Четвертая стража

Гет
NC-17
Завершён
130
автор
Zirael-L соавтор
Размер:
368 страниц, 47 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
130 Нравится 1188 Отзывы 50 В сборник Скачать

Глава восемнадцатая Конец II Части

Настройки текста
По городу поползли первые тревожные слухи; сообщения сменялись одно за другим: чума, черная оспа — передавалось из уст в уста, от дома к дому. Всюду вспоминали чуму, свирепствующую в Англии несколько лет назад и унесшую меньше чем за год около трети населения. Неужели Черная смерть перебралась через Ла-Манш? Господи, пощади же несчастную Францию! Те, кому было куда уезжать, в панике паковали вещи. У всех ворот Парижа с утра до вечера царила суматоха — лошади, кареты, горожане, толкающие впереди себя тачки с нехитрыми пожитками, повозки, доверху груженные добром, хаотично смешались, перекрыв дорогу. Нетерпеливые фальцеты вельмож, изнемогающих от духоты в роскошных экипажах, заглушала грубая ругань слуг, крестьян и городской черни, ржание лошадей и крики ослов. В по-летнему знойном воздухе плыл густой запах конского и людского пота, проникающий в окна ближайших домов даже сквозь закрытые ставни. Обеспокоенные слуги хором уговаривали Анжелику покинуть город, но она ничего не желала слушать. Каждое утро она отсылала Флипо с письмом в Бастилию и запрещала ему возвращаться прежде, чем он получит отчет о состоянии Филиппа. Рассвет заставал ее уже на ногах: закончив очередное письмо, она принималась за проверку счетов, которые управляющий аккуратно предоставлял каждый месяц, — чтобы хоть как-то отвлечься. Мари-Анн Анжелика отправляла в Сен-Сюльпис заказать обедню о здравии. За вереницей неутешительных известий со всех концов города — казалось, хуже и так быть не может — грянула новая беда. Заболел Шарль-Анри. Анжелика едва села обедать, когда перепуганная служанка влетела в комнату: переводя дыхание и бурно жестикулируя, она сообщила — у юного дю Плесси сильный жар. Хрустальный бокал с подкрашенной кларетом водой выпал из ослабевших пальцев. Отстраненным взглядом Анжелика наблюдала, как розовое пятно быстро расползается по скатерти. Пустой фужер скатился с края стола, и, спустя мгновение тишину взорвал звон разбивающегося стекла. Маркиза машинально выхватила у лакея салфетку и бросила перед собой, чтобы вино не пролилось на платье. Малыш Шарль–Анри болен! Младший сын редко занимал ее помыслы: когда Барба уводила его с глаз долой, Анжелика, захваченная мыслями о муже, тут же забывала о нем. Но сейчас внутри точно что-то оборвалось. Как же так? Бог не может забрать ее прекрасное дитя, ее мальчика, такого же крепкого и сильного, как его отец! Не помня себя от волнения, Анжелика поспешила в детскую. Когда она вошла, взору предстала испуганная челядь наследника. Две няньки и кормилица обступили Барбу, качающую на руках ребенка. Она тихонько напевала колыбельную, слезы катились по ее круглым румяным щекам. У Анжелики, замершей в дверях, разрывалось сердце. Она тихонько подошла и присоединилась к кружку женщин. Встретившись взглядом с Барбой, она, без единого слова, приняла пылающего ребенка. Он оказался гораздо легче, чем она ожидала — почти невесомым. Прижимая к себе горячее податливое тельце, она вдруг осознала, что жизнь этого маленького существа важнее всего на свете, всех остальных жизней вместе взятых. «Пусть он живет», — мысленно взмолилась она, обращаясь не то к Богу, но то к всесильному Провидению. Всю ночь они по очереди с Барбой дежурили у постели малыша. Пока преданная служанка дремала тут же, в комнате, Анжелика не смыкала глаз: она смотрела на мятущегося в жару ребенка. Он тяжело дышал, постанывал во сне, приоткрывал мутные глазки. Анжелика сходила с ума от бессилия, пытаясь напоить его хотя бы водой. Как только она подносила к его рту бутылочку, он отворачивался и начинал хныкать. После очередной неудачной попытки она сдавалась, давая ему забыться лихорадочным сном. Ночной мрак просачивался в окно и подкрадывался к кроватке: робкому свету ночника было не под силу отогнать наползавшие со всех сторон тени. Страхи, точно клубящаяся за окном темнота, наполняли душу мрачными предчувствиями. Анжелика смотрела немигающим взглядом на свои сцепленные в замок руки, лежавшие на бортике кроватки, и видела перед собой образ Филиппа. Его тяжелый, неотвратимый взгляд терзал ее словно клюв орла — прикованного к скале Прометея. Что она скажет ему, если… о, она не отваживалась даже мысленно перешагнуть через это «если». Филипп доверил сына ей, а она не сдержала обещание. «Не сберегла», — легло на сердце каменной скрижалью. Анжелика не знала сколько времени длилось ее дежурство: не чувствуя себя от усталости и бессонницы, она подскочила от неожиданности, когда на плечо легла красная, пахнущая сливками, ладонь. — Идите спать, госпожа, в вашем положении без отдыха нельзя, — ласково обратилась к ней Барба. Анжелика кивнула ей, не поворачивая головы. Ощущения вернулись: живот внизу сильно напрягся. Она явственно ощутила частые толчки, похожие на легкие подрагивания — словно рыбка бьет хвостом по воде — это ребенок дает о себе знать! Барба права, нужно защищать и его тоже. За окном уже начало светать. Скрепя сердце, Анжелика вернулась к себе в покои. Зевающая во весь рот Тереза предложила помочь госпоже раздеться, но она отослала ее на кухню за вербеновым чаем. Самостоятельно расшнуровав корсаж, Анжелика сняла верхнюю юбку и упала на постель в оставшейся одежде. Она хотела дождаться служанку с чаем, думая, что не сможет уснуть. Анжелика свернулась клубочком поперек кровати, подложив под щеку ладонь и остановив взгляд на танцующем пламени свечки. Смежив усталые веки, она не слышала, как вернулась Тереза, заставшая госпожу спящей глубоким сном праведника. Тем временем, самые страшные опасения не подтвердились. Болезнь, свирепствующая в городе, оказалась не чумой и не оспой. Доктора называли ее — инфлюэнция. Как бы то ни было, смерть собрала богатый урожай — в основном среди детей, которые не могли вынести долгой изнуряющей лихорадки. Анжелика отвергла услуги семейного врача: от прописываемых средств — рвотного и кровопускания — больные отправлялись к праотцам еще быстрее. Она послала Легконогого к Большому Матье, который теперь обзавелся небольшой лавочкой у Гревской площади. Изготовленные им порошки мгновенно сбивали жар. Сама Анжелика, помнившая с детства кое-какие рецепты колдуньи Мелюзины, поила ребенка травяными настоями и компотами из протертой с сахаром малины. Благодаря неусыпной заботе через каких-то пару дней ребенку стало лучше: однажды, когда Анжелика вернулась с воскресной проповеди, счастливая Барба доложила, что маленький господин съел целиком весь свой завтрак. На радостях Анжелика распорядилась сделать щедрое пожертвование приходу Сен-Сюльпис, прихожанкой которого являлась с тех пор как поселилась в квартале Маре. За всеми этими заботами Анжелика ни разу не забывала о муже: в тюрьме соблюдался карантин, но она ухитрялась передавать пузырьки со снадобьями и подробную инструкцию для Ла Виолетта. Каков бы ни был этот рыжий громила, но на него всегда можно было положиться. Оставаясь в Париже, Анжелика перестала бывать при дворе, прибывающим с некоторых пор в Сен-Жермене. Пока в городе свирепствовала эпидемия, двор жил по привычному расписанию, несмотря на то, что толпа в вестибюле королевских покоев заметно поредела. Отменили только большие приемы, дававшиеся три-четыре раза в неделю. И вот, когда архиепископ Парижский объявил, что Господь смилостивился над Францией и болезнь пошла на спад, и по этому случаю был объявлен бал с фейерверком, двор облетела тревожная новость — Дофин болен. Господин де Монтозье, гувернер наследника, принес королю дурную весть после Большого выхода: утро прошло как всегда: подали завтрак, затем явились учителя. Дофин был разве только чуть более апатичный, чем обычно, и мучился жаждой, но Монтозье списал это на жару. Далее события развивались стремительно: к полудню мальчик был уже на грани беспамятства. Кулуары дворца наполнились тревожным гулом. В этом плотном, вялом подростке было сосредоточено будущее королевского Дома. Он был единственным ребенком короля и королевы, пережившим младенчество, не считая чахлой девочки, которую Ее величество произвела на свет в позапрошлом году. Узнав о болезни сына, Мария-Тереза немедленно отправилась в дворцовую часовню и провела весь день коленопреклоненная перед распятием. Новость достигла отеля де Бельер как раз в том момент, когда Анжелика запечатывала послание для аббата де Ледигьера. Поднявшись из-за бюро, маркиза посмотрела на письмо, нервно постукивая пальцами по столешнице. Дофин болен, а Флоримон находится при дворе! Анжелика строго-настрого велела аббату не покидать Сен-Жермена, не возвращаться в отравленный смертельными миазмами Париж. И вот теперь, как только Шарль-Анри начал поправляться, опасность грозит Флоримону. Не решаясь пока что оставлять младшего ребенка, она поддерживала ежедневную связь с наставником сына. Де Ледигьер сообщил, что мальчик уже порывается навестить наследника, в те часы, когда он свободен от своих обязанностей виночерпия. Господин Монтозье не пускает его в покои, где лежит больной, опасаясь, как бы излишнее возбуждение не усугубило ситуацию. Но это ничуть не останавливает господина Флоримона: он уговорил комнатного лакея держать дверь приоткрытой, чтобы переговариваться с Дофином, не входя в комнату. Аббат де Ледигьер пытался вразумить воспитанника, но тот упрямо стоит на своем: его визиты развлекают Монсеньора, изнемогающего от назойливого внимания докторов, пичкающих его рвотным. Наконец, пришло время оставить выздоравливающего Шарля-Анри на верную Барбу и вернуться к своим обязанностям при дворе. Первым делом Анжелика отправилась засвидетельствовать почтение Ее Величеству. В покоях королевы было душно — камин топился, несмотря на жару за окном. Баркароль колотил палкой по задернутым портьерам, пытаясь согнать вниз маленькую обезьянку, уцепившуюся лапками за карниз. «Дзинь-дзинь» - звенели колокольчики на колпаке карлика. Пыль, столбом стоявшая в воздухе, тут же набивалась в рот и в нос. Королевские дамы, сидевшие кружком возле своей повелительницы, зачихали и закашляли, прикладывая ко рту батистовые платочки. Королева, которую пажи обмахивали опахалами, подняла взгляд от карт, и бросила своему любимцу несколько слов по-испански. Баркароль, состроив потешную гримасу, начал кланяться, отставив свою коротенькую ножку, в подражание придворным шаркунам. Дамы покатились со смеху, а королева, наконец, обратила внимание на вошедшую маркизу. Анжелика сделала Ее Величеству почтительный реверанс. Королева собиралась что-то сказать, но в этот момент маленькая Мадам, восседавшая на бархатных подушках подле своей матери, громко захныкала, уронив погремушку. Мадам де Монтозье проворно подхватила малышку на руки, чтобы унести в детские покои. — Мадам дю Плесси, сыграйте с нами, — обратилась королева к Анжелике, указывая на освободившееся место. Королева играла увлеченно, но очень бестолково, вследствие чего постоянно проигрывала. Королю оставалось лишь терпеливо оплачивать астрономические долги супруги. Но разве можно было осуждать ее за этот единственный недостаток? Ведь она так редко напоминала о своем существовании, безропотно уступая свое место рядом с ним красавицам-фавориткам. Увы, карты, карлики и обезьяны составляли единственную радость бедной испанки. Анжелике удалось увидеть сына только во время королевской трапезы. Острый материнский глаз угадывал изменения, происходившие в мальчике: он вытянулся, стал шире в плечах — из ребенка он начинает превращаться в юношу-подростка. Только уж слишком худощав — щеки впалые, шейка с проступившим кадыком, тоненькая, как у птенца. Он, как и другие пажи, ел на скорую руку и когда придется, вечно недоедал и недосыпал. Она тоже изменилась за последнее время: настенные зеркала в золоченых рамах отражали силуэт тонкой, как стебелек девушки — пожалуй, теперь она снова смогла бы легко пройти по карнизу к башенке-машикулю в Плесси. Новый фасон платья, введенный в моду мадам де Монтеспан, скрывал изменения в талии. Анжелика таяла на глазах: чтобы надеть сегодня платье из лимонного атласа, сшитое для нее заранее, ей пришлось вызывать белошвейку — ушивать лиф. Во время обеда король прибывал в отличном расположении духа. Он предложил Месье, согласно этикету выполнявшему функции метрдотеля, разделить с ним трапезу. Герцогу Орлеанскому тут же поставили прибор, подвинули стул. Король наблюдал за дефиле офицеров королевского рта, державших в руках позолоченные подносы с закусками, подававшимися по мере приготовления. Кивком головы монарх указывал на блюдо, которое желал отведать. Придворные, стоя за балюстрадой, провожали взглядом каждый кусок, который король отправлял в рот. Будет о чем написать родственникам, не имевшим счастья находиться при дворе. После королевского обеда, Анжелика отправилась разыскивать Флоримона. Вечерами, когда тоска накатывала особенно сильно, она вспоминала его в возрасте Шарля-Анри: вот он ковыляет, старательно переставляя пухленькие ножки, путаясь в подоле детского платьица, черные кудряшки топорщатся в разные стороны, как их не приглаживай. Иногда такие мгновения отпечатываются в памяти, вплоть до мельчайших подробностей. Жаль, что эти волшебные мгновения никогда больше не повторятся! Прошлого не вернуть — ее мальчик вырос. Он больше не нуждается в матери. Под сердцем снова шевельнулся ребенок, и Анжелика с болью подумала — детство этого малыша тоже пройдет вдали от нее. Когда он сделает первый шаг или скажет первое слово, она будет при дворе, смотреть, как обедает король! Анжелика давно заметила: никакие потрясения — ни войны, ни стихии, ни эпидемии — не мешают Двору жить в обычном режиме, а придворным — развлекаться. Знойным майским полднем прохладная вода и тень ракитовых зарослей манила к себе молодых людей. Шумными ватагами, с мимами и музыкантами, они отправлялись на реку, купаться или плавать на гондолах. Чересчур смелые руки касались ее запястий, губы шептали на ухо комплименты, веселые голоса звали на прогулку. Анжелика отрицательно качала головой в ответ на приглашения. Участие в публичных развлечениях казалось ей предательством по отношению к Филиппу. Разве можно кружиться в сумасшедшем вихре придворной жизни, когда обессиленный болезнью муж томится в крепости? У стеклянных дверей, ведущих в парк, Анжелика заметила господина Дюшеса, королевского метрдотеля, и подошла к нему, чтобы разузнать о Флоримоне. Месье Дюшес развел руками. Он и сам желал знать, куда подевался маленький паж: он хотел дать ему поручение к мессиру де Клерману, но по окончанию королевской трапезы мальчик успел улизнуть. Госпожа де Сожак рассказала, что мальчик помог достать с консоли кошку, но потом куда-то убежал. Он побывал то там, то здесь, но когда Анжелика спешила туда, где Флоримона видели в последний раз, его уже и след простыл. Когда Анжелике вконец надоело бегать по всему замку, она вдруг вспомнила рассказ аббата де Ледигьера. Она вернулась на половину королевы, к покоям, которые занимал Дофин. Флоримона не было. От долгого пребывания на ногах у Анжелики ломило поясницу, она решила подождать сына в вестибюле, устроившись на канапе возле дверей. Коротая время, она отстегнула висевшее на поясе зеркальце и принялась изучать свое отражение. Боже, как она похудела! Кожа да кости, и это буквально за месяц. Щеки впали, исчезли даже ямочки на щеках, обозначив твердый треугольник скул и острый подбородок. Вокруг глаз залегла тень, отчего они стали казаться огромными: их яркая зелень контрастировала с бледностью лица. Но вместе с тем нельзя было сказать, что она подурнела, наоборот; над женщиной, смотревшей на нее из зеркала, будто приоткрылась таинственная завеса вечности. Ее возраст почти невозможно было определить: кожа, слава богу, все еще была гладкой и упругой, зато исчезла пухлость, придающая лицу аристократическую холеность и довольство. Анжелика пришла к выводу, что она похожа на голодную кошку, какой была во времена Двора Чудес. Только взгляд изменился — стал старше, мудрее, да в темном золоте волос прибавилось седых прядей. Захлопнув серебряную крышечку, Анжелика вернула зеркальце обратно на пояс. Устало прикрыв глаза, она откинулась на бархатную спинку канапе. Мысли, перетекая в образы, лениво плавали в голове, Анжелика чувствовала, как погружается в дремоту. Хлопнула дверь, заставив ее открыть глаза и резко выпрямиться. Анжелика увидела на пороге госпожу де Монтозье с маленькой Мадам на руках. Ребенок громко всхлипывал и выворачивался из рук гувернантки. — Все в порядке, Жюли? — Анжелика вскочила на ноги и поспешила перехватить маленькую принцессу, чьи всхлипывания начали переходить в плач, у мадам де Монтозье. — Все летит кувырком! О! Благодарю вас, мой ангел, — облегченно выдохнула герцогиня. — Только подумать! Ну где же эта ненормальная нянька! — мадам де Монтозье приложила пальцы к вискам, слегка массируя их. Обязанности, возложенные на нее королевой, были тяжелы для ее преклонных лет. — Мадам все время должна находиться на руках. Она рыдает вот уже два часа. Я так испугалась, что она больна. Эта ужасная зараза может ее доконать. Но месье Валло сказал: у нее всего лишь режутся зубки. Вам не кажется странным, что она еще не ходит? Я уже забыла, какими должны быть дети в ее возрасте. Анжелика взглянула на маленькую принцессу, притихшую у нее на руках. Она поймала себя на мысли, что у девочки такой же робкий затравленный взгляд, как у одной из обезьянок ее матери. Чахлый огонек жизни едва теплился у нее в глазах. Увы, похоже, и этому королевскому отпрыску предстоит вскоре присоединиться к сестрам в усыпальнице Сен-Дени. Анжелика как будто въяве увидела, как над безжизненным тельцем опускается крышка гроба, и инстинктивным материнским жестом прижала ребенка к груди. — Ах, смотрите! Она засыпает, — радостно воскликнула госпожа де Монтозье и тут же, спохватившись, прижала пальцы к губам. — Вы успокоили ее, будто добрая фея из сказки, дорогая. А я уж было хотела накапать ей маковой настойки. Прошу вас, побудьте с ней несколько минут, пока я отлучусь ненадолго. — Конечно, мадам, — заверила ее Анжелика, Мадам де Монтозье скрылась в дверях, а Анжелика вернулась на канапе. Она склонилась над ребенком, мерно покачивая его и мурлыкая под нос «Зеленую мельницу». Анжелика вспоминала своего малыша, который, к счастью, выздоравливал, и размышляла о возвращении в Париж. Снова хлопнула дверь. «Она уснула», — прошептала Анжелика, не поднимая головы, решив, что вернулась госпожа де Монтозье. — Прелестное дитя, не правда ли, мадам? — раздался сверху тихий голос, в котором слышался оттенок грусти. Анжелика вздрогнула всем телом и подняла глаза, встретившись взглядом с королем. — Сир, я не думала что это вы, — пробормотала она, и сделала движение, чтобы подняться, но король жестом остановил ее. — Не вставайте, мадам. Признаюсь, я залюбовался — вы с ребенком составляете очаровательную композицию. В ответ Анжелика слегка улыбнулась и потупила взор. — Мадам дю Плесси-Бельер, — задумчиво протянул король, приложив палец к подбородку. — Мы давно не имели чести видеть вас при Дворе. — Я польщена, сир, что вы обратили внимание на мою скромную персону… — Вернее, на ее отсутствие, — веско вставил король. Бросив на Людовика быстрый взгляд, Анжелика заметила улыбку на его губах. Она тоже позволила себе улыбнуться и смелее продолжила: — Мой младший сын был болен. Материнское чувство не позволило мне оставить мое дитя. — Вот как? — переспросил король, слегка нахмурив лоб. — Хм, нам ничего об этом не сообщили. И как чувствует себя наш крестник? — Слава богу, все позади, сир, — Ответила Анжелика и, вспомнив о том, что привело сюда короля, задала встречный вопрос: — А Его высочество, Монсеньор, он вне опасности? — Доктора считают, что опасность миновала, — коротко ответил король, не отрывая взгляда от порозовевшего лица молодой женщины. — Среди многих обязанностей, одна из главных, наложенных на нас самим Господом — обязанность родителя. Я не стану упрекать вас за желание остаться с сыном. Но вы должны были дать знать об этом, чтобы мы… не волновались за вас, — закончил король менее суровым голосом. В этот момент вошла мадам де Монтозье в сопровождение двух нянек. Вся троица застыла, увидев короля и, будто по команде присела, в низком поклоне. Король, обернувшись на звук, важно кивнул и приложил палец к губам. Мадам де Монтозье молча забрала у Анжелики спящую девочку. Малышка тихо всхлипнула во сне, когда ее светленькая головка легла на согнутый локоть гувернантки. Еще мгновение Анжелика чувствовала ее тепло, и ей стало жаль расставаться с ребенком. Она проводила взглядом мадам де Монтозье, бесшумно скрывшуюся за дверью и снова обернулась к королю. Теперь Анжелика осталась с ним лицом к лицу. Сердце забилось быстрее. Вот тот момент, которого она подсознательно ждала. После всех несчастий судьба вернула ей свое расположение. Если она не воспользуется шансом сейчас, другого может и не представиться. — Сир, здоровье сына не единственное, что в последнее время волновало меня. Участь моего мужа… — теперь, когда роковые слова были сказаны, отступать было некуда. Набрав в грудь побольше воздуха, Анжелика нырнула в омут: — Он тоже заболел: господин де Безмо сообщил мне… он до сих пор очень слаб, ему нужен хороший уход, но Бастилия, сир, Бастилия… — воскликнула она и осеклась — название проклятой тюрьмы снова встало между ними. Корсет душил, немилосердно впиваясь в ребра, а в ушах начало шуметь. Слова то теснились в голове, то разлетались, как осенние листья на ветру. Анжелика испугалась, что не сумеет в таком состоянии сформулировать свою просьбу. Король, вероятно заметивший ее мучения, остановил ее примирительным жестом: — Я ожидал, что вы снова попросите об аудиенции или попробуете передать прошение через месье Кольбера. И был немало удивлен: с каких пор мадам дю Плесси изменила своим привычкам? — Вы смеетесь надо мной, сир! — с горечью воскликнула Анжелика. — Отнюдь нет, мадам. Я пытаюсь понять вашу тактику. — Я думала, вы не пожелаете говорить со мной, — честно сказала Анжелика. Король заложил руки за спину и сделал два шага в сторону, потом развернулся и раздраженно бросил: — Позвольте королю самому судить о своих желаниях, мадам! Анжелика закусила губу. После продолжительной паузы она снова осмелилась взглянуть на монарха. — Вы освободите моего мужа, сир? — робко спросила Анжелика, с надеждой заглядывая в глаза королю. Она даже не пыталась пустить в ход главное женское оружие — обольщение, увлечь искусной игрой слов, не зная, что это произвело на Людовика куда большее впечатление чем любые попытки флиртовать. Молчание Его Величества можно было трактовать по-разному, но Анжелика почувствовала близкую победу. И в решающий момент снова открылась проклятая дверь! Анжелика метнула яростный взгляд на вошедшего, которым на этот раз оказался Флоримон. Увидев мать и короля, мальчишка не растерялся. Он трижды поклонился, подметая паркет перьями берета. — Ваше Величество, я пришел навестить Монсеньора Дофина, могу ли я увидеть его? — звонко отчеканил он. Король одарил мальчика благосклонным взглядом. — Если доктора сочтут, что Дофину уже можно общаться с приятелями. И господин Монтозье не будет против, — с улыбкой ответил Людовик. — Господин Монтозье будет против, — насупился Флоримон. — Он считает, что Его Высочеству вредно волноваться. Но Монсеньор сказал, что после моих визитов ему становится лучше. Он пожелал видеть меня после обеда. — Вот как! Значит, невзирая на запрет, вы каким-то образом умудрились связаться с Дофином? Этот твердый, внушительный голос, повергавший в трепет иностранных послов и принцев крови, ничуть не испугал маленького пажа. Не опуская глаз, маленький хитрец напустил на себя простодушный вид и выложил уже известную Анжелике историю с посредничеством комнатного лакея. — Сегодня я хотел показать Монсеньору карточные фокусы, — добавил Флоримон, с невинным видом доставая из кармана колоду карт. Анжелика мысленно простилась со всеми надеждами — момент был упущен. Флоримон со своими глупостями вызовет раздражение короля. Она почувствовала опустошающее безразличие. Сейчас она хотела лишь поскорее оказаться в спасительном полумраке экипажа, несущего ее в Париж. Король, благосклонно внимавший Флоримону, после минутной паузы, произнес: — Ну что же, я даю вам свое разрешение. Если господин де Монтозье будет против, сошлитесь на мой приказ. С утра нам доложили, что Дофину значительно лучше. Пожалуй, общество друга пойдет ему только на пользу. Лицо Флоримона просияло от радости и гордости. Он горячо поблагодарил короля, отвесил еще один изящный поклон и поспешил через залу к дверям спальни Дофина. Анжелика услышала за спиной быстрый стук каблучков по паркету. Вопреки ее опасениям, король не спешил отпускать ее. Анжелике показалось, что он забавляется этим разговором, и готовит какую-то особенную развязку. — Ваш сын гораздо смелее своей матери, мадам, — заметил король. — Опасное безрассудство юности, сир. — Ха! Помните, я однажды сказал, что ваш сын не похож на вас? С тех пор я успел к нему приглядеться. И понял, что ошибся. Теперь глядя на мальчика, я бы не смог ошибиться — это может быть лишь ваш сын, мадам! У него преданное сердце. Анжелика молчала, не зная, как расценивать его слова в сложившейся ситуации. Значит ли это, что король вернул ей свое расположение и исполнит ее просьбу? Зная его макиавеллиевскую хитрость, она остерегалась делать преждевременные выводы. — Я не стану томить вас ожиданием. Прежде чем сообщить свою волю, я хочу рассказать одну историю, — не спешно продолжил король, не сводя с нее испытующего взгляда. — Когда мне было пятнадцать лет, меня сразила тяжелая болезнь. Был момент, когда доктора сочли мой случай безнадежным. Все те, кто еще вчера клялся мне в верности, покинули меня на произвол судьбы. Все, кроме моей матери-королевы и кардинала, бросились искать милости у моего брата. Даже комнатные слуги побоялись оставаться в одной комнате со мной — в их глазах я был уже покойником. Королева лично заняла при мне место сиделки. Она, вопреки настояниям докторов, отворила окно, зная, как приятен мне свежий воздух. До сих пор помню, как на пороге забытья вдруг зазвучала музыка — мои любимые вещи из итальянских опер, исполненные под гитару. Когда я достаточно оправился, мне захотелось узнать, кто были те таинственные музыканты, не покинувшие умирающего повелителя. Должно быть, вы понимаете, к чему я веду, мадам? Это был жестокий, но полезный урок. Лишь трое преданных друзей остались до конца со своим королем, и один из них был господин дю Плесси, — король взял паузу и значительно посмотрел на Анжелику. — Тем не менее, господин дю Плесси нарушил закон, мадам, и только случай освободил его от более тяжкого преступления. Да будет вам известно, что маркиз д,Эврар погиб от рук мародеров, следуя к месту своего изгнания. Анжелика опустила голову, готовая выслушать приговор. — Вы получите назад своего несносного супруга, Безделица, — изрек король, глядя на собеседницу сверху вниз. Анжелика кивнула, сглатывая тугой ком. Усталость последних дней, сильнейшее волнение, тяжелая беременность, подточившая ее здоровье, в конце концов сказались на ее состоянии. Гул в ушах нарастал, а перед глазами бегали черные точки. Ноги каким-то чудом держали ее, но она их не чувствовала. Но слепившую дурноту пронизывала острая, обжигающая радость. Она победила! Достало бы сил не упасть без чувств, пока она не выйдет из комнаты. Из последних сил борясь с беспамятством, Анжелика увидела, как меняется лицо короля. — Да что с вами? Неужели римляне были правы, утверждая, что радость бывает смертоносна? Будто в подтверждение этой гипотезы прозрачно-зеленые глаза маркизы широко раскрылись и застыли, улыбка на миг блеснула на губах, и прежде чем король успел понять, что случилось, Анжелика осела к его ногам. Птицей сорвавшись с берега, она устремилась в сверкающую высь, золотившую морскую гладь, туда, где лазоревый купол, сливается с зеленью волн… Так как все происходило на половине королевы, на крики Его Величества сбежались придворные дамы. Король, отвергнув помощь, лично донес и уложил маркизу на кровать в одной из зал. Он остался у ее изголовья, пока она не пришла в себя. Бледный и молчаливый, он стоял, скрытый за пологом, потупив взор. По комнате разнесся острый запах нюхательной соли. Уловив на ее лице первые признаки возвращающегося сознания — затрепетавшие веки, выдох, вырвавшийся из приоткрытых губ, король смущенно отступил, прячась в тень. Не оглядываясь и ни с кем не говоря, он быстро пошел прочь: как юноша, забыв о степенности, приличествующей его сану. В зале кордегардии, где его ждала личная охрана, король остановился. Перед глазами мелькали образы, от которых он не мог отделаться: она сползает к его ногам, ее головка безвольно откидывается назад: как срезанный бутон, с поразительно громким стуком ударяясь о пол… Наверное, прошло не больше мгновения, прежде чем он бросился к ней, но за это время он запомнил ее вплоть до мельчайших деталей. И потом, когда он поднимал ее на руки, то случайно коснувшись лицом ее макушки, он ощутил тонкий аромат ее волос... Взгляд скользил от длинной шеи с тонкими лиловыми венами, проступающими через кожу, к ямочке между ключиц, и ниже, туда, где виднелись скрытые в декольте соблазнительные полушария… Его ладони еще помнили тепло ее тела, а на атласном жюстокоре остался тонкий аромат вербены. Король почувствовал необоримое желание вернуться, прижаться губами к ее губам, слиться с ней плотью к плоти, прильнуть телом к телу. Жажда обладать ею была невероятно сильна — по всему телу прошлось быстрое покалывание. Чтобы избавиться от наваждения, король сделал несколько глубоких вдохов и мысленно досчитал до пяти. Наконец, справившись с собой, он обернулся к застывшему в ожидание гвардейцу и отдал приказ: сейчас он должен вернуться к себе, чтобы переодеться, а после отправиться в покои мадам де Монтеспан.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.