Мой сладкий Вилли

            POV Джон Грэй. — Ммм… Чёрт, уже полдесятого! Я опаздываю!       Твою мать, как так?! Быстро приняв душ и одевшись, иду на кухню. Надо бы перекусить. Вытащив из холодильника пирожное, надев куртку и ботинки, закрываю квартиру и пулей лечу вниз. Так, осталось десять минут. Успею. Неторопливым шагом направляюсь к огромному зданию, поедая пирожное. Интересно, как выглядит этот Вилли Вонка? И сколько ему? Лет сорок пять-пятьдесят пять, наверное. Ну, скоро я всё увижу. Доев пирожное и пройдя ещё несколько метров, я остановился и оглядел ту огромную толпу, что собралась около ворот фабрики. Дааа, пробираться будет сложно. Ну, ничего, пробьёмся. Легче сказать, чем сделать. На пробивание пути, у меня ушло, минут, наверное, пять. У ворот уже стояли пятеро детей в сопровождении взрослых. Первый, толстый мальчик поедающий шоколад, и такая же толстая дама, с розовыми щеками и кукольным макияжем. Это, наверное, Августус Глуп и его мама. Да, ну и фамилия. Говорит сама за себя. Дальше стоит девочка-блондинка, и точно такая же женщина. Как они похожи. Ну просто копии друг друга. Это, кажется, Виолетта Боригард с родительницей. Далее худощавый мальчишка с полу лысым отцом. Задрот Майк Тиви с папашей. Худой мальчик со стариком. Явно бедные. Причём очень. Чарли Бакет. Симпатичная девчушка и мужчина средних лет. Богатые. Судя по тому, как она получила билет, ужасно капризная и эгоистичная. Верука Солт. Да, знакомая фамилия. Отец, кажется, что-то говорил об их семье.       И вот, наконец, большие чёрные ворота распахиваются, впуская нас внутрь. Сзади толпа загудела, пытаясь прорваться, в тоже время желая удачи и всего прочего. Репортёры принялись фотографировать. Счастливчики явно нервничали. Толстяк достал ещё одну шоколадку Вонки, открыл и принялся за неё. Ужас, как можно столько есть? — Идите вперёд, — мы отошли примерно на метр от ворот. — Закрыть ворота. Дорогие гости, я с огромным удовольствием приветствую вас на моей скромной фабрике. А кто я такой? Что ж…       Железная стена с тремя решётками-дверьми разъехалась, представляя нашему взору… Какие-то конфетные декорации. Затем появились куклы, поющие песенку про хозяина фабрики: — Вилли Вонка, Вилли Вонка Всем кондитерам пример. Вилли Вонка, Вилли Вонка Шоколадный инженер. Его улыбка так мила Её не проморгаешь, А сам он добрый и смешной Ты об этом сам узнаешь. Вилли Вонка, Вилли Вонка В шоколаде он великий спец. Вилли Вонка, Вилли Вонка Он большой кудесник и мудрец. Шоколадный мастер, чародей, Всегда он радует людей, Вот и он — смотри скорей.       Слушая песенку, все переглядывались, как бы спрашивая: «Что это за бред? Он что, совсем псих?» На последних словах песни, в середине «сцены» стал появляться трон, пустой, правда. Далее заискрились фейерверки, затем из небольших труб вспыхнул огонь, и погас. Одна из кукол загорелась, вслед за ней и все остальные. М-да, сломались. Они пытались продолжить петь, выходило ужасно. В итоге большинство почернело и почти расплавилось. У них оголялся череп, выпадали глаза и отваливались руки. Если честно, немного жутко. Не дай бог такое ночью увидеть. — Ха-ха-хах. Великолепно, правда? — о, когда это он успел присоединиться к нам? — Я боялся, что в середине вышло всё немного затянуто, но зато финал! Хаха, вау!       Закончив восхищаться этим шоу, он поднялся на ступени. — Вы кто? — фу, какая глупая и невежливая эта Виолетта. — Это Вилли Вонка, — с восхищением и трепетом произнёс старичок. — Точно? — с сомнением переспросил его внук. Все начали переглядываться, а Вонка всех разглядывал. По-детски восторженная улыбка не сходила с его губ. Вскоре она сменилась неловкой, так и норовящей исчезнуть. Я же просто стоял и рассматривал его, не придавая значения этой неловкой заминке. — Доброе утро, Звёздный свет, и Земля говорит: «Здравствуй»! — все снова начали переглядываться. Да, этот человек явно немного того. Улыбка окончательно исчезла с его лица. Он достал из внутреннего кармана пальто какие-то белые карточки, на которых была большая красная «W». — Дорогие гости, здравствуйте. Добро пожаловать на фабрику. Я с удовольствием жму ваши руки, — он явно хотел пожать их всем нам, вот только мы энтузиазмом не ответили. — Меня зовут Вилли Вонка, — у меня такое чувство, что он ни с кем нормально не общался уже несколько веков. — Тогда Ваше место вон там, — Верука указала на трон. — Оттуда я не смог бы увидеть представление, милая девочка. — Мистер Вонка, я не знаю, помните ли Вы меня, но когда-то я работал на Вашей фабрике, — ну конечно, он тебя помнит. Она закрыта уже лет двадцать, если не больше. — Вы один из тех злобных шпионов, которые пытались украсть мои секретные рецепты, чтобы продать их паразитам, делающим дешёвые леденцы, да? — ух ты, бедного Вилли обидели. Так, главное не смеяться. Но, чёрт, как же он сейчас похож на ребёнка. И это его «злобных шпионов». Так ведь обычно дети говорят. — Нет, сэр. — Замечательно. Добро пожаловать. Идёмте, дети, — и, развернувшись, направился к трону, ну, а мы — за ним. — А Вы не хотите узнать, как нас зовут? — с акцентом поинтересовался кабан из Германии. — Ты даже не представляешь, как это важно. Идёмте скорее. Нам надо многое увидеть.       Мы вышли в очень длинный коридор с красной ковровой дорожкой. Около стен стояли столы с лампами. — Бросайте верхнюю одежду где хотите, — произнёс кондитер, сбрасывая пальто. Итак, на нём были: тёмно-фиолетовые брюки, фиолетовые латексные перчатки, бордовый бархатный фрак, чёрная рубашка, такого же цвета жилет и чёрный цилиндр. Кожа болезненно-бледная, глаза сине-фиолетовые, каштаново-шоколадные волосы под каре, и трость. Он оказался довольно красивым. Думаю, ему лет тридцать, может, чуть больше. — А у Вас довольно жарко, мистер Вонка, — да, соглашусь с мистером Тиви. — Да. Я поддерживаю тепло, потому что мои рабочие привыкли к жаркому климату. Они совершенно не выносят холода, — интересно, кто же эти рабочие? — А кто они? — робко озвучивает мой вопрос юный Бакет. — Ты скоро всё узнаешь. Идёмте, — и мы пошли. И тут вдруг Виолетта, идущая рядом с Вонкой, резко обняла его. Надо было видеть его лицо! Я невольно прыснул от смеха. Такое чувство, будто его не девочка, а таракан-переросток обнимает. Он явно испугался. — Мистер Вонка, я — Виолетта Боригард. — Оу, мне всё равно, — с таким же испуганным лицом ответил Вилли и направился дальше. — А вот и нет. Это я выиграю Ваш особый приз, ясно? — какова нахалка. — Что ж, ты уверена в себе, а это важно. — Я — Верука Солт, — вперёд выбежала девочка из Англии. Он снова шуганулся. — Рада познакомиться, сэр. — Я всегда думал, что верука — это такая мозоль на пятке. Представляешь? Ха-ха, — да, он умеет унизить и испортить настроение. Улыбка моментально исчезла с её личика. — Я Августус Глуп, — тут же перед ним возник толстяк, жующий шоколад. И снова кондитер перепугался. Бедный. — Я люблю шоколад. — Это видно, — да, по его размерам. — Я тоже люблю его. Вот уж не думал, что между нами столько общего.       Он сделал шаг вперёд, но тут же развернулся: — Ты, ты Майк Тиви. Ты маленький дьявол, который взломал систему. А вы? — Я Чарли Бакет. — Джон Грэй, — лениво. — А остальные это р.ро.рм, — он не может сказать родители? Забавно. Судорожно глотает. — Мы родители, — закончил за него отец Веруки. — Да, — с явным облегчением. — Мамы и папы. Отец, — улыбка пропала, взгляд стал задумчивым. — Папа, — наверно, что-то вспомнил. — Ну ладно, идёмте дальше, — и, натянув улыбку, двинулся вперёд по коридору. Мы, конечно же, за ним. Я шёл самый последний. — Мне кажется, этот мистер Вонка выглядит на четвертак короче, чем доллар, — доверительно сообщил мистер Тиви. — Не понимаю вашего американского жаргона, — ответил мистер Солт и поторопился выйти вперёд, отвязываясь от нежеланного собеседника.       Свинья продолжал есть «чоколад». Верука взяла Виолетту под руку. Какая милая парочка. И вот мы дошли до конца коридора и остановились около маленькой дверки. — Тут очень важный цех, не забывайте. Это шоколадная фабрика. — А почему дверь такая маленькая? — Майк спросил то, что хотели спросить все. — Чтобы не выходил дивный запах шоколада, — снова смешок. Достаёт внушительную связку ключей и открывает дверцу. Толкает, и нашему взору открывается прекрасная картина. Насыщено-зелёная трава, невероятных размеров шоколадный водопад, тыквы, деревья, грибы и многое другое. А вдоль берегов реки росли грациозные деревья и кустарники — плакучая ива, ольха, высокие кусты рододендрона с розовыми и лиловыми цветами. Луга пестрели тысячами лютиков. Будто в сказку попал. В волшебную страну. Эх, будь мне двенадцать, я бы визжал от восторга, и считал бы Вонку чуть ли не Богом. Ну, волшебником, точно. Хотя это действительно достойно восхищения. Мы зашли внутрь. Первым шёл хозяин сея чуда. — Итак, будьте осторожны, мои дорогие дети, — это он меня и людей за тридцать, тоже к категории детей относит? — Не теряйте голову, не волнуйтесь. Ведите себя очень спокойно.       Все с восхищением оглядывались вокруг. Да, действительно волшебно. — Красиво-то как, — высказал своё мнение Чарли. — Что? Ах, да. Тут очень красиво, — окинув мимолётным взглядом водопад и реку, он начал спускаться. Мы подошли к краю берега и шли вдоль него. — Каждая капелька этой реки горячий шоколад наивысшего качества. Водопад — это самое важное. Он перемешивает шоколад, вспенивает его, делает лёгким и воздушным. Кстати, ни на одной фабрике в мире, не перемешивают шоколад водопадом, дорогие мои. Это я вам точно говорю, — объяснял нам мужчина, когда мы переходили через мост, ведущий на другой берег. — Гости! Эти трубы, — указывает нам на что-то, похожее на летающую тарелку, только с трубами, — засасывают шоколад, и разносят его по всей фабрике. Тысячи литров в час. Да, — он доволен собой. Что ж, ему есть, чем гордиться. — А как вам мои поля? Съешьте моей травы. Съешьте хоть травинку, пожалуйста. Трава такая замечательная, такая вкусная, — услышав данную просьбу, я подумал, что он совсем двинулся за время пребывания здесь. — Траву можно есть? — Конечно можно. Всё, что есть в этом цехе, съедобно. Даже я съедобен. Но это называется каннибализм, мои дорогие дети, и не приветствуется в большинстве общества. Да. Наслаждайтесь. Ешьте.       Все, и родители, и их чада, тут же разбежались. На месте остались только я, отец Веруки и Вилли Вонка. Последние обменивались взглядами, словно напротив стоящий — полоумный идиот. — Ну, а ты, Джон, почему не ешь? — с интересом посмотрел на меня Вилли, когда Солт ушёл. — Не хочу. — Не хочешь? — тонкие брови удивлённо взметнулись вверх. — Я не люблю сладости и конфеты. В особенности шоколад, — с ухмылкой произнёс я, наблюдая за непониманием и неким шоком в сине-фиолетовых глазах. — Не любишь? Серьёзно? — Да. — Эй, кто этот человечек? Он такой маленький! — прервал нашу беседу чей-то возглас. Они что, никогда карликов не видели? — Он не один! Их несколько!       На полянке работали очень маленькие человечки в красных комбинезонах. И они были намного меньше обычных карликовых людей. Что за хрень? — Кто это, мистер Вонка? — Это умпа-лумпы. Из самой Лумпаландии! — Это вымышленная страна. Мистер Вонка, я школьный учитель географии… — договорить мистеру Тиви не дали: — В такой случае, Вы должны знать, какая это ужасная страна! Боже, какое это ужасное место! Сплошные непроходимые джунгли, кишащие самыми жестокими тварями на свете — протобестиями, блатыкарями и свирепыми тулумбасами. Один такой тулумбас съедает на завтрак десяток умпа-лумпов и ещё просит добавки. Когда я туда приехал, умпа-лумпы жили в хижинах на вершинах деревьев. Они строили там свои жилища, чтобы спастись от наземных хищников. Умпа-лумпы питались в основном зелеными гусеницами, а зеленые гусеницы, как известно, совершенно отвратительны на вкус, и несчастные умпа-лумпы целыми днями лазили по деревьям, чтобы хоть как-то разнообразить свой скудный рацион и найти что-нибудь менее отвратительное, чем зеленые гусеницы — к примеру, красных жуков, листья эвкалипта или кору дерева бонг-бонг. Это, конечно, тоже крайне омерзительная пища, но все-таки получше, чем зелёные гусеницы. Бедные маленькие умпа-лумпы! А ведь была одна вещь, которую они любили больше всего на свете! Они сходили с ума по какао-бобам, но не могли их раздобыть. При очень большой удаче один умпа-лумп мог найти три-четыре боба за весь год. Но как же они мечтали о них! Все дни напролет умпа-лумпы только и говорили о какао-бобах, а все ночи напролет — видели их во сне. Достаточно было только произнести при умпа-лумпе слово «какао», как у него начинали течь слюнки. А какао-бобы, — продолжал мистер Вонка, — это как раз то, из чего делается шоколад. Без них шоколада сделать нельзя. Собственно, они и есть шоколад. На моей фабрике каждый день перерабатываются миллиарды какао-бобов. И вот, мои маленькие друзья, когда я узнал, что умпа-лумпы буквально помешаны на этой еде, я не поленился влезть к ним на деревья и пройти в хижину вождя племени. Изголодавшийся и тощий как скелет, бедняга сидел перед миской пюре из зеленых гусениц и, с трудом преодолевая тошноту, пытался съесть это отвратительное варево. «Послушай, — сказал я ему, — если ты и твои люди согласитесь поехать в мою страну, чтобы жить и работать на моей фабрике, вы получите этих какао-бобов сколько захотите! У меня на складах их целые горы! Вы будете есть какао-бобы четыре раза в день — вы наедитесь ими до отвала! Если хотите, я могу даже платить вам жалованье этими бобами!» — «Это правда?» — воскликнул вождь умпа-лумпов, вскакивая со стула. «Ну, конечно, правда! — сказал я. — И кроме того, вы можете получать ещё и шоколад, а он гораздо вкусней какао-бобов, потому что в него добавляются молоко и сахар». Вождь на радостях вышвырнул в окно свою миску с пюре из зеленых гусениц и завопил как сумасшедший: «Я согласен! Едем хоть сейчас!» И вот я на пароходе привез сюда все племя умпа-лумпов — мужчин, женщин и детей, — всех до единого человека. Это оказалось не так трудно. Я упаковал их в большие ящики с дырками, и дорога прошла вполне благополучно. Это прекрасные работники. Они быстро научились говорить по-английски, и кроме того, очень любят музыку и танцы и все время сочиняют песни. Я думаю, сегодня вы еще не раз их услышите. Но должен предупредить вас, что они большие озорники и обожают всякие шутки и розыгрыши. Между прочим, заставить их сменить одежду было не так-то просто! Наша одежда им совершенно не нравилась! А почему? Да потому что…       К сожалению, его прервали: — Август, сынок, не делай этого!