Послевоенная галактика Млечный Путь. Главы и зарисовки.

      Фрегат-крейсер через декаду после открытия памятника Отряду на Цитадели ушёл от Станции, взяв курс на Иден-Прайм. На собрании нормандовцев, прошедшем в одном из залов жилого корпуса Штаб-Квартиры, было принято единогласное решение: вернуться на Иден-Прайм, чтобы не только обрести постоянную базу для корабля, команды и экипажа, но и для того, чтобы принять самое непосредственное, прямое участие в восстановлении инфраструктуры и нормализации жизни планеты и её обитателей. «Прежде всего – работа. – так сказал Дэвид Андерсон, завершая собрание нормандовцев. – А затем, после уборки первого послевоенного урожая – концерт. Первый послевоенный концерт, в котором должны принять участие все нормандовцы. И начинать готовиться к концерту следует уже сегодня. Времени очень мало – всего несколько месяцев и концерт должен показать иден-праймовцам, что мы – не только воины.»       Теперь, когда флоты и эскадры Сил Сопротивления занимались зачисткой Галактики от остатков флотов и эскадр Жнецов и их приспешников, можно было снова достаточно быстро, используя ретрансляторы, пролететь по маршруту «Цитадель – Иден-Прайм». «Волга» на два дня раньше уже ушла к Земле, на Лунной базе экипажу и команде предстояло пройти очередную переподготовку. Потому фрегат-крейсер уходил от Цитадели в одиночестве, провожаемый тучей катеров и яхт. Такое облакоподобное сопровождение было для нормандовцев привычным – слишком свежа была память о прошедшей войне.       Когда Цитадель растворилась в тумане, нормандовцы вернулись к обычному графику службы и работы. Шепард совершил обычный старпомовский обход корабля. Борт фрегат-крейсера не покинули ни турианцы, ни протеанин, ни саларианец. Оливия и Марк также остались. Так что экипаж был в полном составе. Все нормандовцы хотели не только опробовать основную базу корабля, но и поучаствовать в сборе первого послевоенного урожая.       За немногие месяцы, прошедшие после окончания войны с Жнецами, иден-праймовцы совершили невозможное – они зачистили от опасных «гостинцев» поля, восстановили теплицы, систему орошения, климатические установки, сделав уверенную заявку на то, чтобы вернуть планете статус одной из главных земных житниц. Сельское хозяйство осталось главенствующей отраслью экономики Иден-Прайма, ставшего одной из первых колоний землян за пределами ретранслятора Харон. Биосфера планеты удивительно хорошо подходила для распространения земных форм жизни. Постепенно на планету возвращались её жители, покинувшие Иден-Прайм в силу самых разных обстоятельств. Развернулось масштабное строительство новых предприятий, в первую очередь – сельскохозяйственных. В строительстве активно участвовал Альянс Систем и различные земные корпорации, в том числе и принадлежавшие двумястам странам, обретшим статус космических держав в ходе войны с Жнецами.       В конце войны приближавшиеся к Солнечной системе Жнецы взяли Иден-Прайм в осаду. Только массовый героизм и самопожертвование местных ополченцев позволили отстоять планету от множества десантов. В околопланетном пространстве раз за разом сходились эскадры и целые флоты Жнецов и Сил Сопротивления, были многочисленные попытки организовать орбитальные бомбардировки поверхности планеты. Сюда прибывали на одиночных кораблях и целыми конвоями транспортов беженцы, согласные на всё, чтобы наказать оккупантов и захватчиков за боль и страдания, за потери и утраты. Практически не было тех, кто отказался бы взять в руки боевое оружие и встать в ряды защитников планеты.       Теперь иден-праймовцы стремились вернуть планете возможность развиваться мирно, устойчиво и организованно. Реконструировались мегаполисы, возвышавшиеся над тысячекилометровыми «простынями» полей и садов. На Иден-Прайме шли массированные восстановительные работы. И Явик летел на Иден-Прайм не отдыхать, а участвовать в восстановлении и консервации памятников протеанской культуры, в первую очередь – знаменитых протеанских башен и подземных городков и баз. В необходимости прямого участия самого известного протеанина в такой работе не сомневались не только иден-праймовцы, но и все, кто имел малейшее отношение к восстановлению инфраструктуры планеты и к нормализации жизни её обитателей.       Иден-Прайм в ходе войны с Жнецами выдержал несколько десятков атак и массовых десантов гетов-еретиков. Шагоходы каждый раз были встречены огнём артиллерии противокосмической обороны, скорострелками многочисленных блок-постов и баз, рассыпанных по поверхности планеты, огнём передвижных артустановок, входивших в состав десятков и сотен ополченческих и партизанских отрядов. Узко-запрограммированные, хотя и совершенствовавшиеся шагоходы раз за разом гибли или отбрасывались на исходные позиции, где их неизменно очень скоро настигала смерть. Жнецы продолжали атаковать планету. Паузы между боестолкновениями иногда сокращались до нескольких десятков минут. В эфире планеты часто звучали призывы о помощи и автоматические сигналы бедствия. С орбиты были хорошо заметны огромные разрушения, причинённые гигантской монорельсовой дороге, оплетавшей своими линиями всю планету. Нивы, ещё совсем недавно приносившие обильные урожаи и дававшие работу и доход множеству местных жителей, горели многокилометровыми «языками». Дым и чад застилали небо Иден-Прайма.       Теперь с согласия Явика на планете строился мемориал Маяку Протеан, благодаря которому у Галактики и её обитателей появилась надежда на спасение от гибели в огне очередной Жатвы. Открытие мемориала планировалось вскоре после даты прибытия фрегат-крейсера на свою базу на планете.       Строились и открывались многочисленные мемориалы в память защитников планеты. Гражданских и военнослужащих, женщин и мужчин, детей и подростков. Стоявших насмерть против хасков, гетов-снайперов, гетов-солдат, гетов-разрушителей, гетов-штурмовиков, против стражей, штурмовиков, центурионов, боевых инженеров, мстителей, составлявших войска «Цербера».              Лейтенант Ричард Дженкинс нервничал и волновался, пожалуй, больше всех. Он был единственным нормандовцем, кто родился и вырос на Иден-Прайм, потому понимал, что на него ложится большая ответственность и ему предстоит поработать едва ли не больше всех других сокомандников. Он уже узнал о том, что вся его семья выжила, он уже переговорил по аудиоканалу с матерью и отцом, с сёстрами и братьями – родными, двоюродными, троюродными. Получил от них письма, которые успел перечитать по десятку раз.       Теперь у него просто чесались руки сжать рычаги управления комбайном – огромным «степным кораблём» и часами, сутками не сходить с его мостика, видя, как в бункера подходящих грузовозов струится зерно первого послевоенного урожая. Он совсем немного жалел о том, что ему не удалось принять участие в посевной, но теперь, когда на Иден-Прайм возвращался весь экипаж фрегат-крейсера вместе с кораблём, когда все нормандовцы единогласно решили принять самое активное участие в уборке первого послевоенного урожая, он был доволен и счастлив.       Теперь он не хотел даже думать о том, чтобы списаться на берег, снять военную офицерскую форму. Он был рад и горд тем, что именно на Иден-Прайме оборудована постоянная база для фрегат-крейсера, созданы все условия для комфортной жизни нормандовцев. Да, он обязательно будет часами и сутками управлять комбайном, будет смотреть на уходящие под ножи волны колосьев, будет встречать рассветы и закаты в поле, за работой, ведь один день уборочной без всяких преувеличений способен прокормить людей целый год – настолько обильным ожидался урожай. Первый послевоенный урожай. Открывавший собой череду уникальных по обьемам урожаев.       Участие нормандовцев в уборке урожая было необходимо – рабочих рук не хватало. Специалисты, отслеживавшие обстановку непосредственно на Иден-Прайме, весьма сильно и глубоко изумились, когда получили расчёты синтетов Отряда, сделанные на основании анализа лавины самых разнообразных данных. Объединёнными, сетевыми усилиями Оливия, Марк, Аликс, Зара и Лекси с Легионом представили иден-праймовским спецам полную развёртку ожидаемой ситуации и расписали меры по нормализации обстановки, которые необходимо было практически реализовать, чтобы не утратить ни центнера зерна – человечество очень нуждалось в продовольствии и помощь Иден-Прайма была критически важна.       Работа по воплощению предложенных мер в жизнь уже началась. В вирт-залах фрегат-крейсера члены экипажа и команды осваивали непростое искусство управления комбайнами и магистральными грузовозами, слушали лекции ведущих иден-праймовских учёных по проблемам сельского хозяйства планеты, вникали в многостраничные оперативные отчёты и аналитические записки. Параллельно в тех же вирт-залах нормандовцы знакомились с условиями жизни и работы, уже существовавшими на базе «Нормандии». Фрегат-крейсер мог, наконец, совершить длительную посадку на планету и обрести крышу: гигантский ангар в полной готовности ждал своего обитателя. Новости с Иден-Прайма изучались нормандовцами со всей тщательностью и дотошностью, Мордин почти не выходил из своей лаборатории – на него обрушилась масса новейших и интереснейших данных, он снова почувствовал свою востребованность и посчитал необходимым почти забыть о сне и пище.       Никого из нормандовцев не смущали шестидесятипятичасовые сутки, никого не пугала необходимость столь долго бодрствовать и не просто бодрствовать, но и напряжённо работать. Население планеты, сократившееся во время войны с Жнецами до полутора миллионов человек, быстро приближалось к отметке в три миллиона человек – на Иден-Прайм шли пассажирские караваны с переселенцами. Уже не беженцами, стремящимися просто покинуть зону боёв, а экипированными и мотивированными переселенцами, готовыми сразу, буквально «с борта» включиться в работу по восстановлению местной инфраструктуры и нормализации жизни на планете.       Несколько дней межретрансляторных переходов пролетели очень быстро. Даже Джеф Моро – и тот удивился, пожалуй больше, чем обрадовался – настолько непривычно для него, привыкшего заставлять фрегат-крейсер красться обходными путями под глубокой маскировкой, было дать команду на обычный открытый полностью легальный полёт и увидеть, как индикатор скорости достигает и остаётся на отметке настоящей «крейсерской», обычной для фрегат-крейсера скорости.       - Командир, Иден-Прайм – на экранах дальних локаторов. – доложил Моро, включив аудиоканал прямой связи со спикером Андерсона.       - Принял, спасибо. Вывеси объявление на экраны внутрикорабельной системы оповещения. Даю доступ. – отозвался командир корабля, включивший экраны в своей каюте и убедившийся в том, что Иден-Прайм вполне ожидаемо, но очень непривычно быстро появился на экранах, куда передавалась информация со сверхчувствительных дальних локаторов разведфрегата.       - Сделано, командир. – доложил Моро, выполнив приказ Андерсона и переключая каналы. Теперь все нормандовцы знали, что очень скоро фрегат-крейсер войдёт на орбиту планеты, выпустит челноки – все восемь и, наконец, опустится на плиты посадочной площадки своей собственной базы.       Нормандовцы могли наблюдать историческую посадку своего родного корабля на планету во всех деталях. Да, конечно, экраны тоже передавали картинки, но главное – члены команды и экипажа корабля могли не только почувствовать, но и увидеть в том числе и со стороны, как фрегат-крейсер опустился на плиты посадочной площадки, немного осел, выбирая свободный ход опор, после чего замер. Не сговариваясь, нормандовцы – и те, кто был на бортах челноков, и те, кто был на борту самого корабля зааплодировали, зная, что посадка фрегат-крейсера была запечатлена синтетами Отряда во всех подробностях.       - Посадочная процедура завершена успешно. – подытожил адмирал Андерсон. – Приступить к стояночным работам и освоению базы.       Ответа на такое распоряжение, отданное по аудиоканалам, не требовалось. Не прошло и нескольких минут, как из снизившихся над посадочными площадками восьми челноков фрегат-крейсера посыпались люди, среди которых высились двое турианцев-Спектров и блистал своей кроваво-красной боевой бронёй протеанин.       Мордин в своём неизменном научном скафандре скатился по крутому главному трапу фрегат-крейсера, огляделся, повернулся и рысью побежал к научному корпусу, проигнорировав возможность подъехать туда на лёгкой колёсной машинёшке, немного похожей на армейскую багги. Несколько минут – и саларианец погружается в свою родную стихию. Он знает, что и другие его коллеги-нормандовцы в это время тоже разбегаются по помещениям соответствующих служб базы и сразу приступают к работе.       Если бы не подготовка, которая велась на корабле все дни перелёта… они бы просто «зашились». А так спустя каких-то три дня они смогли полностью освоить базу и почти в полном составе высадиться с фрегатских челноков «трудовым десантом» в том сельскохозяйственном районе, где жила семья Ричарда Дженкинса. Пожалуй впервые лейтенант командовал командиром корабля и старпомом и знал, что они будут слушать его и подчиняться его указаниям. Особо раздумывать и медлить было некогда – более чем шестидесятичасовые сутки Иден-Прайма не оставляли ни минуты на промедление. Несколько часов обкатки комбайнов в первый же день пребывания членов команды и экипажа фрегат-крейсера на территории района – и шесть десятков «степных кораблей» под управлением нормандовцев вышли в поля.       Работы в районе хватило всем нормандовцам. Кто не сел за штурвалы комбайнов – сел за управление магистральными грузовозами. Строжайший график движения, ювелирная точность подхода к комбайну и отхода от него, постоянные аппаратные и визуальные, а бывало – и на ощупь, тактильные проверки герметичности стыков и швов кузовов, куда засыпалось из бункеров «степных кораблей» зерно, чёткие, рассчитанные до секунд графики конвоев, везущих зерно с полей в хранилища, по старинке именуемые элеваторами. Турианцы-Спектры вдвоём активно участвовали в обеспечении на важнейших трассах мобильной охраны и безопасности работы всех отрядовцев, пребывавших в сельскохозяйственном районе, Мордин не покидал местную лабораторию, контролировал качество собранного зерна, выдавал уточнённые рекомендации по его перевозке и хранению.       Кому не хватило мест за штурвалами и рулями – переместились на элеваторы. Да, это были огромные высокомеханизированные и автоматизированные комплексы, восстановленные иден-праймовцами в самую первую очередь. Но человек так устроен, что ему постоянно нужно очень многое ощущать, нужно очень многое делать своими руками. И нормандовцы участвовали в ручной и полуавтоматической засыпке зерна в хранилища, в его сортировке, отслеживали отпуск зерна на бункеры засыпных станций монорельсовой дороги.       Ни Андерсон, ни Шепард, ни тем более Дженкинс не стремились выделиться среди других нормандовцев. Они втроём решили принять самое непосредственное участие в уборке урожая и поднялись на мостики «степных кораблей». Эти дни уборочной страды запомнились всем без исключения нормандовцам. Мордин вместе с Явиком и киборгессами смог обеспечить приемлемую погоду, плотно «законтачив» с местными властелинами климата. Те самые климатические процессоры, которые раньше смогли задержать взлёт Жнеца-наблюдателя, теперь удержали нормативы погоды в жесточайших рамках, позволив тем, кто убирал урожай на бескрайних полях, не беспокоиться о том, что им придётся прерваться и переждать проливной дождь, превращающий колосья в месиво или увидеть, как созревшие колосья гибнут под ударами градин.       Машина Андерсона шла первой в ряду «степных кораблей», за ней двигалась машина Дженкинса и за ней – машина Шепарда. Огромное поле казалось, не имело пределов, оно уходило за горизонт, светлевший на рассвете и темневший на закате. Шесть десятков часов, непрерывное, безостановочное движение. Все нормандовцы и иден-праймовцы спешили убрать урожай, не допустить малейших потерь, чтобы со всей определённостью сказать: человечество будет иметь и хлеб и другое продовольствие в достатке.       Со стороны не было заметно никакой спешки, никакой торопливости. Машины и их водители выполняли указания командно-диспетчерских центров с военно-навигационной точностью. Подчас было трудно определить, кто сидит за штурвалом и за рычагами комбайна или магистрального грузовоза – военнослужащий или гражданский. Иден-Прайм убирал первый послевоенный урожай. Убирал при полной поддержке и содействии всех своих уроженцев, всех своих жителей. Многие из них специально вернулись на родную планету, чтобы участвовать в уборке первого послевоенного урожая.       Шестьдесят часов непрерывного движения. Водители комбайнов менялись прямо на ходу, когда машины, завершив круг, подходили к краю поля. Плавное, почти незаметное, но уверенное нижение скорости, на борт по трапу в кабину поднимается сменщик, а прежний водитель передаёт ему управление и покидает машину, сходит на землю, взмахом руки разрешая сменщику увеличить скорость комбайна до нормы. И снова – поле, снова движение, снова подходят под струю зерна магистральные грузовозы.       Сидя на обочине полевой трассы, по которой шли непрерывным потоком грузовозы с зерном, Шепард смотрел, как комбайны оставляют после себя чистое, будто подметённое поле. Ни колоска, ни зёрнышка не пропадает. И в этом – заслуга не только водителей комбайнов. В этом – заслуга инженеров, техников, механиков, электронщиков – десятков, сотен людей, которые, пока фрегат-крейсер преодолевал пространство, разделявшее Цитадель и Иден-Прайм, уже несколько недель не знали покоя, не знали, что такое полноценный отдых.       Все эти сотни и десятки людей работали для того, чтобы урожай был собран без потерь. Потому что потери уже были. И эти потери были огромными – их не следовало увеличивать. Всё, что только было признано возможным, теперь делалось для того, чтобы сократить эти потери. Потери, нанесённые войной с Жнецами. Таких потерь, как доказали синтеты Отряда на основании изучения вала данных, не знала Галактика ни в эпоху рахнийских войн, ни в эпоху кроганских восстаний. И сейчас каждый шаг, уменьшавший эти потери, каждый сохранённый ресурс стоил очень дорого и был крайне важен.       Потому нормандовцы категорически отказывались спать больше четырёх часов в пределах двадцатичетырёхчасовых суток, отказывались прерываться на обычные завтраки, обеды, ужины, отказывались часто меняться со сменщиками. Не сговариваясь, они приняли единое решение – урожай в том сельскохозяйственном районе, где жила семья Дженкинсов, должен быть собран ими полностью и почти единолично.       Не было никакой разницы – за штурвалами и за рычагами комбайнов, за рулями грузовозов работали почти все нормандовцы – независимо от должности, звания, профессии, специальности. С огромным трудом удалось отговорить от работы на комбайне Карин Чаквас и она подчинилась желанию своих коллег, потому что именно они едва ли не хором напомнили ей о том, что необходимо беречь руки такого хирурга, каким была Карин. Да, техника была комфортная, удобная – механики за считанные декады привели её в порядок, бывало, восстанавливая машины из руин, но никто из нормандовцев не мог себе представить за штурвалом комбайна или за рулём грузовоза своего главного врача.       Мордин и так пропадал в лаборатории контроля качества в научном центре сельскохозяйственного района, поэтому никто из нормандовцев не сомневался в том, что Солус точно внесёт свой уникальный вклад в сбор гигантского урожая.       Руперт Гарднер, бросив на сменщика-нормандовца центральную районную столовую, отработал шестьдесят часов за рулём грузовоза и был рад и доволен как ребёнок тем, что на собственном опыте увидел и почувствовал, каково это, добывать для людей продовольствие.       Столько же за штурвалом комбайна отработал и Джеф Моро, сказавший потом, что комбайн – это космический корабль в миниатюре. Он тоже требователен к пилоту, к его знаниям, к умениям, к навыкам. Держать равнение и не допускать потерь в поле далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.       Декада пика уборочной страды далась нормандовцам очень нелегко. Решение убрать урожай в районе в почти монопольном режиме потребовало от них выложиться по полной. Своих сменщиков из местных жителей нормандовцы старались не допускать к пультам, рулям и штурвалам. Убирали сами. Чаквас и Мишель неистовствали, но сделать ничего не могли – нормандовцы отказывались прислушиваться к их рекомендациям. Синтеты почти полностью переключились на обеспечение работы нормандовцев, Марк и Оливия не только обрабатывали информацию, но и сами отработали за штурвалами грузовозов и комбайнов по шестьдесят часов.       Корреспонденты и журналисты Иден-Прайма слетались в район едва ли не десятками. Гостиницы района оказались забиты пишущей и снимающей братией. Выпуски местных новостей постоянно включали сюжеты о том, как работают нормандовцы. Первое сообщение синтетов Отряда о том, что через сутки-двое в районе будет убрано последнее поле было встречено иден-праймовцами с огромным интересом – в воздух были подняты все наличные дроны, тучами вившиеся над управляемыми нормандовцами комбайнами и грузовозами. Час проходил за часом и действительно, с высоты птичьего полёта было отлично видно, как комбайны, выстроившись в линию, постепенно зачищают от колосьев последнее поле. Грузовозы, держа едва ли не парадное равнение, один за другим подходят под «носики» транспортёров и потоки зерна обрушиваются из бункеров комбайнов в кузовы магистральников. Щёлкают фиксаторы крышек и машины отходят от комбайнов, чтобы выстроившись в конвой, направиться к элеваторам.       Наконец, дойдя до края поля, комбайны одновременно замирают. Никто из нормандовцев не заметил, как прошла ночь и наступило утро. Дожёвывая бутерброд, Шепард открыл дверцу кабины, вышел на площадку и увидел, как встаёт над горизонтом Иден-Прайма местное светило.       Дженкинс сидел в кресле. Его руки лежали на подлокотниках. Такого он точно не мог себе представить всего несколько дней тому назад. Нормандовцы в очередной раз совершили невозможное. Они показали местным жителям, прежде всего – гражданским то, как надо работать. Он устал, но чувствовал себя… счастливым. Именно счастливым. Солнце вставало над Иден-Праймом. Ночь закончилась. Тридцать часов ночной работы - позади. При свете прожекторов, в лучах лазеров систем навигации комбайны сновали по полю.       Андерсон выключил двигатели комбайна, отодвинул кресло чуть назад, встал и вышел на площадку, опёрся о поручень. Десять минут назад от его комбайна ушёл последний грузовоз. Бункер был пуст, только на дне было немного зерна. Оно не пропадёт. Сменщик – местный житель - уже спешит к машине. Теперь это его дело – отогнать степной корабль на площадку, ссыпать зерно в стационарный бункер. Последнее собранное зерно первого послевоенного урожая. Люди выиграли эту битву. Выиграли совместными, объединёнными, согласованными усилиями. Пришлось, конечно, недоспать, недоесть и отбросить в сторону мысль о любом ничегонеделании, но главное было воплощено в жизнь: урожай в этом сельскохозяйственном районе был собран почти исключительно силами нормандовцев.       Обменявшись с поднявшимся на площадку сменщиком крепким приязненным рукопожатием, Андерсон сошёл на землю. Наклонился, коснулся рукой земли. Всего несколько месяцев назад здесь всё горело. Но природа и люди взяли своё и земля Иден-Прайма породила новый, невиданный урожай. Какой – он и сам ещё точно не знал – почти никто из нормандовцев не отвлекался на слушание новостей района. Синтеты также не отвлекали работавших в поле и на трассах коллег расслабляющими сообщениями. Только дело, только забота, только выполнение задачи. Андерсон выпрямился, огляделся. К нему уже подходил Дженкинс, за ним от своего комбайна спешил Шепард. Это поле они убирали втроём – другие нормандовцы уже завершили уборку своих полей и пересели за рули грузовозов, вывозя зерно в хранилища.       Сменщики уже поднялись на мостики двух других комбайнов, исчезли в кабинах. Степные корабли грозно подняли «ножи» огромных барабанов, переведя их в нерабочее положение. Теперь комбайны без проблем по шоссейной дороге доберутся до стояночных техплощадок районного Центра сельхозтехники.       - Давайте помолчим, друзья. Просто посмотрим, как рассветёт. Не надо слов. – сказал Андерсон. – И так всё ясно. – он опустился на землю, садясь поудобнее. Рядом с ним на землю сели Шепард и Дженкинс.       Несколько десятков минут они молчали, глядя, как диск местного светила вырастает над горизонтом. Уборка урожая в районе была завершена вовремя – ещё несколько дней – и начнутся дожди. Сначала – кратковременные, небольшие, а потом пойдут ливни. Хорошо, что без града.       Дженкинс перевёл на свой спикер аудиоканал местных новостей, прислушался. Устало улыбнулся: местные журналисты уже успели немало рассказать слушателям о том, как был осуществлён финал уборки урожая в районе. И по-деловому рассказали, и цветисто. Каждый слушатель мог выбрать формат изложения новостей по своему вкусу. Техника и технологии позволяли. Дроны, тучами вившиеся над тремя машинами, куда-то делись – видимо, улетели к зарядным станциям. Ричард помнил, что они немного задержались до того момента, как трое нормандовцев уселись прямо на землю, а потом улетели. Операторы, наверное, посчитали, что зрителям и так хватит информации, а троим нормандовцам надо дать возможность побыть «без свидетелей».       - Декада пролетела. – вполголоса сказал Андерсон, посмотрев на экранчик наручного инструментрона. А я и не заметил.       - Здесь декада – особая. Сутки по шестьдесят часов – это больше чем двое обычных суток. Сутки день – сутки ночь и сколько-то там на рассветы и закаты. Такие, как вот этот. – Шепард кивнул в сторону светила, уверенно поднявшегося над линией горизонта.       Андерсон только кивнул. Странно, но особой усталости он не ощущал. Вряд ли это было следствием некоего нервного возбуждения. А если и так, то вернувшись в центр района, он всегда сможет найти время, чтобы просто отоспаться.       Трасса, предназначенная для магистральных грузовозов, затихла. Рассветные минуты были всегда особыми – и на Земле, и здесь, на Иден-Прайме. Острый слух Шепарда выделил в сонме звуков шелест двигателей. Со стороны районного центра подходил как минимум один магистральный автобус.       - Слышите, Джон? – Андерсон даже не повернул головы, не встрепенулся.       - Да, Дэвид. Похоже, нам приготовили торжественную встречу, чествование и комфортную доставку. Вот только не знаю – в постель или на сцену. – ответил Шепард.       - Вижу автобус. – востроглазый Дженкинс смотрел на трассу уже несколько минут. – Переполнен, идёт тяжело. – он присмотрелся, чуть сощурившись. – Мама миа, там - почти все нормандовцы! Они даже на крышу взобрались!       - Нехорошо. – усмехнувшись, сказал Андерсон, первым поднимаясь на ноги. – Очень нехорошо. Нарушают правила безопасности и правила дорожного движения. – он повернулся к трассе и тоже увидел автобус, рассекавший бледную рассветную мглу дальним светом шести фар и трёх прожекторов. Шепард и Дженкинс встали рядом с командиром корабля.       Несколько минут – и двухэтажный туристский автобус высокой комфортности останавливается рядом. Открываются все три двери и с крыши сыплются молодые десантники-полисмены. Нормандовцы окружают командира, старпома и лейтенанта-десантника, слышатся первые поздравления, возгласы радости и удовольствия, затем кольцо резко расступается и в образовавшемся проходе появляется Чаквас. В её руках – каравай, лежащий на рушнике. Шепард и Дженкинс делают шаг назад и Чаквас останавливается в шаге от Дэвида. Её сопровождают Габриэлла и Хлоя. Женщины улыбаются, их глаза искрятся радостью и довольством.       Дэвид не растерялся. Он отламывает кусочек от бока каравая, окунает в солонку, кладёт в рот и медленно разжёвывает, проглатывает, после чего обнимает и троекратно целует Карин, вспыхнувшую и расцветшую. Каравай почти мгновенно принимает на свои руки Габриэлла, кивнувшая и искренне улыбнувшаяся Шепарду. Кольцо нормандовцев вновь смыкается и через минуту Андерсон уже поднимается в салон первого этажа, садится в указанное кем-то из нормандовцев кресло, поближе к проходу, улыбается, видя сидящую в кресле у окна Карин. Рядом, в креслах через проход размещаются Шепард и Дженкинс. Несколько десятков секунд – и автобус плавно разворачивается, набирает скорость и направляется к районному центру.       В салоне царит разноголосый гомон, нисколько не мешаюший ни Андерсону, ни Шепарду, ни Дженкинсу смотреть на больших экранах, нависающих над проходом, последние выпуски новостей. Пока автобус добирался до центра, командир, старпом и лейтенант десанта успели посмотреть не только новостные выпуски, но и пару аналитических передач.       - Дэвид, все передачи – и выпуски новостей, и аналитические выпуски были сделаны при прямом участии Оливии и Марка. – тихо говорит Карин, склонив голову на плечо Андерсона и приобняв командира. Только она так умеет обнимать Андерсона – всюду и везде. Только она так может его обнимать.       - Ну так наши же синтеты – лучшие. – улыбаясь, тихо отвечает Андерсон, поглядывая на подругу. Та улыбается в ответ, ловит его взгляд и радуется – Дэвид устал, но ничего, эту усталость она поможет ему преодолеть. Быстро и качественно, полностью преодолеть. – Сейчас, как медик Отряда, Дэвид, я сразу скажу – вы отправляетесь спать. Никаких посиделок, никаких бдений над выпусками новостей и аналитическими передачами, коих районщики настрогали очень много. Сейчас вы все должны прежде всего отоспаться.       - Распланировала. – говорит Андерсон, беря в свою руку руку Карин.       - Для тебя – мне это сделать легко. Ты должен отдохнуть. Все праздненства – потом. Когда вы втроём выспитесь. В разных комнатах, конечно. – отвечает Чаквас.       - Не надо люксов, Карин. – говорит Андерсон, понимая, что на этот раз подруга его не послушает.       - Нет и нет, Дэвид. Только люксы. Для всех вас троих. Ричард потом сможет вернуться к семье, ты потом сможешь вернуться в гостиницу при базе «Нормандии». – Карин как всегда, когда чувствует свою правоту, непреклонна.       - Как там, кстати? – прерывает подругу Андерсон.       - Нормально. Проблем нет. – Чаквас умеет быть краткой и Дэвид кивает, понимая, что если бы была малейшая проблема – она не стала бы её скрывать от командира корабля.       - О каких праздненствах ты говоришь, Кари? – Андерсон, видимо, успел немного восстановиться, посидев в мягком кресле и теперь приступил к обычному мини-допросу.       - Обычных. – пожала плечами главный врач фрегат-крейсера. – Мы закончили уборку в районе? Закончили. Теперь можем и попраздновать, повеселиться, отдохнуть.       - Не рано ли? Ведь ещё…       - Дэв. – Когда Карин употребляла такую резко сокращённую, даже усечённую форму его имени, Андерсон замолкал почти мгновенно. Вот и на этот раз он не решился продолжать высказывать свои возражения. – Мы все работали больше декады почти непрерывно. И теперь нам всем нужно переключиться. Праздник – это лучший способ переключения. И для тела и для психики. Нам нужно несколько суток праздника и я уверена, что они у нас будут!       - Джон. – Андерсон повернулся к сидевшему через проход Шепарду, рядом с которым дремал в своём кресле Дженкинс. – Слышал?       - Слышал, Дэвид. – кивнул Шепард. – Ничего особенного. Стандарт. Придётся повиноваться. Карин виднее. Если она желает праздник, то мы его устроим.       - Уж не думаешь ли ты насчёт концерта? – спокойно осведомился Андерсон у своего старшего помощника.       - А чем плох концерт, Дэвид? – спросил Шепард. – Во-первых, мы сможем все принять в нём участие, здесь неучаствующих не будет – я в этом уверен, а во-вторых – попеть и поплясать – лучший способ расслабиться и отдохнуть. Днём – концерт, а вечером – танцы.       - Распланировал. – хмыкнул Андерсон. – Ладно, если концерт… Я почему-то уверен, что у тебя уже есть план, Джон.       - Есть. – не стал отрицать старпом. – Он, конечно, нуждается в совершенствовании, но по самому минимуму я его уже составил.       - Ладно. Составители-заговорщики. – вступила в диалог Карин. – Мы уже у гостиницы, так что выгружаемся и - разбегаемся по комнатам. Все планирования – потом, после минимум шестичасового крепкого сна без сновидений.       - Подчиняюсь. – притворно-недовольно сказал Андерсон. – Кари, ты разве…       - Ладно, Дэвид. – врач поднялась, опёрлась на руку вставшего на несколько секунд раньше Андерсона, вышла из салона автобуса, поднялась на крыльцо районной гостиницы, огляделась. – Ты меня уговорил. – она подхватила Андерсона под руку. – Мы – к себе! – и командир с главврачом исчезли в дверях гостиницы.       - Быстро они. – сказал Дженкинс, глядя вслед Андерсону и Чаквас.       - Они рядом друг с другом – молодеют, Ричард. – сказал Шепард, наблюдая, как длинный двухэтажный туристский дальний автобус освобождается от своих столь многочисленных пассажиров, сумевших удержаться даже на абсолютно гладкой крыше второго этажа. – И это – хорошо. – он помедлил несколько секунд, взялся за ручку входной двери. – Слышал приказ главного врача корабля, Ричард? Если слышал – выполняй. А если…       - Слышал я приказ. – поспешил заявить Дженкинс. – Выполняю.       - Вот именно – выполняй. – Шепард открыл дверь, пропустил вперёд Ричарда и вошёл в холл гостиницы, подходя к стойке регистрации. Получив ключ от одноместного люкса, он поднялся на третий этаж и вскоре, приняв душ, лёг в постель, почти сразу «отключившись», едва голова коснулась подушки.