Слепая любовь

В кухне витал аромат свежеиспеченных блинчиков, они красивой, дымящейся стопкой возвышались в середине стола, на ярко-зеленой тарелке. Пьеро заваривал чай, он был настоящим любителем этого напитка – в одном из кухонных шкафчиков он хранил целую коллекцию чаев с разными вкусами, Иньяцио часто дарил ему что-то из новых сортов и пополнял запасы старых, когда они заканчивались. Иньяцио умел готовить кофе, а Пьеро чай, Боскетто был не против такого чередования утренних напитков. - Пахнет прекрасно, как и всегда, - улыбнувшись, он присел на табурет, наблюдая за хлопотами Пьеро, который достал из холодильника домашний клубничный джем, присланный, по-видимому, его матерью. Иньяцио только поражался, как ловко справляется Пьеро со всем этим – когда сам Боскетто находился на кухне, он оставлял после себя гораздо больше грязи, у Пьеро же всегда царила абсолютная чистота. - Присаживайся скорее, будем пробовать твои блинчики, - сказал Иньяцио, положив на тарелки обоих по два блина и обильно полив их джемом. – Не сомневаюсь, что это… - он отправил в рот один кусочек и медленно прожевал, – это безумно вкусно. - Я рад, что тебе нравится, - ласково улыбнулся он, начиная есть свою порцию. – Какие у тебя планы на сегодня? - Подготовка к концерту, мы на стадии утверждения репертуара, может, ты хотел бы что-то конкретное услышать? – осторожно поинтересовался Иньяцио. Пьеро заметно напрягся, и Иньяцио невольно вспомнился его взгляд, такой, каким он был, когда Пьеро сердился, как его большие карие глаза буквально прожигали насквозь, а сам он готов был метать молнии. И у него появилось ощущение, что и сейчас на него смотрят те же самые глаза и совсем не важно, что они были спрятаны за темными стеклами очков – Иньяцио видел их вполне ясно. - Это тебе решать, - в конце концов, заключил он, и неловкое молчание повисло в кухне. - Пьеро, пожалуйста. Я очень хочу, чтобы ты пришел. Очень хочу, чтобы ты послушал и оценил. Это важно для меня, - проговорил Иньяцио, приподнимая красную кружку с кофе и делая большой глоток. – Пожалуйста, - повторил он, настаивая. - Хорошо, ладно, я приду, - отрезал Пьеро, ему все еще было тяжело обсуждать эту тему, ведь где-то в глубине души он мечтал о том, чтобы вернуться. Вернуться на сцену, но не решался озвучивать эту мечту никому, да и признаваться в ней даже самому себе. Завтрак доели молча. Иньяцио ощущал себя неловко, он позволил себе вновь упомянуть тему концерта, зная, какой болезненной она может быть для друга. Но он ничего не мог ничего поделать с собой – ему было это нужно. Он хотел вытянуть Пьеро из бесконечного круговорота домашних дел в виде приготовления пищи, уборки, стандартных походов вместе с ним в ближайший супермаркет за продуктами. Должно было быть что-то еще. Конечно, что-то еще и было – Пьеро теперь писал музыку, но этого было недостаточно. Иньяцио хотел раскрасить его жизнь в более яркие краски, максимально приблизить ее к той жизни, какой она была раньше – с большим количеством друзей, мероприятий, и многим-многим другим. Концерт мог бы стать первым шагом к этому. Пьеро наклонился над раковиной, домывая последнюю тарелку. Конечно, он понимал, чего так сильно от него хочет Иньяцио. Он хочет, чтобы Пьеро стал таким, каким был до того, как на встречную полосу перед ним вылетела черная машина и на всей чертовой скорости столкнулась с его, выбив стекло, осколки которого разлетелись по салону и что хуже всего – поранили глаза. В тот день он не надел очки – был в линзах, и пожалел об этом. Но разве можно остаться прежним после такого? Справка, выданная ему, гласила, что он теперь инвалид по зрению, фактически – физически неполноценный на всю жизнь. Смириться с таким было тяжело. И если бы не Иньяцио, Пьеро не знал, что бы с ним было. Именно Иньяцио маячил тогда в его палате, отложив все дела и работу, чуть ли не сутками развлекал его, приносил тайком запрещенную еду, и главное разговаривал с ним – все время разговаривал, рассказывал о себе, о своих днях, о родных, об общих друзьях, даже просто какую-то несуразную чушь, пришедшую на ум – но все это помогало Пьеро ощущать себя лучше. Гораздо лучше. Даже сейчас, в магазин он ходил только с ним. Правда, иногда могли приехать мама или Мария-Грация, со всем необходимым, но приездам Иньяцио Пьеро всегда был рад по-особенному. Он теперь различал шаги каждого, кого знал. И манеру звонить в дверной звонок. Иньяцио всегда звонил особенно нетерпеливо, нажимая на кнопку несколько раз. Знал запах его парфюма, звук голоса. И прекрасно представлял в своем сознании его внешность. Понимал, когда он лукавит или недоговаривает, когда он грустен или весел, когда ему хорошо или плохо. Словно между ними была особенная связь. Пьеро с мягкой улыбкой вспомнил концерты, на которых они с Иньяцио могли позволить себе дурачиться и танцевать, развлекая публику. Как же он скучал… - Пьеро? – в кухню сунулась растрепанная голова Иньяцио. – Мне пора. Звони, если что-то будет нужно, я на связи, - он подошел ближе и обнял друга, несильно, но ощутимо – Пьеро ощутил запах зубной пасты, одеколона и мятной жвачки. - Да, конечно. Хорошего дня, - Пьеро ласково улыбнулся, касаясь пальцами мягких волос и слегка зарываясь в них пальцами, но ненадолго, на доли секунд, тут же выпуская Иньяцио из их объятий. Щелкнул дверной замок – Иньяцио ушел. Пьеро закончил уборку на кухне и опустился на табурет, размышляя. Ему казалось, что отношения с Иньяцио принимают новый поворот, но какой? Этого он пока еще не понимал. Он повертел в руках свой телефон – подарок мамы, смартфон со специальным голосовым интерфейсом и кнопками, ткнул в одну из них, и телефон механическим голосом сообщил ему, что сегодня четверг, 10 декабря. «Надо же, совсем немного осталось до Рождества и Нового года…». Прежде Пьеро обожал в это время ходить по магазинам и выбирать подарки родным и близким, заворачивая их как можно красивее, но не теперь. Теперь толпы народу в магазинах смущали и пугали его. Сейчас он стремился к уединению и максимальной тишине, ограничив все связи. Хотя, многие и так перестали звонить, по собственной инициативе. Когда становишься не таким, как все – оказывается, что настоящих друзей вокруг тебя не так уж и много. Вздохнув, Пьеро направился в комнату, чтобы сесть за рояль и немного поиграть, игра на рояле была его главной отдушиной. Начав играть, ему вспомнилось, как еще вчера вечером с ним был Иньяцио, как внимательно он слушал, как смотрел, как дышал, как близко он был. И, как минимум, Пьеро хотелось, чтобы он всегда оказывался также близко и всегда был где-то рядом. Иньяцио сидел на ручке кресла, подложив на коленку толстую книгу, а на нее - белый лист бумаги, на котором писал список песен. Особенное место в этом списке занимала Memory, ее он хотел исполнить в конце своей программы. - Сядь же ты как человек! – в комнату вошел высокий полный мужчина – один из организаторов и хозяин концертного зала. – Сядь спокойно и напиши, что хочешь исполнить. Потом решим, во сколько репетируем завтра. С тобой будет живой оркестр, но время у них ограничено, к сожалению… - он достал из-за пазухи небольшой блокнот – Но около десяти-двенадцати песен они с тобой сыграют. – Он что-то пометил в своем блокноте и убрал обратно. – Зайди ко мне, когда закончишь. - Хорошо, Франклин, - Иньяцио только кивнул в ответ на его монолог и снова погрузился в список, делая какие-то пометки. Внезапно его отвлек телефон, и он даже немного удивился звонку Пьеро. - Привет, - улыбнулся он в трубку. – Что звонишь? - Хотел, чтобы ты и сегодня поужинал у меня. Как на это смотришь, друг?