Слепая любовь

Падал снег. Крупными, красивыми хлопьями, опускался на землю, покрывая ее всю причудливым белым нарядом, касался крыш домов, в которых ярко горел свет — вернувшиеся с работы люди отдыхали, смотрели телевизор, готовили ужин, разговаривали. Пьеро коснулся пальцами черно-белых клавиш рояля и заиграл. Мелодия в голову пришла сама собой, словно по волшебству, пальцы действовали по инерции, заранее зная какую ноту сыграть. Мелодия лилась по его тихой комнате, отражалась от стен и завораживала его самого. Иньяцио, прикрыв глаза, сидел напротив, на большом бежевом диване, и внимательно слушал. Он любил, когда Пьеро играл. Еще больше Боскетто любил, когда Пьеро пел, но этого он не делал довольно давно. — Спой мне, — тихо попросил Иньяцио, неслышно подходя сзади, и кладя ладони на плечи друга. — Я так давно не слышал твоего голоса. — Я попробую, — Пьеро слегка улыбнулся, и начал играть первую пришедшую на ум песню, которую часто исполнял на концертах сольно, совсем недавно, когда все было хорошо… Where do I begin To tell the story of how great a love can bе… Голос зазвучал совсем тихо, неуверенно, но Пьеро продолжил петь, аккомпанируя при этом самому себе и полностью погружаясь в музыку. The sweet love story that is older than the sea The simple truth about the love she brings to me Where do I start? Но было кое-что — плечи так и жгло от прикосновений Иньяцио, который теперь ласково массировал их, даже не думая останавливаться. Его дыхание слишком близко и чересчур откровенно обжигало шею, буквально заставляя сбиться, прервать игру, мысли путались, и Пьеро просто-напросто забыл как дальше, остановившись на половине песни — тонкие пальцы дрогнули, Пьеро сфальшивил в одном месте, смутился и испуганно замер, убрав руки с клавиш. — Ты забыл как дальше? Не страшно, — выдохнул Иньяцио буквально ему на ухо, от чего по спине пробежался, кажется, целый табун из мурашек. — Давай вместе доиграем, — он устроился рядом, и положил свои руки на рояль, начиная играть с того места, где остановился Пьеро. Щеки того уже полыхали. — Смелее, — шепнул он, и сам тихо начал петь. With her first hello She gave new meaning to this empty world of mine Дрожащий, но чистый голос Пьеро присоединился к нему. Они пели вдвоем и их голоса так правильно сливались в один, почти как в те времена, когда Пьеро стоял на сцене, в свете софитов, перед тысячами и тысячами людей, с их улыбками и голосами, это было совсем недавно, и воспоминания об этом счастливом времени будто бы ожили. Пьеро не хотелось, чтобы эта песня заканчивалась. В происходящем чувствовалось что-то интимное, притягивающее, непонятное, как будто между ним и Иньяцио образовалась связь, крепкая, неразрывная, несколько большая, чем дружеская. Но в этом Пьеро боялся признаться даже себе самому. Последние ноты, аккорды, слова — и их песня закончилась. Иньяцио мягко улыбнулся, закрывая клавиши рояля. Теперь его руки вновь оказались у Пьеро на плечах, разминая их. — Хорошо получилось, правда? Пьеро не хотелось отвечать, разрушать этот момент, и он просто кивнул, закусив губу и смотря куда-то в пустоту. Пустота теперь была его вечной спутницей, но куда приятнее чувствовать, что в этой пустоте есть кто-то рядом с тобой. Кто-то, кто поможет тебе доиграть, если ты ошибешься.  — Поздно уже, — мягко сказал Иньяцио. – Мне, наверное, пора домой. Иньяцио жил неподалеку, в нескольких кварталах от дома Пьеро, в небольшой квартире, в то время как Пьеро предпочитал частный сектор и тишину, не любил соседей и суету, а сейчас еще больше погружался в уединение, если бы не Боскетто, конечно. Иньяцио держал его на плаву. — Ты можешь остаться, если хочешь — Пьеро и сам не заметил, как сказал это вслух, и тут же пожалел об этом —, но сказанное было уже не вернуть, мысли оказались впереди здравого смысла. Однако Иньяцио не усмотрел ничего странного или неправильного в такой просьбе. — Могу лечь на диване, если ты дашь мне плед, — согласился он. — Только мне вставать рано завтра. Но ты вроде никогда и не был любителем спать до обеда, насколько я помню — он улыбнулся, Пьеро почувствовал это по голосу, и ему самому стало будто бы теплее от этого. — Ты знаешь, где взять. В шкафу, на самой верхней полке, бери любой. Они устроились на ночь — Пьеро в своей комнате, а Иньяцио — в гостиной, на диване, под синим пледом, который все еще пах кисло-сладким парфюмом Пьеро. Две комнаты не были отделены между собой, только дверью, которая сейчас была открыта — и Иньяцио в полумраке мог видеть тонкий силуэт, лежавший на кровати в нескольких метрах от него. Пьеро, кажется, спал — это было понятно по его тихому, размеренному дыханию. А вот к Иньяцио сон не шел. Он приподнялся на своей постели, поправляя сползшую простынь и взбивая подушку, размышляя при этом обо всем, что произошло в последние месяцы. Пьеро так изменился. Закрыв глаза, Иньяцио невольно вспомнил тот вечер, вечер, который невозможно забыть, вечер ужаса и страха, вечер молитвы всем Богам, молитвы о том, чтобы Пьеро остался жив. Он хорошо помнил, как ему позвонила Мария-Грация и со слезами в голосе, задыхаясь, никак не могла толком ничего объяснить, в первые секунды Иньяцио расслышал только «Пьеро попал в аварию» и все внутри похолодело, в ту секунду, в одну крохотную секунду, ему показалось, что Пьеро, возможно, уже… Он, конечно, тогда сорвался и поехал. Поехал в больницу, превышая скорость и нарушая все правила дорожного движения, какие мог, чтобы только быстрее увидеть его. Но к нему не пустили. Пьеро был в тяжелом состоянии в реанимации. И сколько Иньяцио тогда не кричал на врачей, что он его близкий друг, что он должен его увидеть — пропуск был только для родственников. Тогда он предпринял последнюю попытку — достал из кармана бумажник и отсчитал несколько сотен евро, сколько — уже не помнил, но глаза врача расширились, а на губах появилась улыбка. Да уж, недаром Пьеро всегда говорил, что многого можно добиться с помощью нужного количества денег. Иньяцио попросили надеть поверх одежды специальный халат и продезинфицировать руки, а также морально подготовиться к тому, что больные реанимационного отделения выглядят не лучшим образом. Клиника, куда определили Пьеро, была одной из лучших в городе — здесь стояло самое современное оборудование и условия являлись самими благоприятными, как для врачей, так и для пациентов и их родственников. И, если быть честным, Иньяцио ожидал худшего. На Пьеро была чистая больничная одежда, он был хорошо причесан и лежал на специальной кровати. Немного пугал бледный цвет его кожи и… Глаза. На глазах была белая повязка. — У нас есть для Вас хорошая новость, — сказал подошедший к Иньяцио врач. — Ваш родственник, судя по всему, может дышать самостоятельно. Будем надеяться, он скоро придет в сознание и будет переведен в обычную палату. Но, к моему сожалению, есть и плохая. — Врач замолчал и внимательно посмотрел на Иньяцио. — Поймите, такая авария не могла пройти даром. Все-таки лобовое столкновение. Из его глаз достали много осколков. Боюсь, что пациент больше не сможет видеть либо будет видеть очень слабо, но это со временем. Но он будет жить. В остальном, думаю, все будет в порядке, — врач говорил спокойно, таким ласково-успокаивающим тоном, но внутри у Иньяцио все перевернулось от такого прогноза. «Но он будет жить» - это, конечно, было главным. Только в этот момент Иньяцио понял, как много Пьеро для него значит. — Иньяцио! Эй, Ини! — чья-то рука потеребила его за плечо, и Иньяцио проснулся, сонно уставившись на свой «будильник». — Вставай, уже восемь утра. Я завтрак приготовил. Надо же, Иньяцио и не заметил, как уснул вчера, размышляя о самом важном для него человеке. Теперь Иньяцио знал точно — глупо отрицать, он всегда был влюблен в Пьеро. Жаль, что для того, чтобы понять свои чувства, нужно было столкнуться с таким и едва его не потерять. Но так уж в жизни бывает. Одевшись и убрав постель, Иньяцио направился на кухню, ему было интересно, что такого приготовил Пьеро. Отсутствие зрения совсем не сказалось на его кулинарных талантах — готовил он по-прежнему прекрасно. *Песня Andy Williams - Love Story