Право на власть

На землю с севера накатил вечер. Фиолетовые тени от замковых башен клубились над городом, борясь с медовым закатным светом. Снеговые тучи умчались дальше на юг, покорять далёкие зелёные земли, среди которых покорным псом или затаившимся убийцей ждал её Имперский город. Гвен никогда не считала себя набожной – с Акатошем у неё сложились довольно своеобразные отношения, а остальные боги попросту мало интересовали. В то время, как Элисиф каждую неделю исправно посещала городской Храм, а Эйкен находил истинное умиротворение в знании, девушка предпочитала фигурам алтарей и книгам спокойное безмолвие небес. Ей думалось, что говорить с богами можно не только с помощью молитвы и жертв. К тому же, только на башню ей можно было подниматься в любое удобное для этого время. Радуясь и этому, Гвен научилась получать удовольствие от прогулок по плоской крыше, откуда синий купол дворца и облака были видны почти одинаково хорошо. Именно там и застал её этим ясным вечером Хадвар. – Мне всегда нравилось подниматься в горы, – признался он, загребая ладонью сыпучий белоснежный снег. – Иногда я жалею, что связался с Империей. Жил бы охотником… – Тебе лучше не упоминать об этом при генерале, иначе Туллий устроит очередной смотр, – не оборачиваясь, предупредила Довакин. – А они такие скучные! Хадвар улыбнулся то ли подруге, то ли ледяным вершинам, нависающим с одной стороны над городом, то ли сам себе. – Да будут милостивы боги к той армии, чьим солдатам важнее азарт охоты, чем вражеская кровь на мече! – подражая голосу Туллия, ответил префект. – Возможно, Талмор был бы не против, – пожав плечами, на которых покоилась тяжёлая меховая накидка, ответила Гвен. – Уверена, они каждый день молятся о том, чтобы нас обуяло безумие. Мужчина попытался скрыть отвращение, зашевелившееся где-то у самого горла при упоминании об альтмерах, но, поняв, что его собеседницу больше интересуют виды, открывавшиеся с этой небольшой площадки, скривился. – Больше не о чем беспокоиться. Море сковано льдом до весны, а Посольство сгинуло в огне, – сказал он, впервые за долгое время радуясь столь продолжительной зиме. – Элисиф считает, что император жив, пока беспокоится, – Гвен лёгким движением поправила несколько выбившихся из причёски локонов и, наконец, обернулась. – Думаю, ты уже оценил всю её правоту. – Ты стала говорить, как она, – дёрнув уголком рта, заметил Хадвар. От печали, промелькнувшей на его лице, у Гвен защемило сердце. Она покачала головой, словно давая понять, что ничего нельзя изменить. – Ярл не всегда сможет диктовать тебе… – Не надо, Хадвар, – устало попросила она его, неслышно подходя ближе. Ветер донёс до мужчины запах её духов: мёд и вишня. – И всё же… – он умолк, изучая глазами её лицо, – Ты будешь править. Надеюсь, своим сердцем и своим умом. – Я никогда не буду править сама, – неожиданно резко, даже для себя, заявила Гвен. – Что такое – девушка у власти? Если я захочу свободы от Совета, мне придётся выйти замуж! – Замуж, – немного ошарашено повторил Хадвар. Конечно, он думал, что рано или поздно Гвен надоест скакать из холда в холд, проводя ревизию то в одном кургане, то в другом. К тому же, у таких симпатичных девиц всегда кто-то есть на примете. Но сейчас эти слова, особенно сказанные самой Довакином, не вызывали у него ничего, кроме нежелания понимать их смысл. – Но тебе не всегда нужны будут советники, – наконец, сказал он, кое-как заменив режущее им обоим по слуху слово «муж». – Всегда, – настойчиво сказала девушка, заглядывая ему в глаза. – Для Старейшин я навеки останусь лишь женщиной. Так что лучше мне научиться быть такой, как Элисиф. Иначе… Она многообещающе качнула головой, поджав губы. – Я знала, что так будет, – совсем тихо сказала Гвен, чувствуя странное желание оправдаться перед другом. – Вряд ли это случится от большой любви, но как только Епископ произнесет молитвы… Править буду уже не я. – Значит, этого ты хочешь? – отрешенно спросил Хадвар, облокачиваясь на каменный парапет. Под ним белели реки улиц, освещенных масляно-рыжим светом факелов. – Я бы хотела вернуться в Ривервуд, – призналась девушка, разглядывая собственные ладони, затянутые в светлую кожу перчаток. – Пожить там пару месяцев, провести некоторое время с Эйком, Дорти, тобой. Быть может, к нам бы присоединился Эрик. А затем можно было бы отправиться на восток, в Морровинд. Затем я бы отправилась на юг – в Эльсвейр или ещё дальше, за море. – Это и сейчас возможно, – улыбаясь чужим мечтам, заметил Хадвар. – Нет, – ответила Гвен, раздраженная собственной откровенностью. – Это невозможно. Не теперь. – Но ты несчастна здесь… – Ты, право, не понимаешь, – нахмурилась Довакин, кутаясь в плащ. – Это ответственность, Хадвар. Меня ждут люди, я нужна им! Это требует всех сил и времени, и я не хочу, чтобы обо мне сложилось впечатление как о девушке, не способной держать своё слово! Она резко замолчала, понимая, что пересказывает всё то, что сказали Элисиф и Туллий в ночь её побега к Одавиингу. Отведя волосы за ухо, Гвен продемонстрировала сапфировую каплю серьги, тускло блеснувшей в холодных сумерках, и сказала: – Я бы никогда этого не надела. Ты и сам знаешь, но прежняя я не смогу усмирить Доминион. Пора меняться и лучше стать такой, как Элисиф, чем озлобленной и подозрительной, не способной выжить без меча в руке. Ничто не спасёт меня от этого, Хадвар. Смирись. – Ты сама обрекла себя на это, Гвен! – жёстко сказал Хадвар, не увидев, как вздрогнула от его переменившегося тона Довакин. – Ты не хотела быть принцессой? Поздравляю, я тоже для тебя этого не хотел! Элисиф не хотела бы смерти Торуга, Эленвен – назначения на север… Но они продолжают творить то, что удобно им! Беда в том, что если ты не возьмёшь себя в руки, уже не будет никакой Гвен! Мученица тоже никому не нужна. – Я всегда буду собой, – с нажимом произнесла Гвен. Это было самое обидное, что когда-либо говорил ей Хадвар. Но вместо гнева, едва-едва треплющегося в сердце, девушка почувствовала лишь страх. Он была права: её новая жизнь убивала их дружбу. Но и он, как ни прискорбно, не солгал. Довакин и сама чувствовала, что вот-вот растворится в этой дворцовой жизни – на всё остальное у неё просто не хватало времени. – Мне нужно проведать брата, – сообщила она наконец, разрывая паутину неловкого молчания. Правда гнула её к земле, не позволяя поднять взгляда. Гвен очень боялась, что выглядит сейчас, как плаксивый ребёнок, и что Хадвар, вновь отстранившись от неё, лишь сухо поддержит её за локоть, помогая спуститься по заметенным ступеням. Она тут же мысленно попросила у него прощения за всё, чем могла обидеть в разговоре, и мужчина, словно услышав её полные сожаления думы, приблизившись, обнял её за плечи, как делал это, казалось, несколько жизней назад – свободно и тепло.

***

Следующим утром, когда Гвен корпела над переводом одной известной, но простенькой поэмы, Элисиф объявила ей о своём намерении дать бал в честь Фестиваля новой жизни, на котором соберутся все ярлы Скайрима. Пока королева расписывала как, когда и, главное, во сколько обойдется это мероприятие, Довакин думала, в основном, о брате, который не так давно очнулся от своего сна, и о вчерашнем разговоре с Хадваром. Он боялся потерять её среди всего этого блеска, и Гвен, надо сказать, это льстило. Девушка никогда не отличалась любовью к пышным собраниям, но в этот раз она всё-таки позволила себе помечтать о танце со старым другом. Поджав губы, девушка покачала головой – она определенно не о том думала. Довакин, конечно же, ничего не смыслила в тех суммах, которые называла ей королева, ведь всё, чем она раньше владела, с лёгкостью могло уместиться в несколько сотен золотых по стоимости. От окончательной бедности её спасали лишь изворотливый ум брата да нечисть, которая никак не желала истребляться, но за которую хорошо платили. Гвен не успела осознать, как в голове уже появилась небольшая зарубка – научиться владеть финансами. Сидеть сложа руки и слушать взяточников-казначеев ей не очень хотелось. – Для грядущего празднества, у тебя слишком тоскливое выражение лица, – отметила Элисиф, делая какие-то записи. Гвен нехотя оторвала взгляд от листа пергамента – буквы на нём были угловатые, а строчки то плавно опускались вниз, то резко возвращались на место. Урок проходил в приёмной королевы – просторной и светлой комнате, за окнами которой сияло холодное зимнее солнце. Здесь было тепло и пахло пергаментом, как и несколько месяцев, и, наверное, несколько веков назад. Казалось, эта комната существует отдельно от всего мира, и Гвен любила её за это. Со временем она полюбила многое во дворце, в том числе и его суетливую жизнь. Но бал! Нет, бал – это уже слишком! – Последний прием с моим участием закончился не слишком хорошо. – В этот раз не придётся воровать документы, – поморщившись, заверила её женщина. – Да, извините, – Гвен закусила губу, чтобы не сказать лишнего. Элисиф не очень нравились напоминания о прошлом её подопечной, и той приходилось иногда особенно точно взвешивать слова. – Это дорого обойдётся. – Это уже мои проблемы, – значительно повеселев, сказала ей королева. – Тебе понадобится новое платье. Думаю, жемчужный цвет отлично подчеркнёт глаза. – Я не надевала и половины из ваших платьев, – напомнила ей Гвен, окончательно отрываясь от перевода. Её не переставало восхищать, как Элисиф удавалось так свободно переходить от одной темы к другой. Только что их разговор грозился сорваться в воспоминания о судьбоносном приёме, а теперь они обсуждают цвет будущего наряда! – Это подарок к празднику, – тепло улыбнувшись, ответила женщина. Королева, как подметила Гвен, умела улыбаться как-то по-особенному спокойно и ясно. В такие моменты Довакин невольно возвращалась мыслями к своей матери и гадала, улыбнулась бы она ей сейчас так же нежно? К сожалению, ответ приходил на ум в зависимости от собственного настроения Гвен. Поэтому девушка не любила эти размышления и всячески гнала их прочь из головы. Более сильной антипатии удостоился, пожалуй, корсет её еще не сшитого платья. Элисиф, расписывая его особенности, не могла не отметить, что такой покрой – последний писк моды. – Надеюсь, Эйкен окончательно поправится к тому времени. Ему нужен новый камзол и рубашка, – продолжала размышлять женщина, полностью погрузившись в идею. – Ему бы пошёл красный. – Кстати, – чуть помедлив, произнесла Гвен, нервно крутя в руках тёмное гусиное перо. – Позавчера я была в библиотеке. И кое-что узнала. Это касается болезни моего брата. Казалось, Элисиф вся обратилась в слух. Гвен говорила и говорила, всё больше убеждаясь в своей неправоте – не понадейся она на силу своего Ту’ума, всё закончилось бы давным-давно. Девушка рассказала, как додумалась пролистать ту книгу, которую Эйк взял накануне. Огромный обтянутый кожей том вместил весь древний род, осталась лишь пара-тройка последних страниц. Среди многочисленных имён и лиц Довакин не сразу нашла ту самую. Королева Волчица затерялась где-то в середине. Портрет её, написанный на листе дорогими красками, всё же потускнел, некоторые черты лица размазались, а некогда жёлтые, как осенняя листва, глаза теперь казались какими-то грязно-белыми. Её звали Потемой, и она действительно напоминала саму Гвен. Только десятком лет старше. – Вы так похожи, – удивлённо протянул Хадвар, склоняясь над книгой. – Поразительно. – Нет, – ответила ему девушка. – Мы ни капли не похожи. Среди прочего Довакину удалось выяснить кое-что и про Волчий Череп – подземную цитадель своего нового врага. Разговор нагонял всё больше мрачных мыслей, и королева хмурилась, задавая уточняющие вопросы. Приглашения на праздник были уже разосланы, и почти все гости, наверняка, понимали, что готовится не просто праздник. – Она не дает ему покинуть дворец, – сказала Гвен, закончив рассказ. – Потому что только Эйк может убить её окончательно. – Сейчас, – чуть помедлив, сказала Элисиф, опускаясь в своё кресло, – Септимам нельзя показать себя слабыми. Мы временно или, дайте великие Боги, навсегда устранили Эленвен, но остались остальные ярлы, и Буревестник в том числе. Бал будет дан, как демонстрация сил, заявление миру, и Эйкен должен быть здоров, когда это случится. У нас есть немногим меньше месяца. – Что же нам делать? – вскинулась Гвен. – Потема убьёт его, если Эйк выйдет из города! Она и не даст этого сделать! Нам нужно чудо. – Да, – согласилась с ней королева, – чудо нам бы не помешало. Вот что мы сделаем. Сегодня же я договорюсь с Туллием – он организуют вылазку к пещере, поспрашивают народ в Драконьем Мосте. Это займёт максимум пару суток. За это время мы должны что-то придумать. – Но что? – пальцы девушки мелко тряслись от нетерпения. Ей стало легче от того, что она высказалась, но не намного. – Не знаю, – честно призналась Элисиф. – Переводи дальше. Мне нужно подумать. Очень хорошо подумать.

***

Эйк был несказанно рад тому, что сестра навестила его, не дожидаясь вечера. Он лежал в постели – всё ещё слабый после очередного ночного визита Королевы Волчицы, бледный, но вполне довольный тем, что смог самостоятельно дойти до полки – и читал Астрологию, хотя мысли его блуждали слишком далеко, чтобы понимать происходящее на страницах. Призрак желтоглазой женщины разбуянился не на шутку, чередуя в своих монологах угрозы, смех и сожаление по потерянному сыну. Юноша понял, что Волчица и сама толком не знает, что будет делать, когда, выпив все его силы, воплотится в жизнь. Её ребёнок, друзья, семья были мертвы, и на месте кровожадной тени Эйк бы охотно остался в небытие. Мысль о вечном покое была ему более приятна, чем созерцание бесследно ушедших людей и лет, ощущения собственного одиночества. Но Королеве, видно, было всё равно – она твёрдо уверовала, что раз сможет она, то сможет и Уриэль – безвременно погибший принц Септим. Никогда ещё Эйку не приходилось видеть столь ожесточённой и сильной смеси материнской любви и жажды власти. Смуту в мысли привнесли ещё и новости, которые рассказала ему Гвен, нетерпеливо меряя шагами его просторную, ставшую почти родной комнату. Юношу тревожила не сколько опасность бала, сколько действия Элисиф и Её ответ на них. Кто знает, что ждёт этих солдат в Волчьем Черепе? Потеме было подвластно многое, и люди генерала могли не обнаружить ничего, кроме давно заброшенного остова крепости, а могли нарваться на собственную смерть. – Я бы хотел, – проговорил он, следя взглядом за сестрой. – Отправиться с ними. – Ты уже однажды отправился, – жестко оборвала его девушка. – Грохик убьёт тебя, Эйк. – Но моя рука, – чуть нахмурившись, заупрямился он, – способна прекратить всё это. Я могу сражаться. – Не можешь, – с нажимом проговорила Гвен. – Нужно быть бессмертным идиотом, чтобы выйти против Потемы! – Думаю, идиотом быть вовсе не обязательно, – попытался отшутиться Эйк, но взгляд Довакина убил всякое желание улыбаться. Девушка хотела что-то добавить, возможно, что-то очень колкое и злое, но дверь неожиданно распахнулась, впуская в комнату Хадвара. Коротко кивнув им обоим, мужчина проговорил: – Королева Элисиф зовёт тебя к себе, Гвен. Это срочно. – Что случилось? – раздраженно сверкнув глазами, спросила она, присаживаясь на постель Эйка. – В город вошла Эленвен, – кривясь от отвращения, сообщил префект. Глаза Довакина округлились от удивления и ярости. Быстро поцеловав брата в щёку, она молча выскочила вон, и стук её каблучков зазвучал в коридоре. – Хадвар, – позвал юноша друга. – М? – отрешенно откликнулся он, не сводя тяжёлого взгляда с дверного проёма, где всего секунду назад блеснуло пламя алого шёлка платья. – Найди, пожалуйста, Элоизу, – попросил Эйк, чувствуя, как опасность его нового воистину сумасшедшего предприятия затягивает его по самую макушку в своё неизведанно-тёмную глубину. – Пусть зайдёт. – Хорошо, – пожав плечами, почти безразлично ответил Хадвар и вышел из комнаты. Эйк понял, что у него меньше десяти минут, чтобы окончательно решиться. Взгляд упал на слабые обтянутые бледной кожей руки, которые когда-то умело орудовали клинком, но сейчас едва ли на что-то годились, и сердце ёкнуло – он решился, даже не пытаясь представить, какую взбучку устроят ему сестра и королева.

***

Их встретили ещё в предгорьях. Молодой рыжий норд с чёрными глазами-жуками поджидал отряд Эленвен у неприметной звериной тропки с десятком конных латников, чьи плечи укрывали алые плащи легиона. Увидев, что путники не способны даже защитить себя, норд выехал вперёд один. – Опасный путь вы выбрали, миледи, – ослепительно улыбаясь и глядя на измученных эльфов сверху вниз, сказал юноша. – Я Кеннет, квестор Имперского легиона. – Мы пришли просить помощи у ярла Элисиф и её подопечных, – кое-как проглотив гордость, ответила Эленвен, измученно расправляя плечи. – Её воспитанники – законные наследники Рубинового трона, миледи, – твёрдо сказал Кеннет. – Они примут вас как почётную гостью. Молодой человек махнул рукой, и ещё одни норд – широкоплечий и бородатый – подвёл тройку молодых кобыл. Когда первому эмиссару удалось забраться в седло, юноша, не переставая улыбаться, сказал: – Следуйте за мной, миледи, мы обеспечим вам безопасность. Кивнув, он послал своего коня вперед, а остальные участники отряда выстроились по бокам от эльфов, отрезая пути к побегу. Двигаясь под этим конвоем к сумрачно-серым стенам города, Эленвен от всей души молилась на честность Кеннета и ярла Элисиф. Королевский двор встретил её у стен Синего Дворца – на улицах не было никого, но эльфийка чувствовала, как неприязненное напряжение пронизывает весь город. Людей здесь было немного – большинство разогнали морозы – но женщина нередко бывала в Солитьюде, а потому узнала некоторые лица. Встречать её собралась, в основном, прислуга и только посреди дороги стояла королева Скайрима, Элисиф – высокая, статная женщина, чьих медных волос коснулся лишь иней, но не настоящая седина. Янтарная корона очень шла ей, лишь дополняя внушающий уважение образ. Рядом с ней, но всё же чуть позади, стояла юная девушка – Гвиневра, не так давно сменившая фамилию на более древнюю, а доспех на платье, вышитое сияющим жемчугом. Их союз был во многом опасен для планов Доминиона Альдмери, и Эленвен знала, как будет противиться её страна, вздумай ярл обвенчать свою воспитанницу с тем же Ульфриком Буревестником. Их брак стал бы залогом нерушимой поддержки северной страны. Но первый эмиссар прекрасно знала и о тщеславии Элисиф – никогда не стоять ярлу рядом с принцессой в храме Единого. Вдова Торгуга непременно будет искать рыбку покрупнее. – Простите за опоздание, – нарушил тишину приятный мужской голос. Из-за людских спин вперёд протеснился брат Довакина – долговязый, раскрасневшийся от мороза юноша – Эйкен. Эльфийка, пристально наблюдавшая за свитой своих соперников, подметила удивление в глазах девушки. Но спустя мгновение оно прошло, уступив место холодной вежливой маске. – Леди Эленвен, – казалось, каждое слово с превеликим трудом отделяется от растянутых в улыбке губ королевы, – добро пожаловать в Солитьюд. Мои слуги уже приготовили вам покои в Императорской башне.