Случай в пещере

Гарри не знал, сколько спал. Если честно, он подремал бы ещё пару часов, но физические потребности заставили подняться и отойти в дальний угол пещеры. Потом он обмыл руки, лицо и ноющую шею под слабой струйкой воды, что стекала с потолка, и глотнул горькой жидкости. Желудок недовольно заурчал. — Яичница с беконом была бы сейчас очень кстати, — вздохнул Гарри и растёр занемевшие конечности. Он совсем замёрз, хотя одет был тепло. Он потёр руки, разгоняя застоявшуюся кровь, и осмотрелся. Здесь было слишком темно даже для кого-то с хорошим зрением — Гарри же с трудом различал собственные пальцы у самого носа. По пути к «рабочей щели», как он её прозвал, Гарри дважды споткнулся и один раз упал на колени. Он молча бесился — всему виной этот ублюдок. Когда Гарри избил его, свет резко потускнел. На секунду даже подумалось, будто Волдеморт умер. И не сказать, обрадовала или огорчила бы Гарри смерть его Немезиды. Но Тёмный Лорд был нужен ему живым, если он, конечно, не собирался застрять здесь на веки вечные. Гарри было неспокойно. Хотя он, памятуя об удавке, скрутил бессознательного врага и решил не обращать на него внимания. Гарри не собирался рисковать, а со связанным Тёмным Лордом у него было больше шансов на передышку. Но стоило себя успокоить, как вдруг он подумал, что Волдеморт с лёгкостью может освободиться. Что для этого дьявола пара кусков ткани? Гарри перестал всматриваться в тёмную щель и оглянулся через плечо. Ему не по душе было работать, постоянно ожидая удара в спину. Темнота, голод и напряжение во сто крат обострили чутьё. И очень скоро Гарри осознал, что всё это время Волдеморт был неестественно тих, словно так и не пришёл в себя. От мысли, что сотворил это он — пусть даже с этим чудовищем — Гарри вздрогнул. У него были оправдания собственного безразличия к Волдеморту; но оставаться в этом склепе наедине с трупом очень не хотелось. Возможно, Дамблдор не согласился бы; сказал, что в мертвецах и темноте нет ничего страшного. Но Гарри так не считал. Эти мысли напомнили об их последнем с директором путешествии, а потом он несколько минут пытался вытряхнуть видения кровожадных инфери. Гарри тяжело вздохнул и потёр лоб. Да, он свихнётся, если останется здесь вместе с Волдемортом, но с его же трупом сумасшествие настигнет его ещё быстрее. Уж лучше разговоры с живым Риддлом, пусть даже невыносимые разговоры. Гарри устал от всех этих размышлений и попытался сосредоточиться на раскапывании прохода. Помогло не очень. Когда он третий раз долбанул камнем по скале, а не глинистому осадку, то тихо выругался и признал, наконец, всю тщетность своих усилий. Ему нужен свет, а без Волдеморта он его не получит. Выбора не было — пора привести пленника в себя. Бесполезно держаться на расстоянии, так ничего не выйдет. — Ладно, я справлюсь, — подбодрил себя Гарри и развернулся. Он пробирался вдоль стены, с удивлением отмечая, что тьма всё сгущается. Гарри не знал, в какую сторону идёт, и ему очень не хотелось споткнуться о тело Волдеморта, поэтому он опустился на четвереньки и пополз. Бесплодное блуждание в полной темноте угнетало, и Гарри всё сильнее нервничал. — Где ты, Безносый Лорд? Он надеялся хоть на какой-то ответ. Даже на гневный окрик; но кругом царила тишина. Разочарованный, Гарри в очередной раз протянул руку, ожидая ощутить под ладонью холодный камень, но когда пальцы коснулись чего-то мягкого, он отдёрнул руку, словно тронул кучу слизней. Гарри застыл, ожидая, когда Волдеморт заговорит. Прошла минута, и он, не увидев, не услышав и не почувствовав отклика, глубоко вздохнул и снова медленно протянул руку, ощутив под пальцами шёлковую ткань. — Волдеморт? Тишина. Гарри нервно сглотнул и начал осторожно ощупывать мантию, слепо ища руки. Удивительно, но Волдеморт до сих пор был связан. Казалось, из пут даже не пытались выбраться, и это наводило лишь на одно разумное объяснение. Волдеморт так и не пришёл в себя, и это очень-очень плохо. Гарри быстро нашёл запястье Риддла и попытался нащупать пульс, но занемевшие от холода пальцы ничего не чувствовали. — Может, у тебя больше нет сердца, Риддл? Прямо как у мага из сказки. Гарри нащупал шею Волдеморта и коснулся её кончиками пальцев у подбородка. Но пульса не ощутил. — Проклятье! Он схватил Тёмного Лорда за отвороты мантии и встряхнул. — Очнись, Риддл! Попроси дьявола немного тебя подождать. Не вздумай сейчас умирать! Ты выбрал чертовски неподходящее время! И снова ничего. — Не смей так со мной поступать, скотина! Очнись! Гарри ожесточённо хлестал бледное грязное лицо. — Очнись! Очередная пощёчина. — ОЧНИСЬ! Ничего. Перепуганный Гарри дышал надсадно и сбивчиво. — Да что с тобой? Я же не сильно тебя избил. Проклятье, что делать? Я не целитель! Впервые в его голос закралось отчаяние. Гарри зажмурился и постарался взять себя в руки. Ему не выбраться отсюда без света. Разгорячённые ударами пальцы снова коснулись бледного лица. И когда ладонь оказалась на уровне носа и рта, её овеяло поверхностным дыханием. Гарри затопило облегчение. Но он кое-что заметил, прежде чем убрал руку. — Да ты ледяной, Риддл… Может, в этом дело? Преодолев внезапный приступ тошноты, скрутивший пустой желудок, Гарри задумался. На Волдеморте была мантия, которая едва ли могла согреть, и как он ни старался, так и не смог понять, почему Тёмный Лорд носит такие вещи, особенно в эту необычайно холодную зиму. Все эти изысканные мантии впечатляли, но не более. С другой стороны, Волдеморт был не простым человеком. Он наверняка использовал согревающие чары. Кроме того, утеплённые мантии тяжеловесны, особенно когда собираешься насмерть биться с врагом. Волдеморт, разумеется, не рассчитывал потерять палочку или — Мерлин упаси — оказаться беззащитным перед этим самым врагом. Гарри горько улыбнулся. Да, теперь всё становилось на места. И если он прав — Волдеморт замёрзнет до смерти. На повестке дня появился важный вопрос. Что ему делать? Улыбка застыла на губах. Обычно замерзающего человека согревали. Но как быть, если этот человек — тот, кого нужно убить, чтобы выжить самому? Как быть, если единственное тепло, тебе доступное — жар собственного тела? И Гарри почувствовал именно то, что почувствовал бы любой на его месте. Ему стало дурно.