Оттенки белого

Виктор несся по улицам города с одной единственной мыслью, бившейся в голове, как сотня молотков: успеть! Успеть! Только бы успеть! – Он мне не нравится, – напрямую сказал Виктор. – И не должен, – усмехнулся Майк, отпивая пиво из стакана. Виктор хмыкнул и недовольно покачал головой, вслушиваясь в тихую музыку, заполнявшую уютный бар. Приказ отдан – приказ понят и принят к сведению. У них нет права выбора, только подчинение Большому Боссу. Но ему все равно не нравился Гайзенберг. Когда сталкиваются большие величины, между ними всегда страдают мелкие. Два дерущихся носорога могут не заметить затоптанную мышь, медведь потрет спину о дерево и не почувствует раздавленную бабочку. Правило: не вставай на пути большего. Это относилось ко всем, и в первую очередь к людям. Гайзенберг и Фринг могли сколько угодно соревноваться между собой, но в итоге сами они под удар не попадали, в отличие от тех, кто окружал их. – Беру свои слова назад, этот мне не нравится куда сильнее, – разражено вздохнул Виктор, глядя на пешеходов, семенящих через дорогу. – Повторюсь, и не должен, – отозвался Майк, ожидая зеленого сигнала. Виктор знал, что большего от начальства не дождется, но он просто обязан был выговориться. Слава богу, что Майк это понимал и не отчитывал его за непрошенное мнение. Виктор лелеял маленькую надежду, что это от того, что его тоже бесил Пинкман. Виктор долгое время искренне полагал, что Гайзенберг такой же мелкий винтик, как и другие, куда ему до Фринга. Виктор всегда думал, что по сравнению с Фрингом, он сам как воробей против ястреба. Майка он приравнивал к большому, бывалому псу, который мало лает, но всегда по делу. Гайзенберга можно было сравнить только со змеем, старым, толстым удавом, по которому никогда нельзя понять, сыт он или голоден. Глядя на него, Виктор всегда вспоминал Каа из «Книги джунглей». Вроде и умный, и на твоей стороне, но никто не любит обращаться к нему лишний раз за советом. Кроме Маугли, который слишком глуп в своей наивности, и потому идет к змею снова и снова: Каа, что мне делать? Вот только Пинкман не был Маугли. Он был крысой. Мерзкой, красноглазой тварью, нагло пробравшейся в лабораторию и постепенно портившею все, к чему прикасался грязными лапами. – Майк, я никогда не ныл, но этот торчок невыносим. Серьезно. Я только вижу его, и аж кулаки чешутся, – Виктор редко когда позволял себе разговаривать с начальством таким тоном. – Верно, ты никогда не ныл, – Майк встал с барного стула, кинул деньги за выпивку на стойку. – И не начинай, – похлопал Виктора по плечу, как тому показалось, сочувствующе. Виктор честно пытался пересекаться с раздражающим его типом как можно меньше, но так как именно он отвечал за безопасность лаборатории, то встречи были неминуемы. И он не находил способа лучше, чем приходить к Майку и жаловаться на несправедливость. Что мне делать Каа? Но Майк сам был подневольным и не мог помочь ничем, кроме выпивки вечером в баре. Попросить у мистера Фринга видеокамеры, что ли? Виктор терпел этого торчка только потому, что Фринг велел его не трогать. Потому что Гайзенбергу был нужен Пинкман, а Гайзенберг был нужен Фрингу. Зачем? Этот вопрос мучил Виктора постоянно, ведь был абсолютно безопасный, надежный, умный Гейл. Пушистый и мягкий Гейл, который мог сварить мет не сильно хуже гайзенбергского, но при этом не доставлять никаких проблем. Виктор сам слышал – 96%, это было больше, чем у любого химика в этом штате, если не во всей стране. Однако, «босс приказывает – мы выполняем, без лишних вопросов, без лишних проблем», еще одна мудрость от Майка. Виктор в целом был согласен, но приказ охранять никак не препятствовал его личной неприязни к Гайзенбергу. А уж когда тот выгнал беспомощного перед ним Гейла и заменил его на уебка Пинкмана, тут Виктор преисполнился ненависти к ним обоим. – Чисто гипотетически, – однажды спросил Виктор, – если с этими двумя произойдет несчастный случай, автокатастрофа или что-то еще, мистер Фринг сильно расстроится? Майк остановился перед ним с мешком денег в руках, и внимательно посмотрел на него. – Если что-то случится, – негромко сказал он, – то, прежде всего, расстроюсь я. Мы – безопасность, мы отвечаем за то, чтобы ничего не случалось, и если моя работа будет поставлена под сомнение, то я не просто расстроюсь, я буду очень зол. Виктор выдержал его взгляд, мысленно ругая себя за несдержанность. Майк прошел мимо, закинул мешок на заднее сиденье и снова посмотрел на напарника. – Не увлекайся им слишком сильно, – сказал, будто по-отечески предупредил. – Знаешь, как говорят, от любви до ненависти один шаг. Но это же работает и в обратную сторону. – Вы о чем? – не понял Виктор, недоуменно подняв брови. – О твоей работе, – добродушно усмехнулся Майк. – Делай то, что велено и не встревай, куда не просят. – Да-да, – протянул Виктор, садясь в авто. – Я серьезно, – Майк вдруг пристально посмотрел прямо ему в глаза. – Держись от них подальше. Эти парни опасны, как трясина, не успеешь оглянуться, как засосет с головой. Виктор не рискнул переспрашивать. Казалось, что где-то возникло недопонимание, но почему-то не хотелось выяснять, кто же именно из них ошибается. Ему откровенно нравился Гейл. Тот походил на овцу, которая вот-вот принесет золотое руно, он был искренне увлечен и в полном восторге от работы. А его замена… Виктор помнил, как растерянно Гейл смотрел на опухшего Пинкмана, бегающего по лаборатории и нецензурно выражавшего восхищение чужой работой. Чужой, потому что Гейл собирал эту лабораторию с нуля, сам, лично заказывал оборудование, распаковывал, устанавливал, мыл, только что не вылизывал. У самого Виктора тоже осталось это чувство неправильности произошедшего. Будто с праздничного стола скинули белую батистовую скатерть, а вместо нее накинули драную, половую тряпку, давно потерявшую свой цвет. А уж когда Пинкман начал воровать, то Виктор и вовсе перестал спускать с него подозревающий взгляд. Он с большой радостью пристрелил бы мудака, если бы не истеричный Гайзенберг, вцепившийся в этого нарка, как фетишист в любимые трусы. – Почему эти двое? – Виктор завел мотор и плавно тронул авто с места. – Не знаю, – отозвался Майк, даже не уточняя о ком речь. – Смотри, они познакомились в школе, потом разбежались и снова сбежались, когда начали варить мет, – Виктор выехал на шоссе и выжал газ, впереди было еще три точки, а времени оставалось совсем впритык, чтобы успеть на любимое вечернее шоу. – Я знаю их досье, так как сам его составлял, – сдержанно отозвался Майк. – И поверь, если бы я знал, почему, то обязательно рассказал бы тебе, мистеру Фрингу, всему белому свету. Но я не знаю, так что заткнись и веди машину. Виктор больше не надоедал Майку со своими жалобами, но перестать думать не мог. Почему эти двое отказывались работать друг без друга? Почему такие непохожие люди тянули друг друга то в одну, то в другую сторону, словно скованные невидимой цепью, куда один, туда второй? Виктор хотел бы найти объяснение и разрушить эту связь, но понять природу их близости не мог. Они не были друзьями, в этом он был уверен. Гайзенберг трясся над Пинкманом, будто тот был сделан из фарфора, а Пинкман выделывался, как подросток перед папаней. Но родственниками они тоже не были, всю подноготную на обоих Виктор изучил досконально. Оставался только самый отвратный вариант: их связывало то, что между мужиками не должно происходить. Откровенно говоря, Виктор недолюбливал геев, но не более. Например, Гейла он тоже подозревал в подобных склонностях, но у того хотя бы хватало ума не палить свои увлечения на людях. Гайзенберг же со своим протеже теряли всякие понятия о приличиях, прямо заявляя: не будет одного из них – второй не станет работать. Их наглость, их убежденность, будто им все дозволено, их манера общения: у Гайзенберга – свысока, будто с тупым школьником, у Пинкмана – развязная, уличная «чекавого, сучара, йо» – все вместе выводило Виктора из себя и заставляло желать им однажды провалиться. Хоть образно, вызвав неудовольствие мистера Фринга, хоть в самом прямом смысле, под пол лаборатории. – Они могут быть педиками? Такого искреннего смеха Виктор никогда от Майка не слышал. Тот даже согнулся, почти лег на барную стойку, стуча по ней ладонью. – Что? – против воли улыбнулся Виктор. – Такое ведь может быть, верно? – Может быть все, – согласился Майк, вытирая слезы и продолжая посмеиваться, – но поверь моему опыту, тут дело не в сексе. – А в чем? – тут же вскинулся Виктор. – Я сам не понимаю, – успокоившись, Майк принялся за свое пиво. Он выпил почти половину, прежде чем заговорил снова: – Знаешь, что бы их не связывало, но они держатся друг за друга очень крепко. Иногда я даже завидую. – Чему? – удивился Виктор, не часто слышавший от начальства подобные признания. – Их верности, – просто ответил Майк и больше ничего не добавил, оставив Виктора в некотором смятении. Он постоянно ждал от них подвоха. Он хотел бы следить за ними круглосуточно, но одобрения не получил. Более того, Майк вообще велел ему особо не лезть в лабораторию и к ее обитателям. Виктор внутренне был не согласен, но отступил, потому что «приказы не обсуждаются», Майк при найме четко дал понять, что ценит в своих сотрудниках больше всего. Когда Пинкман накосячил по-полной, попытавшись отравить пару парней мистера Фринга, Виктор только удовлетворенно вздохнул: «Наконец-то». Теперь можно было предъявить за него Гайзенбергу, и тот не отвертится, ведь он лично ручался за своего «партнера». А когда Гайзенберг еще и сдал Пинкмана мистеру Фрингу со всеми потрохами, Виктор был готов прыгать от радости! Ровно до того момента, когда понял, что Гайзенберг таким образом защищает своего любимчика. И уж совсем неожиданностью стало откровение, что Пинкман не просто слетел с катушек от вседозволенности, не просто попытался отомстить за своего другана, такого же уебка-наркомана, застреленного несколько месяцев назад. Ко всему этому оказалось, что торчок Пинкман, рискуя получить пулю в лоб, принципиально отказывается работать с теми, кто использует детей! Виктор смотрел на него и чувствовал, как желание лично прикопать этого недоумка растворяется под недоумением и почти что восхищением. Он одергивал себя, напоминал, что это все еще «йо, сучара» Пинкман, который, наверняка, потребляет свое же, сворованное из лаборатории, но нечто новое в его оценке уже появилось, разрушая привычную картину. По-своему, то есть очень по-глупому, но Пинкман пытался сделать правильную вещь. И мистер Фринг согласился с ним! Последнее обстоятельство подкосило Виктора сильнее, чем даже сам факт наличия совести у конченного дегенерата, по ошибке именовавшемся химиком. Но, конечно, Пинкман не был бы Пинкманом, если бы не похерил все окончательно, все-таки попытавшись убить дилеров. Как знать, может быть, даже это сошло бы ему с рук, если бы он тем самым не нарушил слово, данное мистеру Фрингу, а такое Большой Босс не прощал никому, будь он хоть трижды нужным и ценным. Хотелось схватиться за голову от тупости мелкого наркоманского недоноска. Еще больше хотелось найти и постучать головой Пинкмана обо что-нибудь твердое за то, что Виктор ненадолго, но позволил себе думать, что, возможно, этот мудак не такой уж и мудак, что, может быть, его надо узнать получше, а там кто знает, может быть, они даже смогут работать вместе. Как бы то ни было, даже Пинкман понимал, что ему конец, и ударился в бега, а в лабораторию вернулся Гейл. Последнего Виктор был откровенно рад видеть. Лучше уж смешные песенки и чертовски вкусный кофе, чем небритая рожа Пинкмана с пустым взглядом метамфетоминовых глаз. Виктор исполнил бы давнишнюю мечту и прибил бы торчка по-тихому, но тот, словно издеваясь, выполнил предыдущее его желание и как сквозь землю провалился. К тому же опять влез Гайзенберг, буквально умолявший не трогать его партнера, взамен пообещав работать, как прежде, без срывов. Мистер Фринг удовлетворился этим. Майк и Виктор подчинились. Но даже Гайзенберг понимал, что устранение Пинкмана, а за ним и его самого – вопрос времени. Мягкий, покладистый Гейл заменит их и воцарится в лаборатории Фринга единолично, а трупы бывшего учителя и его бывшего ученика никто никогда не найдет. Так думали все. А вот теперь Виктор несется по ночным улицам в почти бессмысленной надежде успеть, не дать случиться тому, о чем внутренний голос предупреждал его последние несколько недель. Гайзенберг! Сволочной Гайзенберг опять всех переиграл! Виктор слышал, что стало с Туко Саламанка, но больше верил, что это все стечение обстоятельств, случай. Однако вот прямо сейчас, стоя одной ногой в могиле, Гайзенберг вдруг выпрыгнул, сделав невероятный кульбит! И кто его подстраховал? Чертов сукин сын Пинкман! Может в этом секрет их связи? Они понимают друг друга как никто и помогают, чтобы не случилось? Может, они чувствуют друг друга, как однояйцевые близнецы? Может, у них какое-то духовное родство? Виктор читал о таком феномене, он вообще много чего читал в последнее время на эту тему, и уже готов был признать, что эти двое – пришельцы с Марса, посланные захватить Землю при помощи голубого мета, попутно убрав всех, кто им мешает. Потому что они обладали удивительным свойством разрушать все, до чего дотягивались. Иначе, как сверхспособностями, Виктор это назвать не мог. Подбегая к квартире Гейла, Виктор уже понимал, что опоздал. Крыса загрызла овцу. У несчастного, беззащитного Гейла не было ни единого шанса против загнанного в угол животного, привыкшего рвать других, чтобы самому выжить. Он бегло осмотрел тело, даже принюхался: в квартире еще пахло порохом. Стреляли недавно, значит, он может быть еще здесь! Выбежав на улицу, Виктор осмотрелся по сторонам и, не веря в удачу, бросился к красной машине со всех ног. – Ах ты ублюдок! – он направил оружие, едва справляясь с желанием пристрелить гада на месте. Пинкман молчал. Он походил на побитую собаку, вот-вот заскулит, роняя слезы, но Виктор никогда на такое не покупался, так что открыл дверцу и сел в авто, не спуская его с мушки. – Заводи, – приказал срывающимся от ярости голосом. – Поехали. Пистолет Пинкмана, из которого тот застрелил Гейла, лежал на коленях Виктора, и он не знал, что ему с ним делать. Избавиться по дороге? Отдать Майку? Оставить, как улику против этого мудака, что смотрит на дорогу застывшим взглядом? Впрочем, Виктор сомневался, что Пинкман или его напарник доживут до рассвета. Эта мысль внезапно разозлила Виктора еще больше. Он столько времени подозревал их, столько следил за ними, даже в нарушение приказа Майка! Привезет он Пинкмана в лабораторию и что? Его просто устранят! И никакого выхода злости, только глухое раздражение «я был прав!» нахрен никому неинтересное. А Виктор заслужил право! – Сворачивай туда, – приказал он. Пинкман послушно повернул руль. Судя по выражению его лица, он собирался просидеть в ступоре до самой смерти. Стоянка была почти пустой, всего с двумя фонарями, горевшими тускло, едва освещая крохотные пятачки земли прямо под ними. Идеально. – Останови тут. Выметайся. Виктор тоже выбрался из машины и быстро обежал ее, не спуская взгляда с Пинкмана, но тот тупо ждал, не делая ни малейшей попытки к побегу или сопротивлению. – Руки за спину. Виктор достал из кармана заготовленную пластиковую полоску перевязи и стянул ему запястья. Захватил на всякий случай, если Гайзенберг, чей приговор был подписан сегодня, будет артачиться, но неисповедимы пути господни. Он открыл заднюю дверцу и толкнул Пинкмана на сиденье лицом вниз. Мысли лихорадочно роились в голове Виктора, он никак не мог решить, что можно сделать такого с пленником, что не бросалось бы в глаза, но позволило бы ему потом с легкостью пристрелить говнюка, не испытывая никаких сожалений. Хотя одно уже сидело под кожей ноющей занозой: нельзя было сделать вообще ничего на глазах у Гайзенберга, потому что того стерег Майк, который считал любые проявления эмоций на работе признаком непрофессионализма. Ответ пришел вместе с мыслями о Гайзенберге и о мучившей долгое время загадке. Был способ сделать больно им обоим одновременно. Виктору не слишком нравился этот вариант, но он не боялся грязной работы, а желание отомстить за Гейла и все остальное, жгло ему разум, не давая думать ни о чем другом. Виктор нырнул в салон, дернул пояс чужих джинсов. Было очень неудобно, но он настойчиво продолжал сражаться с замком. До Пинкмана не сразу дошло, что с ним делают, а когда он понял, то неожиданно взбрыкнул. – Что за нахуй, блядь? Какого ты творишь? Ты что, педик? Отвали от меня, сука! – Заткнись! – Виктор рывком стянул его штаны до колен. – Нет! Убери руки! – заорал Пинкман. – Помогите! Виктор выхватил пистолет этого недоумка и приставил его к виску, вдавливая светлую голову в сиденье. – Завали хлебало, – четко, чуть ли не по слогам сказал он. Пинкман заткнулся. Он молча косился на то, как Виктор достает из кармана пакет и надевает его на ствол пистолета. Но стоило ему понять, что сейчас произойдет, как он тут же забился, как припадочный. – Иди нахуй!!! Хочешь меня пристрелить? А? Хочешь пристрелить? Стреляй, сука! Стреляй! Виктор не без труда поймал его за ноги, прижал своим весом, стянул с него трусы. – О, Господи, нет! – Пинкман сжался, замерев. – Пожалуйста, не надо! Господи, только не это! Пожалуйста! Виктор не сомневался, что если заглянуть ему в лицо, то можно будет увидеть искренние слезы. Это было приятным дополнением к мести, но всего лишь дополнением, потому что Виктор не собирался пугать. Никаких полумер. Натянув перчатки, он склонился, приставив пистолет, замотанный в пакет, к голове Пинкмана. – Ты убил его! – тихо прошипел он, ведя стволом по шее, вдоль позвоночника, по копчику и ниже. – Хладнокровно пристрелил, как бездушное животное! – А ты его любил? – глухо отозвался тот, вздрагивая от холодных прикосновений. – Ну извини, я не знал, а то бы привет передал. – Можешь не стараться, – Виктор почти касался губами его уха. – Больше, чем сейчас, тебе меня не разозлить. Он скользнул пластиковой глянцевой поверхностью к цели и нажал. Хриплый, мучительный стон был ему ответом. Виктор надавил сильнее и больше интуитивно понял, чем реально почувствовал, что ствол пистолета внутри. – Не надо! – Не дергайся, если не хочешь, чтобы тебя нашли с простреленной задницей, – звенящим от ярости шепотом предупредил Виктор. Он потянул пистолет наружу и снова вогнал его резким движением. На себя и вниз. На себя и вниз! Сильнее! Глубже! – Господи! Нет! – Пинкман рыдал, срывая голос. – Хватит, пожалуйста! Господи, прошу, остановись!!! Когда пистолет вошел чуть ли не по самую рукоятку, Виктор вынул его и с отвращением посмотрел на перепачканный пакет. Как ни странно, дерьма не было, только кровь, черная в темноте салона, отчетливо пахнущая железом. Видимо, в бегах пошел вразнос и перестал жрать, что и ожидалось от наркомана. Пара капель стекла на белеющую в сумраке поясницу, осталась там, подрагивая в такт всхлипываниям Пинкмана и приковывая взгляд Виктора. Внезапно стало все равно, почему он так хорошо относился к Гейлу, все равно, что там было у Пинкмана с Гайзенбергом, все равно, чем кончится эта ночь и что он потом скажет Майку. Виктор рывками заставил Пинкмана привстать на колени на сидении, повернул лицом к заднему стеклу, дернул его так, что ноги пленника разъехались. Быстро, пока мозг не успел дать команду «стоп!», Виктор расстегнул свои брюки и прижался крепко стоящим членом к холодной коже. Пинкман вскрикнул от новой яркой боли, но Виктор зажал ему рот, откинув его голову себе на плечо. Тот не переставал глухо стонать от каждого толчка, его трясло от напряжения в выгнутом теле, но Виктор не собирался отпускать мерзавца так просто. За все его «йо», за воровство, за наглость, за безжалостно застреленного Гейла, за Гайзенберга, за их связь, за то, что все это время… Виктор застыл, тяжело дыша. Все кончилось так быстро, что ему потребовалось время, чтобы осознать случившееся. Он медленно отпустил беззвучно рыдающего парня, провел пятерней по чужим, коротким волосам, между сведенных лопаток, по уже синевшим рукам. Отдышавшись, привел себя в порядок. Потом так же медленно и тщательно вытер везде кровь, развязал руки Пинкману. Тот сам натянул одежду, пока Виктор стоял снаружи, обдумывая произошедшее. Сожалений он не испытывал. Злости тоже. Зато теперь Виктор ясно понимал, отчего предостерегал его Майк. Беттикер и Пинкман. Оба на своей волне, мягкие и беззащитные, перед такими, как он. Максимум, кому они могут причинить вред, так это себе или таким же как они сами. Гейл и Джесси. И что теперь делать, Каа? – Выходи, – велел он, увидев, что Пинкман вытирает лицо рукавом своей куртки. Тот выбрался, нервно дергаясь от каждого движения Виктора. Его глаза покраснели, нос распух, дыхание было прерывистым от долгой истерики. Тут даже не спец скажет, что он именно ревел, а не нюхал. – Садись в машину, – Виктор кивнул ему на переднее сиденье. Сам сел за руль. Пинкман устроился рядом, морщась от боли, все еще полувсхлипывая-полувздыхая сиплым, надсаженным голосом и избегая смотреть на него. Сам пристегнулся ремнем безопасности и замер, уставившись на свои безвольно лежавшие на коленях руки. Виктор смерил его задумчивым взглядом и отвернулся, изучая кусты перед машиной. Ему нужно было время, чтобы придти в себя после осознания истинных причин, толкнувших его на такое. Но сначала надо доставить Пинкмана в лабораторию, где ждал Майк в компании с Гайзенбергом. При вспоминании о последнем, утихшая было злоба снова поднялась, и Виктор стукнул кулаком по приборной панели. Пинкман вздрогнул, отшатнувшись, насколько позволял ремень. Он со страхом покосился на Виктора и тут же опустил глаза, стараясь больше никак и ничем не привлекать его внимания. Виктор мысленно усмехнулся, глядя на него. Гейла больше не было, мистер Фринг ни за что не убьет курицу, несущую золотые яйца, так что Гайзенберг, хладнокровная сволочь, рассчитал все верно. И, конечно, он вступится за Пинкмана. Раунд снова полностью и безоговорочно выигран странной парочкой поваров. Пинкман напрягся, шумно выдохнув, когда Виктор протянул к нему руку, но больше не отодвигался и вообще не шевелился, видимо, осознав, что любое его сопротивление бесполезно. Но Виктор только дернул ремень, проверяя надежно ли он закреплен. После этого он завел мотор, и вырулил со стоянки, не обращая внимания, что Пинкман украдкой вытирает слезы дрожащими руками. «Сначала надо заехать на заправку, умыться, привести себя в порядок, – решил Виктор. – И этот пока успокоится». И в глубине души он понимал, что так просто это не закончится, ему придется что-то делать со своими внезапно открывшимися пристрастиями. Он прекрасно понимал, что врать самому себе дальше не сможет, так что Гайзенбергу придется потесниться, даже если начальство будет против. Но в любом случае, пока что Виктор решил просто выполнить задание и действовать по обстоятельствам. Жить ему оставалось несколько часов.