Follow me

Услышав голос брата, я подрываюсь с места и бегу на первый этаж. Перепрыгивая ступеньки через одну, я быстро преодолеваю расстояние и бросаюсь на шею брата. Теплыми, крепкими руками он обнимает меня, слегка отрывая от земли. Недолго покружив меня, Калум ставит меня на место, прижимая к своей крепкой груди. Лишь прошептав «Я скучал, Элли», он целует меня в макушку, не выпуская из “медвежьих” объятий. Простояв так пару минут, до меня только сейчас доходит, что за Калумом стоит девушка. Лишь на секунду понадеявшись, что за его спиной стоит бабушка, а не та, которая разбила Кэлу сердце, я выглядываю из-за плеча брата. Мэри, словно, куколка, такая маленькая. Ее каштановые волосы лежат на ее маленьких плечиках. Легкий румянец на щеках и алые губы. С одной стороны – я восхищена ею, а с другой – я ее ненавижу. Эта не та ненависть, которая губит людей. Скорее та, которую испытывают при злости. Даже тогда когда ссоришься с любимым человеком. Бывает, вы живете, душа в душу, а в другой момент презираешь его. – Здравствуй, Элли. Ты изменилась за эти годы, – смущенно молвит Мэри, поправляя шарфик на своей тонкой шее. «Естественно, я ж живой организм. Ем, сплю, росту. Как бы встроено в систему человека» – сказала я себе. – Привет, Мэри. Ты не голодна? Может, хочешь чего? – выбираюсь из объятий Кэла, мило улыбаясь нежданной, да и незваной гостье. – Я не голодна, спасибо, – вежливо кивает Мэр, при этом улыбаясь. Я хочу доверять этой девушке, правда. Если Калум уверен, что в этот раз будет все иначе, то… думаю, я готова его поддержать и принять его выбор, – но, думаю, стоит приготовить ужин. Во сколько ваши родители возвращаются? – сняв с себя куртку, Мэри потирает ладоши. – Эм-м, где-то в восемь вечера. Я так думаю. Тебе показать спальню или…? – Нет, Элли, этим займусь я, – если б у людей была такая функция, то лицо Кэла было бы как у персонажа аниме. Мысленно хлопнув себя по лбу, я иду в комнату, не дожидаясь того, что голубки убегут к себе в комнату. Захожу в комнату, прислушиваясь к вибрации телефона. Беру его в руки, созерцая на экране имя Эштона. Бросив его на кресло, я ложусь на кровать, возвращаясь к тому, чему помешал мне Люк и Калум. Смотрю на белый потолок, снова видя там невозможные картины. Кажется, это просто белый потолок. Но если посмотреть с другой стороны, то это белое полотно, на котором можно творить. Что бы сделал творец, увидев это? Расписал иероглифами или наполнил бы красками заката? А если к вопросу подойти с другой стороны: что бы сделала я?... Интересно, другой человек увидел бы в обычном полотке то, что вижу я? – Философствуешь? – Второй раз за день, какая честь, Лукас, – приподнимаюсь на локтях, чтобы увидеть Люка. Цокнув языком, он мямлит, что его имя не Лукас. Приземлившись рядом со мной, Люк задирает голову, чтобы посмотреть на потолок. – Не поверишь, но когда я не ходил на чердак, то я смотрел на этот потолок. Я видел что-то удивительное. То, что скрыто от глаз глупцов. Словно это дано только мне. Я смотрел на, этот чертов, полоток, и, наверно, это парадокс, но я видел там неописуемые словами пейзажи. Скорее, я рисовал их. Белое полотно… – И краски, спрятанные в чертогах разума… – Именно. Ты умнеешь, Элли. Ты стала сильнее, но в тот же момент ты слабая. Ты еще не знаешь, кто ты; что тебе нужно от жизни; ты не знаешь, что делать в дальнейшем. Ты, словно, эм-м… – Белое полотно. Люк, к чему этот разговор? Ты не разговаривал о таком. Раньше, – сажусь на край кровати, глядя на Люка. Рукой прикрыв лицо от солнечных лучей, он показывает свою улыбку. Вроде такая незаметная. Он просто приподнял уголки губ, но стало так тепло, а в воздухе повеяло пряностью и… каким-то трепетным чувством? Этот маленький шажок к исправлению. Пусть и после смерти, но… он есть и он чувствуется. – Что, это улыбка? Люк, что с тобой? – Заметив, как Люк улыбается во весь рот, оголяя свои безупречные зубы, я невольно заволновалась. – Мне хорошо, я хочу улыбаться. Тебя это беспокоит? – Люк продолжает улыбаться, но уже принимая сидячее положение. Его голубые глаза горят, но не так как обычно. Они горят яркой голубизной, передавая всю нежность и любовь, что скрывались в нем. – Ты меняешься. Это хорошо, Люк. Ты пытаешься измениться, но осознавая, что слишком поздно. Ты изменяешься ради кого-то. Человек, который дорог тебе? И ты дорог ему? Что с тобой происходит, Люк? – Ты права. Права во всем. Я изменяюсь ради человека, который заставил измениться меня. Изменения пошли изнутри. Я размышлял, что человек достоин счастья. И ведь, я не хуже. Я тоже хочу, чтобы доверяли мне. Хочу, чтобы этот человек полюбил меня. Так же как и я его. Ты знаешь, о ком я говорю, Эл. Ибо, кроме тебя, я никого не знаю в этом доме. Слишком резко для тебя? Нет. Ты знала об этом. Еще с того дня, когда я признался на чердаке. Ты пыталась забыть, но все тщетно, верно? Надо уж очень сильно стараться, чтобы получить результат. Я знал, что ты думала обо мне. Знал, что ты мысленно искала меня. Думаю, что ты не хочешь меня видеть. Я должен уйти, – все с той же улыбкой проговаривает Люк, – и не забудь про дневник. Мне важно знать, что с тобой все хорошо. Люк идет к двери, не оглядываясь на меня. И, кажется, на его лице сияет улыбка. – Останься. – Что, прости? – Остановившись, Люк поворачивает голову ко мне. Он улыбается. – Ты не заставишь меня повторить это. Ты прекрасно всё слышал, Лукас. – Слышал. Именно поэтому попросил, чтобы ты повторила, – он подходит к кровати, усаживаясь рядом со мной. Он берет мою ладонь в свою руку, сжимая ее в руках. У него, на удивление, теплые руки. Обняв его за талию, я прижимаюсь к его груди. Наверное, я его так поддерживаю. Или отвечаю взаимностью. Не знаю, честно говоря. Просто я чувствую, что именно так я должна сделать. Ответив на объятья, Люк облокачивается об стену, таща меня не себя. Сделав так, чтобы я “оседлала” его, Люк произносит одну фразу: – Ты первая, кто забрал мое сердце. После ничего, кроме дикого жжения на губах. Не могу сказать, что мне больно или неприятно. Мне даже очень хорошо. Распахнув ресницы, я вижу, что мягкие, бледноватые губы Люка прижаты к моим. Снова прикрыв глаза, я лишь ощущаю сладкий привкус на… сердце? Я умерла и снова воскресла.