Исцеляя твою душу

Я не стала писать Тому о пожаре и Метке. Да сова едва успеет долететь до Ла-Манша, когда Том, завтракая в каком-нибудь немецком кафе, где полно пышных барышень и свежей выпечки, развернет газету и на первой полосе прочтет подробно обо всем случившемся в этой «дикой и старомодной английской глуши». Прочтет статью до точки, а затем попросит улыбчивую девчонку-официантку в белом накрахмаленном фартучке принести еще одну чашку крепкого черного кофе и витиевато проклянет и авроров, и весь преступный мир Лондона, возомнивший себя всесильным после гибели Лорда. Моя сова в тот момент будет переводить дух где-нибудь над Ростоком, отнимая добычу у местных чаек. Поэтому я позволила второй сивухе как следует выспаться, и, позвав старую молчаливую домовуху Кики, велела приготовить сытный завтрак на четверых. Я предположила, что Гарри зайдет вместе с Роном, и после ночных бдений банальная глазунья с беконом покажется им благословением. Оставаясь в округе чуть ли не единственной, кто продолжал использовать домовиков после законопроекта «О свободе домашних эльфов», подписанного в марте Гермионой Уизли, я ничуть не сожалела и не раскаивалась. Если комфорт подорожал, и стоит теперь «шесть сиклей в неделю плюс оплата жилья, страховка, восьмичасовой рабочий день и два выходных в неделю», - это не повод, чтобы от него отказываться. Магглорожденная, а потому не имеющая ни малейшего представления о первоначальном сословном делении и устройстве аристократического общества Гермиона может вдоволь размахивать своим революционным законопроектом и пропагандировать повсеместное использование бытовой магии, но до тех пор, пока есть домовики, желающие следить за порядком в доме и готовить еду для своих хозяев, я не пошевельну и пальцем. – Знакомство с вермутом оказалось весьма приятным, – улыбнулась Джинни, потянувшись на диване, как кошечка. От ее вчерашней истерии не осталось и следа. Я даже пожалела, что Гарри не застал свою подругу с потекшей по щекам тушью, розовым носом и кривыми дрожащими, как желе, губами. Сбежал бы мигом. – Но, дорогая, вермуту безразлично, как ты выглядишь, а люди вроде Гарри ценят совершенство. – Глазами указываю на неправильно надетый жилет, и Джинни, ойкнув и покраснев, переодевается и заодно верно застегивает рубашку. – Почему ты думаешь, он так привязан к Гермионе? – Поднимаю указательный палец и уверенно продолжаю. – Да потому что он не встречал никого умнее нее! Та, на кого всегда можно положиться, кто всегда знает, как быть и что делать… Не удивлюсь, если однажды Гермиона подарит тебе энциклопедию «Сто золотых правил семейной жизни» и заставит выучить ее наизусть. – Изабелла, я младшая в семье Уизли, у меня шесть братьев, а родители в марте отпраздновали тридцатую годовщину со дня свадьбы. Я сама такую книгу написать могу. То, что Гермиона не ходит на вечеринки, которые ты устраиваешь, вовсе не означает, что она плохой человек. Кто-то живет танцами, а кто-то – будущим целой страны. – Я не успела как следует напасть, а Джинни уже мигом встала на защиту подруги. Помню, еще в Хогвартсе мечтала перессорить этих куриц-идеалисток, таскающих за собой хвост прилипчивых подпевал. Всего каких-то пять лет назад несколько слов Джинни заставили отвернуться от меня весь Гриффиндор, а гордость всего факультета – умница Гермиона – ее в этом поддержала, не удосужившись даже проверить, на чьей стороне правда. – Я уверена, что когда у Гермионы будет свободное время, она непременно придет в твой дом. – Полагаю, Метка над его крышей процесс ускорит, – беззлобно фыркаю я, забыв, что Джинни все воспринимает всерьез. Вот и сейчас ее лицо по цвету точь-в-точь рваная Азкабанская простыня. Не хватает только размытого штампа «Made in England». – Изабелла, не шути так. Ты не была в Англии во время второй Войны и не знаешь, что чувствует тот, кто видит Метку над домом своих друзей или родных. – Джинни сглатывает подступившие слезы и замолкает. Я поспешно меняю тему. – Прости, Джинни. Мои глупые и плоские шутки давно пора объявить вне закона. Но неужели ты никогда не ревнуешь Гермиону и Гарри друг к другу? Насколько я знаю, они ведь всегда вместе… – Нет, не ревную, – просто отвечает Джинни и пожимает плечами. – Я верю и Гарри, и Гермионе. К тому же, она ведь жена моего брата! – Прости, я и забыла, – криво улыбаюсь, стараясь не скрипеть зубами. Черно-белый мир, в который Джинни верит всей душой, убеждает ее, что все «хорошие» рано или поздно появляются на карточках шоколадушек, а «злые» оказываются в Азкабане, мечтая о горячем молоке и печенье. Тот факт, что Гарри Поттер («Самый популярный холостяк 2002 года» по версии «Ведьмополитена») может засматриваться на свою школьную подругу, а Пожирательница Смерти Ромильда Вейн – воспитывать сиротку, от Джинни напрочь ускользает, не вписываясь в общую картину. Слабый стук в дверь можно было списать на расшалившееся воображение, если бы в холле не раздался хлопок аппарации, и домовик Муши, в черном сюртучке и кальсонах из ателье «Модный эльф», не пошел открывать дверь. На ходу Муши напялил на себя глупый белый напудренный парик, который тотчас свалился, стоило домовику наклонить голову. – Мистер Поттер и мистер Уизли, леди Изабелла! – отчеканил Муши, впуская в дом моих бывших однокурсников и незаметно, как полагается хорошему дворецкому, магией счищая с их аврорских мантий пепел и пыль. Работа в моем доме стала первой для молодого домовика, поэтому иногда он с чрезмерной дотошностью следует правилам, почерпнутым из мемуаров старого эльфа Кричера «Последний оплот аристократии», порой видоизменяя их себе во благо. Когда в прошлый раз он назвал меня «миссис Небел», я не удержалась и, несмотря на точность обращения, облила Муши водой из графина. Приосанившись, корыстолюбивый домовик попросил добавить к недельной зарплате еще галлеон за «моральный ущерб». Я дала два и предупредила, что, если еще раз в этом доме прозвучит пресловутое «миссис Небел», он останется без ушей и не получит ни сикля. Я слишком молода, чтобы быть «миссис». Муши не только стал звать меня «леди Изабелла», но и приучил к этому обращению всех остальных домовиков, даже глуховатую Кики, заработав в благодарность галлеон и лаковые уличные ботинки. После традиционных бессмысленных приветствий вроде: «Изабелла, ты отлично выглядишь даже в такое гадкое утро!» или «Гарри, милый, мне так жаль, что вчера ты не успел съесть свой любимый индюшачий паштет», мы перешли в зал, где домовики уже накрыли стол. Хрустящие тосты с абрикосовым и малиновым джемом, хорошо прожаренные тонкие ломтики бекона на ярко-зеленых сочных листьях салата, жирные мягкие оладьи, нежный творожный десерт и ароматный зеленый чай не способствовали продолжительным беседам, поэтому безмолвным уговором было решено повременить с новостями. Наконец, когда Рон, растянувшись в кресле, сыто поблагодарил всех домовиков этого дома, а Гарри допил уже остывший чай, я попросила рассказать о пожаре. – Темное это дело, Изабелла, – протянул Рон, глядя куда-то поверх моей головы. – Клиника дотла сгорела, мы всю ночь улики искали, которые Пожиратель мог оставить. Так и не нашли ничего. Если бы не Метка, сбросили бы дело в архив как самовозгорание. А главное, жертва-то всего одна, зато всем жертвам жертва… – Рут Бун, – коротко пояснил Гарри, нервно барабаня пальцами правой руки по столу. Джинни охнула, а я притворилась, что услышала имя впервые, хотя прекрасно знала чокнутую стерву. – Она выступала одной из свидетельниц, обвинявших Ромильду Вейн в использовании Непростительных. Разумеется, за это ее и приговорили к одному году условно, а не, как Ромильду, пожизненно… Гарри глубоко вздыхает, будто укоряя себя в том, что я стала Пожирательницей Смерти и отправилась в Азкабан. Возможно, он наивно полагает, что всему виной моя школьная влюбленность в него, мировую знаменитость. Мол, вот улыбнулся бы я ей шесть лет назад, и десятью трупами меньше стало. Удивительно много могут думать о себе люди. – Как выяснилось позднее, – Гарри замолкает и пристально смотрит на Джинни, – Рут лгала. Она не из страха стала Пожирательницей, а из личных убеждений. Младшекурсники в один голос потом признавали, что боялись ее больше Вольдеморта. Я думаю, что и на Ромильду Рут наговорила. Вряд ли, Изабелла, ты сможешь понять, но мы – гриффиндорцы – это одна большая семья. – Гарри по очереди смотрит на Рона и Джинни, затем переводит взгляд на меня. – Ромильда была гриффиндоркой. – Что не мешало ей пытаться тебя убить, – хмыкает Рон. – Да и не забывай про Хвоста. Он не просто был гриффиндорцем, он был еще и моей крысой! Чувствуя, что теряю нить разговора, я возвращаюсь к обсуждению моей бывшей соседки по комнате: – Ромильда Вейн мертва и лежит глубоко под землей, если журналисты из «Пророка» не полезли к ней в могилу, сличая наши лица. – Заметно вздрагиваю и нервно повожу плечами. – У вас есть другие подозреваемые? – В том-то и дело, – отвечает Гарри, растерянно улыбаясь, – у нас в подозреваемых все Пожиратели Смерти, не пребывавшие на момент совершения преступления в Азкабане или на кладбище. Мотив, скорее всего, – месть, поэтому мы должны проверить алиби всех, кого недавно освободили. – Амнистию Скримджер так и не провел, поэтому управимся за пару дней, – счастливо откликается Рон. – Гермиона уже прислала бумаги. Малфои, Паркинсоны, Нотты, Блумсберги, Кэрроу и еще пара десятков мрачных личностей… Тонкс велела второй группе допросить целителей, но вряд ли те расскажут что-то интересное. Корпуса, где живут колдомедики, уборщики и прочая обслуга стоят едва ли не в миле от пепелища. – Нашей надеждой был дежуривший вчера аврор, но кто-то основательно поработал с его воспоминаниями. Бедняга даже имя свое не сразу вспомнил. Нет сомнений, что мы имеем дело с сильным магом, – Гарри, нахмурившись, касается пальцами шрама на лбу. – Сгорело все дотла. Полностью. Если бы в клинике находился кто-то еще, мы бы не смогли даже опознать останки. – Кстати, а почему эта Рут оказалась в клинике? Она была больна? – Ответ на этот вопрос я и в самом деле не знаю. Рон, хихикнув, пришел мне на помощь. – У нее крыша поехала. В каком-то роде, да, больна была Рут. По уши втрескалась в Гарри, – Рон сердобольно кивает другу, – преследовала его пару месяцев, письма посылала. Даже ко мне подходила, передавала какие-то подарки… Мать с отцом давно на дочь рукой махнули, а брат переживал очень. – Его в Хогвартсе все дразнили, – припоминает Джинни, присоединяясь к беседе. – А он добрый мальчик, хоть и слизеринец, жабы не обидит, терпел только и никогда не жаловался. Я на седьмом курсе старостой была и часто его видела в коридорах. Худенький, весь в синяках, обязательно с книжкой. Сядет где-нибудь в уголке и читает. – Не повезло парню, – прошептал Рон, и я тоже вспомнила этого щуплого мальчишку. Когда Рут оказалась в Больничном крыле, Виктор навещал ее каждый день, а иногда даже спал на соседней пустой кровати, карауля, когда его сестра очнется. Он, наверное, был единственным, кто любил ее, несмотря на все грубости и замечания, которыми Рут, не скупясь, его одаривала. В самом деле, парень родился не под той звездой. – Как говорят целители, Виктор навещал Рут несколько раз в течение каждых каникул, – продолжает Гарри. – Родители же упекли дочку в частную клинику, оплатили счет на год вперед и вычеркнули Рут из своей жизни. Тонкс аппарировала к Бунам сказать о пожаре, так они даже не стали притворяться и выжимать из себя слезы. Гарри покачал головой. Джинни пробормотала что-то вроде «бедная Рут», но я симпатии к своей бывшей соседке по комнате никогда не испытывала. Говоря начистоту, она была той еще дрянью, и сожалеть о ней я не стала бы и перед Визенгамотом. Однако и Пожиратель, возомнивший себя Инквизицией, никакой благодарности или благоговения в моей душе не рождал. Мертвые мертвы. Фан-клуб, именные значки, признание заслуг и почести теряют всю свою привлекательность, если становятся посмертными. Я совершенно не хочу ворошить уже истлевшие скелеты и доставать на солнечный свет то, что давно сгнило и поросло травой. Если Рут Бун ненавидели Пожиратели, то жизнь Ромильды Вейн невысоко ценили «орденцы» и им сочувствующие. Это сейчас они бьют себя кулаком в грудь и кричат, что гриффиндорцы – одна семья, но где была эта семья, когда я в ней нуждалась? Да Пожиратели относились ко мне во стократ лучше, чем весь этот сброд магглолюбов, гордо называвший себя «Отрядом Дамблдора»! Если Ромильда Вейн сейчас откроет глаза и оживет, никто не протянет ей руку помощи, зато каждый второй без лишних размышлений повторно – и уже наверняка – ее убьет, мигом забыв все красивые убеждения. Слушая байки Гарри и Рона о суровых аврорских буднях, я улыбалась, как Мона Лиза, на которую мы с Томом полчаса любовались в Лувре. Наверное, когда Да Винчи писал ее портрет, ей тоже, как и мне, безумно хотелось визжать от бессилия и топать ногами. Мне страшно. Я боюсь, что в процессе расследования кто-то захочет пересмотреть «Дело Ромильды Вейн» и, наткнувшись на наскоро сфабрикованные доказательства и фальшивые улики, начнет все заново, а затем без труда поймет, кто такие Изабелла и Ричард Небел. Мы с Томом так долго по крупицам создавали наши новые жизни, что в одночасье терять их по воле неизвестного доброхота – все равно что вновь умирать. Только на этот раз вряд ли мы сможем возродиться. Смутное предчувствие кольнуло мое сердце. А что если Том связан с этим новым Пожирателем-одиночкой? Преступление совершил сильный маг, и он явно готовился к этому, выбирая день, время, следя за клиникой. Том – часть души Вольдеморта, и это зло всегда с ним и порой берет верх, выворачивая идеалы наизнанку. Что если ему надоело исполнять прихоти старого вояки Скримджера, и он решил захватить власть уже испытанным методом? Я сжала фарфоровую чашечку до боли в подушечках пальцев, и через секунду она треснула, и холодный чай выплеснулся мне на колени. Чертыхнувшись, а затем заклинаниями высушив платье и склеив осколки, я пробормотала извинения и постаралась сгладить инцидент, ввернув глупую шутку про домовиков, от усердия протирающих посуду до дыр; но перед собой в тот момент я видела только пустоту. В моей голове крутился сложный философский вопрос о том, что больнее: не доверять единственному родному человеку или продолжать верить, зная, что доверие предано. – Изабелла, прости, что вчера я навязалась к тебе со своими страхами и кошмарами. – Джинни обняла меня на прощанье, перед тем как вслед за Гарри и Роном выйти на улицу. Ее волосы так щекотали мне нос, что я едва сдерживалась, чтобы не чихнуть. Джинни звонко чмокнула воздух, не касаясь моего лица, и улыбнулась. – После Гермионы ты моя самая лучшая подруга! Надеюсь, когда-нибудь вы подружитесь, и мы сможем собираться втроем. А пока я знаю, как отблагодарить тебя за вчерашнее понимание и сегодняшний чудесный завтрак! Я попрошу Джорджа присматривать за тобой, пока Ричард не вернется из Франкфурта. Правда, это прекрасная идея? Я вздохнула и попыталась вразумить рыжую сваху: – Джинни, ты хочешь, чтобы боггарт Ричарда в оленьи рога превращался? Мой муж – ужасный собственник и ревнует меня даже к Ариадне! – Дорогая, в городе разгуливает опасный Пожиратель Смерти! – Джинни в изумлении округлила глаза. – Мне всегда казалось, что Ричард оберегает тебя, как курица – цыплят. И, если речь идет о твоей безопасности, то он должен понимать, что присутствие мужчины в доме в эти дни просто необходимо! – Единственный мужчина, которому Ричард меня доверяет, – это он сам. Джордж не должен тут появляться. Джинни, я прошу тебя… – Джордж будет здесь в течение часа. И точка, – сузив глаза, прошипела Джинни. Вся ее детскость и наивность в один миг куда-то испарились, и теперь передо мной стояла не девушка, но мегера. – Ты одна в доме. Можешь пострадать. Я не вынесу, если кто-то еще из моих друзей погибнет от рук Пожирателей. Поблагодаришь потом. Развернувшись на каблуках и оставив после себя тонкий запах цветочного парфюма, Джинни присоединилась к ожидавшим ее Гарри и Рону, и вместе они аппарировали. Хлопнув дверью и заперев ее на ключ, я раздраженно направилась в лабораторию, намереваясь снова разобраться с формулой Зелья Воскрешения, которую мечтал создать Снейп, мой отец. Мне никогда не узнать, кого он мечтал вернуть к жизни, но, работая над формулой, я как будто становлюсь к нему ближе, понимаю ход его мыслей и искупаю свою вину и перед ним, и перед всеми теми, кого не смогла спасти. Все же в один прекрасный день я в лучших традициях аристократических семей отлуплю глупого Муши и оттаскаю его за уши так, что они станут длиннее и краснее его поросячьего пятачка. Несмотря на пятикратное повторение «никого не впускай, пока я в лаборатории», нахальный чванливый домовик не только позволил Джорджу войти, велев подать ему чай с мятными леденцами, но еще и не доложил мне об этом вовремя! – Изабелла. – Джордж, положив газету на низенький столик, поднялся с кресла мне навстречу. Рыжий, веснушчатый, одетый в потертые маггловские джинсы и зеленую футболку с логотипом «Умников Уизли», он казался сошедшим с набросков Сент-Экзюпери и чудесным образом упавшим с другой планеты в мою библиотеку, насквозь пропахшую старыми пожелтевшими книгами. Сердце пропустило удар, а затем забилось так, будто хотело улететь, как птица. – Джордж? – Постаравшись, чтобы мой голос прозвучал как можно менее эмоционально, я спросила. – Какого черта ты делаешь в моем доме? – В настоящий момент любуюсь хозяйкой этой прекрасной библиотеки и задаюсь вопросом, как долго она сможет говорить одно, а думать совсем другое, – Джордж беззаботно улыбнулся, и я вздрогнула. Разумеется, он не имеет в виду, что знает, кто я такая, но все же… – Мой английский не настолько хорош, чтобы улавливать твои намеки, и также я совершенно не понимаю, почему ты в моем доме, а, скажем, не на своей работе? – Я по-прежнему не сделала ни единого шага, но это и не требовалось – Джордж сам подошел ко мне и, наклонившись к самому уху, прошептал: – Пока один из твоих домовиков будет готов открывать двери каждому встречному всего за пару коробок льстивых леденцов и верить, что «миссис Небел уже заждалась», я останусь здесь и сам позабочусь о твоей безопасности. Я отпрянула. – Джинни не стоило беспокоить тебя. Я не такая слабая, как может казаться, и смогу любому дать отпор. По ЗОТС в Шармбатоне у меня всегда было только «П»! – Я видел, как во второй Войне от рук Пожирателей-школьников умирали авроры. – С лица Джорджа исчезла улыбка, и теперь он просто стоял рядом со мной, не делая попыток ни обнять, ни притянуть к себе. Корица, апельсин и барбекю – моя амортенция, и сопротивляться ей с каждой минутой становится все труднее. – Пока Ричард не вернется из Германии, я буду рядом с тобой. – Джордж, только что ты сам назвал причину, по которой больше не можешь оставаться в этом доме. – Я натужно улыбнулась. – Ричард ревнив, ты знаешь, и твои благие намерения не поймет. «Том превратит тебя в оболочку, спалит магазин и будет считать себя абсолютно правым», – фраза застряла у меня в горле, но значения не потеряла. Видеть эту широкую мальчишескую ухмылку на лице Джорджа было выше моих сил, и я отвернулась. – Изабелла, он не будет ревновать, если увидит, что нас связывает работа. Мы с Фредом получили заказ из Министерства. Какой-то умник решил, что стресс и пониженная работоспособность возникают из-за самой архитектуры здания. Подземные этажи, узкие коридоры, толпы Невыразимцев вокруг… Мы решили поделить заказ с тобой. Что скажешь? Секунду я колебалась, а затем предложила Джорджу пройти со мной в лабораторию. Успешно выполненный министерский заказ – это почетно, к тому же позволит привлечь на сторону Тома новых союзников. Возможно, он даже не будет ревновать.