Исцеляя твою душу

Либо у меня иммунитет к корню валерианы, либо я просто параноик, как когда-то заметил Ричи, мой лучший и, наверное, единственный настоящий друг. Наотрез отказавшись от предложения Тома сказаться больной и побыть несколько дней дома, я нацепила на себя перстень с особым углублением для мышьяка, прихватила с собой в аккуратной женской сумочке пару склянок с другими ядами и, нарядившись в темно-синее платье, выгодно оттенявшее цвет моих волос, аппарировала к поместью Малфоев. О том, что похороны Ромильды Вейн прошли без самой виновницы торжества, знали только мы с Томом, Малфои и те три азкабанских домовика, что помогли устроить сначала наш побег, а потом – поджог. Малфой-старший позаботился о том, чтобы домовики не смогли никого навести на наш след: все трое скоропостижно скончались от гномьей лихорадки, так что устраивать сейчас спектакль мог только кто-то из нас четверых. Я, разумеется, прошлое ворошить не собиралась, Том тоже энтузиазма не проявлял. Люциус во время пожара нежился с женой где-то под Средиземным солнышком, да и кладбищенский вандализм явно не в его стиле. Остается только Драко. Да, я знала, что он принял Метку только ради родителей, и что в стане Пожирателей он был еще большим изгоем, чем я, но, даже когда он отказался подчиняться Тому с той же прытью, с какой его отец в свое время служил Вольдеморту, я все равно считала Драко другом. Я понимала цели и мотивы его поступков, восхищалась его умением во всем находить выгоду, ценила его советы, касающиеся ведения дел в «Луне». Происшествие на кладбище не укладывалось в то представление о Драко, которое у меня было, но, кроме него, больше некому было это сделать. Мысли о виновности Тома я старалась отгонять. *** У Малфой-мэнора я наткнулась на заплаканную Асторию, изо всех сил колошматящую по дубовой двери свитой в кольцо бронзовой змеей. Никто не открывал, и блондинка захлебывалась слезами, вслух проклиная своего жениха. Я осторожно приблизилась к ней, пытаясь понять, какая кошка пробежала между двумя влюбленными. Астория обернулась, услышав, очевидно, шорох гравия под моими ногами, но мгновенное выражение облегчения, проявившееся на ее лице, тут же сменилось отчаянием. – Изабелла, ты тоже хочешь от Драко объяснений? – Как ни странно, да, – криво улыбнувшись своим мыслям, я кивнула. Астория увидела во мне благодарного слушателя и, поправив выбившиеся из прически локоны, заявила: – Ведь это мерзость, правда? Я уже и платье свадебное заказала, и список гостей составила, а Драко такой фортель выкинул! – Конечно, это немыслимо, – согласилась я с Асторией, гадая, что она имела в виду. Драко сбежал? Отменил свадьбу? Нашел другую красотку? На секунду мне стало настолько любопытно, что я забыла о собственных проблемах. – Меня уже с утра донимают гнусные репортеришки, пытаясь раздуть скандал из одной глупой колдографии. – Астория глубоко вздохнула. – Надо же было этой Паркинсон именно сейчас из Азкабана выйти! Почему она не сгорела там или не сошла с ума?! Астория продолжала обвинять Панси, проклинать Драко и причитать над своей собственной судьбой, но я только делала вид, что внимательно слушаю. Панси Паркинсон вышла из Азкабана. Кажется, Гарри и Рон говорили что-то об этом, но тогда я не придала значения их словам. Пять лет назад Панси Паркинсон жила со мной в одной спальне и вполне могла забрать у меня брошь, руководствуясь тем, что я больше не гриффиндорка, а значит, в ней больше не нуждаюсь. Выйдя из Азкабана, Панси могла узнать о болезни Рут и о том, что та избежала наказания, заложив всех остальных. Стремясь восстановить справедливость, Пожиратели ничем не гнушаются. Пожар – совпадение, как и сказал Том, а все дальнейшее – импровизация, вдохновленная Драко. Держу пари, он рассказал Панси о воскрешении Лорда. Что бы кто ни говорил, а я уверена, что брак с Асторией Драко нужен только для имиджа и статуса, а любит он по-прежнему Панси, с которой с детства помолвлен. Угрожая мне, эта сладкая парочка приобретала власть и над Томом. Они боялись Темного Лорда и одновременно ненавидели его. Подчиняться новому Лорду они не будут. – Ты уверена, что Драко с Панси? – на всякий случай уточнила я, пытаясь привести в порядок чехарду размышлений. – Разумеется! – Астория топнула ножкой, обутой в эксклюзивную туфельку из кожи дракона, и сунула мне под нос глянцевый журнал, который до этого сжимала в левой руке. На открытой странице была красочнейшая колдография: Драко Малфой с парой бутылок «Вина Влюбленных» – явно тех, что он выпросил в обмен на легилименцию! – стоит на пороге ветхой лачуги, а дверь ему открывает худая темноволосая девушка с лицом мопса. Ошибки быть не могло: это Панси Паркинсон, только вышедшая из Азкабана. Заголовок над колдографией был ёмок: «Любовь зла». Воистину, зла и любовь, и ее сила. Мои мысли мгновенно вернулись к мышьяку в перстне. – Даже не знаю, хочу я слышать его жалкие оправдания или нет, – Астория печально улыбнулась и стерла потекшую по щеке слезинку. – Изабелла, я поверю Драко, даже если он скажет, что трава красная, а Солнце синее. Вопреки всему, я хочу быть с ним рядом. Скажи, есть ли что-то безумнее и глупее? – Иногда мне кажется, что любовь стоит включить в список неизлечимых заболеваний. В разум вмешивается сильнее Империо. – Я пожала плечами. Да, Астория, есть что-то более безумное, чем твое увлечение Драко. Например, жить с воплощением Вольдеморта и знать, что он рядом только потому, что хочет гарантий безопасности. Или всем сердцем любить того, кому никогда не откроешь правду. – Полагаю, вам с Драко следует обо всем хорошенько поговорить. Возможно, колдография – фальшивка. Люди любят грязные сплетни, ведь так? Но сейчас прости, мне надо идти. – Изабелла, а зачем ты собиралась встретиться с Драко? – целуя воздух рядом с моей щекой, поинтересовалась более-менее успокоившаяся Астория. – Хотела предложить ему чашечку кофе с мышьяком, – честно призналась я. Астория звонко рассмеялась. – У вас, французов, очень оригинальное чувство юмора. У нас, Пожирателей, обострено чувство справедливости, милая. Если Драко и впрямь решил шантажировать нас с Томом, то кофе с мышьяком – это самое приятное, что его ждет. Перед аппарацией я еще раз взглянула в сторону дома и хрупкой девичьей фигурки перед ним. Почудилось, будто Астория следит за мной. Я передернула плечами. В голове пустили корни семена диковинного растения – паранойи. Астория Гринграсс – Пожирательница, слизеринка. Спаслась от Азкабана только благодаря письму Дафны, в котором та оправдывала сестру и всю вину брала на себя. Так же, как и Панси, имела доступ к моим вещам. В заклинаниях Астория всегда была посредственностью, хотя Непростительные получались у нее довольно неплохо. Была ли у нее причина убивать Рут? Знает ли она, что делилась своими переживаниями отнюдь не с Изабеллой Небел? *** Если Драко в самом деле все рассказал Панси (в чем я не сомневалась), то появляться рядом с ее лачугой для меня было опасно. Скрепя сердце, я направилась домой, надеясь, что Том придумает, как нам быть. Он ждал меня, сидя в кресле в гостиной, глядя на пламя в камине, почти копируя мою привычную позу. На его красивом лице плясали тени. – Драко корчился в муках? – не поворачиваясь, произнес мой муж. – Корчился бы, будь он дома. – Сняв длинные перчатки, я присела на диван. – У порога рыдала Астория, и ее слезы разжалобили бы даже камень. – Мне следует знать причину стенаний будущей миссис Малфой? – Боюсь, что да. Газетчики засняли Драко с Панси Паркинсон, недавно вышедшей из Азкабана. Том мрачно выругался. – Думаешь, это те самые борцы за справедливость? Святая Инквизиция с руками по локоть в крови? – Да, больше некому. – Как ты хочешь их наказать? – Он не шутил, он просто спрашивал мое мнение. По спине пробежали мурашки. – Сначала я хочу убедиться, что это на самом деле они. – А затем? – Том желал знать детали, и я, подумав с минуту, ответила. – Лишить их возможности нас шантажировать. Если придется, убить. – Я не ожидал иного. В тебе снова просыпается та Пожирательница Смерти, что я знал когда-то. Но будем милостивы к Драко, этот день он проживет до конца. – Том повернулся к окну. – Стемнеет через два часа, подождем. Посмотри-ка лучше, какой подарок я для тебя нашел. Акцио, шкатулка! В его руки прилетела небольшая малахитовая шкатулка с красивым золотым тиснением. Том молча протянул ее мне. Осторожно открыв хрупкий замочек, я обнаружила на бархатном дне роскошные серебряные серьги с изумрудами. Сердце тревожно забилось. – Еще один хоркрукс? – Нет. Пустышка. – Том произнес это спокойно и безразлично, но я знала, что он расстроен, ведь каждый новый хоркрукс давал ему новые силы и воспоминания о жизни Вольдеморта. – Восемнадцатый век, ручная работа. Гоблины трудились над ними пару лет. – Спасибо. – Я сняла аккуратные серьги с гранатом и надела подарок мужа. – Зеленый тебе к лицу. – Том внимательно посмотрел на меня, а затем после секундной паузы добавил: – Они похожи на те, что оставил тебе в наследство твой отец? Я покорно улыбнулась и кивнула. В своем завещании Северус Снейп, мой отец, оставил мне изумрудные серьги, хранящие хоркрукс. Он предоставил своеобразный выбор: уничтожить душу Вольдеморта или же воскресить нового Лорда. Я позволила Тому вытянуть из украшения душу, и от серег остались почерневшие обломки. Выходит, Том все это время ради меня искал копию утраченной драгоценности. Это было весьма великодушно с его стороны. Но не настолько, чтобы я могла поверить, что в самом деле не безразлична ему. – Я люблю тебя, Ромильда. – Том смотрел в мои глаза, и я чувствовала, что он использует легилименцию. – Пожалуйста, прекрати читать мои мысли. Это вторжение в личное пространство. – Прости. – Том поспешно вынырнул из моего сознания. Я бросила взгляд на часы. Скоро закат. *** Как только часы пробили девять вечера, Том поднес волшебную палочку к Метке на руке и, произнеся «Драко Малфой», пробормотал заклинание. Метка побагровела, а полутемная гостиная озарилась мерцающим светом. Я заняла свое место в углу, ожидая, когда Драко аппарирует. Он мог бы проигнорировать мой призыв, но избегать Тома, своего Лорда, он не имел права. Через несколько секунд Драко уже переступал порог нашего дома. – Том, в чем дело?! Почему ты обращаешься со мной, как со слугой? – заявил Драко, едва закрыв за собой двери. Том сидел в кресле и молча смотрел на нервничающего гостя. – Ты мог бы воспользоваться более цивилизованными методами. Слышал что-нибудь о совах или каминной сети? – Внезапно Драко стал оглядываться по сторонам, и в его голосе послышались панические нотки. – А где Ромильда? С ней все в порядке? – В полном порядке, – промурлыкала я, касаясь кончиком волшебной палочки затылка вздрогнувшего от прикосновения Драко. – Сейчас тебе стоит волноваться за себя. Том щелкнул пальцами, и тело нашего гостя с глухим стуком упало на пол. Нагнувшись, я вытащила из пальцев Драко волшебную палочку. Теперь он был безоружен и беспомощен. – Том, Ромильда, я не понимаю! Отпустите меня! – Драко била дрожь. Я наслаждалась его страхом, чувствуя, как меня отпускает вся боль, копившаяся почти с самого Азкабана. Сев на колени, я тыльной стороной руки погладила Драко по лицу. В серых глазах застыл ужас. – Сначала мы просто поговорим, – прошептала я, пристально изучая лицо пленника и упиваясь своей властью. По венам вновь текло полузабытое чувство безнаказанности и власти. – Но если мне не понравятся твои ответы, то потолок этого дома станет твоим последним воспоминанием, милый Драко. – Кому ты рассказал нашу маленькую тайну? – держа в руках волшебную палочку, к телу Драко приблизился Том и, как я, сел рядом с ним на колени. Взгляд нашего гостя перескакивал с моего лица на лицо Тома, и я была уверена, что мы услышим правду. – Никому, клянусь! – Неужели? – недовольно пробормотала я, проведя ногтями по щеке Драко. На тонкой чувствительной коже остались розовые следы. – Даже Панси Паркинсон? – Панси ничего не знает! – Драко попытался подняться, но заклинание предотвращало все его телодвижения. – Я был у нее всего дважды, и почти все время только слушал. Ей нужно выговориться, прийти в себя. В Азкабане не курорт, знаешь ли. – Догадываюсь, – прошипела я, направляя волшебную палочку на тело пленника. – Круцио. Лицо Драко исказила гримаса боли, и все его тело выгнулось дугой. Он закричал от боли и ярости. Спустя несколько секунд я сняла заклятие. – Не дерзи мне. Мы были друзьями, пока ты не предал нас. – Я не предавал! Я хранил вашу чертову тайну все эти годы, не обсуждая даже с собственным отражением! – Посмотри на меня. – Том пальцами ухватил Драко за подбородок и развернул голову так, чтобы видеть глаза. Спустя несколько секунд Том недовольно произнес. – Он не лжет. Как истинный аристократ, он сознательно недоговаривает. Расскажи нам, Драко, чем с тобой поделилась мисс Паркинсон. – Нет, – с трудом ответил он. – Не вмешивайте Панси, она не имеет к вашей тайне никакого отношения. – Драко, не упрямься! – Я угрожающе покрутила в пальцах волшебную палочку. Выдохнув, пленник признался: – После Азкабана Панси навещала Рут. Это было за день до пожара. – Зачем Панси ходила к Рут? – Позлорадствовать хотела: Рут, сдав всех, осталась на свободе, но ее же родители упекли в психбольницу, что немногим лучше Азкабана. По словам Панси, там даже хуже, потому что обращаются не как с человеком или даже зверем, а как с вещью. – Рут рассказала что-нибудь интересное? – Том, не отрываясь, смотрел в глаза Драко. – Нет. Не знаю. Может быть. Я не спрашивал, – затараторил наш пленник, стараясь закрыться окклюменцией. Его лицо пошло розоватыми пятнами, и зрачки сузились. Казалось, он задыхается, силясь удержать срывающиеся с языка слова. Том не озвучивал то, что видел в воспоминаниях Малфоя, и я почувствовала себя уязвленной. Что бы там ни было, я хотела знать. Ущипнув Драко за руку, я заставила его моргнуть и отвести взгляд от лица моего мужа. – Я хочу встретиться с Панси. Но при этом остаться не узнанной и получить ответы на все свои вопросы. Понимаешь, Драко? Я хочу, чтобы сначала ты наложил на нее Империо, а затем, когда наш разговор окончился, стер ее воспоминания. Ты сделаешь так? Я видела, что он колеблется. С одной стороны, он беспокоился за свою жизнь, но, с другой стороны, боялся потерять доверие Панси. В другой ситуации я, наверное, пожалела бы его, но сейчас мне было важно лишь исполнение приказания, а не его чувства. «Круцио!». Драко вновь закричал, но пытка пошла на пользу: – Я… я сделаю так. – Драко тяжело дышал, с шумом пропуская воздух сквозь приоткрытый рот. Светлая челка прилипла к потному лбу, и в уголках глаз блестели слезы. – Пожалуйста, не надо больше. Я… я не заслужил наказания. Пожалуйста, мой Лорд, пожалуйста… Том посмотрел на меня и кивнул, заставляя верить Драко. Я чувствовала, как по венам бежит горячая кровь, как колотится сердце, стук которого отдается где-то в ушах. Страха не было, но была жгучая холодная ненависть. Чтобы суметь причинить боль, надо хотеть этого. Я хотела. Мне нужно было видеть раны, слезы; нужно было слышать крики и мольбы о прощении и помощи. Так я забывала свою боль, свою слабость. Но Драко не виноват, мое предположение было ошибочным, он не предавал… От висков до самых пяток прошиб озноб. Я вспомнила себя: свое бессилие, свое унижение, когда гриффиндорцы, которых я считала своими друзьями, связав меня, обшаривали мои вещи. Они считали меня предательницей и искали подтверждение этому. Они не хотели мне верить, как сейчас не хочу верить Драко я. В животе повисла свинцовая тяжесть. Рука с волшебной палочкой дрогнула. Сердце медленно замедляло свой безумный марафон. – Прости. Драко, прости меня. Я не должна была усомниться в тебе. – Залечивая его ушибы и внутренние повреждения, шептала я, сдерживая горячие слезы. Ярость сменилась жалостью, и теперь я боролась с тем, чтобы не броситься на шею Драко и, согревая своим горячим дыханием его ледяную кожу, умолять о прощении. Казалось, что каждая рана, которую я залечиваю на его теле, тут же возникает на моем. Но как только Том вернул Драко волшебную палочку и способность двигаться, тот тут же оттолкнул меня в сторону. – Сожалею, Ромильда, но вряд ли смогу тебя простить. – Драко с трудом поднялся на ноги и отряхнулся. – По крайней мере, в ближайшее время. Но я сдержу свою слово и устрою твою встречу с Панси. Только ты напрасно тратишь время: ни я, ни Панс к убийству Рут непричастны. Извещать магическую Англию о твоем чудесном воскрешении для нас тоже сомнительное удовольствие. Доброй ночи, мистер и миссис Темный Лорд. Драко, тяжело дыша, ушел, и, когда за ним закрылась дверь, я заплакала. Только что благодаря своей глупости и одержимости я потеряла пусть не друга, но того, перед кем можно было не притворяться, а просто быть собой. Я ничем не лучше тех глупых гриффиндорцев. Я хуже Джинни. Нет, даже хуже Лаванды! Мне надо было остаться в Азкабане. Уткнувшись в плечо Тома, я плакала навзрыд. Он гладил меня по волосам и шептал, что это просто усталость и пережитый страх. Шептал, что я все сделала правильно. Шептал, что любит меня. Нельзя полюбить того, кто сам себя не любит. Том, я ненавижу себя. Я живу чужой жизнью, от каждого шороха хватаюсь за волшебную палочку, пью зелья, чтобы не видеть кошмары. Демоны прошлого, ожесточенные чудовища прежних ошибок пожирают мою душу изо дня в день. Раскаяние причиняет только боль и всего лишь оттягивает день суда над самой собой. Том, ты не должен, не должен меня жалеть. Я слаба, я не такая, как ты – вечно в окружении почитателей, восхищенных взглядов и восторженных речей. Я не могу так больше, не могу. Будь, что будет. – Будь, что будет… – прошептала я, сворачиваясь в клубочек на полу, положив голову на колени мужа. – Я ужасный человек, Том, просто ужасный. Может быть, в какой-то момент ярость заслонила здравый смысл, и Рут убила я сама? А теперь не помню об этом? – Не говори глупостей. – Том нагнулся и поцеловал меня в висок. – Забыть о совершенном убийстве не так-то легко. – Но что если я забыла? И теперь ты живешь с убийцей? Тебе надо отказаться от меня. Супружество с Пожирательницей Смерти пагубно скажется на твоей карьере. Пошли сову Гарри, пусть меня посадят в Азкабан. – Тогда мне придется спалить дотла всю тюрьму, а не просто пару пустых камер. Ромильда, если не получится с пряником, я всегда могу вернуться к методу кнута, столь любимому Вольдемортом и Десятым. Найти же такую, как ты, намного сложнее. К тому же я никогда не забывал, что ты убийца. Как и я. Мы оба убийцы. Наш союз основан на боли и крови других людей. Но, если Малфои не имеют отношения к пожару, значит ли, что виновен кто-то из нас? Том, я боюсь тебя. Хотя, нет, намного больше я боюсь себя и тех выводов, что могу сделать. Милый, родной, дорогой, поцелуй меня, и пусть завтра никогда не наступит.