***
Довакин выглянула в окно, встречаясь взглядом с огромными лунными очами, лишь недавно появившимися на тлеющем горизонте. Губы девушки были сжаты в тонкую линию. Эйк взглянул на неё из кресла. Слуги, суетившиеся в его покоях, ускользнули прочь, как только открылась массивная дверь, пропуская сюда Довакина. Однако, не смотря на одиночество, Гвен не спешила делиться мыслями. Он понимал – им нужно было очень хорошо всё взвесить. Запретить себе, как бы ни сжималось от этого сердце, очень много привычных вещей. И пусть эта мысль вызывала у каждого из них неприязнь, юноша понимал, что теперь нужно стоять на своём до конца, иначе от этой затеи будут лишь беды. Они приняли решения и теперь мрачно наблюдали, как быт обитателей королевского дворца начинает медленно, но верно закручиваться вокруг них в тугую спираль. Даже сквозь толстые каменные стены Эйку удавалось расслышать, как плодятся и разрастаются сплетни. Многие не понимали, что понадобилось здесь Довакину и её брату, но и сами они, если честно, в этом не до конца разобрались. — Ты слышала, как Элисиф попрощалась с тобой? — вопрос Эйка прорезал сумеречную тишину. Сидеть в молчании дальше было невозможно, — Моя принцесса. А я теперь её принц. Сестра не должна была, но, кажется, лишь больше напряглась. Он хорошо понимал, что, согласно своим заветам, Гвен не могла находиться здесь. Но эти заветы не остановили её тогда, и она промчалась через весь Скайрим вместе с генералом Туллием, чтобы получить своё законное место в мире, чтобы, как бы страшно это ни звучало, поддержать Империю. Молодой человек понимал, что Гвен поверила прежде всего ему. И если из-за этого она окажется в опасности, Эйк не простит себя. А она непременно окажется. Гвен не выдержала гнёта собственных мыслей, и её голос эхом отскочил от стен его комнаты. — Возможно, это наш долг, Эйк. Мы вообще по уши в долгах, ты не заметил? Нашим долгом было подчиниться Империи, когда мне хотели отрубить голову, а тебя сослать в какой-то гадский приют, нашим долгом было предупредить Вайтран, нашим долгом было остановить Алдуина и вот теперь наш долг – убить в себе всё то, что создало нас. Забыть дорогу в дом Алвора, потому что наш долг почивать на шелках и бархате, пока он ютится со своей семьёй в единственной комнатушке! Наш долг… Она распалялась с каждой фразой всё больше и больше. Эйкен встал. — Возможно, наш долг — стать теми, кем мы должны быть. Тогда будет легче воздать по заслугам всем, кто нам когда-либо помог. Это довольно неплохая мотивация, чтобы сделаться принцем и принцессой. Мы не забудем их, Гвен. Ни Алвора, ни его семью, ни кого-то другого. Эйк знал, что все эти слова сейчас стоят не дороже грязи на базарной площади, и что их было, пожалуй, слишком уж много, однако он не мог позволить Гвен усомниться в себе и в принятом решении. Но почему бы им действительно не сделать того, о чём он только что сказал? Дочь ривервудского кузнеца вот-вот превратится в девицу на выданье, и они могли бы поспособствовать удачному браку. Быть может, Дорти и вовсе удастся переместиться сюда, в столицу. — Мы будем так далеко, братец, — Гвен оглядела его покои – чистые, уютные и бывшие уж точно больше самого громадного дома в Ривервуде, — Как могло случиться, что нам придётся разбирать весь этот кавардак? Элисиф говорит, что всё держит под контролем, но, подумай сам, как быстро расползутся слухи и как быстро достигнут они Ульфрика и Эленвен. Солитьюду придётся дать не один бой, прежде чем мы покинем его в качестве монарших особ. Для того, чтобы понять это даже не нужно быть пророком. Можно говорить о возрождении древнего рода, но доказывать верность былому ценою жизни ныне живущих… Стоит ли оно того, Эйк? Юноша обнял сестру за плечи, затянутые в коричневую ткань платья. Он до сих пор не мог привыкнуть к тому, что был гораздо выше Гвен. — Гвен, пожалуйста. Я понимаю твои чувства и полностью разделяю их, но на нас надеются люди. Тебе ли не знать, каково это? У нас не было выбора. — Ты думаешь, я не говорю себе этого каждый день? Эйк, ты не можешь себе представить, как мне хочется всё наладить, а не просто таскаться по подземельям, понимая всю абсурдность этой войны. Но я боюсь. Лучше сражаться рядом с Хадваром на передовой, чем чувствовать, как на тебя смотрят с надеждой. Это связывает невысказанными клятвами с множеством людей. Это убивает. Я боюсь. Юноша фыркнул. — У нас всё получится, вот увидишь. Ты станешь править, а я буду тебя защищать. Мы будем, как Дарлин Спасительница и Мартин, чтоб его, Септим. Гвен рассмеялась, откинув с плеча несколько локонов. — Пожалуй, ты прав. Если нам удалось договориться с драконами, то и с людьми мы уж как-нибудь справимся. Пусть даже последствия окажутся не такими, каких ожидают наши дражайшие наставники, — несмотря на то, что она уже выговорилась, голос девушки продолжал подрагивать, — Завтра будет сложный день. Он кивнул. — В таком случае, доброй ночи, моя принцесса, — чмокнув сестру в щёку, улыбнулся Эйк, — Пусть вам приснится ваш принц на белом коне. — И тебе доброй ночи, милорд, — Гвен посмотрела на брата, взгляд её смягчился, лицо разгладилось, — Спи спокойно. Она погладила его по волосам и, сжав на прощание ладонь, вышла, оставив юношу в гордом одиночестве.***
Эйк лежал на кровати, раскинув руки, и смотрел в потолок. Он должен был спать уже минимум часа два, но голова бурлила, не пуская его в вожделенное забытье. Раньше он всегда с лёгкостью засыпал на новом месте, и сейчас ему стоило поступить так же, зная, что грядущий день обещает быть ужасно трудным. Юноша не мог вспомнить, когда вот так страдал от бессонницы. За окном плыли обрывки туч, то скрывая, то обнажая безбрежную звёздную тьму, иногда по стеклу начинал барабанить дождь. Однако то, что он находился сейчас не в какой-то захолустной таверне, а в самых настоящих дворцовых покоях, ничуть не успокаивало обострившихся чувств. Эйку от рождения было известно многое, но как долго продлится эта пытка, он не знал. Он мог бы навестить Гвен, как делал это всегда, разбуженный очередным кошмаром, но сестра сама лишь недавно забылась тревожным сном – он слышал обрывки её сновидений примерно так же хорошо, как далёкий прибой. Времена, когда они жили у Хадвара, дни их общего бесконечного лета, её ледяное одиночество в скитаниях по далёким северным землям, заброшенный домик, чьи стены уже сжимали крепкие объятья вьюнков – сны Довакина вплетались в его сознание, напоминая, что они здесь чужие, словно об этом нужно было напоминать. Но Эйк не мог теперь оставить начатого. Его видение о победе альтмеров было слишком свежо для того, чтобы всё вот так оставить. Эйку захотелось написать своим друзьям в Вайтран - наверняка Нелкир и Фротар гадают, куда он пропал. Но подняться с постели и сесть за послание оказалось неимоверно сложно. К тому же, о чём он мог написать им? Уж точно не о той ситуации, в которой оказался. Фротар был слишком занят своим новым положением у Соратников, его брат – войной с Братьями Бури, а Дагни, милая, но довольно вспыльчивая девочка, которую Эйк в шутку величал королевной, готовилась к собственной свадьбе с одним из внуков Мавен Чёрный Вереск. Когда по дороге в столицу их отряд останавливался в Вайтране, Эйк краем глаза видел её на рыночной площади, окруженную служанками. Кажется, дочь Балгруфа выбирала ткань к подвенечному платью. Он провёл рукой по волосам. Стоило тогда подойти, поздороваться. Эйк был благодарен ей за совместные детские забавы и даже за чувство, которое не грех было бы назвать первой любовью, но он сомневался, что у неё сохранились хоть какие-то воспоминания о странном мальчишке. Эйк всё же поднялся, чтобы плеснуть себе воды. Отпив пару глотков, юноша с тоской подумал о том, что даже у сына вдовы рыбака Азоры Аввил было бы больше шансов на сердце своенравной нордки, чем теперь есть у него, принца Септима-Ливва. У него теперь не было семьи – мать и отец мертвы, дети ярла Вайтрана, которые считали его братом, разлетелись, как листья на холодном ветру. Эйку потребовалось совсем немного времени, чтобы уяснить: у таких, как он и Гвен, не бывает друзей, только союзники. Нет! Эйк тряхнул головой, присев в кресло. Алвор и Сигрид – вот их семья. Они любили их настолько же сильно, насколько Гвен и Эйк любили их. И теперь, находясь вдали от того уютного домишки в безымянной долине, юноша всё больше и больше осознавал тяжесть своей ситуации. Он еще немного посидел, разглядывая собственные руки в свете затухающего очага. Затем подумал, что если дождется рассвета в таком положении - дела не улучшатся. Разум и сердце Эйка уже готовились принять в себя сладостную тьму глубокого и тяжёлого, как бархат, сна, как вдруг на задворках сознания острым неприятным светом вспыхнул чей-то полный неудержимой боли крик: — Я королева Солитьюда, дочь императора, мать императора! Внемли мне! Уйми мою боль! Эйк вздрогнул от этого жуткого голоса, но даже не успел толком испугаться, как налетевший ветер с силой ударился в окно и разбил странную иллюзию на множество стремительно затухающих осколков. Коснувшись щекой прохладной подушки, Эйк задремал, а затем с головой нырнул в диковинный сон. Из темноты на него смотрел, щуря призрачно-голубые глаза, огромный волк, заточенный в каменную клеть.