***
Северус, как обычно бывало после долгих отлучек из Хогвартса, чувствовал себя не в своей тарелке. Он был закоренелым отшельником, и отчаянно ненавидел, когда его насильно вырывали из затворничества. Но письмо от Министра начинавшееся со слов: «Мистер Снейп, Англия вновь нуждается в вас и ваших уникальных способностях...» не оставляло особенного выбора. Оно ни к чему, конечно, не обязывало, но отказать было невозможно. Бруствер пользовался этим уже не в первый раз, и это невероятно раздражало Северуса. Он будто был чем-то обязан обществу, хотя уже лет десять являлся полным кавалером ордена «Мерлина» и заплатил за все промахи прошлой жизни. Но, видимо, Министерство так не считало. И два месяца, посвящённые рьяному служению своей стране изрядно попортили ему настроение. Поэтому, когда вечером первого же дня его прибытия в родную обитель, к нему зашёл Поттер, Северус понял, что не отделается обычной мигренью на ночь. - Моё заявление на увольнение, - Поттер аккуратно положил перед ним пергамент. Северус недоумённо посмотрел на лист, перепачканный ничуть не изменившимся со школьных времён корявым поттеровским почерком. Он не мог взять в толк, что Поттер от него хочет, но мало-помалу до него дошло. Северус поднял голову и посмотрел на него, чувствуя, как бездна унылого отчаянья обрушивается сверху. Это было предательство разума. Нет, конечно, он знал, что без Поттера его жизнь снова превратится в бесконечное ожидание чего-то невозможного, но даже не представлял, что это случится так быстро. Вот Поттер всё ещё стоит перед ним, протяни руку и дотронешься, но в то же время он уже безвозвратно далёк. Северус был готов проклинать всё на свете за такую вселенскую несправедливость. Он же не желает чего-то неисполнимого, он просто... - Вы подпишете сейчас или лучше зайти завтра? – Поттер, казалось, не замечал ничего вокруг, заботясь только о себе. Северус почувствовал горечь во рту. Он возненавидел себя за собственные чувства, за постыдную слабость, за неуместные желания. Он возненавидел Поттера, который ни чёрта не понимает и не видит. Он возненавидел Пэйна, который слишком хорошо понимает и видит. Он проклинал этот сумасшедший мир за то, что ему приходится всё это переживать. Ему надоело чувствовать себя жертвой. Пора было поставить одну жирную точку во всём и перестать жалеть себя. Северус резко выхватил из чернильницы перо, размашисто расписался и отодвинул от себя пергамент. Поттер как-то странно посмотрел на него, но ничего не сказал. Он вышел за дверь, и Северус почувствовал облегчение, и даже какую-то внезапную вспышку радости, граничащую с безумием. Нет, он не почувствовал себя свободным от Поттера, это было бы слишком поспешно и глупо, но он заставил себя отречься от него. Теперь Поттеру не было хода в его душу. И он спокойно взялся за кучу нуждающихся в его визе документов, которые не могла подписать Макгонагалл. Да ещё и для Попечительского совета нужно было уже начинать составлять отчёт. Дела не терпели отлагательств. Но, чем он больше углублялся в работу, тем больше ощущал неприятную пустоту внутри себя. Он отложил бумаги в сторону, закрыл глаза и устало потёр лоб ладонью. - Северус, - позвал Дамблдор, и Снейп вопросительно дёрнул подбородком, не открывая глаз. Ему не нужно было смотреть на Альбуса, чтобы знать, о чём он будет говорить. – Кажется, пора принять решение. Ты не должен мучить себя. Северус кивнул, старик был прав. Он всегда был прав.***
Гарри отправил письмо Кингсли. Он согласился вернуться в Аврорат, но при условии, что его не станут пропихивать обратно на место главы. Джемма Фарли, по его мнению, прекрасно справлялась, что бы ни говорил Министр. В конце концов, Гарри лично назначил её своим заместителем когда-то. Своё возвращение он намечал на середину августа, когда уладит все свои семейные дела. Кингсли отправил ответное письмо в этот же день, соглашаясь на все его условия. Похоже, он был готов ждать, сколько потребуется. И Поттер почувствовал, что его жизнь начинает входить в прежнее и очень привычное русло, за исключением, наверно, только Джинни, которая теперь уже никогда не будет рядом. Тед и Мари сдали ЖАБА на оценку «Превосходно». Роза со Скорпиусом стали лучшими студентами своего потока, чего нельзя было сказать о Фреде и Арчере. И на общем пиру Макгонагалл подвела итоги года. Флаги Большого зала окрасились в зелено-серебряную гамму. Слизеринский стол пришёл в неописуемый восторг, подбрасывая в воздух колпаки и радостно гогоча. Гарри мельком посмотрел на Снейпа, и увидел довольную ухмылку на его лице. Сам Поттер не чувствовал ни горечи от проигрыша Гриффиндора, ни радости от выигрыша Слизерина. На всех факультетах у него появились друзья среди студентов, и теперь он не мог поддерживать дух соперничества, как остальные профессора. Даже Слизнорт имел приятельские отношения с Макгонагалл, но когда дело касалось студентов его факультета, он становился изворотливым и хитрым как змей. Минерва в ответ показывала ему клыки в ужасающем львином оскале. Иногда профессора казались Поттеру заигравшимися детьми. Наверно, профессия накладывала отпечаток: когда имеешь дело с детьми, то и сам начинаешь вести себя соответственно. Как и Гарри нередко замечал за собой некоторую суровость и холодность после общения с «оступившимися» магами. Но он старался подавлять в себе эти отталкивающие проявления характера. Пэйн перестал проявлять к нему интерес и даже ни разу не заговорил с момента возвращения Снейпа. Но его лицо, выражавшее крайнюю степень самодовольства, было слишком красноречиво, чтобы задумываться над его поступками. И Гарри не собирался докапываться. Наверняка, Дизмал уже знал, что он уходит, и Снейп теперь был в полном его распоряжении. И, наконец, настал день, когда красный экспресс наполнился детьми. Гарри ехал вместе с Тедди и Мари-Виктуар. Чуть позже к ним присоединилась Роза. Мари весело щебетала всю дорогу, обсуждая с Розой предстоящую свадьбу. Гарри смотрел на девушек, и в его груди разливалось благостное тепло. Это лето, казалось, должно стать волшебным. Тедди поглядывал то на свою невесту, то на него и счастливо улыбался. И Поттер совсем уверился, что жизнь входит в обычную колею. Позже к ним заглянул Фред, и уже хотел сесть на диван рядом с Гарри, но увидев Розу, показал язык и захлопнул дверь. Все беззлобно рассмеялись. Ещё чуть погодя заглянул Скорпиус. Он распахнул дверь купе и молча уставился на Розу. Внимание присутствующих было приковано к его персоне, и только Гарри заметил, как на щеках Розы расцвёл румянец. Малфой, так ничего и не сказав, захлопнул дверь. Все снова рассмеялись. Но Роза смогла усидеть на месте ещё минут десять и, извинившись, вышла в коридор. Поттер видел, как она всё это время нервно ёрзала, не зная, куда себя деть, и какое облегчение испытала, когда Мари переключилась на Тедди, и теперь спокойно можно было уйти. Гарри смутно догадывался о том, что происходит между Фредом, Скорпиусом и Розой. Похоже, Фред был обижен на Розу и Малфоя за то, что между ними что-то явно происходило. Может, он думал, что Роза отобьёт у него друга? И Гарри вспомнил, как воинственно был настроен Рон, когда кто-то пытался ухаживать за Джинни, и как сам Гарри боялся признаться ему, что влюблен. Сейчас всё это казалось такой глупостью, но для Фреда это наверняка казалось очень важным. На вокзале всю их многочисленную шайку встретила Джинни. В этот раз она приехала на стареньком Мини Купере, в который помещались порядка двадцати человек благодаря магии незримого расширения. Вся семья вольготно устроилась в салоне, и они мигом домчались до Блэк-холла, где дети через каминную сеть отправились по своим домам. В гостиной остались только Джинни, Тед, Мари-Виктуар и Гарри. Доминик и Луи, как и все, отправились домой, чтобы на следующий же день вернуться вместе с Флёр и Биллом, и уже всей семьёй отправиться к Делакур. Французский Прованс очень понравился Поттеру. Родители Флёр жили в окрестностях Сен-Рафаэля, практически на побережье Средиземного моря. И воздух, и погода здесь резко отличались от умеренного и влажного климата Лондона и его окрестностей. Как показалось Гарри, Аполлин Делакур совсем не изменилась за прошедшие двадцать лет. Видимо, кровь вейл даёт о себе знать. Как оказалось, мадам Делакур очень хорошо помнила его и Джинни ещё со свадьбы Билла и Флёр, и очень радушно всех приняла. А месье Делакур, кажется, стал ещё ниже и круглее, и нехотя вылезал из своего кресла. Там же их встретила Габриэль, и она особенно горячо расцеловала Гарри в обе щеки. Он заметил, что у Джинни от столь бурных проявлений чувств дёрнулась бровь, прямо как у Снейпа. И на этом встречи с родственниками не закончились. Оказалось, что семья Делакур столь же многочисленна, как и семья Уизли. У Флёр обнаружилось куча кузенов и кузин, которые так же жили в окрестностях Сен-Рафаэля. Позже Аполлин объяснила, что практически все семьи, живущие в этом районе, так или иначе, являются Делакур. И Гарри понял, что его ждёт удивительное лето. День свадьбы назначили на конец июля, и Поттер подумал, что это его судьба – отмечать день рождения и свадьбу родственников в один день. В конечном итоге он был рад, ведь всё внимание будет направлено на молодожёнов, а не на него. Собственные дни рождения вызывали в нём противоречивые чувства, и он старался их вовсе не отмечать. И завертелась, и закрутилась предсвадебная канитель, захватившая всех. Джинни, Флёр, Габриэль и Аполлин были заняты свадебным платьем, праздничным столом и прочей мелочью, и пока от мужчин было мало толку. Поэтому Гарри часто уходил со всеми живущими в этом огромном доме детьми на море. Иногда к ним присоединялся Билл, и они вдвоём пили вино, стоя по колено в воде, задрав штанины легких холщовых брюк, и смотрели за сорванцами, не желавшими соблюдать правила безопасности. То и дело приходилось «левикорпусом» вытягивать из воды какого-нибудь сильно разбаловавшегося. Но детям было всё нипочём, они, невзирая на синие губы и трясущиеся от усталости коленки, лезли обратно в воду. Но свадебный комитет нашёл, чем нагрузить Билла, и Гарри в итоге остался один. Он искренне не мог понять, чем можно было заниматься целых пять недель, организовывая свадьбу. Свою-то он помнил смутно. Кто и чем тогда занимался - он не представлял. Да он даже не помнил, во что была одета Джинни! Что уж говорить о таких мелочах, как свадебный торт или цвет тарелок. Всё это ему казалось абсолютно неважным. Но женщины есть женщины, и они должны придумать всю эту мишуру, чтобы этот знаменательный день казался незабываемым и идеальным. И Гарри не имел ничего против, он даже был готов помочь, но его почему-то ни к чему не привлекали. И вот, спустя неделю после приезда Гарри и его семьи, появился он. Филипп был статным, широкоплечим, смуглым мужчиной. Он подошёл к Гарри на пляже, представился и ткнул пальцем в гущу плескавшихся детей, сказав, что там его младшая сестра сейчас пытается утонуть. Гарри одним быстрым движением поднял всех детей в воздух и переместил на песок. Дети возмущённо застонали, а Филипп выхватил из этого клубка девчонку, оказавшуюся двоюродной сестрой Мари-Виктуар, Виолет, и сделал ей внушение. Филипп проделывал это с такой лёгкостью и грацией, а на его устах блистала столь обворожительная улыбка, что, казалось, он не ругает, а раздаёт комплименты. А его журчащий, как лесной ручей, французский вкупе с чарующим тембром, заставлял замереть на месте и вслушиваться. Гарри смотрел на этого красавца и не мог понять, почему он не видел его раньше среди семьи Делакур, и ему вдруг захотелось познакомиться с ним поближе. Было в этом Филиппе что-то завораживающее. - Не хотите выпить со мной бокал вина, пока эти сорванцы плещутся? – предложил Гарри. - Погода просто чудесная. - В это время года здесь всегда такая погода, - улыбнувшись, ответил он. – Да, я не против сделать пару освежающих глотков доброго французского вина. Гарри разлил вино по бокалам и протянул один из них Филиппу. Они проговорили до самого вечера и не прекратили разговор даже тогда, когда детям надоело купаться, и они запросились домой. Гарри и Филипп шли к дому, продолжая легкую беседу. Он оказался замечательным собеседником, непринужденно поддерживающим любую тему. Но особой его страстью был квиддич. И Гарри почувствовал огромное желание познакомить его с Джинни. Когда они подходили к дому, она как раз сидела на летней веранде, увитой диким виноградом, и общалась с Габриэль. Младшая Делакур первая заметила их приближение и окликнула. - Филипп, Гарри! – позвала она, помахав рукой, и они поднялись на веранду. - Как приятно вновь встретится, тётушка! – Филип радостно подхватил Габриэль и закружил её. - Перестань! – воскликнула она, неожиданно краснея. – Сколько можно так шутить?! И он выпустил её, громко хохоча. Гарри заулыбался такой искренней радости, и мельком глянул на Джинни. Она тоже улыбалась. - Филипп, хочу представить тебе Джинни, крестную маму нашего Тедди, - Габриэль, широко улыбаясь, показала на Джинни, и Филипп улыбнулся ещё шире. Он подошёл к ней и галантно поцеловал руку. - Гарри сказал, что ты охотница, это правда? - Охотница? – растерялась Джинни, начиная краснеть под его томным взглядом, и Гарри пришёл ей на помощь. - Да, охотница Холихедских Гарпий. Филипп увлекается квиддичем, и я подумал, что вам есть о чём поговорить, - сказал он, и повернулся к Габриэль за поддержкой. Та яростно закивала головой. Филипп тут же подхватил тему, и, казалось, задал Джинни сразу тысячу вопросов. Какое-то время беседа ещё оставалась общей, но Габриэль быстро наскучило, и она позвала Гарри прогуляться. Поттер был рад оставить эту веранду. Ему казалось, что они с Габриэль здесь абсолютно лишние, и что Филипп с Джинни уже давно не обращают на них внимания. - Тебе нравится у нас, Гарри? – спросила Габриэль, произнося его имя совсем без акцента, в то время как Флёр, прожившая в Англии двадцать лет, всё ещё произносила «`Арри». - Да, у вас прекрасно. Я бы хотел остаться жить здесь, - ответил он, мечтательно запрокинув голову к ярким звёздам. - Оставайся, - Габриэль улыбнулась ему одной из тех улыбок, которые заставляли его чувствовать себя волшебно. Наверняка, она непреднамеренно использовала свои вейловские чары. Он не нашёл, что ответить ей, выпитое вино и тёплый июльский вечер вблизи моря слегка туманили ему голову. – Давай сходим в Сен-Рафаэль и посидим на берегу моря в летнем кафе, - предложила она, видя его замешательство. - А давай, - согласился он, подставляя ей под руку свой локоть, и она тут же подхватила его. Они шли около получаса до города, по берегу моря, не встречая никого на своём пути. Габриэль рассказывала что-то забавное и Гарри смеялся в нужных местах, ощущая, как всё больше она его очаровывает. Габриэль представлялась ему прекрасной и остроумной. Казалось, что и ей тоже импонирует его общество. - Почему вы с Джинни развелись? – спросила она, когда они уже сидели в плетёных креслах почти у самой кромки воды, рядом стоял столик со свечой в центре и бутылкой вина. - Ну, газеты пишут, что из-за детей, которых у нас нет, - передразнив Скиттер, ответил Гарри. - Это правда? – закусив губу и лукаво улыбаясь, спросила она. - Нет, конечно, - отмахнулся он. – Всё дело в том, что Джинни, наконец, надоело ждать, когда я её полюблю по-настоящему. И она правильно сделала, что развелась со мной. Теперь хотя бы у неё есть шанс встретить нормального мужчину. Как думаешь, Филипп нормальный? Габриэль звонко рассмеялась. - Да, племянничек у меня хоть куда, - отсмеявшись ответила она. – Он ещё тот покоритель женских сердец. Но, к сожалению, а может быть, и к счастью, ещё ни одна девушка не смогла заполучить его. Он ищет кого-то особенного, я полагаю, раз до сих пор не женился. - Филипп показался мне интересным, и я был бы очень рад, если Джинни попробует начать новые отношения. Неважно с кем. Я знаю, что с момента развода она не подпускала к себе никого. Это всё из-за меня. - О, не будь к себе так строг. Ты не властен над сердцами людей и не можешь запретить другим любить тебя. И я отлично понимаю Джинни. Такого мужчину, как ты, трудно так запросто выкинуть из своего сердца, - Гарри посмотрел на Габриэль, и по спине его побежали мурашки. Она так неприкрыто вызывающе смотрела на него, что трудно было понять её неправильно. Гарри сглотнул, губы его пересохли, и он почти шёпотом спросил: - А у тебя разве нет мужа? Кажется, я не видел возле тебя ни одного мужчину. - Мужа? – фыркнула она и расхохоталась. – Я такая же, как и Филипп – ищу кого-то особенного. - Понятно, - хрипло булькнул он. Они замолчали, глядя друг на друга. В это время Гарри думал обо всём сразу. О Габриэль и её намеках, о правильности всей этой ситуации, о возможных последствиях, но вино почему-то действовало по-особенному, представляя всё в розовом цвете, и ему не казалось чем-то странным закрутить роман с ней. - Может, пойдём обратно? - предложила она. Гарри тут же поднялся с места и подал ей руку. Она переплела свои пальцы с его, и они медленно зашагали вдоль кромки воды, сняв обувь. Море омывало им ступни, и Гарри чувствовал себя отлично. Ему казалось, что они с Габриэль созданы друг для друга, и не мог понять, почему он раньше не замечал этого. И ему даже в голову не приходило, что это могут быть всего лишь вейловские чары. Габриэль прижалась к нему плечом, и он обхватил её за талию. Так они дошли до скалы, выступающей самой своей длинной частью в море. Габриэль остановилась и посмотрела на Гарри, и он моментально утонул в её тёмных глазах. Вечер был чарующим и всё вокруг казалось таким нереальным и невозможным, и он не сразу сообразил, что они уже целуются, стоя на берегу. И Гарри подумал, что так и должно быть. Первые лучи солнца они встретили обнаженными, лёжа на уже остывшем песке. По телу Гарри разлилась сладкая нега, и он чувствовал себя абсолютно счастливым. Он был готов орать на весь мир о том, что он влюблённый дурак. Габриэль легонько водила своими тоненькими пальчиками по его груди, положив голову ему на плечо и закинув ногу на его бедро. - После этой ночи ты обязан на мне жениться, - шепнула она ему на ухо, и он согласно кивнул. Она лучшее, что с ним происходило за последние несколько лет, и он просто не имеет никаких сил отказать себе в таком удовольствии. Одна ночь перевернула всю его жизнь. - Знаешь, - сказала она ещё тише, чем прежде, - я была в тебя влюблена до четырнадцати лет, с того момента как ты вытащил меня из того озера. - А после четырнадцати что случилось? – игриво спросил он. - Потом чувства немного притупились, - призналась она. – Да к тому же у меня появились поклонники, на которых я тренировала свои чары. И каждый раз приезжая к сестре, я мечтала увидеть тебя вновь. Но это случалось так редко, что мне иногда приходилось довольствоваться колдографиями из газет, где бравый Аврор Поттер пожимает руку Министру, или глава Аврората закрывает очередное громкое дело. У меня даже есть вкладыш от шоколадной лягушки с твоим портретом. Я отобрала его у Луи, у него всё равно их несколько. - Какая ты коварная женщина! – с притворным ужасом воскликнул Гарри. – Твое коварство так велико, что ты отбираешь вкладыши от шоколадных лягушек у детей! Они оба рассмеялись. - Я серьёзно, Гарри, - внезапно спокойным и уверенным голосом сказала она. – Я этого хотела, но ты был таким недосягаемым. Поттер вспомнил слова Джинни. Она говорила почти тоже самое. - Наверно, ты считал меня маленькой, ведь у нас большая разница в возрасте? – спросила она, заглядывая ему в глаза. Он пожал плечами. Признаваться, что он никогда не думал о ней, было верхом глупости, и он решил промолчать, предоставляя ей выбор самой интерпретировать его молчание, как она хочет. - Чем сегодня займёмся? – спросил он, проведя пальцами по её голой спине. Габриэль тяжело вздохнула. - О, ma cher, меня ждут свадебное платье и вышитые вензелями салфетки! – воскликнула она. – Но, чувствую, что толку от меня сегодня будет мало. - О, моя милая маленькая прелестница, - Гарри поцеловал Габриэль в макушку. – Как я сожалею, что мы не можем провести этот день вместе. Я буду с нетерпением ждать вечера. - Я тоже, - она запрокинула голову и поцеловала его в губы. – Нам пора возвращаться. Габриэль поднялась, осмотрела себя со всех сторон, и зашла в море, чтобы смыть с себя остатки песка, а Гарри залюбовался её изящной фигуркой, маленькими грудками, тонкой талией и длинными ногами. Как Флёр и Аполлин, она была высокой, но такой хрупкой и воздушной, что казалось и вовсе невесомой. Её белокурые волосы, словно фата, ниспадали на плечи и грудь и спускались до бёдер. Можно было с легкостью представить себе, что это русалка из сказок вышла на берег, чтобы заворожить своей красотой мужчину. И Гарри оказался тем самым очарованным принцем. Через час они дошли до дома, утро было слишком ранним, для того чтобы кто-то мог не спать. Вокруг стояла волшебная тишина, в которую незаметно вплетались далёкое пение утренних птах, и стрёкот кузнечиков в душистой траве. И Гарри залюбовался особняком Делакур, красивым, сделанным из белого камня, увитым плющом, диким виноградом и цветущим клематисом. Они прошли сквозь кустарники ярко-фиолетовой лаванды, ароматной фрезии и высокого дельфиниума к летней веранде, где они вечером оставили Филиппа и Джинни. И Габриэль тихонько хихикнула, указывая пальцем на диванчик. - Посмотри, как они мило смотрятся вместе, - шепнула она, и Гарри замер на лестнице, разглядывая, как дремлют, прижавшись друг к другу, Джинни и Филипп. Это казалось таким невинным и очаровательным, что в сердце Поттера всколыхнулось что-то нежное и отеческое. Он был искренне рад за них. Конечно, было рано говорить о чём-то таком, но Джинни не из тех людей, кто подпускает к себе слишком близко незнакомых людей. Значит, в Филиппе было что-то особенное. Казалось, это лето будет наполнено любовью для всех.***
Северус даже испытал какую-то болезненную радость, когда Поттер покинул Хогвартс. Теперь он мог полностью расслабиться и, наконец, устроить свою жизнь, больше не оглядываясь ни на кого. Он чётко дал Пэйну понять, что они могут развить отношения. Но всё это было сделано слишком поздно, практически в первую неделю июля, когда Дизмал должен был отправиться в Новый Свет к своей семье. Поэтому у них было всего несколько дней, чтобы насладиться обществом друг друга. Но Пэйн не желал торопить события и решил оставить всё самое интересное на сентябрь, когда они вновь встретятся. Давая тем самым Северусу ещё время всё хорошенько взвесить и осознать. И Северус был даже рад этому, потому что он действительно чувствовал необходимость принять свою новую ипостась. У него слишком давно не было никаких серьёзных отношений. Можно даже сказать, что никогда и не было. Он всегда хранил в сердце одну-единственную безответную любовь, переросшую в итоге в другую, не менее безответную. День до отъезда Пэйна они провели вместе. Северус целомудренно восседал в кресле своих покоев, читая от нечего делать какую-то глупую беллетристику, и краем глаза наблюдал, как Дизмал по-кошачьи грациозно возлежал на кушетке. Волосы его шёлковой волной были разбросаны по подушкам, а на тонких изящно очерченных губах играла самодовольная улыбка. Бледно-голубые холодные глаза, томно прикрытые длинными чёрными ресницами, иногда вспыхивали призрачным огнём, будто Дизмал думал о чём-то очень приятном. - Знаешь, Северус, - лениво растягивая слова, сказал Пэйн, разглядывая потолок, – я даже рад, что никогда не слышал твоего голоса. Я знаю тебя именно таким, и не хотел бы видеть другим. Это было бы слишком тяжёлым испытанием для меня. Северус усмехнулся, когда Пэйн перевёл взгляд на него. - Я знаю, что могу быть спокоен, и что ты меня не предашь, - уверенно ответил он на усмешку. – Ты не из таких людей. От этих слов Северусу стало не по себе. Он всё ещё ощущал в Пэйне смутную угрозу и дремлющую силу. Он одновременно пугал и завораживал. И эта его пугающая сторона была настолько притягательной и манящей, что по телу разливалась сладостная дрожь, и в кончиках пальцев можно было ощутить легкое покалывание. Это, несомненно, волновало Северуса. Он всю свою жизнь тянулся к сильным, искал в них и силу для себя. Поэтому он и оказался в рядах Упивающихся, поэтому в итоге оказался под защитой Дамблдора. Поэтому тянулся к Поттеру, в котором плескалась неприкрытая неистощимая сила. Вот и Пэйн был одним из таких людей. Хотя, Северус не мог сказать, что он слаб и поэтому тянется к чужой силе. Нет, ему всегда будет нужно больше, чем у него есть сейчас. Словно особый вид вампиризма. Возможно, не зря студенты распускали несуразные слухи, что в нем есть что-то нечеловеческое. Пэйн, будто вода, перетёк с кушетки к ногам Северуса, прижавшись спиной и запрокинув голову ему на колени. Его тонкие лисьи черты ещё больше заострились, волосы рассыпались по складкам чёрной мантии, смешиваясь с ней, а в глазах загорелся огонёк коварства. Северус не смог подавить в себе желание дотронуться до его бледной кожи и легонько коснулся скулы. Дизмал судорожно вдохнул, закрывая глаза. - Я уже сейчас не могу дождаться момента, когда мы вновь встретимся, - прошептал он. – Но моя семья...- он запнулся буквально на пару мгновений, но Северус всё равно это заметил, - очень хочет увидеть меня. У нас очень крепкие семейные узы. Северус почувствовал в словах Дизмала некоторое напряжение, и даже страх. Неужели такой человек, как Пэйн, может кого-то бояться? - У меня есть некоторые обязательства, которыми я, увы, не могу пренебречь, - с явным сожалением добавил он. Северус понятливо кивнул, перебирая блестящие чёрные локоны пальцами. Это был их последний спокойный вечер. На следующий день Дизмал уехал, а Северус остался один, испытывая лёгкую меланхолию. Все профессора тоже постепенно разъезжались кто куда, и Хогвартс обезлюдел. Даже призраки прятались ото всех, а в кабинете Северуса практически все картины опустели, будто бывшие директора тоже взяли отпуск. Даже Альбус уже неделю не показывался в своей раме. И только домовые эльфы иногда попадались на глаза. Северус тоже собрал вещи и отправился домой на пару недель. Его старый домик в Спайннерс-Енде всегда служил тихой гаванью, в которой можно абстрагироваться от всего мира. Казалось, что это насквозь магловское место пропитано какой-то древней магией, не позволяющей проникать в его сердце настоящему времени. Оно будто вообще не менялось с того момента, как Северус в первый раз осознано на него посмотрел. Оно было идеальным для него во всех отношениях. Даже не смотря на всю свою обветшалость и абсолютную непригодность для житья. В первый же день в родном доме, Северус почувствовал отдохновение душой, этого ему часто не хватало в Хогвартсе. Почему он испытывал такую привязанность к месту, которое, вроде бы, должно вызывать наоборот негативные эмоции, Северус не знал. И ему, в общем-то, было всё равно. Он долгими часами просиживал в дряхлом кресле у камина, попивая душистый чай и почитывая научную периодику, и получал от этого процесса уйму удовольствия. Пару раз на него нападала ностальгия, и он спускался в подвал, чтобы сварить какое-нибудь зелье. Однажды он даже выбрался в Косой переулок, чтобы закупить ингредиентов. Жизнь казалась лёгкой и непринуждённой, как никогда ранее. А по ночам он предавался мечтам. Кто бы мог подумать, что Северус Снейп умеет мечтать?! Даже ему самому это казалось странным, но это занятие было настолько увлекательным, что он не мог остановиться. Он думал о Пэйне, и пытался представить их дальнейшую жизнь, но почему-то дальше интимных встреч дело не заходило. Дизмал казался отличным любовником, но ему совершенно не шла роль семьянина. Северусу трудно было представить, как вообще могли выглядеть их тихие семейные вечера, или совместный отдых. А то, что у него получалось было настолько неестественным и наигранным, что не лезло не в какие рамки. Скрипнув зубами от досады, он взял более простую цель. И тут его грёзы развернулись в полном цвете. Совместную жизнь с Поттером он представлял себе гораздо лучше и детальнее. Думать об это было так легко и приятно, что он с головой погрузился в свои мечты. Может, это было несложно сделать потому, что он тысячу раз читал о Поттере и его семье в газетах и мог без усилий примерить маску семейного человека. Или из-за этих дурацких книжек, что писала мисс Флеминг. Конечно, Пэйну никогда не сравниться в этом плане с Поттером. Ему никогда не стать настолько близким, но он обещал хоть какие-то отношения. Хоть что-то же должно перепасть и на его, Северуса, долю. Пусть не такое, как представляется в мечтах. Но кому нужны несбыточные мечты, если есть такая прекрасная и многообещающая реальность? И Северус начал жалеть, что осмелился даже на миг представить себя рядом с Поттером. Он тут же сделал попытку выкинуть его из головы, но буквально на следующий день почтовая сова принесла свежий «Пророк». Вся первая полоса была посвящена Поттеру. Скиттер как-то разнюхала, что он возвращается в Аврорат и знатно поизмывалась над ним, вытаскивая на свет всё грязное бельё, которое уже давно забылось. Для Северуса эта новость вовсе не была новостью. Ещё в апреле Кингсли жирно намекал ему на это, и попросил, чтобы он не препятствовал Поттеру уйти из Хогвартса, если тот надумает. И когда Поттер подал заявление на увольнение, Северус уже знал, куда он уходит. Так же Скиттер упомянула, что сейчас будущий Аврор Поттер отдыхает с семьёй во Франции у родственников Делакур. И, похоже, его дела на любовном фронте налаживаются, как и у его бывшей супруги. Рита написала, что новой подружкой Поттера стала родная сестра Флёр Делакур, Габриэль, которая несомненно использовала вейловские чары, чтобы заполучить такого мужчину в свои сети. Северус даже не дочитал статью, ему внезапно стало так противно, что он откинул газету в сторону. Вся эта вновь поднятая шумиха вокруг персоны Поттера его раздражала. Умел же этот человек вляпываться в разное дерьмо. Конечно, ему было не совсем приятно знать, что у Поттера кто-то появился. Но было слишком эгоистично со стороны Северуса считать Поттера только своим. У него теперь был Дизмал. И взбалмошной пустышке Габриэль Делакур никогда не сравниться с таким человеком, как Пэйн...или он сам. Кто она такая, эта мисс Делакур? Что она может дать Поттеру, кроме своего прекрасного тела и молодости? Эти мысли ещё больше расстроили его, и он решил совсем не думать об этом. Через неделю он получил письмо от мадам Розмерты о том, что старик Аберфорт покинул этот бренный мир. И Северус немедленно отправился в Хогсмид, чтобы помочь в организации похорон. Он уважал Аберфорта Дамблдора не меньше, чем Альбуса, и даже по-своему любил. В первые послевоенные годы Дамблдор даже занимал должность профессора ЗоТИ. Студенты иной раз шарахались от него в коридорах, он слишком напоминал им своего погибшего брата. После похорон Северуса обуяла тоска, и он решил вернуться в Хогвартс. Август, как это обычно бывало, вытягивал из него все жилы. Он ненавидел этот последний месяц лета. А в этом году он ещё больше был ему не рад, потому что август был не только концом прекрасной поры, но ещё разделял его и Пэйна. В этот период Северус ощущал себя очень уязвимым, и единственным его желанием было, чтобы время ускорило свой бег.***
Гарри устал. Июль казался бесконечным, и за те две недели, что они с Габриэль встречались, она успела вытянуть из него все соки. Казалось, она пила его жизнь, становясь с каждым днём всё более привлекательной и заманчивой, а в ответ не отдавала ничего. Он устал от её любви, устал от её великолепного тела, устал от бесконечной феерии жизни. Казалось, ещё несколько дней назад он на полном серьёзе был готов жениться на ней, ходить за ней хвостом, носить на руках и целовать во все места, до которых мог дотянуться. Габриэль позволяла всё, и это дурманило голову. Но сегодня утром, как обычно проснувшись с ней в обнимку на одной из веранд поместья Делакур, он вдруг понял, что больше так не может. Гарри ощутил это так явно, почувствовал каждой клеточкой своего тела, что ему стало страшно. И будто розовая пелена спала с глаз. Он посмотрел на Габриэль и внезапно осознал, что ни при каких обстоятельствах эта женщина не может стать его женой. Она настолько не соответствует образу, который сложился в его голове, что Гарри не мог понять, как допустил такое. Нет, она не была пустоголовой блондинкой, которой всем казалась. Она не кичилась своей внешностью и телом. Она не была заносчивой, вздорной или высокомерной. Ничего из этого и близко в ней не было. Габриэль просто была не той самой. Она оказалась слишком хороша для него. И Гарри с сожалением подумал, что это скорее он не для неё. Сколько мужчин вокруг Габриэль внезапно понимали, что они - ничтожества рядом с ней? Сколько она терпела поражений на любовном фронте? Как же ей тяжело жить, осознавая свою привлекательность и в то же время, чётко зная, что мужчины боятся её? Быть даже на четверть вейлой - это и дар предков, и проклятье. Гарри подумал, что Флёр и Аполлин несказанно повезло найти своих мужчин. А Габриэль просто потерялась и не смогла вовремя остановиться. Но он определённо не был кем-то особенным для неё. Он был всего лишь одним из. Простым, абсолютно обыкновенным, до тошноты обыденным. Гарри не был тем, кого она рисовала себе в мечтах. Он был не её герой, как и она не была его героиней. Возможно, он устал именно поэтому. Врать себе бесконечно нельзя. Пора было признать, что это был лёгкий, но всепоглощающий летний роман. Наверно, Габриэль это тоже чувствует, или скоро почувствует, и тогда их отношениям настанет конец. Это было абсолютно неизбежно. Правда, у них обоих была необходимость в этом романе. Габриэль – чтобы, наконец, развеять её детские наивные мечты. Чтобы уйти от образа героя её детства. Чтобы идти дальше. Гарри – чтобы вновь почувствовать вкус жизни и перестать оглядываться назад. Их роман - фикция, пустышка, мыльный пузырь. Совсем не то, что сейчас между Джинни и Филиппом. И как только он всё это понял, ему тут же стало легче. И совсем не Габриэль была виновата в том, что он устал, и она не тянула из него все соки. Просто Гарри сам изводил себя, подсознательно накручивая и накручивая пружинку напряжения. Сейчас всё казалось настолько простым и понятным, что захотелось разбудить Габриэль и всё ей объяснить. Но он тут же остановил себя. Он не должен этого делать. Она сама должна прийти к этому, иначе это будет навязыванием своего понимания ситуации. Но ситуация не улучшилась. Кажется, Габриэль вовсе не собиралась так просто отказываться от него. Весь световой день Гарри был предоставлен сам себе и мог обдумывать их отношения, а вечером им было не до слов, в то время как Габриэль была занята делами. Они с Флёр кудахтали над Мари-Виктуар, не подпуская к ней никого, даже Тедди. Тед весь день мучился от тоски и безделья и, в конце концов, присоединился к Гарри. Дети - это такие существа, которым всего было мало. Мало времени на море, мало времени для игр, мало лета. Гарри порой недоумевал как они не устают плескаться в воде весь день и потом ещё хотеть того же и на следующий день. Почему им не надоедает? Неужели, если бы у него было нормальное детство, он вёл бы себя так же? Все эти вопросы, естественно, остались без ответа. И время, проведённое на пляже, одарило Гарри и Тедди приятным бронзовым загаром, что для жителей Туманного Альбиона было непривычным. За неделю до свадьбы дом наводнили Уизли. Приехали абсолютно все. И Гарри даже обрадовался, он уже давно не видел Рона и Гермиону. Детей на пляже прибавилось, но к Гарри и Тедди теперь присоединились ещё и Рон с Джорджем. И Поттер почувствовал некоторое облегчение, теперь ему не нужно было каждые пару минут пересчитывать макушки, торчащие из воды. - В «Пророке» писали, что ты встречаешься с малышкой Габриэль, - загадочно улыбаясь, сказал Рон, когда они вдвоём бродили по пляжу. - Что?! – Гарри оторопел. Он не ожидал, что о его личной жизни знают уже в Англии. Даже здесь ещё не все знали об этом. – Откуда им это известно? Рон пожал плечами, и спросил: - Так это правда? - Да, - досадливо ответил Гарри, - но это ненадолго. Чувствую, что мы скоро расстанемся. Это было глупой затеей. Наверно, мы не должны были этого делать. - Говоришь так, будто у тебя есть кто-то в Англии, - ответил на это Рон, заходя в море по щиколотку. Гарри остановился и задумался. Действительно, Рон был прав, он чувствовал себя странно, будто изменял кому-то. Будто боялся, что их застукают. Они с Габриэль ещё и поэтому не афишировали своими отношениями, Гарри сам не хотел этого. А, собственно, почему он себя так чувствовал? - У меня никого нет, - Гарри счёл необходимым сказать об этом вслух. - Правда? – ехидно улыбаясь, спросил Рон, возвращаясь к нему. – Тогда зачем ты сказал мне об этом? Может, ты ещё и сам не знаешь о том, есть у тебя кто-то или нет? И что ты намерен делать с Габриэль, когда закончится свадьба? - Я не знаю, - растерянно пробурчал Поттер. - Друг, подумай об этом сейчас, иначе потом будет поздно, - Рон похлопал его по плечу и они пошли по берегу дальше. Чуть погодя он снова завёл разговор: - Я почти пять лет наблюдаю за тобой и Джинни, и мне больно от того, что вы так и не можете до конца расстаться. Вы мучаете друг друга. Но вот я приезжаю сюда и вижу, что Джинни влюблена по уши, а ты страдаешь откровенной хернёй. Перестань вымучивать отношения, перестань приписывать несуществующие достоинства людям. Помнишь, как было со Снейпом? – у Гарри ёкнуло сердце, а Рон как ни в чём не бывало продолжил: - Помнишь, как мы с тобой ненавидели его, считали его врагом, виновником всех бед... Рон говорил ещё что-то, но Гарри его уже не слушал. Он думал о Снейпе, но совсем не в том ключе, в котором сейчас вещал Рон. И что-то подсказывало Поттеру, что всё не так просто, каким казалось ранее. Он с сожалением вздохнул и вспомнил, как ему было легко, когда на его плечах не лежало бремя знания, которым одарил его Пэйн. Можно было спокойно ненавидеть Снейпа, не вдаваясь в подробности, не разбираясь в причинах. Всё было простым. Белое - белым, чёрное – чёрным. Сейчас же приходилось смотреть на Снейпа через призму приобретённых знаний, что существенно усложняло жизнь. Потому что Снейп и не старался хоть как-то соответствовать модели поведения нормального человека. Он был таким с самого первого дня их давнего знакомства. Гарри уже давно проклял Пэйна с его никому не нужными откровениями. Он горько усмехнулся. Как это было по-слизерински – искать виноватых вокруг себя! Но даже не это было проблемой. И не то, что Снейп отказывался нормально общаться с окружающими, предпочитая прикидываться немым, хотя причины такого поведения для Гарри были совершенно непонятны. А то, что Снейп странно влиял на него. Гарри чувствовал в его присутствии невнятное волнение, усилившееся именно после того, как он узнал о чувствах Снейпа. Конечно, ему было не всё равно, что испытывает к нему вечно плюющийся ядом директор, но это никак не вязалось с его ощущениями. Первый раз Гарри заметил эту странность, когда они «ругались» из-за порядков, которые Гарри успел навести в вверенном ему хозяйстве. Тогда Снейп вышел из себя, да так сильно, что его накрыло с головой волной гнева. Гарри был оглушён и подавлен в тот момент. Последним штрихом стал неистовый, почти животный стон, пробиравший до костей своей живой мощной силой. Было в нём что-то завораживающее, заставляющее замереть. Но тогда он не придал этому особого значения. Вся атмосфера в тот момент была пропитана эмоциями. Снейп нависал тёмной тучей, готовый разразиться громом и молнией, что и сделал в итоге. Но второй раз Гарри ощутил это же, всепоглощающее и сладостное томление от накала страстей, снова - рядом с негодующим Снейпом. И вновь этот глубинный стон, будто опаляющий жаром. От которого сердце заходилось в восторженном трепете, и одновременно замирало от чувства острой опасности. Близкое к этому он испытывал, когда поднимался в воздух на метле и вытворял различные фигуры, ощущая беспредельную свободу и радость. Но этот стон пробуждал не те же самые чувства. Гарри был уверен в том, что точно испытывал подобное, но это было от чего-то иного. При каких же обстоятельствах такое было? Гарри принялся перебирать в голове все ситуации, в которых он мог ощутить такое, но почему-то ничего не всплывало. Он точно знал, что такое было не раз, но обстоятельства маячили где-то на горизонте, не желая открываться. Это было как с вызовом Патронуса... - Друг, ты вообще меня слушаешь? – Рон прервал его размышления. - Прости, я задумался, - сумрачно посмотрев на него, ответил Гарри, всё еще поглощенный думами о Снейпе. Он тряхнул головой, пытаясь абстрагироваться, и бодро спросил: - Так о чём мы говорили? - Мы говорили... - Рон вздохнул, - точнее, я говорил, а ты меня совсем не слушал, о том, как важно правильно оценивать человека, и не опираться только лишь на первый, возможно, ошибочный взгляд. И ярким примером этого был Снейп. - Я понял, понял, - раздражённо бросил Гарри. - Это замечательно, - с достоинством и совершенно спокойно ответил Рон на столь неприкрытую эмоциональность. – Больше я не буду касаться этой темы. Но ты должен пообещать мне, что поговоришь с Габриэль, и, наконец, разберёшься в себе. - Обещаю, - по-доброму улыбнулся Гарри. – Ты так изменился, а я этого и не заметил даже. С возрастом ты стал такой рассудительный и солидный! - А ты всё ещё ведёшь себя как подросток. Джинни определённо не смогла выбить из тебя детство, - Рон хлопнул его по спине и они оба расхохотались. Солнце уже клонилось к закату, и они повернули обратно. В этот вечер Габриэль смотрела на него очень странно, и Гарри даже подумал, что она, наконец, догадалась. И правда, она была с ним необычно холодна и отстранённа. Габриэль практически весь вечер молчала. И Гарри почему-то это нравилось больше, чем когда она проявляла нежность. И разговор с Роном невольно подтолкнул Поттера к сравнению её со Снейпом. Он находил всё больше между ними общих черт. Она была умна, хотя старалась всем казаться пустышкой. Была остроумной, а иногда даже циничной. Неприкрыто выражала свои эмоции, будь то недовольство или радость. А ещё она умело манипулировала людьми. И мысли Гарри плавно перетекли на Снейпа. Поттер не мог не признать, что он, помимо ума, циничности и особенной желчности, всегда был харизматичным и загадочным. Снейп без всякого сомнения вызывал интерес у окружающих, в том числе и у него. - О чём ты думаешь? – спросила Габриэль без всякого выражения. Гарри заглянул в её глаза и не увидел в них прежнего огонька, будто искра, проскочившая между ними, угасла. Габриэль полулежала в его объятьях, закутанная в лёгкую шаль. Ветер трепал её волосы, в которые она вставила несколько ярких бутонов ранункулюса, а из сада доносился удушливый сладковатый запах чабреца и розмарина. Настроение совсем не располагало к серьёзным разговорам. - О нас с тобой, - признался Гарри, уже понимая, что это их последний такой разговор, и может быть завтра они снова станут друг другу совершенно чужими людьми. - Я тоже об этом думаю, - медленно проговорила она. Гарри почувствовал неприятное покалывание в затылке и не нашёл в себе сил, чтобы спросить, что же она думает об их отношениях. Габриэль долго молчала, но потом всё же сказала: – Давай оставим этот вечер в нашей памяти, как самый лучший из тех, что у нас были. Я хочу, чтобы сегодня ты любил меня так сильно, как сможешь. И Гарри услышал в её словах приговор их отношениям. Им не нужно было проговаривать это вслух, не нужно было ждать никаких доказательств. Они оба пришли к единому мнению. Он испытал такой прилив нежности, от которого тоскливо защемило в груди. Ему захотелось прижать Габриэль к себе сильно-сильно и больше никуда не отпускать. Он одновременно испытывал и облегчение от того, что их роман, наконец, закончился, и невыносимую горечь от того, что это прекрасное лето в Провансе скоро кончится, и останутся только воспоминания. Эта ночь была полна любви. Наконец, настал день, который был кульминацией многих событий. И Гарри осознал всю сложность проделанной за этот месяц работы, и больше не задавался глупыми вопросами по этому поводу. Свадьба была поистине впечатляющей и грандиозной от начала и до конца. Мари-Виктуар была обворожительна и прекрасна, и хлопоты Габриэль были не напрасны. Гарри стоял по левую руку от Тедди и смотрел на то, как Билл, гордо вздёрнув подбородок, вёл Мари-Виктуар к ним. Она счастливо улыбалась. Казалось, все присутствующие дамы, от мала до велика, не могли сдержать слёз радости. И только дети не понимали всей торжественности и значимости происходящего. Свадьба получилась очень весёлая и душевная. Гарри много танцевал, его партнёршами по танцам, казалось, были все взрослые дамы, начиная от невесты, кончая Аполлин и Молли. И к ночи его ноги уже гудели, ну а свадьба не думала заканчиваться, и только набирала обороты. Но Гарри всё же решил поберечь силы и отдохнуть. Он скрылся в огромном саду поместья Делакур. Найдя тихий уголок в дальнем конце сада под огромной раскидистой смоковницей, Гарри лёг под корнями дерева и уставился на звёздное небо сквозь листву. Далёкие звуки музыки, стрёкот неугомонных кузнечиков, теплый ветер и мерцание звёзд убаюкивали. Глаза его медленно закрылись, и он провалился в сон. И снился ему почему-то Снейп. Он молча смотрел на Гарри, стоя на ступенях, ведущих на самый верх Северной башни. Гарри понимал, что это всего лишь сон, но всё равно поднялся к нему на ступеньку. Снейп посмотрел на него так, будто хотел что-то сказать, но из груди его вырвался протяжный, вибрирующий стон. Гарри опять ощутил это непонятное волнительное чувство, и внезапно он понял что это такое было. Снейп тут же исчез, а на его месте появился Пэйн, злорадно ухмыляющийся. Он резко вытянул руку вперёд и схватил Гарри за грудки, и с силой потянул на себя. Поттер пытался сопротивляться, но у него ничего не выходило, его будто парализовало. Пэйн навис над ним и Гарри сразу же вспомнил сцену в Дуэльном в зале. Ему так не хотелось, чтобы Дизмал касался его, что он запаниковал и, кажется, даже закричал. И всё внезапно кончилось. Гарри проснулся, резко распахнув глаза. Его сердце гулко бухало в груди, но через пару секунд он уже слышал всё те же звуки музыки, доносившиеся из поместья, и смех гостей. Сон был быстрый и поверхностный. Гарри сел, его всё ещё не отпускало озарение. Он, наконец, понял, что с ним происходит. Неужели тем, что он так долго пытался вспомнить, было - сексуальное возбуждение?! Гарри с силой потёр лицо руками, пытаясь привести себя в чувство. Это открытие было настолько неожиданным и сногсшибательным, что требовалось некоторое время на осмысление. Нет, само по себе его сексуальное возбуждение не было таким уж из ряда вон выходящим фактом. Тем более, что оно пока ещё носило только эмоциональный характер, не сопровождаемый смущающими физическими признаками. Разве могут не возбуждать характерные стоны и вздохи, если их услышать в соответствующей обстановке? Любой здоровый мужчина проявит если не интерес, то хотя бы легкую заинтересованность. Но в той ситуации, в которой оказался Поттер, вроде бы ничего не располагало к сексуальному влечению. Но если закрыть глаза, стон Снейпа выдавал в нём чувственного любовника. Гарри подскочил с земли и прошёлся вокруг дерева, задав себе всего один единственный вопрос: считает ли он Северуса Снейпа, директора Хогвартса, героя магической Британии, кавалера ордена «Мерлина» первой степени и просто человека с отвратительным характером, сексуально привлекательным? Гарри нервно хихикнул. Если бы кто-то лет пятнадцать назад ему сказал, что он когда-нибудь будет думать об этом, то Гарри без раздумий заехал бы смельчаку в челюсть. Но не сейчас. Он слишком многое видел, чтобы рубить с плеча, не разобравшись. К тому же, если подумать, не такой уж Снейп и отталкивающий. Вон Пэйн как вокруг него верёвочкой вьется. А Дизмал явно не из тех людей, которые будут терпеть рядом с собой недостойных. Но Поттер всю жизнь видел в Снейпе только врага, и даже после войны, переменив своё мнение о нём, не мог нормально общаться. Правда, Рон с Гермионой не раз намекали, что он одержим профессором. Неужели его одержимость лежала совсем в другой плоскости, нежели он привык думать? Неужели он не смог распознать увлечение Снейпом из-за юного возраста и кучи проблем, свалившихся на его голову? Могло быть так, что он хотел быть ближе к профессору и поэтому преследовал его, чтобы подтвердить свои подозрения? Или он испытывал привязанность к нему, выражая её столь нестандартно через гнев и презрение, отвечая единственными доступными ему способами, потому что Снейп сам ограничил выбор доступных чувств, проявив с первого же дня к нему недовольство и откровенную ненависть? Гарри чуть не заорал от бессильной ярости. Как же можно было так круто развернуть собственные чувства и переживания в кардинально другом направлении? Разве такое вообще возможно? Нет, он не мог и не хотел в это верить. Зачем усложнять то, что и так уже слишком сложно! Не нужно было даже начинать разматывать этот клубок. Зачем он потянул за эту ниточку, внезапно приведшую к такому результату?! Это всё аврорское прошлое, никак не желавшее отпустить его. Он не мог оставить дело, уже затронутое им. Как было бы проще жить, если бы он научился вовремя останавливать себя, проходить мимо некоторых не касающихся его вещей, закрывать на что-то глаза. Или просто, узнав что-то, засыпать спокойно, представляя, что это не его дело. Тысячи людей живут так, каждый день спокойно засыпая и просыпаясь, и не вникая во всякие пустяки. Почему же он так не может? Почему суёт везде свой нос? Это было ужасно глупо. Гарри понимал, что если когда-то и чувствовал к Снейпу влечение, это не значит, что он его любит или что-то в этом духе. Ему всегда казалось, что для любви нужно нечто больше, чем интерес. Нужна какая-то искра, химия. То, что может сблизить. А в их со Снейпом формуле явно чего-то не хватало. И это точно были не эротические фантазии. Но Гарри вдруг захотел посмотреть на это всё с другой стороны. Если отбросить совершенно безумную догадку о том, откуда растут ноги его интереса к Снейпу, и принять этот факт, как данность, то вырисовывалась совершенно другая картина. И Гарри уже не казался самому себе каким-то извращенцем. Ему нравился Снейп, Снейпу нравился он. И из этого могло что-то получится. К тому же Северус действительно был очень интересным человеком, не без своих загонов, конечно, но и сам Гарри не мог сказать о себе, что он абсолютно нормален. Вон какие странные фантазии и измышления рождаются в его голове. Проблема была в том, что Гарри уволился из Хогвартса, Снейп всё равно его к себе близко не подпустит, да ещё и Пэйн маячит на горизонте. Так что об этом было приятно думать, но и не более того. Зато он разрешил для себя давно мучившую его загадку. В этом, несомненно, были свои плюсы. И он со спокойной душой отправился обратно в поместье. Через пару дней после свадьбы, почти все Уизли и Гарри отбыли обратно в Англию. Тедди и Марри-Виктуар отправились в свадебное путешествие, и Поттеру за это время необходимо было собрать свои вещи и съехать из Блэк-холла. Он подарил этот особняк молодожёнам, оставив за собой одну комнату, да и то лишь формально. Гарри недавно подобрал себе домик в Гринвиче и думал до середины августа уже обосноваться там. Джинни осталась у Делакур ещё на какое-то время. Они с Филиппом решали, как и где они будут дальше жить. Филипп хотел, чтобы они остались в Провансе, и Джинни была не против, всё равно она хотела завершить карьеру охотницы и пойти работать журналистом в спортивную газету. Жизнь совсем наладилась, и Гарри был этому рад. Осталось только накинуть на себя алую аврорскую мантию.