***
**** Лето выдалось до невозможности жарким. Трава на задних двориках высохла – не спасали её и все эти новомодные разбрызгиватели, что добавляли к счету за воду добрую десятку долларов. Всё телевизионное время сейчас тратилось на непрерывающуюся рекламу кондиционеров с подарочными сертификатами, на расхваливание новых вкусов мороженного, фальшивые семьи с не менее лживыми улыбками убеждали купить надувной бассейн, вода в котором при такой температуре вскипит за пару минут. Четвертое июля было лишь пару дней назад, но праздничное настроение осталось лишь у долбанных патриотов до мозга костей. Это те люди, что с гордостью раскрашивали фасад своих домов в звезднополосатый флаг и продолжающие без остановки добавлять уголь в гриль, вызывая у соседей приступы тошноты запахом пережаренного мяса. И где-то посреди всего этого плавящегося вместе с асфальтом штата, есть я, с первыми признаками теплового удара, лежащая на заднем крыльце, футболкой вытерев всю пыль и остатки облупившейся краски с досок. Даже в тени жар почти физически оседает толстым слоем на коже, жалит глаза и нос. Оз такой же вялый и полусонный в метре от меня подпирает спиной стену. Он выливает на голову немного воды из бутылки и повторяет это каждый раз, когда вьющиеся из-за влаги волосы начинают высыхать. Мы ждём ещё минут двадцать, не двигаясь и не разговаривая, пока из дома не послышится громкое «Я ушел» от Оскара. – Так ты будешь? – немного повернув голову в сторону блондина, спрашиваю. Оз морщится, и капли с длинной челки падают ему на нос, стекая к губам. Он не откажется, уже знаю это заранее – неделя выдалась паршивая у обоих из нас. – Если отец узнает… – Он не узнает, как и не узнал о всех твоих выигранных соревнованиях. – Класс. Спасибо за напоминание. Он лениво встает, рукой сбивает бутылку рядом с ним: она катится по крыльцу, расплескивая оставшуюся в ней воду. Но Оз, не обворачиваясь, заходит домой. Он появляется минут через пять, с недовольной миной кидает сумку-холодильник на пол и толкает её ногой в мою сторону. Расстёгивая сумку, достаю оттуда две банки холодного пива. Хорошо, что Оскара не будет ещё несколько часов. От его нравоучительных взглядов потом не отделаешься. Да и толку. Нам по шестнадцать лет. Весь наш мир крутится вокруг школы и пропусков её, как бы всем не хотелось, но мы всё ещё глупые дети, не желающие ничему учиться. Да и изменится это вообще когда-нибудь? – Так ты рассказала кому-нибудь? – А должна? Он с сочувствующей улыбочкой, по которой хочется пройтись пару раз кулаком, качает головой: – Ты ведешь себя, будто виновата в чем-то. Но это ведь не так. Я имею в виду, я понимаю, что тебе страшно, но то, что ты хочешь переехать... – Господи, просто заткнись и пей своё пиво! К его счастью, Оз замолкает. И это оказывается ещё хуже, чем его болтовня. В тишине мы молча допиваем пиво. Во рту горчит, а голова начинает тошнотворно кружиться, но пока холодная жидкость хоть немного облегчает летний жар, я не отпущу банку из рук. “Это нормально. Ты имела на это право”. Да так оно и есть, я понимаю это, правда. Но вот окончательное решение зависит, увы, не только от меня(если моё мнение вообще чего-то стоит). Боже, как ведь отвратительно влипать проблемы с кем-то или, как, в моём случае, принимать решение, завися от кого-то. Если я едва могу понять себя, решить, что для меня лучше, как это может сделать другой человек? Да, тут высокоморальные люди, блюющие правильностью по утрам, с рукой на моём плече, ободряюще скажут что-то типа – «родители всегда знают лучше и сделают все лучшее для своих детей». Вот только это может быть неправдой в некоторых случаях. Просто… разве у ребенка не может быть своего мнения, которое хотя бы стоит услышать? – Ладно, я просто не знаю как… просто. Черт. Ты и сам знаешь, как мама будет реагировать на это. – Я знаю только то, что ты сказала мне заткнуться и пить. Усмехаюсь. Оз с улыбкой показательно поднимает банку пива и делает глоток. – Можешь говорить, только давай без «я понимаю тебя». – Но я понимаю… – Боже, Оз, я знаю это. Но это нихера не помогает и выходит, что мы просто два не самых везучих подростка в этом городе. Так что, пожалуйста, давай не будем держаться за руку и рассказывать свои самые постыдные тайны, а потом обниматься и плакать на плечах друг друга. – Ну вот, я как раз подготовил парочку грязных секретов, но да, никаких объятий – слишком жарко, – Безариус со смешком достает две новых банки. Он держит свою в руках, не открывая. В какой-то момент всё веселье пропадает с его лица. Он тяжело вздыхает, отводит взгляд к краснеющему горизонту. – Пока ты не расскажешь всё матери, ты не сможешь принять решение. И будешь ходить с этим выражением скорби на своем лице и взглядом побитого щенка. – Что, не нравится смотреть на моё исполнение Королевы Драмы? – Для этого есть Винсент. У него получается лучше. Под наш тихий смех за невысоким забором проезжает соседский шевроле с пробитым глушителем, семейная парочка в салоне машины переругиваются, ребенок на коленях матери заходится в истерике – да здравствует, обыденность моего города. Кладу руки под голову, вытягивая ноги на ступеньки. Краем ладони чувствую холод недопитой банки.Не хочу ничего. Абсолютно ничего. Я поворачиваю голову к Озу, в тот же миг, встречая внимательные зеленые глаза. Он кивает чему-то своему, не говоря ни слова и не отводя взгляд. – Моя мать не позволит уехать, как бы сильно я не хотела этого. – Он твой отец, Алиса. Лейси не может запретить тебе жить вместе с ним. Я горько ухмыляюсь: – Она может запретить мне абсолютно всё, Оз, ты знаешь это. Весь смысл моих слов доходит до Безариуса с короткой задержкой: только лишь спустя пару секунд, по его каменному лицу проходит легкая дрожь, и губы кривятся в неприятном оскале. Он, кажется, не может найти правильных слов то, открывая рот, пытаясь сказать что-то, цепляясь за меня сочувствующим взглядом, то резко отворачиваясь в сторону, проводя пальцами сквозь блондинистые волосы. В итоге, Оз находит для себя выход в банке пива в своей руке, делая короткие глотки в полной тишине, и в притворном интересе разглядывая горизонт. – Я всегда проводила с папой больше времени, чем с ней. Я знаю, она обижалась на это, но я ничего не могла с собой поделать. С ним всегда было легче. А теперь с его отъездом, у неё появился шанс крепко привязать меня к себе и не отпускать к отцу. – А Элис? – Элис всегда будет на стороне мамы. – Так значит, ты уже решила оставить всё как есть? – Нет. Буду ссориться с ней до тех пор, пока не перееду к папе.***
Время близилось к позднему обеду, когда я окончательно проснулась. Голова ныла легкой болью после длительного сна, во рту был неприятный привкус чипсов и шоколадного батончика съеденных наспех перед сном, в попытке хоть немного утолить ни на шутку взыгравшийся голод. Тогда, во время ночного перекуса моё ранее ребячество, выражавшееся в нежелании ужинать со всеми, уже не казалось умной идеей, скорее наоборот, глупой и, до краснеющих кончиков ушей от стыда, ужасно детской. Но как бы показательно я не старалась заявить, что не хочу присутствовать на семейном застолье, если честно, привычка есть в компании людей, хоть и родных, уже давно исчезла из моей повседневной жизни. Так что идея неловко перебирать салат в своей тарелке и точно подгадывать время, когда можно ставить свое слово в общую беседу, мне не прельщала. Я во все ещё в теплых объятиях медленно исчезающей дремоты, широко зевнула и потянулась за телефоном, аккуратно лежащим под кроватью на стопке старых подростковых журналов. Это те, в которых печатались огромнейшие плакаты с популярными знаменитостями и кучей тестов вроде «Какая у вас лучшая подруга» или «Кем ты была в прошлой жизни?», были ещё и парочка статеек от “ведущих” психологов или “экспертов” в моде. Часы на телефоне показывали третий час. Ох. По правде говоря, проснулась я изначально раньше девяти утра, и уже собиралась пойти умыться, но замерла на месте, когда за дверью послышались осторожные шаги, а позже тихий стук. После моего вчерашнего приступа инфантильности, видеть кого-то, а уж тем более разговаривать с моим-то невыспавшимся помятым лицом не хотелось, и, не видя, лучшего варианта, я тихо легла обратно, притворившись, что всё ещё сплю. Эта была Лейси. Стоило двери приоткрыться, как в комнате сразу же почувствовались легкие фруктовые нотки, с особо выделяющимся среди них запахом дыни. Чудесная палитра с настолько реалистичным ароматом, что иногда казалось – стоит провести языком по губам, как почувствуешь сладкий привкус фруктов на них. Она не меняла эти духи уже долгие годы, и теперь это прекрасное сочетание ароматов прочно засело в мою голову одной из ассоциаций к Лейси. Она открыла дверь, но так и замерла на пороге, не делая ни одного шага. В голове пронеслись все рассказы людей о давящем чувстве, когда кто-то пристально смотрит на тебя, но в тот момент ничего подобного не ощущалось. Было лишь тепло одеяла, легкий сквозняк из приоткрытого окна, приносящий морозный воздух, что смешивался с духами, нераздражающие лучи солнца, скользящие по лицу. Волшебное мгновенье утра. Я ожидала её весёлое фырканье, ждала, когда она вальяжно сядет на кровать, начнет слегка дергать за уши, пока я не проснусь с недовольным мычанием, и тогда она рассмеётся, взъерошив мои волосы ¬– как делала всё это тысячу раз, когда будила меня в школу. Но никто из нас не двинулся с места, и с непонятным чувством, то ли грусти, то ли обиды я вновь заснула. А теперь… Почему мне так неприятно быть здесь? Я была где-то на полпути побега через окно в своих мыслях, когда на первом этаже что-то упало, а после раздался недовольный голос Лейси: – Нет, ты не посмеешь! Надо думать, это был знак свыше, я всё-таки решила подняться с кровати и пойти в ванную, прикладывая все возможные навыки бесшумной ходьбы, дабы не выдать себя. Попасться за подслушиванием чужих разборок не очень хотелось, собственно, как и слушать их. Уже почистив зубы, я замерла на мгновение – ссора, если и продолжалась, то все участники явно снизили громкость. Хочется думать из-за огромной заботы о моем сне. Ну да, конечно. Спустя несколько минут, Лейси опять о чем-то прокричала, но в этот раз разобрать, что именно не получилось. Звучала она, будто стояла возле входной двери, если вообще не на крыльце. Вернувшись в комнату, я вдруг застыла, не совсем понимая, что делать дальше. Спускаться на место побоища не хотелось, а вариант просидеть весь день в комнате даже не рассматривался. И тут я надеждой посмотрела на открытое окно. – А почему бы и нет? Посмеявшись над своей же шуткой – как ведь жалко звучит – я вновь попыталась прислушаться, пытаясь выяснить ход боевых действий на первом этаже, но кроме ревущего телевизора на кухне слышно ничего не было. Значит, Лейси сейчас или истерично намывает посуду, либо не менее истерично раскладывает продукты в холодильнике в только ей ведомом порядке. Но выбора как такого у меня не было, поэтому задвинув подальше остатки своей гордости, я всё-таки отправилась прямиком на кухню, из всех сил стараясь не поддаться собственным отсталым шуточкам и не вернуться к окну своей комнаты. А что? Всего второй этаж, да и снег, если повезет, ещё не убрали под окнами. Но мне не повезет, поэтому-то я мило улыбаюсь, застывая в дверях кухни: – Доброе утро, – мимолётом замечаю старые часы над обеденным столом. Черт. – О, то есть день. Добрый день? Лейси тихо смеётся, в последний раз протирает влажной тряпкой стол и с веселой улыбкой обворачивается ко мне, мокрой ладонью убирая темную прядь за ухо. Она сияет: темные длинные волосы в легком беспорядке, цветастое платье с идеальной точностью, подчеркивающее все изгибы подтянутой фигуры без малейшего намека на пошлость. О, ну и конечно, широкая улыбка как вишенка на торте. Ослепляющий ярлык счастья, не подкрепленный ни граммом правды. Судя по мокрым следам так заметным на солнце, Лейси за те несколько минут, когда я решалась спуститься сюда, успела идеально вымыть все поверхности на кухне. Да и её широкая улыбка, не может скрыть за собой дрожащие пальцы. – Хорошо спала? – Нормально. Она кивает, а после вдруг застывает на месте, не зная, куда себя деть. Вау, ссора сильно её задела за живое. Обычно у неё тысяча и одна тема для разговора – от мировой политики до покупки новых вилок, но сейчас Лейси не может даже скрыть свою нервозность. – Так… Мне хочется спросить её про случившееся. Всё-таки любопытство – не порок, особенно, когда твой день в родном доме начинается с чьих-то криков. Но Лейси сразу понимает о чем, я хочу спросить, и с новой силой пытается взять себя в руки, успокоиться. Вот только весь её вид – это вид оленя в свете фар. Ладно, хорошо. Надо быть хорошей дочерью, что не приезжает домой месяцами, а именно: 1. говорить о повседневных вещах 2. стараться максимально не затрагивать “неприятных” тем 3. уехать раньше, чем успеть надоесть. – Так… ты говорила о ремонте? Было бы неплохо увидеть результат ваших стараний, прежде чем я уеду. С первого пункта на третий. Ха. Лейси цепляется за мой спасательный круг обеими руками, рассказывая о новых обоях в коридоре и гостиной, которые я не заметила за два дня пребывания здесь, о люстре и о чем-то ещё, что я перестала слушать после её болтовни о видах лампочек. Но в середине рассказа о чем-то, она замолкает и садится напротив меня. – Как насчет кофе и мы поговорим о твоей учебе? Черт, лучше бы продолжили говорить об обоях. – Было бы отлично.***
“Все знают кто убийца, серьёзно. Уже неинтересно пересматривать” “Просто отвали, мне интересно” Такой очень интеллектуальный спор интересов длится почти час. Стоило только мне с кружкой недопитого кофе и с чересчур наигранным видом, сожалеющего обо всех своих грехах человека, ретироваться в гостиную подальше от разговоров о моей успеваемости к мягкому дивану с марафоном Твин Пикса по ящику – собственно, в этот самый идеальный момент за всё моё время пребывания здесь, завибрировал телефон. “От Заркиса Брейка Ты не представляешь, какую нудную хрень я смотрю” Догадайся с первого раза, что именно он смотрел. Конечно же, в дело сразу вступило моё упрямство с диким желанием доказать, что этот сериал вовсе не нудный, пусть на некоторых моментах он вполне может вылечить хроническую бессонницу. “Это также странно как Малхолланд Драйв. Меня раздражает стиль Линча – ты-ничего-не-поймешь-с-первого-раза-потому-что-загадочность” “Боже, посмотри Блудливую Калифорнию и перестань бесить меня” “Уже посмотрел все сезоны” “Почему я не удивлена?” Дождавшись нового оповещения, и я с предвкушающей ухмылкой потянулась прочитать сообщение, когда за моей спиной послышался тихий смешок. Дернувшись от неожиданности, попутно ранняя телефон на пол, я обернулась к Лейси. – Общаешься с кем-то важным? – Ага, с причиной всех моих проблем. Я потянулась было к телефону, но Лейси оказалась быстрее. Как только её рука коснулась не заблокированного экрана, все моё тело напряглось. Мышцы отреагировали в одно мгновенье, пока мысли в голове, кажется, замедлились в несколько раз. Даже осознание того, что я испугалась – чего только? – дошло до меня лишь, когда Лейси протянула мне телефон, и он в тот же миг выпал из моих потных ладоней на диван. – Ты в порядке? Я энергично закивала, чувствуя, как сердце колотится в груди. – Заркис Брейк надо же, – она фыркает, садясь рядом со мной. Ну конечно же, она посмотрела с кем я переписываюсь, – он весьма надоедлив, не так ли? – Это ещё мягко сказано. Телефон завибрировал снова. И одновременно с этим, в коридоре хлопает входная дверь. – Так вы встречаетесь? – ох, Лейси и не думала утихомирить своё любопытство матери. – Вау, я точно во время пришла! – веселый голос Элис раздался совсем рядом. Пиздец, пронеслось в мыслях, но стоит Лейси нравоучительно цокнуть, как я понимаю, что сказала это вслух. – Ну же, Алиса, расскажи… – Я не встречаюсь с ним. И даже, если это было не так, это моё дело, ясно?! Это было грубо, чересчур резко. Улыбка сразу же сползла с лица Лейси. Я посмотрела на её понурые плечи и усмехнулась, закрывая глаза. Все это слишком сильно напоминало тот разговор: от замерших за моей спиной шагов Элис до ноющей боли в моей груди. Вот только сейчас нет до отвращения сочувствующего взгляда и всех этих “Алиса, присядь”, “твой отец”, “мне очень жаль”. Но сейчас не тот день, всё прошло. Теплая ладонь на моём колене и родные глаза с океаном теплоты за ними выпутывают меня из прошлого. – Ты права. Пожалуйста, прости меня. Это искреннее извинение, и оно никак не относится к расспросам про Брейка. От этого становится ещё хуже. Кажется, порыв любопытства и совести подошел к концу, и Лейси встает с дивана, пытаясь сбежать как можно дальше, но я успеваю поймать её за руку. – И ты меня прости. Импульсивный характер и плохие воспоминания – сочетание не из лучших. Не стоило срываться на тебе, ты ни в чем не виновата. – Алиса… – Нет, правда, – перебиваю, не знаю, когда закончится мой лимит извинений, но надо постараться сделать хорошее окончание такого редкого семейного момента, – ты не виновата. Не в чем из случившегося. И я понимаю это, даже тогда… понимала это. Просто я была слишком зла на весь мир. Знаю, злость – не самое рациональное чувство, мы совершаем ошибки, когда злимся. Но иногда легче захлебываться в гневе, чем остаться один на один со своей болью. И сейчас, когда Лейси с нежностью обнимает меня, шепчет что-то успокаивающее на ухо, возможно, это лучшее время, чтобы выбраться из своего же замкнутого круга. Возможно. Я не знаю.