Четвертая стража

Филипп отправился ко Двору на следующий день по прибытии в столицу. Король охотился в лесах Марли, и маркиз дю Плесси должен был приступить к своим обязанностям. Анжелика не спешила предстать пред «монаршие очи»: все утро она помогала слугам обустраивать свои комнаты, а днем прилегла отдохнуть. Уже под вечер маркиза получила записку от Нинон, каким-то чудом прознавшей о ее возвращении в Париж. Анжелика с удовольствием отправилась к подруге на улицу Турнелль. В отеле Сагонь собралась небольшая компания — «избранный круг», как говорила сама хозяйка. Обсуждали последнюю пьесу Мольера и предстоящую свадьбу Лозена, триумфально вернувшегося из опалы и осиянного королевской милостью. — Как знать, состоится ли эта свадьба, — говорила мадам де Валинтинуа, — король не дал пока положительного ответа, а королева, Принц и Мадам с Месье просто оскорблены. Как и госпожа де Монтеспан. Анжелика подумала, что в княгине говорит покинутая любовница, но вспомнив слова самого Пегилена, решила, что подобный исход вполне возможен. — Мадам де Монтеспан может себе позволить вмешиваться даже в семейные дела короля. Он смотрит только на нее и выполняет любой ее каприз, — с восхищением, к которому примешивалась доля зависти, сказала мадам де Людр. Анжелика не стала поддерживать разговор на эту тему. О привилегированном положении мадам де Монтеспан и так кричали на каждом углу. Ей порядком надоело, что при ней нарочно заводят эту шарманку, чтобы оценить степень ее разочарования. «Ах, мадам дю Плесси так побледнела…» или «Когда я упомянула Атенаис, бедняжка совсем скуксилась». Вот о чем назавтра будут болтать эти дамочки в кругу подруг. — Позвольте я украду вас на несколько минут, мой ангел, — раздался над ухом у Анжелики певучий голос Нинон. — Я полностью в вашем распоряжении! — обрадовалась Анжелика внезапному избавлению от докучливых собеседниц. Нинон увлекла мадам дю Плесси на диван, расположившийся в укромной нише и скрытый от посторонних глаз за портьерами. Золотистое освещение, исходившее от одного-единственного бра на стене, добавляло обстановке интимности. Это место часто служило приютом нетерпеливым любовникам, нуждавшимся в уединении. — Вы так изменились, дорогая, — начала куртизанка, окинув подругу глубоким, проницательным взглядом. — Я сейчас за вами наблюдала. У вас глаза светятся счастьем, но вы все время опускаете их, словно боитесь, что кто-то ненароком заметит этот блеск. Анжелика улыбнулась: — Я стараюсь не привлекать к себе внимания, ведь мне весьма неловко от того, что я не могу порадовать ваших гостей каким-нибудь свежим анекдотом. Нинон засмеялась: — Анекдот нынче один — восхождение мадам де Монтеспан на вершину придворного Олимпа. Атенаис из тех женщин, какие умеют не только добиваться намеченной цели, но и удерживать достигнутое, причем любыми способами. Все же будьте осторожны с нею, она прекрасна и безжалостна, как океан, о котором говорится в девизе ее рода. Атенаис может поглотить вас. — Нинон, о чем вы говорите? Неужто вы еще вспоминаете старые слухи, о которых забыли даже самые досужие сплетницы. Я не соперница Атенаис, особенно теперь... — Анжелика непроизвольно притронулась к животу, который еще не выдавал ее положения. — Я знаю, и ни о чем вас не спрашиваю, потому что вы ревностно оберегаете свое счастье. Но Анжелика, вы возвращаетесь ко Двору, а там очень трудно выжить, не имея раздвоенного языка. Поэтому я предостерегаю вас. Атенаис теперь будет подозрительна к вам, а король... Вы правда ходите, чтобы он обращал на вас внимания не больше, чем на остальных дам? Анжелика сдержанно улыбнулась. Нинон, как никто, умела задавать сложные вопросы. "Из двух зол выбирают меньшее," — заметила она про себя, а вслух ответила: — Конечно! Неужели вы думаете, что я способна лицемерить? — Нет, я вас хорошо узнала. Но не понимаю одного: зачем вы тогда стремились попасть ко Двору? Анжелика лишь пожала плечами: странно было слышать этот вопрос снова. Что она могла ответить? Чтобы находиться в числе избранных, живущих среди муз и граций? Чтобы быть частью блистательного парада планет, вращающихся вокруг солнца? Из-за красоты Версаля, из-за его прекрасных садов? Глупо! Может, оттого, что она хотела взять у судьбы реванш, выбравшись раз и навсегда из бедности и нищеты. Но разве свойственно человеку останавливаться на достигнутом? Или он сам должен очертить для себя ту грань, через которую переходить опасно, ведь вся жизнь — череда взлетов и падений. — Вы задаете вопрос, который я задаю себе сама, и ответ всегда ускользает, как вода сквозь пальцы. Сейчас я вернулась ко двору из-за Филиппа, к тому же я связана придворными обязанностями. Их маленькое уединение прервал герцог д,Альбре. Он церемонно поклонился дамам. С видом Дон Жуана он повернулся к Нинон с которой его связывала длинная романтическая история: — Вы споете для нас, Несравненная? — Конечно, я же обещала вам награду. Будьте так любезны, подайте мне лютню. Остаток вечера прошел под чарующее пение хозяйки. Вернувшись домой, Анжелика сразу поднялась к себе в спальню, отказавшись от ужина — у Нинон подавали закуски, кроме того на обратном пути маркиза купила у мальчишки вафельных трубочек с кремом. Забравшись в нагретую постель, она долго не смыкала глаз. Как странно было ей, проведшей столько ночей в одиночестве, теперь засыпать одной! Она ощутила острую тоску по Филиппу. Как же ей хотелось прижаться к его горячему телу, положить голову к нему на грудь и заснуть под звук биения его сердца. Анжелика ворочалась сбоку на бок, пока под утро ее не сковала дремота. Когда Анжелика приехала в Версаль, стояла чудесная, весенняя погода: небесное марево налилось голубизной, в древесных кронах вовсю звенели птицы. Фонтаны в парке радужно искрились на солнце. В сумрачных, пропахших корицей, покоях королевы царило уныние: лицо Ее Величества было распухшим от слез; король, который раньше, несмотря ни на что, был любезен с женой, теперь уделял ей ровно столько внимания, сколько требовал этикет. Увидев маркизу дю Плесси, королева очень сердечно поприветствовала ее. Должно быть, она вспомнила, как несправедлива была к ней в прошлом, прислушиваясь к наветам беспутной и бессовестной мадам де Монтеспан. Покидая покои королевы, Анжелика украдкой переглянулась с Баркаролем, который лукаво подмигнул ей. Было три часа, и король по обыкновению в это время совершал прогулку по парку, Анжелика направилась туда, чтобы засвидетельствовать его Величеству свое почтение. Она на минуту задержалась на мраморной террасе, любуясь величественной красотой творения Ленотра. Поистине Версальский дворец был прекрасен, но подлинное великолепие, демонстрирующее размах королевского замысла, открывалось именно здесь. Жаль, сезон не позволял любоваться цветами и зеленью, но зато изящество прямых линий и гармония проложенных между рощами аллей с чертежной точностью выступали в весеннем пейзаже. Кроме того, взор притягивали новые статуи из белого, как снег, мрамора или из свинца, выделявшегося на фоне серого подлеска оттенками красного, золотого и зеленого. Величественный фонтан Аполлона — статуя бога в колеснице, запряженной шестеркой лошадей — выбрасывал вверх тугие струи, подсвеченные солнцем, вокруг которых колыхалось радужное сияние. И только вдалеке за границами этого райского сада, созданного для сильных мира сего, трудились в поте лица несчастные рабы: рыли, строили тесали мраморные глыбы, превращая их в античные колоны для боскетов. Их беспрестанно подгоняют. Сроки! Сроки! Им говорят: король недоволен: строительство идет слишком медленно. Надо работать больше: ночью, в зной, в стужу. Что значит одна жизнь? Или десяток? Сотня? Что значат они перед вечностью, запечатлевшей короля во всем блеске земного величия. Анжелика оторвала взгляд от этого беспокойного муравейника. Она достаточно насмотрелась на изнанку благополучия. Она, маркиза дю Плесси – Бельер, супруга маршала Франции, больше не принадлежит той жизни. Король медленно шествовал в сопровождении свиты по центральной аллее, которая так и называлась «королевская». Анжелика приблизилась к монарху и застыла в глубоком реверансе. Она успела разглядеть среди придворных Филиппа, и ее сердце забилось сильнее. Король улыбнулся и слегка кивнул в ответ на приветствие. — Какой приятный сюрприз. Полагаю, королева тоже будет рада видеть вас. — Я уже засвидетельствовала свое почтение Ее величеству, и она милостиво выразила мне свое удовольствие. — Мы полностью разделяем ее чувства, — ответил король и повернулся к принцу Конде, продолжив прерванный разговор. Анжелика присоединилась к королевской свите. Ей не очень-то хотелось встретиться сейчас с мадам де Монтеспан. Анжелика решила, что та может припомнить внимание, которое король уделил ей перед поездкой в Плесси, но Атенаис, увидев маркизу, приветливо улыбнулась и помахала ей, будто радуясь встрече. Монтеспан и правда заметно похорошела. Новый статус, несомненно, добавил ей блеска. Почувствовав легкое прикосновение к своей руке, Анжелика тут же позабыла о мадам де Монтеспан. По ее телу пробежала сладостная дрожь. Она попыталась схватить пальцы мужа, но Филипп уже убрал руку. Они шли рядом будто случайно, не имея никакого особенного дела друг до друга, но Анжелике казалось, что кроме них все остальные перестали существовать. Она подняла на мужа сияющий, полный обожания взгляд. Он едва заметно дрогнул: в его глазах она видела зеркальное отражение переполнявших ее чувств. Этот немой диалог, длившийся каких-то пару мгновений, сказал им больше, чем мог сказать долгий разговор по душам. Филипп первый пришел в себя, его взгляд погас, и лицо вновь приняло отстраненное выражение. "Не забывайте, где мы находимся, мадам," — словно прозвучал в ушах холодный, отрезвляющий голос. Придворные во главе с королем направлялись ко дворцу; несмотря на царившее при дворе оживление, этикет соблюдался строго. Время, отведенное для королевской прогулки, окончилось. Это был день Публичной Трапезы, когда простому люду дозволялось поглазеть, как вкушает король. Народ медленно двигался по залу мимо обедающего короля, с восхищением и радостью разглядывая счастливое лицо своего сюзерена. Они рассматривали и мадам де Монтеспан, то и дело тыкая пальцами в ее сторону. Какая она красивая и жизнерадостная, эта бесстыдница!.. Кутаясь в просторные теплые плащи, ремесленники, купцы и лавочники, возвращались в Париж гордые тем, что у их короля теперь такая яркая любовница. В самом конце трапезы Анжелика заметила Флоримона, который прислуживал королю. Со сжатыми от усердия губами он держал тяжелый кувшин из позолоченного серебра, наливая вино в бокал, протянутый месье Дюшесом, первым офицером кубка. После того, как бокал был наполнен, Дюшес дегустировал вино сам, затем предлагал юному пажу, после чего передавал кубок Главному виночерпию, который разбавлял вино водой перед тем, как подать его королю. После обеда общество направилось в залу Мира, и только тогда взволнованный и гордый Флоримон смог подойти к матери: — Вы видели, матушка, как хорошо я справляюсь со своими обязанностями? Сначала мне доверяли только держать поднос, а теперь я ношу кувшин и даже пробую вино. Правда, здорово?! Если однажды кто-нибудь попытается отравить короля, я отдам за него жизнь… Улыбнувшись, Анжелика покачала головой, едва удержавшись, чтобы нежным материнским жестом не убрать со лба мальчика непослушный вихор. Флоримон умчался на поиски гадкой собачонки принцессы Генриетты. Появилась королева и села рядом с королем. А подле них, образуя полукруг, расселись принцессы и принцы крови, а также дамы и кавалеры, наделенные привилегией сидеть в присутствии короля. Мадемуазель де Лавальер сидела с одного края, а мадам де Монтеспан — с другого. Всегда сияющая, она намеренно громко и настойчиво шуршала пышными юбками из синего атласа. Получив право сидеть за королевским столом, Атенаис, еще недавно простая фрейлина, торжествовала и поэтому позволяла себе толику вульгарности. Офицеры королевского рта принялись разносить бокалы с ликерами, крепкими настойками на миндале или сельдерее, росолисом, анисовой водкой, или горячие травяные напитки черничного, зеленого и золотистого цветов. Анжелика держалась в стороне. Она не хотела признаваться, что чувствует себя уязвленной. Никто в Версале не ждал ее возвращения. Глава придворной хроники под названием «Мадам дю Плесси» закончилась и началась новая, главной героиней которой стала мадам де Монтеспан. ...Что это значит!? — громче повторила Анжелика, недоуменно глядя на дверь, где офицер королевского дома только что закончил писать: "Оставлено для...герцогини де Субиз" — Я лишь выполняю волю главного квартирмейстера, господина де Креки, — извиняюще ответил мужчина с низким поклоном. "Где мои люди?" — растерянно думала Анжелика, стоя у закрытых дверей своих прежних апартаментов. Расстроенная, вконец озадаченная, она отправила мальчика-пажа искать своих слуг, а сама быстрее поспешила прочь — не дай бог сконфузиться перед новой хозяйкой покоев. Она живо представила, как мадам де Субиз насмехается над ней в кругу подруг и ее передернуло от гнева. "Почему никто не удосужился сообщить мне об этом. Филипп, черт бы его побрал! Мог бы прислать мне записку!" Через два часа должна была состояться премьера обновленного "Тартюфа" — после продолжительной борьбы Мольеру удалось вернуть его на театральные подмостки. Анжелика злилась, что она лишена даже возможности переодеться. Правда, это не бросалось в глаза из-за траура, который она носила по отцу. У входа в салон Марса Анжелика столкнулась с мужем: неизменно элегантный — шляпа с каскадом перьев небрежно зажата под мышкой — он вышагивал на своих красных каблуках по анфиладам дворца, скользя перед собой безразличным взглядом. — Вы знали? — пустилась Анжелика с места в карьер. — О чем? — и так как в глазах мужа застыло недоумение, Анжелика нетерпеливо поведала ему о своих злоключениях. — Так вы знали или нет? — Не припоминаю. Может быть, что-то слышал на этот счет, — неохотно признался Филипп, делая вид, что заинтересован росписью потолочных плафонов. — И не соизволили сообщить мне. Хотелось посмотреть, как я попаду в глупое положение? — Представьте себе, это моя заветная мечта, — вяло усмехнувшись, буркнул Филипп. — И вы находите это справедливым? — с горечью воскликнула Анжелика, обратив на себя внимание группы придворных, которые бочком придвинулись к ним, предвкушая новый акт комедии под названием "супруги дю Плесси" Филипп обжег любопытствующих ледяным взглядом и, подхватив жену под локоть, отвел к окну. — По-вашему, это справедливо? — повторила она, понизив голос. — Смотря для кого, — пожал плечами Филипп, повергнув Анжелику в бешенство. — Как "для кого"? Мы говорим обо мне, Филипп! — Не делайте вид что с луны свалились! Или вы считаете что почести при дворе раздаются просто так? — Неужели король настолько мелочен, что дарует привилегии только своим наложницам? — Довольно, сударыня! Я не считаю нужным обсуждать решения короля! — потерял Филипп терпение. Оба замолчали, отвлеченные восторженными возгласами придворных. В салон вошла маркиза де Монтеспан во всем блеске своего нового положения. На ней было платье из голубой тафты, расшитое серебряными цветами и птицами, замысловатую куафюру украшали перья, драгоценные камни и живые цветы, а тяжелый шлейф, в несколько локтей, как у принцессы крови, несла герцогиня де Ноай. По левую руку от маркизы шел негритенок-паж, держа перед собой золотую бонбоньерку — маркиза то и дело опускала туда пальчики, чтобы взять кусочек халвы или засахаренный орешек. Шелестя юбками, Мадам де Монтеспан прошествовала мимо них, даже не глядя в сторону бывшей соперницы, и скрылась в дверях. Анжелика, заворожено глядевшая ей вслед, тут же опомнилась, поймав на себе раздумчивый взгляд мужа. — Вы правы, Филипп, — вздохнула она, — потеря хороших комнат — не слишком высокая плата за спокойствие, которое я теперь обрела. Что же, пойду искать бывшие комнаты мадам де Субиз. Филипп коротко кивнул, но мимолетная тень, пробежавшая по его лицу, заставила Анжелику насторожиться: — Есть еще что-то, о чем мне следует знать? — Да... Насчет комнат вам лучше поговорить с де Креки. Эти придворные конъюнктуры довольно безжалостны. Держу пари, что после дележа вам досталась халупа без окон, где-нибудь на антресолях, рядом с крылом обслуги. Я сам едва не поссорился с де Креки, который счел, что мои покои удобнее чем его. Ничего не поделаешь, мадам, — двор нельзя покидать надолго. — Ваши-то комнаты все таки уцелели, — сумрачно отозвалась Анжелика.