил страх. Для меня отношения с Торином поначалу были «походным романом», когда ты спишь под одним плащом или вместе дежуришь, пока остальные храпят у костра. Моменты уединения или поцелуи были так редки, что я могла пересчитать их по пальцам, а нынче мне приходилось привыкать, что торопиться было некуда и ни от кого не нужно было скрываться. Да черт подери! Я неловким движением сняла шифоновый плащ, чуть было не уронив, и уже осторожнее сложила его на тумбу. Торин, заинтересованно следивший за мной, помог расстегнуть цепочки на плечах и груди — он справился с ними за жалкие несколько секунд, а я ковырялась не одну минуту. Щелкнул замочек на поясе, и серебряные украшения и тонкий ажурный жилет отправились к плащу. Я не без проблем вылезла из верхней хлопковой юбки, стараясь ее не помять, и сдернула через голову платье. Мне не довелось узнать, что заменяло гномьим женщинам нижнее белье, потому что очень ненавязчивое предложение Дис примерить панталоны и прочие — не такие «откровенные», как у меня — вещи я не приняла. Так что теперь, намеренно не поворачиваясь к Торину, я смотрела сверху вниз на свои ноги и рассуждала, как он отреагирует. В караульной было темно, в спальне, конечно, тоже не устраивали иллюминацию, но… Когда я собралась с духом и перестала созерцать собственные бедра, Торин обнаружился под одеялом. Ему оказалось все равно, что там у меня было под платьем, и мои муки он явно не разделял. Поколебавшись еще немного, я оставила белье на той же тумбе и, наконец, развалилась на мягком матрасе. — Ниэнор, — в третий раз повторил Торин, — тебе вовсе не обязательно себя заставлять. Никто не будет нас торопить. Я завернулась в свою половину одеяла, потягиваясь, и неожиданно мазнула пальцами по чужой обнаженной коже. Сбоку раздалось приглушенное шипение, будто воздух втягивали сквозь сжатые зубы, и я отдернула руку — температура, которая у Торина и раньше была, как у кошки, стала еще выше. Он приподнялся на локте, погладил меня по плечу и спине и, очевидно, не найдя на них никакой ткани, зажмурился. Я ткнулась носом ему в щеку — Торин уже пах не табаком, потом и дымом от костра, как было на сторожевом посту, а вязкой кислотой вина и едва заметным мускусом. Теперь нам было позволено куда больше. Я хотела быть с ним. Хотела, чтобы он сам это понял, — и опустила руку туда, откуда рождалось такое приятное тепло. Вместе с тем, что наша брачная ночь лишилась ритуалов, во мне растворились любые опасения, что я сделаю что-то не так: сложно нарушить правила, если их не установили. Мы долго лежали рядом, словно выжидая подходящего момента, и я крутила упругие пряди, падавшие на подушку, — представить Торина с короткими волосами я уже не могла. Его тело постепенно менялось под моими пальцами, а я выгибала спину, подставляясь под хаотичные поцелуи. Если в караульной мы просто механически двигались, то сейчас внутри меня все в одну секунду замирало, чтобы потом жаром и мурашками распространиться по телу. Я следовала за горячими руками, перетекала из одной формы в другую — медленно, чувствуя каждое проникновение так, будто все, что было во мне, скопилось внизу, под ноющим животом. По ощущениям мы заснули только на рассвете, хотя внутри Горы было сложно судить о времени суток: здесь всегда не хватало солнечного света и царствовала прохлада, несмотря на множество горящих факелов и подобие окон под высокими каменными сводами. Утро меня встретило хлопотавшими в спальне женщинами под предводительством бодрой Дис. Они поменяли воду в ванне, внесли новое платье, выбранное непонятно кем, и еще полчаса запихивали меня в шелка и мех. Дис утверждала, что мой наряд был домашним, а я смотрела, хлопая ресницами, на обилие драгоценных камней на вороте и богатую вышивку и с такой же уверенностью утверждала, что это платье можно было смело предлагать королеве. Дис выгнула бровь — и не ответила. До завтрака меня встретил Трейн и отвел, взяв под руку, в один из парадных залов, где обнаружились все тринадцать гномов, включая Торина и заспанных Кили и Фили. Братья зевали и терли глаза, но даже в таком состоянии они, видимо, осознавали, что должно произойти. Они осознавали, а я — нет. Трейн кашлянул, и гномы сформировали перед ним полукруг. Торин опустился на колени, и я, не сразу сообразив, что нужно было делать, не очень-то грациозно села рядом, подобрав юбки. Балин вынес красную бархатную подушку. Возле короны, которую носил Торин до битвы пяти армий, я увидела витую тиару, и Трейн, перехватив мой взгляд, ласково улыбнулся. Отныне я становилась принцессой гномьего государства.