Право на власть

Во Дворце Гвен нравилось не сильно. Пусть Элисиф и не отказывала ей в прогулках по вечернему Солитьюду, привычный уклад жизни Довакина грозился не выдержать груза традиций, обычаев и прочих прелестей придворной жизни. Иногда, сидя в покоях всё ещё слабого брата, девушка слышала, как трещит этот самый уклад, сложенный из бесконечных дорог и стылого ночного воздуха. Желая хоть как-то скрасить её растерянность и волнение за Эйка, королева приказала пошить для гостей изысканные костюмы, предназначенные специально для верховой езды, и полностью заменить снаряжение их с братом лошадей – теперь Орех и Сфагнум щеголяли новенькими сбруями и расшитыми толстыми нитями черпаками. Иногда, пребывая в особо хорошем настроении, Элисиф даже позволяла Гвен заглядывать к легионерам-новобранцам, с которыми она тренировалась по два часа в день. Они оказались приятными ребятами, даже Кеннет – тот самый юноша с оленем на щите – был не против её компании. Но, несмотря на то, что все они, как один, смеялись над сальными шуточками Гвен, которых она знала немало, наслушавшись в тавернах и бывалых вояк, и простых пьяниц, девушка чувствовала себя болезненно одинокой. Незримая линия, проведенная между незаконнорожденными детьми некоторых ярлов, бывшими преступниками и нею, отражалась на их лицах, каждый раз, когда Довакин оправляла юбки очередного роскошного платья. За пределами Солитьюда у Гвен даже в самые тяжелые времена были друзья. Хадвар и Эрик Грозный Убийца наслаждались вместе с ней верховыми прогулками – порой их маршрут уходил далеко от Вайтранских конюшен, к горам Предела или вовсе - на север. Дети ярла Балгруфа всегда готовы были играть с ней в кости на разные диковинки, принесенные из древних курганов. Конечно, Гвен и так бы отдала старинные броши и золотые зубы Драугров-военачальников, но детям так нравился вкус победы! А кухарки в «Спящем великане» травили такие анекдоты, что на глазах Гвен от смеха выступали непрошеные слезы. Здесь же все обращались к ней «м’леди» и кололи спину недоверчивыми взглядами. Женщины с неохотой принимали невоспитанную и бесхитростную девицу в свой круг, а мужчины проводили в таверне гораздо больше времени, чем накапливалось у Гвен после нескольких дней неустанного труда. Эйк же не оставлял сестру даже во время своей болезни. Лёжа на набитых легким пухом подушках, он всегда умел найти слова, вызывающие на лице девушки улыбку, хотя сам был бледен, как смерть, и не один врачеватель не мог пока определить его недуг. По ночам Гвен даже слышала, как он кричит от страха, а врываясь без стука в темные покои находила брата лежащим на полу или забившимся в угол. В приступе кошмаров юноша царапал себе шею, явно думая, что его кто-то душит. Однажды он признался сестре, что не может спать в темноте – на него из мрака смотрят волки. В тот же вечер, гуляя с Элисиф по Зимнему саду, Гвен с болью в сердце вспоминала того Эйка, который странствовал с ней по свету – здорового, румяного, не боящегося сумрака и того, что в нем. Она много думала о том, что, быть может, кто-то нежелательный прознал об истинной цели их визита и отравил Эйкена каким-нибудь сильным ядом. Но Фолк Огнебород отверг эту теорию – по приказу королевы он лично дегустировал пищу, подносимую ей и Эйку. Но брату становилось всё хуже – она видела это, хотя Элисиф и делала вид, что дурно пахнущие зелья помогают, думая, что так Гвен быстрее приспособится к новой жизни. Однако, стоило признать, что среди стремительно убывающих осенних дней Довакин и вправду могла припомнить несколько лёгких и веселых моментов. В конце первой недели её пребывания в Солитьюде Клим, ставший девушке второй тенью, не выдержал нытья своей подопечной и позаботился о том, чтобы к вечеру сандаса Гвен разжилась невзрачными на вид тряпками. Выйдя в город ходами для слуг, они направились в Коллегию Бардов, где неофициальную вечеринку закатили недавно принятые на учебу молодые песнопевцы. Опьяненная свежим морозным воздухом колкой темной ночи, Гвен даже позволила некому Вильему пригласить себя на танец. Кажется, она навсегда запомнит его нестройные куплеты, путано воспевающие то ли её глаза, то ли что-то еще. Теперь, сидя у постели лишь недавно задремавшего Эйка, Довакин понимала, что не признается в этом никому, но ей остро не хватало старых друзей: Эрика, Лидии, Хадвара и даже Одавиинга. Быть может, иная девица сочла бы это глупой блажью, но Гвен было очень сложно забыть о ночёвках у костра и радостных встречах в самых неожиданных уголках Скайрима. «Это то, что я сама выбрала, – думала Гвен, расчесывая золотистые локоны брата, разметанные по подушкам. – Я не хотела, чтобы Эйк до конца своих дней носился из одного угла мира в другой, хотя, скорее всего, это сделало бы его куда счастливее. Возможно, мы ещё сможем увидеться с кем-нибудь перед отъездом в Имперский город». С кем-нибудь, кто может помочь исцелить недуг Эйка. Отложив деревянную вещицу, Гвен, не поднимаясь, выглянула в окно. За зеленоватым стеклом, прячась в густых слезливых облаках, купался серп растущей луны. Кое-где над изрезанным горными вершинами горизонтом вспыхивали жемчужинки звезд. Девушке вспомнился её первый и, к сожалению, последний полет, когда мощные крылья дракона подняли её высоко-высоко, так, что и Драконий Предел, и его обитатели стали не больше муравьев. О, как она завидовала Одавиингу и его братьям, сидя в четырех стенах, скованная клятвами и страхами! Захваченная собственными мыслями, Довакин, поцеловав брата в холодный лоб, резко поднялась с его постели и, осторожно прикрыв за собой дверь, направилась к себе стремительным шагом, мало обращая внимание на встречающуюся по дороге стражу. На стенах, украшенных гобеленами, метались искривленные тени, когда девушка проходила мимо изящных светильников. В собственные покои она почти вбежала, горя своей рискованной задумкой и перепугав задремавшую у очага Лиссу. – М’леди, – сонно пробормотала девушка, приседая в неловком реверансе. – Простите, я… – Где подарок королевы? – спросила Гвен, словно не чувствуя тревоги служанки. – О, сейчас, сейчас! – встрепенувшись, защебетала Лисса. – Изволите завтра на прогулку после занятий? – Нет, я выезжаю сейчас же, – честно призналась Гвен, сжимая ткань юбки побелевшими пальцами. От волнения у неё сдавило горло. – Но королева… – почти шепотом возразила девушка, приостановив поиски одежд. – Она не простит меня, леди Гвен! Выгонит! Куда же вы, на ночь-то глядя? Хотя бы утра дождались! Умоляю вас! – Ты никому не должна говорить об этом, Лисса, – неожиданно сурово сказала Гвен, сверля перепуганную нордку тяжелым уверенным взглядом. – Никому, пониаешь? Ни Элисиф, ни Климу, ни Эйку. Доверься мне! Я знаю того, кто поможет моему брату. Он очень сильный и мудрый. Прошу тебя, Лисса, не заставляй меня смотреть, как Эйк мучается. Я не верю, что ты откажешь в этой просьбе. У тебя же доброе сердце! Раскрасневшаяся служанка улыбнулась, легко и ободряюще коснувшись плеча Довакина. От этого жеста Гвен сделалось немного легче. – Я не выдам вашей тайны, леди Гвен, – кивнула Лисса и тут же с удвоенным рвением принялась отыскивать одежду для верховой езды. – Делайте, что должно. – Спасибо, Лисса, – облегченно выдохнув, молвила Довакин. – Я не забуду этого. Нордка лишь хмыкнула, выуживая из недр шкафа тунику крупной вязки и плотные темные бриджи с высокими сапогами. – М’леди, будьте осторожнее или возьмите с собою хотя бы Клима, – неуверенно попросила служанка, искусно воюя со шнуровками одежд. – Не могу, прости, – покачала головой Гвен, глядя, как пляшут огненные блики в камне перстня. – Клим, боюсь, не поймёт. – Да что же это за врачеватель такой?! – всплеснув руками, воскликнула Лисса, но тут же пристыжено замолкла, ожидая неодобрительных фраз. – Он – дракон, – просто ответила ей девушка, когда простенькая брошь, изображающая то ли язычок пламени, то ли лист небывалого дерева, скрепила тяжелую ткань плаща с теплым воротником на волчьем меху где-то над гулко колотящимся сердцем. Поправив кинжал на бедре, Гвен, не попрощавшись, выскочила из комнаты. Сначала её шаги были слышны на этаже, затем на лестнице, а меньше через четверть часа и вовсе смолкли. Лишь одинокий всадник покинул внутренний двор Синего дворца, растворившись в промозглой осенней тьме.

***

Гвен покинула город, когда самая маленькая из лун застыла над заливом, освещая спящие в бухте корабли. Лужи, оставшиеся после недавно прошедшего дождя, были скованы ледком и гулко хрустели под тяжелыми копытами мчащегося во весь опор Ореха. Со спины коня Довакин оглядывалась чуть ли ни с десяток раз, проверяя пустынную дорогу на предмет погони. Когда ворота для стражи остались позади, скрытые мохнатыми лапами сумрачных елей, девушка глубоко вдохнула, разгоняясь так, что унылый темный пейзаж слился в единый вихрь, а из прически выбилось несколько крупных прядей. Буквально на одно мгновение Гвен показалось, что лес вот-вот огласится задорными криками отстающего в гонке Эйка, и его рыжий как лис Сфагнум промчится мимо со скоростью пущенной стрелы. Так, почти растворившись в собственных мыслях и быстрой скачке, она едва не проехала дивную поляну, скрытую от посторонних глаз толстыми стволами голых вязов и отлично подходящую для её задумки. Девушка спешилась и, привязав коня у поваленного дерева, вышла на пятачок, покрытый засохшей травой. С ближайшей ветки на неё смотрела, хлопая глазами-монетками, пара сов. Сытые и довольные своей простой совиной жизнью, птицы вряд ли догадывались, зачем нарушила их покой странная ночная гостья. – Пошли вон! – раздраженно крикнула Гвен, хлопая в ладоши. Совы, недовольно ухая, поднялись в воздух и, лениво взмахивая крыльями, поплыли по темно-синему небу куда-то на восток. Наступила абсолютная тишина – девушка осталась совершенно одна. – Одавиинг! – волна Ту’ума сотрясла черные пальцы ветвей и расплылась по воздуху тёплой волной. – Одавиинг! Где ж тебя носит?.. — Я слышу тебя, маленькая брина, сестра! — ответил нетерпеливо вглядывающейся в небеса девушке раскатистый голос. Сам дракон появился лишь спустя несколько секунд, вынырнув из-за облака с невероятной для своих размеров грацией. — Два эгвира, времени года, минуло с тех пор, как мы виделись у стен Картспайра! Зачем ты призвала меня на этот раз? Огромная морда, покрытая красной, будто рубины, чешуей казалась Довакину чёрной в неверном свете лун и будила пугающе-острые воспоминания об ином драконе, оставившем на её теле не одну дюжину шрамов. Вот только глаза у Одавиинга были теплые и добрые — сулящие покой и защиту. —Здравствуй, фадон, — улыбнулась Гвен, подходя ближе. Дракон приветственно расправил крылья, впуская её под их сень. — Меня беспокоят хас и хадрим моего брата — Эйка. Ты ведь сможешь помочь, правда? Знаний йорре оказалось не достаточно. – Я слышу лув, слезы, в твоём голосе? – поинтересовался Одавиинг, склонив голову и сверля Довакина пронзающим насквозь взглядом. Девушка сидела на земле, облокотившись спиной об его шершавый чешуйчатый бок. – Поведай мне о недуге Оника, Мудрого. Быть может, мы придумаем для него спасение. Гвен рассказала другу всё, начиная с того дня, когда их близ Камня Шора остановил запыхавшийся гонец. Элисиф не раз говорила ей, что нужно быть сдержаннее – когда враг постучится в двери, армия не станет слушать заикающегося и путающегося в собственных фразах правителя. Но девушке просто необходимо было рассказать хоть кому-то о том, что с нею приключилось. Одавиинг слушал её очень внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы и вскидывая красивую морду всякий раз, заслышав подозрительные звуки. Лишь единожды поменяли свое положение тусклые звезды, прежде чем Гвен остановилась. – Занятно, – протянул дракон, выдохнув в ночной воздух две струйки горячего дыма. – Думаю, я могу помочь тебе, брина, сестра. Красар, болезнь, твоего зэйма, брата, вызвана очень могущественной ла нагидинока, магией некроманта. Его ри, сущность, в облике грохика, волка, трусливо, терзает его хадрим изнутри. – Как мне убить этого колдуна?! – вскочив на ноги, воскликнула Довакин. О, она не упустит этого мерзавца, губящего единственное родное для неё существо! И ни Элисиф, ни Туллий, ни сам Акатош её не остановят! – Для него есть хинд, надежда, – спокойно произнёс дракон, опуская голову так, чтобы глаза девушки оказались наравне с его – огромными и жёлтыми. – Закали в своём йол, пламени, гребень, которым Эйкену расчёсывают его ом, волосы. Твой йол на какое-то время заглушит черную ла. – И всё? Всё будет кончено? – звенящим от избытка надежды голосом спросила Довакин. – Отнюдь. Грохик силён и только твой зэйм может лишить его силы и жизни. Найдите дом или квот, гробницу, в которой он прячется. И пусть Эйкен собственной рукой пронзит его ниварин, трусливое, сердце. – Я и не смела надеяться на такую помощь, – почти шепотом пробормотала Гвен. – Спасибо тебе, фадон. Я – твой вечный должник. – Пустое, – фыркнул Одавиинг. – Для меня честь помочь тебе, Гвиневра. Последний раз, когда человеческий кулан, принц, объединился с моим сородичем – Нафаалиларгусом, из этого вышло дело. – И всё же, – девушка осторожно коснулась алых пластин на громадной морде, – спасибо. – Тебе пора, маленькая Дова, – пророкотал дракон, горделиво выгибая шею. – Йорре из крепости будут искать тебя. Иди. Я прослежу за тобой с воздуха. Спустя несколько минут на пустынной дороге вновь появился всадник. Его конь мчался быстро, как никогда, стараясь уйти от мнимой опасности. А над ними, закрывая смольным силуэтом перекатившуюся через зенит луну, парил красный дракон.

***

Не смотря на то, что вокруг царила глубокая ночь, Солитьюд был подозрительно оживлен. Пылали в чашах яркие огни – их искры снопами взлетали к ночному небу, потрескивая и затухая. Шаги закованных в тяжелую сталь ног слышались отовсюду, то приближаясь, то отдаляясь. Довакин остановила Ореха недалеко от городской крипты, чувствуя, как внутри всё холодеет и сжимается. Сомнений не было – её хватились. Голова девушки наполнилась тяжёлыми мыслями, как кубок вином. Небо на востоке еще не посветлело, и ей очень хотелось думать, что провела не слишком много времени, общаясь с Одавиингом, который оставил её, как только на плечи Гвен упала густая тень крепостных стен. Она быстро взвесила все варианты и послала коня резвой рысью, чтобы как можно скорее принять праведный гнев королевы и принести извинения. Стража провожала Гвен взглядами. Конечно, они передумали всё, что можно, о девушке, которая поздно ночью выезжает одна за город, и из этих шепотков, разумеется, уже успели родиться десятка два малопристойных сплетен. Одновременно и с ужасом и с облегчением Довакин возблагодарила всех богов за то, что её Эйк уже который день прикован к постели, и она не увидит неодобрения на его лице. Не сейчас. – Гвиневра! Легкой тенью слетев с крыльца замка, к ней спешила королева Элисиф собственной персоной. На ней было всё то же серебристое платье, которое она надевала на ужин, но в фигуре и движениях скользила какая-то странная сила, очень похожая на ярость. – Быстро за мной! – проговорила она и, схватив спешевшуюся Гвен за руку, потащила девушку в здание. – Тебя не было несколько часов! Генерал Туллий уже предоставил отряд, чтобы отправить его на твои поиски! Где тебя даэдра носили?! – Я… – глубокомысленно изрекла Довакин, чувствуя, как растекается по телу приятное тепло от пылающих в глубинах зданиях очагов. – Каталась?! – грозно спросила Элисиф, стискивая её ладонь. – Твой брат болен, на твою страну вот-вот обрушится династический кризис, а ты даже ответить за свои проступки не в состоянии! – Мне очень жаль, ваше величество. Я правда не думала, что моя прогулка займёт столько времени. Пусть Гвен тренировалась совсем немного, но слова и эмоции стали ей более или менее подвластны. И сейчас девушка от всего сердца надеялась, что разозленная королева не услышит легкой заминки в несколько раз мысленно проговоренной фразе. Они поднялись в тронный зал, где у трона их ждали взбешенный Туллий и перепуганная до полусмерти Лисса. – Тебе жаль? – переспросил Туллий, хмурясь. – Мы хватились тебя три с половиной часа назад! Мои люди за допросом готовы были убить твою горничную! А сейчас, когда всё-таки являешься, ты заверяешь, что тебе жаль? – Генерал… – Довольно! – заглушив своим голосом слова Элисиф, продолжил мужчина. – Ты давно уже вышла из того возраста, когда подобное легко свести в шутку. Твои предки… Несколько поколений людей умерли в нищете и глуши, даже не надеясь на подобный шанс! И вот она – благодарность! Наша великая Драконорожденная сбегает в лес какому-то фермеру! Сжав кулаки так, что ногти впились в кожу, и расправив плечи, Гвен ответила: – С вашей стороны весьма неосмотрительно бросаться подобными обвинениями, генерал Туллий, – холодно ответила девушка, чувствуя, как щеки заливает румянец. – И раз уж вы опустились до такого, то не пожелаете выслушать моих объяснений? – Что же ты хочешь сказать? – гневно сверкая глазами, спросила Элисиф. – Твой брат лежит на грани потери рассудка, пока ты, как голь бездомная, мечешься туда-сюда! Думаешь, я не знаю о твоей вылазке в Коллегию? – Я – Довакин! И могу себя защитить! – растеряв остатки напускного безразличия, выпалила Гвен. – Но они, – королева неопределенно махнула в сторону окон, выходящих на город, – не могут! Быть принцессой и рисковать собой так бездумно невозможно! Ты должна беречь себя для людей, которые увидят в тебе существо, равное богам, существо, которое защитит их от всего: от драконов, мятежников, эльфов и даже Мерунеса Дагона! Твоя семья могла гордиться своей силой! А ты лишь рассекаешь ночами по лесной глуши! Довакин чувствовала, как в сердце поднимается волна ярости. Но именно чувство униженности, что солью щипало в уголках глаз, заставило её продолжить говорить. Может, она и не горела желанием занять Рубиновый трон, но слово было дано и никто не посмеет обвинить её в том, что она нарушает его. – Я встречалась с Одавиингом! Моим другом! – объявила девушка под одинокий испуганный всхлип Лиссы. – Он, в отличие от ваших лекарей, помог моему брату! И до тех пор, пока недуг Эйка окончательно не оставит его, я, если одного раза будет мало, денно и нощно буду выезжать навстречу с драконом, пока один из его советов не сработает. Я буду прилежно учиться управлять страной, стану лучшей императрицей в истории, если вы прикажете, но за жизнь своих близких буду бороться так, как сочту нужным! – Ты повела себя не очень осмотрительно, Гвен, выехав в одиночку, – вздохнув, сказала Элисиф. – Я не знаю, как ты жила до этого, но пора бы научиться вести себя подобающе своему статусу. Я больше не хочу видеть, как ты покидаешь дворец без сопровождения. Отныне твоим долгом будет научиться вести беседы и разбираться в политике. И больше никаких тайных вылазок! Я ясно выразилась? – Да, ваше величество, – утихомирив пыл, отозвалась девушка. – Хорошо, – кивнул Туллий, но его голос продолжал звучать угрожающе. – Пусть твоя служанка проводит тебя в покои. Но… прежде чем лечь спать, выпей настойку тысячелистника. – Тысячелистника? – вскинув брови, переспросила вдова Торуга. – Это еще зачем? Не вижу необходимости поить её этим. – Я не желаю видеть на троне ублюдка, рожденного от «дракона» из соседней деревни, – холодно ответил он. – Это мое условие, как представителя армии. Я всё сказал. Тысячелистник. Об отваре из этой чудо-травы знали все женщины, не желавшие вынашивать детей. Гвен не смогла сдержать слёз обиды, когда подрагивающие ладони Лиссы обняли её за плечи и потянули прочь. Довакин чувствовала, как сверлит её спину жалостливый взгляд Элисиф. Лишь Туллий смотрел тяжело и колко, не желая ничего больше слушать. Перед глазами всплыло лицо Эйкена с его резкими, но красивыми чертами, и Гвен поняла, что всё сделала правильно. Но теперь на неопределенный срок она лишится великолепных верховых прогулок, а рядом нет никого, кто скрасил бы грядущую череду унылых дней в окружении тех, кто при любой удобной возможности плюнет ей в лицо ядом. Она бы закричала, если бы Хадвара можно было позвать так же просто, как Одавиинга – Ту‘умом. Но никто бы, кроме верной Лиссы, не услышал её вопля и, уж тем более, тот, кто мог быть в любой точке спящего Скайрима.