Letters from war/Письма с войны

В день, когда Реджина вернулась на работу, сплетники Сторибрука неистовствовали. Была первая неделя февраля, и мэр вошла в ратушу с дипломатом в руках, уверенно цокая каблуками. Брюнетка взялась за городские дела так, будто вернулась из запланированного отпуска, проведенного где-нибудь на Кубе. Ни секретарше, ни членам совета не хватило смелости расспрашивать Миллс о причинах её отсутствия, они решились только спросить, как у неё дела, надеясь получить хоть какую-то информацию из первых рук. Но Реджина и раньше никогда не распространялась о своей жизни, и на этот раз любопытствующим пришлось удовольствоваться вежливыми ответами вроде: «Прекрасно, дорогая» и «Хорошо, а у вас?» Мэр вернулась в свой кабинет, и не прошло и нескольких дней, как горы папок и файлов, скопившиеся за месяц, исчезли. Мэр Реджина Миллс вернулась и снова заставила всех считаться с собой. Что бы ни случилось, Реджина явно решила забыться с головой погрузившись в работу, и видеть в ней холодного и властного политика было страшно. Весь город только об этом и говорил. Что случилось? Где была Реджина? Какая вожжа попала ей под хвост? Горожане предполагали, что у Реджины был отпуск, который она решила провести дома. Может быть, Миллс просто устала от бесконечной напряженной работы и решила взять немножко («множко», как говорил член совета Джеймс) отгулов, чтоб предотвратить нервный срыв. В конце концов, многие политики и другие публичные люди так делают. Но однажды Сидни обронил, что Реджина приказала незамедлительно вычеркнуть свое имя из программы переписки, и город снова захлебнулся в сплетнях. Эмма возвращается насовсем, говорили некоторые, особо оптимистичные сторибрукцы во главе с Мэри-Маргарет. - Она возвращается, и они с Реджиной и Генри заживут одной семьёй. Как романтично! – мечтательно вздыхала учительница, сидя в кафе. - Смеёшься? – грубо проворчал Лерой. – Ты видела нашего мэра в последнее время? Она же месяц просидела в особняке взаперти. Знаете, что это значит? – Лерой, неприятно скрипнув горлом, провёл большим пальцем по шее. – Сестрёнка больше не вернётся. - Лерой! – возмутилась Мэри-Маргарет. - Хватит, ребята, – вклинилась в разговор Руби, вытиравшая стойку. Она сердито посмотрела на парочку сплетников. Мэри-Маргарет покраснев, опустила голову, но Лерой только фыркнул и наклонился к Лукас, опираясь на стойку: - Ты что-нибудь знаешь? - Я знаю столько же, сколько и вы, – Руби скрестила руки на груди, – а если б и знала что-то, в любом случае, это не ваше дело. Лерой взял свой хашбраун и кофе и, ворча, отошел от стойки, Мэри-Маргарет сменила тему, но Руби почти не слушала её, погруженная в собственные мысли и предположения. У официантки вообще была хорошая интуиция. Когда Генри потерялся в лесу, именно она нашла его, и сейчас девушку грызла тревога, больно было думать, что Реджина из хорошей подруги вновь превратилась в холодного мэра. Еще больнее было бояться, что причиной этому стала очередная потеря в жизни брюнетки. Хотя по возрасту Руби была ближе к Эмме, но, живя в Сторибруке, она знала историю жизни Реджины в подробностях, знала, что добрая и весёлая девчонка из школьной группы поддержки кардинально изменилась после смерти родителей. Руби, Тина и Кэтрин, конечно, не могли удержаться и обсуждали сложившуюся ситуацию. Реджина – их друг, в конце концов. И когда Реджина, наконец, ответила на их звонки, беспокойство женщин нисколько не уменьшилось. - Я ценю ваше постоянное беспокойство, – сказала брюнетка, – но этот город остро нуждается в моём внимании, и я не могу попусту тратить время и силы. Это был самый вежливый способ сказать: «Оставьте меня в покое, черт подери». И он неприятно удивил подруг. Реджина вежливо отвечала на все звонки и электронные письма, но и только. И каждый раз, когда Кэтрин пыталась зайти к ней в офис, секретарша мэра извинялась и говорила, что Реджина никого не принимает. Даже день рождения брюнетки не стал поводом для встречи. Реджина сказала, что не будет праздновать, ведь это всего лишь еще один год, ещё одна цифра. Но тонкий слух Руби уловил в её тоне скрытую тоску и боль одиночества. Тина и Руби не хотели давить на мэра и были готовы дать ей время, но Кэтрин через месяц решила, что с неё хватит. Однажды она уже дала подруге время и потеряла её на пятнадцать лет. Она не собирается повторять старых ошибок. И хотя это было рискованно, одним особенно промозглым мартовским вечером женщины пришли к особняку мэра, вооружившись бутылками и ведёрком карамельного мороженного и прихватив с собой Грэма, на всякий случай. Кэтрин решила, что, если Реджина не выйдет из дома сама, им понадобится помощь шерифа. - Реджина! – Кэтрин ударила кулаком в закрытую дверь. – Открывай! - Знаешь, мне ведь придётся арестовать тебя за вторжение в частные владения, – Грэм стоял позади всех, засунув большие пальцы за ремень, и переминался с ноги на ногу. Ему этот штурм дома Миллсов был явно не по душе. – Если Реджина скажет… - Тебе придётся арестовать меня за убийство, если Реджина не откроет эту грёбанную дверь! – Нолан снова постучала, и на этот раз кто-то прижался лицом к стеклу с внутренней стороны. - Привет, тётя Кэт! – раздался приглушенный голос Генри, и стекло запотело от его дыхания. Тина улыбнулась, выходя из-за спины Кэтрин, и наклонилась, глядя на мальчика: - Привет, Генри. Впустишь нас? - Генри, я же говорила тебе не открывать дверь чужим, – послышался голос Реджины. Генри обернулся к матери: - Но это же… Внезапно брюнетка появилась за спиной сына и отодвинула его от двери. Она одарила собравшихся у её порога взглядом, который, видимо, должен был заставить их разбежаться от греха подальше. Но вместо этого Кэтрин показала бутылку вина и, склонив голову набок, протянула: - Пожа-а-алуйста? -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- - С ними всё будет в порядке, – тихо сказала Кэтрин, сжав руку Реджины, когда они смотрели, как Генри ведет Грэма в детскую, поскольку шериф был временно понижен до должности няни. – Если о чем-то и нужно беспокоиться, так это о спине Грэма, если Генри снова уговорит его поиграть в лошадку. Реджина не ответила на шутку, напряжение всё ещё сковывало её, но, как только дверь детской закрылась, она нехотя позволила отвести себя в гостиную, где их уже ждали вино и коктейли. - Что это? – резко спросила Миллс, остановившись на пороге и глядя на Тину, Руби и Кэтрин, которые выгрузили на кофейный столик коробку апельсинового сока, бутылку содовой, закуски и большие бутылки водки, рома и красного вина. - Интервенция, – Руби открыла пакет с чипсами и закинула одну штуку в рот. - Так, и в чем проблема? Почему вы трое вдруг решили вломиться ко мне в дом? - Вломиться? – обиженно переспросила Тина. – Мы постучали, и ты сама нас впустила. - Колись, – Нолан втащила Реджину в комнату и села на пятки перед столиком, – что с тобой происходит? - Ничего, – Миллс так и не присела. Вместо этого она стояла, поджав губы и скрестив руки на груди, возвышаясь над подругами в неприкрытой демонстрации силы. – Уж простите, если я провожу время с сыном вместо того, чтоб непонятно где шляться по вечерам. Кэтрин закатила глаза: - Скажи честно, ты в самом деле думаешь, что, зная тебя столько лет, я сейчас поверю в эту отмазку? - Мы с вами не ссорились. - Ну, игнорировать нас тоже не очень-то по-дружески, – с нажимом сказала официантка. - Извините, я не знала, что должна отчитываться вам о каждом дне своей жизни. - Не о каждом дне, – отозвалась Белл, – но, знаешь, неплохо бы держать друзей в курсе, если вдруг решаешь пропасть из виду, запершись в доме на три месяца. И, да, - Тина перебила брюнетку, подняв палец и не дав раздраженно фыркнуть, – у тебя есть друзья. - Доставучие друзья. Кэтрин пожала плечами и села на диван, похлопав по месту рядом с собой: - Ладно, мы можем не разговаривать. Мы соскучились по тебе, а тебе нужен девичник. Тяжелое молчание повисло в комнате на полных две минуты. Потом Реджина, смирившись с неизбежным, села и, проигнорировав стоявший перед ней бокал с вином, протянула Руби стакан, в который девушка налила порцию рома с колой. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- - Почему мы смотрим это? – Реджина хмуро смотрела на экран. Кэтрин и Руби многозначительно посмотрели на Тину, совершенно поглощенную игрой Рэйчел МакАдамс и Райана Гослинга. Почувствовав их взгляды, блондинка повернулась: - Он романтичный, ладно? – вступилась за фильм она. Все четверо сидели на диване, Реджина по-королевски устроилась посредине, держа в руках третий коктейль, её подруги, обнявшись, лежали рядом, так что было не понять, где чьи руки и ноги. Уговорив, наконец, брюнетку поучаствовать в девичнике, они потушили свет, открыли закуски и включили DVD. Время от времени до них долетал заразительный смех Генри и их с Грэмом беготня. Реджина прислушивалась напряженно, будто ожидая признаков бедствия, но Руби всякий раз дружески подталкивала её локтем и ободряюще улыбалась, возвращая внимание женщины к фильму. Когда фильм только начался, им пришлось на десять минут отпустить Миллс, когда Грэм спустился в гостиную, неся Генри на спине, и мальчик серьёзно заявил, что ему и его благородному коню требуется «про-питание» (Реджина понятия не имела, откуда он узнал это слово, но Генри произнес его правильно, разделив на два слога, чтоб облегчить себе задачу). Кэтрин понадобилось три минуты, чтоб понять, что брюнетка застряла на кухне, и еще две, чтоб привести её назад и усадить на диван, с которого из-за обилия вытянутых ног, было не так-то просто сбежать. Реджина сердито хмыкнула, указывая на экран рукой, в которой держала стакан, так что тот накренился, и жидкость грозила выплеснуться: - Романтично? Что романтичного в том, чтоб поощрять измену? Ради всего святого, она ведь помолвлена. - Тс-с, – шикнула Тина, хлопая её по руке, – это лучший момент в фильме. Герои мокли под дождём, направляя свою лодку в док. Внезапно они начали кричать друг на друга: - Я написала тебе 365 писем. Дыхание застряло в горле. Нет, Реджина вовсе не подсчитывала их письма. Она совсем не знает, что написала Эмме 248 писем, включая записки, вложенные в посылки. - Дня не проходило, чтоб я не писала тебе. Реджина зажмурилась, залпом опустошив стакан, и сжала его в кулаке так крепко, что, кажется, хрусталь готов был треснуть. Ничего не кончено. До сих пор ничего не кончено! Будто вырванные заклятием, с губ хриплым шепотом сорвались два слова: - Она пропала. - Нет, не пропала. Просто смотри, – Тина не отрывала глаз от экрана. - Реджина? – Кэтрин выпрямилась и сбросила ноги Руби с колен, чтоб подвинуться ближе к Миллс, сидящей, закрыв глаза. Мэр покачала головой, откидываясь на спинку дивана. Теперь обеспокоенные взгляды подруг были направлены на брюнетку, которая приглушенно всхлипывала, пытаясь сдержаться. -Ты про Эмму? – тихо спросила Руби. Реджина кивнула, прикрывая глаза свободной рукой, и тихо всхлипывая. Наконец, не в силах больше сдерживаться, она накрыла голову руками и позволила себе заплакать. Тина молча обняла подругу и Кэтрин с Руби последовали её примеру. Реджина плакала в их объятиях. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- - Чего они ревут? – прошептал Генри, когда они с Грэмом заглянули в гостиную и увидели четырёх обнявшихся женщин с покрасневшими глазами и ведерком мороженного. На полу валялись скомканные салфетки. Шериф посмотрел на экран и, увидев пожилую пару, лежащую рядом и перешептывающуюся, всё понял: - Они смотрят «Дневник памяти». - Это же просто фильм, – хихикнул Генри. Скоро начались титры, позволив Генри войти в тёмную комнату и, подойдя к дивану, забраться на него. Он втиснулся между Реджиной и Руби. - Привет, мамочка, – взяв её лицо в ладошки, он поцеловал маму в нос и стёр мокрую дорожку со щеки, – ты опять грустишь? Она крепко обняла его и встала, прекратив изображать диванную подушку. Шмыгнув носом, Реджина поцеловала сына в щёку и ответила: - Фильм был грустный. - Не смотри его, – просто сказал мальчик. Взрослые улыбнулись. - Хорошая идея, – брюнетка щёлкнула пультом, выключая телевизор, и опустила Генри на пол. – Иди наверх, будем ложиться спать. Как только ребёнок вышел из комнаты, Реджина напряженно повернулась к друзьям, обняв себя руками. Несмотря на то, что за последний час она всё рассказала, подтвердив их худшие опасения и признав свои страхи и тревоги, теперь под их взглядами брюнетка чувствовала себя беспомощной и уязвимой. Грэм первым решил разбить повисшую тишину. Кивнув, он пожелал Реджине доброй ночи и ушел, не желая им мешать. Хозяйка особняка начала уборку, двигаясь, как робот. Когда она потянулась за бокалом, стоящим на столике и всё ещё наполовину полным, Кэтрин схватила её за руку. - Реджина, – тихо сказала блондинка, – тебе не нужно нести эту ношу в одиночку. Она просто пропала. Она может появиться в любой момент. - Пожалуйста, не надо, – Реджина не поднимала глаз от бокала, голос был хриплым от сдерживаемых эмоций, – не обещай мне, что с ней всё будет хорошо. - Но… - Кэтрин, прошло уже три месяца. Думаешь, я не знаю, каковы шансы, что она жива? – Миллс выпрямилась, и, казалось, вся близость, которую они восстановили за последний час, исчезла в одно мгновение. Взгляд Реджины был жестким. Но через секунду она моргнула и, прижав кончики пальцев ко лбу, покачала головой. - Но это же Эмма, – пискнула Тина. Взгляд брюнетки застыл и, повернувшись к ним спиной, она вышла из комнаты: - Я сообщу вам, когда мы сможем собраться снова. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Реджина так и не позвонила им, чтоб предложить снова собраться на девичник. Женщин это не удивило, хотя они и были разочарованы. Она не пряталась от подруг и тепло принимала их, если они забегали к ней домой или в офис, чтоб проведать. Но как только речь заходила о том, чтоб собраться всем вместе, брюнетка отнекивалась, ссылаясь на обилие бумажной работы в офисе или на то, что ей нужно отвезти Генри на урок верховой езды. Все знали, что это ложь. Руби дружила с парнем, который работал на ферме и учил малышей ездить верхом. Он сказал ей, что маленький Миллс перестал появляться на занятиях. Реджина не могла. Не могла смотреть на них троих сразу и видеть на лицах жалость. «Это не жалость», – сказала бы Тина. Конечно, не каждый день, но всё же Реджина проверяла по привычке почтовый ящик и смотрела вечерами выпуски международных новостей. Об Эмме не было никаких известий, и надежда, появившаяся, когда Генри рисовал карту, вера, что каким-то чудом его желание приведёт девушку домой, таяли с каждым днём. Прошел месяц. Два. Генри исполнилось пять, и они не получили ни послания от Эммы, ни даже дурацкого подарка от дяди Августа. Хотя Бут прислал из Германии открытку с брелоком и обещанием привезти Генри что-то особенное. На празднике было совсем мало гостей. Только пятеро ближайших друзей Генри и тётя Кэт, тётя Руби и мисс Белл. Весь праздник Реджина хлопотала без остановки, избегая испытывающих взглядов подруг. Наступило лето, и у Генри начались каникулы, и Эмма должна была вернуться домой полгода назад, и каждый раз, открывая шкаф, Реджина против воли смотрела на сумку, наполненную вещами блондинки, и заставляла себя отвести взгляд и просто выбрать костюм, который наденет сегодня. Потому что, если она вспомнит, как Эмма вечно дразнила её за официальный стиль одежды, она не выдержит и в ярости разорвёт весь свой гардероб. Больше всего ей разбивал сердце оптимизм Генри. Август подходил к концу, когда мальчик вбежал во двор, где она занималась цветами, и потянул её за ворота. - Это Эмма! – он подпрыгивал, показывая на фигуру, бегущую в конце улицы. Дыхание перехватило так сильно, что Реджина поперхнулась и ахнула, глядя на женщину, бегущую по тротуару. Светлая кожа. Золотые волосы. Белая майка. Не может быть. - Эмма! – Генри отпустил её руку и побежал. – Эмма нас нашла! - Генри! – Реджина побежала за ним, бросив лопатку у ворот. Шляпа слетела с головы, сорванная ветром. Приблизившись, Реджина разглядела сильные руки и лёгкий загар на коже. Сердце подпрыгнуло в груди. Теперь брюнетка даже не знала, побежала ли она за Генри, чтоб нагнать его, или, как и сын, поверила. Генри догнал бегунью, и девушка повернулась. Миллс вздрогнула и остановилась. Алиса Хэттэр. Мать подруги Генри. Определенно не Эмма. Алиса остановилась, немного задыхаясь, и, вытащив из ушей наушники, улыбнулась мальчику: - Привет, Генри. А Пэйдж дома. Ребенок смотрел на неё, озадаченно хмурясь. Реджина подошла к нему и прижала к себе, обняв за плечи. - Здравствуйте, мадам мэр, – робко поздоровалась Алиса и, получив короткий кивок в ответ, продолжила пробежку. Миллсы смотрели ей вслед, и Реджина проклинала себя за то, что позволила себе надежду, поверила, что Эмма может просто пробегать утром по Сторибруку. - Я думал, это Эмма, – виновато прошептал Генри, смущенно глядя в землю. Реджина обняла его, присев на корточки, малыш уткнулся лицом ей в шею. - Я же послал ей карту! Почему она не сработала? Реджина зажмурилась, не зная, за что ненавидит себя больше: за то ли, что вынула конверт с картой Генри из ящика, прекрасно зная, что он вернётся отправителю, и надежно спрятала его в ящике своего стола или за то, что в глубине души, думала, что, отправь она ту карту, Эмма и вправду смогла вернуться домой. - Ничего, Генри, – прошептала брюнетка, целуя его в макушку. – Я тоже так думала. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Время бежало быстрее, чем ожидала Реджина. Незаметно похолодало, и лето сменилось осенью. Генри перешел в старшую группу нулевого класса, и, хотя он не говорил этого, ему нравилось, когда Реджина называла его «старший». Правда, когда тётя Руби добавила к этому прозвищу «гражданин», Генри не разговаривал с ней целых полдня. Реджина ушла в работу настолько, что у неё не оставалось времени ни на что, кроме Генри. Она трясла весь мелкий бизнес в Сторибруке, проверяя предприятия на соответствие Гражданскому кодексу. Обнаружив малейшие нарушения, мэр требовала устранить их в самые кратчайшие сроки, так что владельцы едва успевали выполнить все, что от них требовалось. Пришел октябрь, и Реджина вовсю готовилась к городскому празднику в честь Дня благодарения, но ни постоянная занятость, ни сын не спасали её от грызущего чувства, от мысли, постоянно терзавшей брюнетку. В октябре у Эммы был день рождения. Вторник начался, как обычно. Реджина проснулась за полчаса до будильника, прогнав мысли о своем последнем сне, и приготовилась прожить еще один день. Генри всё тяжелее и тяжелее вставал по утрам, и ей не хотелось признавать, что сын растёт. Она отвезла его в школу и поехала на работу, затем ровно в 15:30 забрала Генри, и они вернулись в офис, где мальчик сел за собственный стол делать уроки. Два часа спустя они пришли домой, пообедали, поиграли и после ванны Реджина уложила его спать. Их день закончился, как всегда, в десять. Но Реджина не смогла уснуть. Она лежала и смотрела, как ползёт минутная стрелка будильника. Половина двенадцатого. В голове настойчиво звенела мысль, что ей нужно встать. Ей нужно двигаться дальше, разве нет? А так будет ещё труднее. И что, теперь она должна забыть Эмму совсем? Не забыть, но ведь завтра ей нужно будет найти в себе силы, чтоб начать новый день, а это только растравит и без того кровоточащие раны. Но сегодня у Эммы день рождения. Без четверти двенадцать. Ей хватит времени, чтоб встать и пойти на кухню. Не нужно зажигать свет. Луна ярко освещала кухню, когда Реджина обошла кухонную стойку. В ночной тишине женщина двигалась бесшумно, как тень, скрываясь от любопытных глаз города и даже от Генри. Часы на духовке сказали, что у неё осталось десять минут, так что Реджина быстро открыла холодильник, достала один из кексов, которые они с Генри испекли позавчера просто потому, что он попросил, и положила его на стол. Порывшись в ящиках комода, брюнетка нашла свечку. Маленькую синюю звёздочку с крохотным фитильком. Она зажгла её, и, хотя огонёк свечи был совсем маленьким, комната будто осветилась ярким светом, когда Реджина вспомнила, как застенчиво улыбалась Эмма в тот день, когда она устроила белокурому солдату сюрприз. Как крепко обнимали её сильные руки, потому что они с Эммой ещё не знали другого способа выразить свои чувства. Реджина давно перестала загадывать желания на падающие звёзды. Желать бесполезно и бессмысленно. Желания не помогли бы ей стать той, кем она являлась сейчас. Не могли заплатить за колледж, не могли успокоить её, когда у полуторамесячного Генри случились колики. Но сейчас она присела за стойку и, положив подбородок на сложенные руки, глядя на маленькую голубую свечку, мерцающую в темноте, загадала желание. Самое отчаянное своё желание. Приведи её домой. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Снова выпал снег. На этот раз земля побелела уже в конце ноября, и крики напуганных глобальным потеплением защитников природы ненадолго смолкли. И, хотя снега было немного, Реджина пообещала Генри, что они покатаются на санках с холма в парке. И сейчас она зорко наблюдала за ним, дрожа от холода на скамейке, спрятав руки в муфту и прижав к боку термос. Хотя Генри присмотр, кажется, был не нужен. Раз за разом он втаскивал санки на вершину холма, садился и со смехом и радостными криками летел вниз. - Реджина. Подняв глаза, брюнетка увидела тепло улыбающегося Арчи Хоппера, как всегда одетого в твид и с Понго на поводке. - Я вас давно не видел. - Я не ваша пациентка, доктор Хоппер, – ответила Реджина, снова поворачиваясь к Генри. Не обратив внимания на явно грубый ответ, Арчи присел рядом, спуская Понго с поводка. Получив свободу, далматинец тут же понесся к Генри и перевернул санки с радостно взвизгнувшим мальчишкой. Реджина припомнила, как в детстве Генри постоянно пытался оседлать собаку, говоря, что Понго – его благородный скакун. Теперь мальчик перерос своего друга, и хотя далматинец всё еще терпеливо сносил детские попытки превратить его в лошадь, оба, и пёс, и ребёнок, понимали, что те дни безвозвратно минули. - Как вы? – спросил Арчи. - Хорошо. - А Генри? - Прекрасно. - Он выглядит счастливым. Реджина секунду помолчала и слегка улыбнулась, глядя как Генри и Понго возятся в снегу. - Конечно, он счастлив. - А вы? – прямо спросил психотерапевт. Миллс хмыкнула, поджав губы: - Конечно, я счастлива. - Я просто имею в виду, – продолжал почти пораженный Хоппер, – я слышал, что говорят про Эмму. Реджина резко повернулась к нему: - Никогда бы не заподозрила в вас сплетника, доктор. - Я не знаю подробностей, – быстро заверил он, – я просто хотел сказать, если вы захотите поговорить, Реджина, моя дверь всегда открыта. Брюнетка встала и, подхватив термос, крепко сжала его в руках: - Не понимаю, о чем вы. Она позвала Генри, который явно был разочарован, что приходится уходить из парка так рано. -------------------------------------------------------------------------------------------------------------- Через две недели после этого разговора Реджина всё-таки пришла к дверям кабинета Арчи, не в силах вынести тот ад, которым стали для неё праздники. Работа превратилась для Реджины в постоянный источник стрессов, особенно после того, как пьяный Лерой разнес киркой главный распределительный щиток на электростанции и обесточил весь Сторибрук на четыре дня. Его арестовали, но какой в этом толк? Мэрию всё равно завалили отчетами об авариях. К счастью, из-за причиненного Лероем ущерба и различных судебных издержек ежегодные рождественские гуляния пришлось отменить, и Миллс была избавлена от необходимости в них участвовать. Одним стрессом меньше, обрадовалась она, но жизнь тут же подбросила ей замену. Генри заболел. Во время отключения электричества температура в доме понизилась, и уязвимому детскому организму этого оказалось достаточно. Он хлюпал носом и горел, не вставал с постели и спал большую часть времени. А Реджина могла только давать сыну антибиотики, растирать его согревающей мазью, чтоб мальчик мог дышать, и обнимать его. Генри всё время плакал и не мог уснуть. Праздники почти наступили, и Реджина знала, что это значит, хотя и не признавалась в этом даже себе. Мысль, которую она упорно гнала из головы днём, неотступно возвращалась ночью, лишая её сна. И эта бессонница была для неё столь же изнурительна, как лихорадка для Генри. И той декабрьской ночью, когда крики сына заставили её вскочить и прибежать в детскую, Реджина попросту оказалась не готова к тому, что услышала. - Я хочу видеть Эмму! – в горячечном полусне он плакал и всхлипывал, покрытый испариной. Запутавшись в мокрой от пота пижаме, мальчик метался по кровати с закрытыми глазами и вскрикивал, пытаясь отогнать чудовищ, крепко державших его. - Ш-ш-ш-ш, – успокаивала Реджина, посадив его на подушки и вытирая лоб мокрым полотенцем, – проснись, солнышко. Это всего лишь сон. Не переставая всхлипывать, Генри позволил снять с себя рубашку. Реджина принялась растирать ему спину: - Эмма! - Генри, - она прижалась к нему лбом, в тихом отчаянии. – Детка, Эммы здесь нет. Ты должен проснуться. Он заплакал громче, плач эхом разносился по пустому дому. Что бы она ни делала, Реджине не удавалось разбудить малыша. - Генри, – умоляюще позвала женщина, быстро встав, чтоб достать свежую футболку, – хватит. Когда она снова присела рядом с ним, Генри уже почти проснулся. - Мамочка-а-а-а! – он захлёбывался плачем и хриплым кашлем. Она надела на него футболку, прижимая голову сына к груди: - Знаю, солнышко. Тебе станет лучше, если ты поспишь. Брюнетка начала напевать их любимую испанскую колыбельную, но Генри яростно отпрянул от неё. - Нет! – громче крикнул он. – Я хочу видеть Эмму! – всхлипывая, он снова и снова повторял имя солдата. Реджина бессильно покачала головой, к глазам подступили слёзы. - Генри, – в голосе прозвучало предупреждение, – её здесь нет. Хватит. - Эмма-а-а-а-а-а! – закричал Генри так громко, что Реджина поперхнулась. - Её здесь нет, Генри! Она умерла! – Реджина в ужасе зажала рот ладонями, испуганно глядя на сына, и вскочила с кровати, желая сбежать от слов, сорвавшихся помимо её воли, от себя самой. Генри умолк. Тишина в комнате нарушалась только его тяжелым дыханием. Он смотрел на мать так, будто она превратилась в чудовище из его кошмаров, и тихонько икал. И Реджина хотела только одного – забиться в самый тёмный угол и больше никогда не выходить на свет. Его губы задрожали. Глаза наполнились слезами. Он прижал одеяло к груди. Прежде, чем Генри успел заплакать, мама бросилась к нему и обняла. В этот раз он не оттолкнул её. - Мне жаль, – прошептала она, уткнувшись в его макушку, поглаживая по спине. – Мне так жаль, Генри. Мне так жаль. Это стало катализатором. Той самой соломинкой, которая сломала спину верблюда. Реджина просто не могла больше с этим справляться. И в четверг, когда Генри поправился достаточно, чтоб вернуться в школу, брюнетка пришла к Арчи. - Реджина, – улыбнулся доктор, открыв дверь. Он отступил, пропуская её. Понго вскочил со своей подстилки в углу и подбежал к брюнетке, радостно виляя хвостом. – Что вас привело? – закрыв дверь, Арчи присел на стул, глядя, как женщина гладит Понго, почёсывая за ушами, а потом неловко оглядывает комнату. Она задержала взгляд на полках с книгами, отмечая, что на корешках нет ни пылинки. Это впечатляло, хотя, честно говоря, Реджина сомневалась, что доктор Хоппер читает эти книги. Скорей всего, это просто деталь интерьера. Понго гавкнул, и, повернувшись, Реджина увидела, что он уселся на диван и теперь зовёт её сесть рядом. Откликнувшись на приглашение пса, Миллс опустилась на диван. Далматинец немедленно положил голову ей на колени, и Реджина вновь начала безотчетно поглаживать его. Арчи терпеливо ждал, и мэр почти завидовала его терпению. Ей самой этого качества не хватало. Когда она ждала писем от белокурого солдата, недостаток терпения заметно отражался на маникюре. Особенно на ногте большого пальца. Вздохнув, она робко глянула на доктора: - Я накричала на Генри два дня назад. - Почему? – спокойно спросил он. Реджина потеребила кулон, прижав его к губам. - Я сказала ему, что Эмма умерла, – выдохнула брюнетка, глядя в пол. Если Арчи и удивился, то не показал этого. Он просто чуть наклонился вперёд, отложив блокнот: - А она умерла? Реджина зажмурилась, опираясь на подлокотник, и прижимая пальцы ко лбу: - Год назад мне сказали, что она пропала. А вы как думаете, доктор? - Я думаю, вас уведомили бы, если бы она нашлась. Или если бы нашли её тело. - Может быть, и тела не осталось, – с болью ответила Реджина, наконец, поглядев Арчи в глаза. - Я не могу обещать вам, что она жива, Реджина. Но я могу помочь вам пережить это. - Как? – фыркнула Реджина, махнув рукой. – С помощью ваших книг и пяти шагов скорби? – её голос звучал глухо от сдерживаемых эмоций. – Прошел год, доктор Хоппер. Год. И боль не стала меньше. Мне нисколько не легче. Я хочу однажды проснуться и понять, что мне всё равно, но не могу. Всё напоминает о ней. Я вижу желтый автомобиль и жду, что это она. Я проезжаю мимо магазина мистера Фенча и вспоминаю, сколько трудностей она преодолела просто ради того, чтоб прислать мне розу. Я прохожу мимо комнаты для гостей, и она там, делает приседания. Я не могу выбросить её из головы, как ни стараюсь. Как ни гоню воспоминания от себя, – Реджина не замечала, что по щекам текут слёзы, пока не шмыгнула носом и не коснулась щеки тыльной стороной ладони. – Генри болел и звал её, а я могла только вспоминать, как, когда он заболел, ему ещё и двух не исполнилось, я написала Эмме об этом, и она говорила со мной и успокоила меня. Она всегда отвечала на мои письма, не важно, как долго шел ответ. Она всегда находила время, чтоб написать мне. Она обещала мне беречь себя, а теперь… Реджина подавилась рыданием и, взяв салфетку, протянутую Арчи, вытерла слёзы, стирая тушь и подводку. - Я хочу надеяться, – призналась Миллс тихо, своевременный всхлип скрыл дрожь её голоса. – Хочу верить, что она где-то есть и в безопасности. Что кто-то заботится о ней. Но я должна быть реалисткой, – она покачала головой и добавила, будто размышляя вслух. – Я уже давно не верю в чудеса. Я не могу больше себя мучить, но… - Вы не хотите забывать, – подсказал Арчи. Когда женщина кивнула, он осторожно положил руку ей на колено, чуть сжав его. – Отпустить – не значит забыть, Реджина. - Не знаю, смогу ли я. - Может, не сразу, но со временем сможете, – доктор отодвинулся и потянулся за блокнотом. Вырвав первую страницу, он протянул блокнот и ручку Реджине. - Вы сказали, что, когда Генри болел, вам стало легче от того, что вы просто написали Эмме. Может быть, мы с этого и начнем.