Follow me

Спустя пару часов я перешагнула порог дома. На кладбище, что очень странно, мне было спокойнее. В смысле, там был Люк и, кажется, что он был там на самом деле. Его объятья были крепкими и теплыми, а губы родные и… живые? Я чувствовала на себе всю пылкость и страсть парня. Раньше казалось, что он был таким холодным. Чужим. Но сейчас Люк другой. Правда, кажется, что он живой. Обычный подросток, с проблемами в придачу, но не более. Сейчас я спокойно поднимаюсь по лестнице, напевая песню. В последнее время, я редко слушала музыку. Не до того было. Но, почему-то, эта песня не выходит у меня из головы. И название не помню, но там поется про карусель или карнавал. Пытаясь отвлечься от песни, я перепрыгиваю через две ступеньки, и оказываюсь на втором этаже. Наконец-то. Пройдясь по комнатам, и убедившись, что родители на работе, а я не получу за прогул, я подошла к лестнице, ведущей на чердак. Давненько я там не была. Проведя пальчиками по пыльной перилле, я стряхиваю серый сгусток пыли и шерсти. Шерсти? Неважно. Аккуратно хватаюсь за периллу, наступая на скрипучие доски. Немного покачнулась на ступеньках, продолжая подниматься. Резкий запах плесени и влажности ударяет в нос. Не обращаю внимания на резкий и, что странно, весьма приятный запах. Берусь за ручку двери, потянув скрипучую дверь на себя. Надо бы принести масло, да смазать петли. Дверь со скрежетом открывается, а около окна мелькает фигура. – Мэри? Что ты тут делаешь? – Один вопрос, который не покидает мою голову: Какого черта?! – Элли, нам надо поговорить. Это важно, – Мэри сокращает между нами расстояние в пару шагов, напугано, но бережливо смотря на меня. – Эм-м, мне надо идти. Учителя в школ-… – Я пыталась придумать отговорку, чтобы избежать разговора, но следующий вопрос, который сорвался с уст Мэри напугал меня и, так сказать, обездвижил. – Ты влюбилась в Люка? – Что? Ты про кого, Мэри? – Врать я не умею, хоть и ходила в детстве в театральный кружок, да и дурочка из меня никакая. Щеки краснеют, пунцовым румянцем, а глаза бегают от губ до глаз Мэри. – Ты слышала меня, Элли. Люк. Ты любишь Люка? – Я не… не знаю. Мэри, объясни, пожалуйста, что за чертовщина? – Помнишь то Рождество, когда я бросила Калума? Помнишь? – Я кратко киваю, ожидая дальнейших объяснений, – я не хотела, чтобы он плакал на моих похоронах. Я мертва, Элли. Мое духовное тело здесь, мои чувства здесь, но моя плоть под землей. Это странно. Пугающе. Но это правда, – я отрицательно качаю головой, ибо не могу произнести и слова; по щекам, одна за другой, скатываются слезы, – знаешь, тогда я думала, что потеряла смысл жить. С таким диагнозом, как лейкемия… ‘далеко не уедешь’… Мои родители… они будто сошли с ума. Обезумели моим выздоровлением. А я смирилась. Просто смирилась, что я умру, – Мэри тяжело вздыхает, смотря в окно, сосредоточив свой взгляд на соседнем доме, – и тогда, когда просто потеряла всякий смысл, просто решилась на самоубийство. Но я не хотела причинять боль Калуму, ведь он даже не знал. Понимаешь? Я не могла разбить ему сердце. Я любила его. – Любила? – Делая ударение на том, что это было, спрашиваю я. – Понимаешь, вся наша жизнь – карнавал. Знаешь почему? – Повернув голову ко мне, задает вопрос Мэри. – Разнообразна? Ну, в смысле… – Полно масок. Понимаешь? Полно лжецов, а все лжецы носят маски. Никто не показывает своего истинного лица. Все скрываются, так же, как и скрывают свою жизнь. Иногда, ты просто запутываешься в том, кто лжец, а кто нет. Ведь и лжецы умеют преподнести информацию так, словно это – правда, – девушка говорит не останавливаясь. А я не понимаю ее. – Мэри? – Робко произношу я, смотря ей в глаза. – У тебя есть куча вопросов? Да? Ты веришь в такую чертовщину, как ангел-хранитель? Я не ангел-хранитель, нет, – поясняет Мэри, заметив мой смутных, но вопросительный, взгляд, – я то существо, которое просто существует. И я помогаю тем, кому нужна помощь. Тебе нужна помощь, Элли. – В чем? Мне не нужна помощь… – Что ты испытываешь к Люку? Он нравится тебе? Ты влюблена в него? Что? – Прости, но… я не могу об этом говорить. Я сама не знаю! Люк мертв! Он давно умер, но я испытываю к нему чувства, словно он жив! Его объятья теплые, а поцелуи… я… я не знаю, Мэри. – Ты не должна с ним разговаривать! – На повышенных тонах говорит девушка, – Он – зло! Ты сделаешь много ошибок, Элли! Я должна помочь избежать этого. Ты не должна делать ошибки из-за трупа. – Но при этом, я должна слушать другого мертвого человека, – с некой неприязнью говорю я, складывая руки на груди. – Мы – существа. Перестали ими быть [людьми], когда впервые подумали о самоубийстве, – Мэри произносит это, а у меня на душе разрушается все то, что когда-то было живым. Я чувствую, как моим телом овладел холод, – ты не должна с ним разговаривать. Не должна, Элли. Игнорируй его. Забудь. Это будет больно, мучительно. Твоё тело будет подчинено демонам. Ты будешь страдать, но ты будешь свободна, Элли. Как ты не поймешь этого?! – Кричит девушка, приближаясь ко мне. В глазах Мэри горят огоньки безумства и страха. Страха за меня? Она подходит ближе, а ее руки тянутся ко мне. Я свободно протягиваю ей руку, а она заключает меня объятья, повторяя, что я не должна видеться с Люком. – Она права, Элли. Тебе не следует разговаривать со мной. Не видеться. Мы разные, – позади меня доносится голос. Голос Люка. Его глаза сосредоточены на балках, проходящие через крышу, – ты – человек, а я – никто. Я просто сгусток чувств, грехов и тумана, так сказать. – Но… – Ты не нужна мне! Ты, мать его, человек! – Кричит Люк, доводя меня до истерики. Мэри придерживает меня за плечи, не давая упасть, ибо мои ноги не держат меня, – Я не могу любить! Я не могу чувствовать! Я ничего не могу! Выдумала сказки со счастливым концом, где я воскресаю, а потом мы живем долго и счастливо?! – все так же кричит Люк. По моим щекам стекают прозрачные слезы, обжигающие щеки. – Я люблю тебя, Люк, – шепчу я. – Ты идиотка, Элли?! Выкинь это из головы. Забудь про меня. Я – призрак мальчика самоубийцы. Я грешник, хоть и отрекся от веры. Уведи ее, – бросает Мэри приказания, а сам исчезает из виду. Он ушел. Навсегда. – Элли? Тебе принести воды? – Лучше веревку, мыло и табуретку, – грубо произношу я, оставаясь в объятьях Мэри. – Уже шутишь? Это хор-… – Я не шучу…