– Думаю, для начала подойдёт, – придирчиво оглядев покоящийся на коленях венец, протянула Элисиф. – Ближе к весне закажем вам в Маркарте что-нибудь более… солидное.
– Более солидное? – отставив кубок с подогретым вином, Эйк с удивлением воззрился на украшения, лежащие перед ним и Гвен на аккуратном столике. Кольца для них обоих, серьги и браслеты для его сестры, и, конечно, обручи для наследников Септимов. Драгоценные и полудрагоценные камни, жемчуг, золото и серебро – всё это стоило куда больше, чем мог представить сын рыбака. Если бы хоть одна самая невзрачная вещица попала бы к ним в руки раньше… Возможно, Азора была бы жива. – Куда больше?
Он взглянул на Гвен – та сидела, заворожено наблюдая, как играют в браслете аметисты. Юноша поморщился. Что с неё взять? Будь Гвен хоть трижды Довакином, она, прежде всего, была девчонкой. А куда им глупым без всех этих побрякушек?
За окном королевских покоев, куда их пригласила Элисиф, плескалась ясная звёздная ночь. В камине огонь пылал так ярко и горячо, что поначалу Эйк решил, будто их решили хорошенько поджарить.
С тех пор, как вся их компания вернулась из города, королева ни на шаг не отпускала от себя гостей – несчастную Гвен с завтрашнего дня ожидали цепкие взгляды и умелые руки портних, его самого – кузнец её величества.
– Я не желаю, чтобы вы ходили в обносках, – твёрдо сказала женщина, беря в руки какое-то кольцо. – Как я уже сказала, на время зимы с вас достаточно, но в столицу вы поедете при полном обмундировании. Так-то, дорогие мои.
«Обноски» весело сияли в свете пламени, пока юноша наслаждался благостным вечером в кругу близких людей, к которому он волей-неволей в последнее время стал относить и саму Элисиф. В конце концов, было бы грешно считать, что эта женщина сделала для них мало. К тому же, к огромному облегчению всех, кто был свидетелем его недуга, болезнь стала отступать. Сам Эйк считал, что это происходит недостаточно быстро – жажда поквитаться с
грохиком пылала в нём с тех самых пор, как он услышал про него от Гвен – но и то, что лекарь позволил ему не только сесть в седло, но и выехать вместе с остальными в Солитьюд, можно было считать достижением. Однако сестра всё равно настояла на том, чтобы он продолжал оставаться под защитой её йола.
– Скажите честно, вы же знали, что всё пройдёт хорошо, – улыбнувшись, спросила Гвен. Она давно не улыбалась так открыто и чисто, и Эйк мысленно благословил всех и каждого, кто хоть как-то был причастен к этой спокойной и чистой радости сестры. – Всё это: корабль в гавани, жизнь на Востоке…
– Чистая правда, – ответила ей Элисиф. – Толпа непредсказуема. Сегодня она коронует тебя и требует причислить к Восьмерым, а завтра тот, кто кричал громче всех о верности, лично стащит тебя с коня и разорвёт. Признаться, я несказанно рада, что нас минула подобная участь.
– Мы тоже, – согласился Эйк. Их с королевой кубки, мелодично звякнув, встретились над столиком. – Но что же делать с эльфами. Не будем же мы и впрямь сидеть и ждать неизвестно чего. И Ульфрик. Его ответ – дело времени. Нам нужен план.
– План будет, не волнуйся, – успокоила его женщина. – Что до Талмора. Они не дадут вам житья, уж поверьте. Но, кажется, Гвен упоминала своих друзей, способных замедлить их реакцию.
Рука Довакина дрогнула, в глазах медленно разгорались неверие и восторг.
– Вы действительно разрешаете… О, ваша милость! – голос девушки звенел от нахлынувших чувств. – Одавиинг не подведёт, правда! Он никогда не подводил!
– Вот и сейчас не стоит, – кивнула вдова Торуга. – Посовещавшись с генералом, мы пришли к мнению, что посылать воинов опасно – в горах уже давно буйствует зима, к тому же это слишком открытое заявление протеста, что никогда не было нам свойственно. А вот драконам не страшны ни горы, ни голодные и ослабленные морозами эльфы. Да и нельзя же лишать тебя, Гвен, общения с друзьями. Вы же, в некотором смысле,
родичи…
– Когда мне приступить, ваша милость? – спросила Гвен, нетерпеливо глядя, как за окном струятся по черноте неба сизые полосы облаков. Город спал, мерно выдыхая в небо дым из труб домов, под ними темнели воды залива. Люди, возводившее Солитьюд на Великой арке, ушли в землю несколько веков назад и, глядя на их детище, любой бы задумался о том, как защитить и приумножить то хорошее, что останется после кончины. С трудом девушка попыталась представить и своё наследие, но мысли о старости и смерти не желали надолго задерживаться в голове – сейчас она была слишком молода и счастлива для всего этого.
– Как только закончится наша беседа, – сказала Элисиф. – Мои люди проводят тебя на старый маяк. Оттуда ты сможешь докричаться хоть до самого Акатоша.
– Но не проще ли будет вновь отправиться в лес, миледи? – упрямо нахмурившись, возразила Довакин.
– Не проще, – ответила королева, отсекая любые помыслы о вольной прогулке. – В лесу слишком опасно для любого, кто хоть чем-то привлёк внимание Талмора. Что до безопасности города – сейчас же пошлю людей, которые последних бродяг рассуют по тавернам и ночлежкам и объявят о запрете покидать дома до рассвета. Пока ты будешь общаться, двадцать лучших воинов будут ждать любого неповиновения дракона, чтобы тут же сбросить его в море ядовитыми стрелами.
– Двадцать человек, – эхом повторил Эйк. – Не маловато ли в случае бунта?
– Конечно, лучше бы двести тысяч, – с ноткой печали отозвалась женщина. – Но сейчас нужно быть как можно бережливее, а в леса с таким количеством сопровождающих твою сестру не отправить – их не заметит только слепой. Поэтому, пусть лучше двадцать человек и Синий Дворец со всеми его обитателями провалятся в пекло, чем Империя потеряет последнего Септима.
– Одавиинг ни на кого не нападёт, – остановила их размышления, заверила Гвен. – Ни на город, ни на Дворец. Я боялась, как бы на него не напали.
Королева рассмеялась, и Эйку показалось, что в этом смехе собралась вся усталость этого мира.
– Ложись спать, Эйкен, – сказала, наконец, женщина. – Твоя сестра вряд ли управится до рассвета, а я планирую хотя бы одного из вас оставить при себе во время прошений.
– Хорошо, – допив остатки вина, юноша поднялся на ноги. Гвен не без удовольствия заметила, что за эту неделю брат окреп и вновь похорошел. Сны не терзали его больше и, возможно, не стоило подвергать его опасной схваткой с грохиком. – Удачи тебе, Гвен.
– Доброй ночи, Эйк, – девушка шутливо протянула ему руку, и тот, раскланявшись, поцеловал тонкие пальцы. – Я зайду, когда вернусь.
– Доброй ночи, ваша милость, – поклонившись Элисиф, юноша неспешно покинул комнату, возвещая о своем уходе гулким эхом шагов по пустому коридору.
– Осваивается, – задумчиво изрекла Гвен, после того, как шаги стихли окончательно. – Ему всегда легче давались все эти премудрости.
– Ой ли, – возразила королева. – Помнится, на днях, старик Бейранд клятвенно грозился, призывая всех богов в свидетели, оттаскать его высочество за уши, если он ещё раз смешает медную пыль с песком.
– Это пагубное влияние Кеннета, ваша милость, – улыбнувшись собственным мыслям, вступилась за брата Довакин. За всё время после той злополучной драки, мальчишки не то чтобы сдружились, но организовали некое подобие союза на почве того, что первый сох от скуки в казармах, а второй – в собственной постели. И, конечно же, этот альянс главным образом был направлен на полное изничтожение противного, как стая злокрысов, Ральфа Крысолова и всех его дружков, в списке которых по несчастью оказался Бейранд. Поначалу Эйк помогал новоиспеченному товарищу советом, а за последнюю неделю, явно почувствовав себя лучше, и сам подключился к масштабной кампании, с завидным постоянством проводя набеги на рабочее место кузнеца.
Об этих проказах знал весь двор, если не вся столица. И каждый был бы не прочь прекратить такое вероломство, но больно комично ругался поутру вновь обставленный хулиганами старый Бей. Поэтому все сочувственно кивали головами, стража обещала выследить негодников, Элисиф – наказать, но всё оставалось по-прежнему, и за негодующими взглядами пряталась лишь искра веселья и зависти свободе и веселости двух неудержимых мальчишек.
– Думаю, пора, – прервав минутное молчание, объявила Элисиф. – Иди, оденься теплее, я отдам все необходимые распоряжения.
Поднявшись и поклонившись, Гвен, приподняв юбки, поспешила к двери – мысль о встрече с Одавиингом гнала её быстрее всякой эльфийской угрозы.
– И, Гвиневра, – голос королевы нагнал её у самого выхода. Довакин нетерпеливо повернулась. – У тебя всё получится. Я верю.
– Спасибо, – прошептала девушка.
Коридор встретил её переменчивым светом факелов. Стараясь двигаться как можно быстрее и легче, Гвен примчалась к себе в покои, где уже успела прибраться и приготовить кровать ко сну Лисса. Служанка выглядела донельзя счастливой, носясь по комнате и напевая себе под нос. Завидев же госпожу, девушка, весело вскрикнув, бросилась к ней и, взяв её руки в свои, защебетала, ничуть не стесняясь – Довакину удалось наладить с нордкой весьма дружественные и доверительные отношения.
– Ах, м‘леди Гвен! Подумать только! Принцесса! Принцесса! – восторженно тараторила Лисса, усаживая девушку перед зеркалом. – По весне в столицу, на юг, отправитесь – корону принимать! Вот как! За принца какого замуж выйдите! Слыхала я, что у короля Хай Рока сын – чистое совершенство. М‘леди Гвен! Возьмите и меня с собою, а? Служить вам буду, пока ноги по миру носят!
– Успокойся, сорока, – беззлобно одёрнула её Гвен, распуская тугую смольную косу. – Куда же ты от семьи?
– Одна я на свете, м‘леди, – всё так же бойко и весело отозвалась служанка. – Матушка в земле давно, сёстры по мужьям разошлись – не о ком кроме вас заботиться. Ну, так возьмете ли?
– Возьму, конечно, – сжав маленькую ладошку, пообещала Довакин. – Плащ подай.
– Никак опять в леса собрались? – страшно округлив глаза, испугалась Лисса. – Её милость точно мне голову оторвёт!
– Никто тебе голову не оторвёт, – заверила её Гвен. Передернув плечами, служанка, словно через силу, подняла крышку окованного бронзой сундука и извлекла на свет те одежды, в которых покинула Дворец в прошлый раз Довакин. Тяжелая брошь подмигнула им золотистым бликом. – Королева дала целый отряд на охрану.
– Неужто Эйкену снова похужело? – спросила Лисса, помогая госпоже справиться с корсетной шнуровкой платья. – Сегодня же его видала…
– С ним всё в порядке, правда, – успокоила не то служанку, не то саму себя Гвен. – Остальное не важно.
***
Надрывное ржание коней ломалось под солёным шумом ночного моря и затихало далеко внизу, едва успевая достигнуть слуха Довакина. Стоя на площадке старого маяка, Гвен глазами пила свет удивительно близких и крупных звёзд, ожидая разглядеть между ними пару тёмных крыльев. Здесь было так холодно и сыро, что порой эти отягощающие обстоятельства всё же брали над ней верх, заставляя мечтать о тёплой постели и долгом сне – оказавшись вне досягаемости от дворцовой жизни, девушка только сейчас поняла, как сильно устала.
–
Одавиинг! – снова позвала она дракона. –
Одавиинг!
Его приветственный рёв, казалось, сотряс и небо и землю. С берега, где ждали её сопровождающие, Гвен расслышала то ли испуганные, то ли восхищённые ругательства, когда алый дракон, зависнув над башней маяка, закрыл огромными крыльями полнеба.
– Я знал, что ты позовёшь меня вновь, маленькая
брина, сестра! – сказал Одавиинг, заинтересованно разглядывая собравшихся внизу людей. – Моя
хинд, надежда, не оказалась ложной. Я рад. Но скажи, кто эти
йорре, смертные?
– Они вызвались быть моими
ак, – сказала Гвен, буквально чувствуя, как пронзают солёный воздух взгляды её товарищей. – Эльфы, живущие в этих
струмнах, показали нам свои
байн и коварство. Я ищу
фейна для них всех и пришла снова
драл тебя о помощи.
–
Брина, маленькая, маленькая
брина, сестра моя! – рассмеялся, явно не разделяющий её настроя, Одавиинг. Чешуя, посеребренная морскими брызгами, сияла в лунном свете, как пригоршня алмазов. – Всё это время я жил рядом и с великой радостью принял весть о том, что
йорре, смертные люди, назвали тебя своей
кулас, принцессой. Ещё до заката это стало известно и твоим
зэймам, братьям,
довам, драконам – молодым, сильным, не ведающим тирании Алдуина, не испробовавших битв и побед. Много их родилось в горах за эти годы. И все они твои преданные
гра-зэймазины, союзники, которые с радостью принесут
фейн, погибель, твоим
паль, врагам! Об этом не стоит
драл, умолять.
Налетевший внезапно ветер забился в ушах Довкаина, как пульс. На миг ей показалось, что больше ничего её не держит в этом мире, кроме чистой и горячей благодарности Одавиингу. Он поможет! Но разве не это говорила она Элисиф? Гвен стало стыдно за то, что в сердце нашлось место для недоверия, хотя и мимолётного.
– Я слышу, как тяжело ворочает мыслями твой
хадрим, разум. Ты устала, – после непродолжительного молчания сказал дракон. – Возвращайся с этими
йорре, смертными, стереги Эйкена, охоться на
грохика, волка, что таится в его снах, готовься принять
дул, корону – твои
паль, враги, будут повержены ещё до рассвета.
– Благодарю тебя, Одавиинг, – ответила Довакин. – Мои благодарность и
ов тебе безграничны.
Ночь медленно перекатилась за зенит, когда Орех внёс свою всадницу под сень городских стен.
***
Над ним колыхались ночные тени – лёжа на кровати и по привычке слушая туманные сны обитателей Дворца, Эйкен ждал, когда же двор оживится людскими голосами, огнями и ржанием коней. Сестра выехала, казалось, множество лет назад, но при взгляде в окно было видно, что звёзды лишь единожды сменили свое положение, серебря снежное покрывало, спрятавшее под собой городские крыши. Захваченным ожиданием, Эйк никак не мог заснуть – в последнее время это давалось ему куда легче. Страшные кровавые видения не тревожили его разума, а
грохик, к счастью, и вовсе забыл к нему дорогу – гребень, закаленный в драконьем пламени, лежал рядом с постелью, затапливая своего владельца теплыми волнами целительной силы.
Приподняв голову, юноша выглянул на улицу. Зима подкралась как-то неожиданно – ещё несмелая, холодно-ясная, она обещала быть снежной и лютой. Генерал Туллий как-то упоминал, что стоит помолиться о том, чтобы она отвечала всем канонам севера. Он говорил, что в год убийства короля Торуга мороз стоял такой крепкий, что гавань покрылась толстым слоем льда, и жители Морфала ездили на ярмарки прямиком по болотам – тёмно-синий наст легко выдерживал и лошадей, и груженые товарами телеги, и торговцев. Если море замерзнет и в этом году, то эльфам не удастся прислать сюда флот и у них будет времени аж до весны, чтобы подготовиться. Разумеется, Эйк понимал, что это ничтожно мало, но сейчас, когда мороз полз по оконному стеклу кружевом инея, весна казалась такой далёкой, совсем как Имперский город и Камень Шора. Эйку чудилось, что он отделился от мира, зависнув где-то между свершившимся и свершенным. И ему здесь нравилось – ни Талмор, ни злобная Королева Волчица его не тревожили. Была только тёплая темнота и больше ничего.
Королева Волчица. Ну, зачем он подумал о ней? Эта женщина, потерявшая жизнь и сына, была так похожа на Гвен, что порой при мысли об этом у Эйка где-то в груди начинал болезненно биться страх. Он часто думал о словах Королевы, о том, что она в их крови, в крови всех, кто будет связан с ними кровными узами. Перевернувшись на другой бок, Эйк стал вспоминать, что знал о семье отца. Но ничего в голову не приходило. Самого его юноша не помнил, как и своих бабку и деда, всю жизнь проживших на берегу Белой реки. Единственное, что знал Эйк о своём отце, было имя, да то, что у Гвен были его глаза. И, конечно, он любил их: и жену, и дочь, и сына.
О родителях матери Эйк знал еще меньше – жаждущие лучшей доли для единственной дочери, они не приняли её выбора, отказавшись от внуков. Эйкен не питал ложных иллюзий о семейной любви. Как он не раз убеждался, его семья жила в Ривервуде. Но ни одна из женщин, хоть косвенно, хоть прямо связанных с ним, не могла претендовать на роль безумного призрака. Но она называла имя сына. Насколько понял Эйк, его семья давно растеряла свое царственное наследие в века и ни у кого не было сына Уриэля. Чувствуя, что истина ускользает из рук, как вода, Эйк понял, что нужно копать глубже. Гораздо глубже.
Охваченный пламенем идеи, он быстро поднялся с кровати и выскочил из комнаты – ноги сами несли его в библиотеку. Миновав несколько коридоров, Эйк ворвался в пыльный сумрак книжного хранилища, едва помня себя от радости. Как же он раньше не догадался?!
– Ваше высочество, – бесшумно выступив из-за стеллажа, к нему обратилась Сибилла Стентор. Женщина, поившая его отвратными зельями и прикладывавшая ко лбу пахучие компрессы, смотрела на него недоумённо и настороженно – в левом уголке её губ Эйк увидел тускло сверкнувшую в свете факела тёмную капельку, но встретившись с пылающим взглядом, решил промолчать. – Чем могу помочь в столь поздний час?
– Мне нужна «История Септимов» или что-то в этом роде, где будут записаны все мои предки, начиная от Аллесии или ещё раньше, не знаю, – сбивчиво, но очень настойчиво затараторил Эйк. Он вдруг понял, что никогда не задумывался о хрониках своей венценосной семьи. – Это очень срочно…
– И не подождет до утра? – пытливо взглянув ему в лицо, спросила придворный маг. Поняв, что гость настроен более чем серьёзно, она вздохнула. – Хорошо. Садись вот тут. Сейчас принесу пару книг.
Ругаясь себе под нос, Сибилла скрылась в лабиринте полок. Через пару минут послышалось её гневное шипение, где-то что-то гулко бухнуло, зашелестел пергамент, и снова посыпались ругательства. Эйк, скромно сидевший на указанном табурете, решил было пойти помочь, но сопоставив дурную славу мага и пятнышко на губах, решил не углубляться в её пыльное и древнее царство.
– Вот, – вернувшись, женщина протянула юноше внушительных размеров том. – Смотри не испорть его, твоё высочество. Он старше тебя раза в три и куда дороже, уж поверь.
– Я умею обращаться с книгами, – обиженно надувшись, заявил Эйк.
– Очень надеюсь.
Получив книгу и скомкано попрощавшись с магом, Эйк вышел прочь – ночка обещалась быть веселой и он непременно дождется Гвен.
